|
Читайте также: |
Ее ответ последовал очень быстро: «Я не вижу. Они не позволяют». Я понял, что она имела в виду Учителей..
«Они сейчас рядом с вами?»
«Да».
«Они беседуют с вами?»
«Нет. Они за всем наблюдают». Поэтому, находясь под наблюдением, она не могла заглянуть в будущее. Возможно, лично мы ничего не получили бы от этого просмотра. Возможно, подобное «путешествие» привело бы Катерину в чрезмерное беспокойство. Возможно, мы еще не были готовы переварить эту информацию. И я не принуждал ее.
«Дух, который раньше находился рядом с вами, Гидеон...»
«Да».
«Что ему нужно? Почему он рядом? Вы знаете его?»
«Нет, не думаю».
«Но он защищает вас от опасности?»
«Да».
«Учителя...»
«Я не вижу их».
«Иногда у них есть послания для меня, послания, которые помогают и вам, и мне. Доступны ли вам эти послания, далее когда они не говорят? Они вкладывают мысли в ваш ум?»
«Да».
«Они наблюдают за тем, насколько далеко вы можете отправиться и что вы можете помнить?»
«Да».
«Значит, у этой интерпретации жизней имеется цель...»
«Да».
«...для вас и для меня... чтобы научить нас. Избавить нас от страха».
«Есть много способов общения. Они выбирают разные... чтобы показать, что они действительно существуют». Слышала ли Катерина их голоса, визуализировала ли череду образов прошлого при помощи психических средств, или получала мысли и идеи через свой ум, задача была одна: показать, что они действительно существуют, помочь нам, поддержать нас на нашем пути, обеспечивая нас откровениями и знанием, помочь нам стать богоподобными посредством приобретаемой мудрости.
«Вы знаете, почему они выбрали вас...»
«Нет».
«... в качестве «канала связи»?»
Это был очень деликатный вопрос, так как в бодрствующем состоянии Катерина не могла даже слышать эти записи. «Нет», — тихо прошептала она.
«Это пугает вас?»
«Иногда».
«А иногда нет?»
«Да».
«Это обнадеживает, — добавил я. — Мы теперь знаем, что мы вечны, то есть мы избавились от страха смерти».
«Да», — согласилась она. Затем, помолчав, сказала: «Я должна научиться доверять, — она вернулась к главному уроку своей жизни.- Когда мне что-то говорят, я должна научиться верить этому... когда человек владеет знанием».
«Конечно, есть люди, которым нельзя доверять», — добавил я.
«Да, но я смущаюсь. И в отношении людей, которым, как мне известно, я должна доверять, я сопротивляюсь этому чувству. И я не хочу никому доверять». Она замолчала, а я опять восхитился ее прозрением.
«Последний раз мы говорили о вас, когда вы ребенком находились в саду с лошадьми. Вы помните? Свадьбу вашей сестры?»
«Немного».
«Можно ли еще что-то почерпнуть из того времени? Известно ли вам?»
«Да».
«Стоит ли вернуться сейчас и исследовать это?»
«Это сейчас не вернется. В жизни столько всего... так много знания можно почерпнуть... из каждой жизни. Да, мы должны исследовать, но это сейчас не вернется».
Поэтому я вновь обратился к ее беспокойным отношениям с отцом. «Ваши отношения с отцом — это другая область, одна из тех, которые оказали глубокое воздействие на вас в этой жизни».
«Да», — просто ответила она.
«Однако это, к тому же, еще одна область, которую нужно исследовать. Вы многому научились в этих взаимоотношениях. Сравните их с жизнью маленького мальчика на Украине, который потерял отца в раннем возрасте. Такой потери у вас не было в этой жизни. И хотя ваш отец здесь, все-таки определенных лишений там было меньше...»
«Было большее бремя, — заключила она. — Мысли... — добавила она, — мысли...»
«Что мысли?» — я чувствовал, что она пребывала в новой сфере.
«Об анестезии. Когда вам делают анестезию, разве вы можете слышать? Вы все же можете слышать!» — ответила она на свой собственный вопрос. Теперь, разволновавшись, она говорила быстрым шепотом: «Ваш ум хорошо сознает, что происходит. Они говорили о том, что я задыхаюсь, о том, что я могу задохнуться, когда мне делали операцию на горле».
Я вспомнил об операции на голосовых связках, которую сделали Катерине за несколько месяцев до ее первого визита ко мне. Она нервничала перед операцией, но еще больше ужаснулась, когда пробудилась в послеоперационной палате. У медперсонала ушло несколько часов на то, чтобы успокоить ее. Теперь прояснилось, что то, что хирурги говорили во время операции, пока она находилась под общим наркозом, повергло ее в ужас. Я тут же вспомнил медицинскую школу и ряд операций пациентам, находившимся под наркозом. Я вспомнил шутки, проклятия, аргументы и приступы гнева. Что слышали пациенты на подсознательном уровне? Сколько запечатлелось и повлияло на их мысли и эмоции страхов и беспокойств после пробуждения? Влияло ли позитивно и негативно на послеоперационный курс восстановления замечания, произнесенные во время операции? Может, кто-то из пациентов умер из-за негативных ожиданий, которые он уловил во время операции? Может, чувствуя безнадежность, некоторые просто сдавались?
«Вы помните, о чем они говорили?», — спросил я.
«Что они должны вставить трубку. Когда они вынут трубку, мое горло может опухнуть. Они не знали, что я могу все это слышать».
«Но вы слышали».
«Да. Поэтому у меня возникли все эти проблемы». После сегодняшнего сеанса у Катерины исчез страх подавиться или задохнуться. Вот так просто. «Все беспокойство... — продолжила она, — я думала, что я задохнусь».
«Вы чувствуете себя свободной?» — спросил я.
«Да. Можно изменить то, что они делали».
«Могу ли я?»
«Да. Конечно... Им следует внимательно следить за своими словами. Я теперь помню. Они поместили трубку мне в горло. И потом я не могла ничего рассказать им».
«Теперь вы можете... Вы действительно слышали их».
«Да, я слышала их разговор...» Она помолчала одну-две минуты и затем стала осматриваться. По-видимому, она к чему-то прислушивалась.
«Похоже, вы слушаете послания. Вы знаете, откуда исходят послания?» - Я надеялся, что появятся Учителя.
«Кто-то заговорил со мной», — загадочно ответила она.
«Кто-то с вами заговорил?»
«Но они ушли». Я попытался вернуть их.
«Не сможете ли вы вернуть духов, передававших нам послание... чтобы помочь нам разобраться».
«Они приходят, лишь когда сами хотят, а не когда я решаю», — ответила она твердо.
«Вы не можете этим управлять?»
«Нет».
«Хорошо, — согласился я, — но послание об анестезии было очень важно для вас. В ней была причина вашей боязни задохнуться».
«Это было важно для вас, а не для меня», — возразила она. Ее слова завертелись у меня в голове. Она должна была исцелиться от страха, но, тем не менее, это откровение было более важно для меня, чем для нее. Я был тем, кто осуществлял это исцеление. Ее простой ответ содержал в себе много смысловых пластов. Я чувствовал, что, если я правильно пойму эти пласты, эти резонирующие октавы значений, я совершу значительный скачок в понимании человеческих взаимоотношений. Возможно, помощь была более важна, чем исцеление.
«Для меня, чтобы помочь вам?» — спросил я.
«Да. Вы можете нейтрализовать то, что они сделали. Вы нейтрализовали то, что они сделали...» Она отдыхала. Мы оба получили большой урок.
Вскоре после того, как моей дочери Эмми исполнилось три года, она подбежала ко мне и обхватила за ноги. Подняв голову, она сказала: «Папочка, я люблю тебя сорок тысяч лет». Я посмотрел вниз, в ее крошечное личико, и почувствовал себя очень, невероятно счастливым.
ГЛАВА 11
Как-то ночыо, несколько дней спустя, меня что-то резко вывело из состояния глубокого сна. Моментально встрепенувшись, я вдруг увидел лицо Катерины, которое было в несколько раз больше натуральных размеров. Она выглядела расстроенной, и, казалось, нуждалась в моей помощи. Я посмотрел на часы — было 3:36 ночи. Было тихо, не было слышно никаких звуков, которые могли бы разбудить меня. Кэрол мирно спала рядом со мной. Я повернулся на другой бок и уснул.
Этой же ночью, около 3:30, Катерина проснулась в ужасе от кошмарного сна. Она была вся в холодном поту, сердце бешено колотилось в груди. Она решила помедитировать, чтобы расслабиться, визуализируя, как я погружаю ее в гипноз в офисе. Она представила мое лицо, услышала мой голос и постепенно заснула.
У Катерины неуклонно развивались экстрасенсорные способности, и у меня тоже. Я мог слышать, как мои старые профессора психиатрии говорили о взаимном перенесении психологических реакций в терапевтических взаимоотношениях. Перенесение — это проекция пациентом чувств, мыслей и желаний на терапевта, который представляет кого-то из прошлого пациента. Обратное перенесение — это, наоборот, перенесение бессознательных эмоциональных реакций на пациента. Но этот обмен в 3:30 ночи был иным. Это была телепатическая связь, установившаяся помимо обычных каналов. Этот канал был каким-то образом открыт гипнозом. Или, может, не обошлось здесь без наблюдателей, группы разнообразных духов — Учителей, хранителей и других, которые и были ответственны за этот новый волновой канал? Я бы не удивился.
На следующем сеансе Катерина быстро погрузилась в состояние глубокого гипноза. Она сразу же насторожилась: «Я вижу большую тучу... она напугала меня. Это было здесь». Ее дыхание участилось.
«Она все еще там?»
«Я не знаю. Она быстро приходит и уходит... нечто высоко на горе». Она оставалась настороженной, продолжая тяжело дышать. Я боялся, что она увидела бомбу. Могла ли она заглянуть в будущее?»
«Вы можете увидеть гору? Она похожа на бомбу?»
«Я не знаю».
«Почему она пугает вас?»
«Она появилась очень неожиданно. Она была там. Очень дымная... очень дымная. Большая. Далеко. Ой...»
«Вы в безопасности. Вы можете подойти поближе?»
«Я не хочу приближаться!» — резко отрезала она. Она редко проявляла подобное сопротивление.
«Почему вы так этого боитесь?» — снова спросил я.
«Я думаю, это какие-то химикаты. Трудно дышать, находясь рядом с этим». Она тяжело дышала.
«Это похоже на газ? Это выходит из самой горы... подобно извержению вулкана?»
«Я думаю, да. Как большой гриб. Именно на него и похоже... белое».
«Но это не бомба? Это не атомная бомба или нечто подобное?» Она промолчала и затем продолжила.
«Это вул... что-то вроде вулкана. Я думаю. Очень страшно. Трудно дышать. В воздухе стоит пыль. Я не хочу оставаться здесь». Постепенно ее дыхание нормализовалось. Она оставила пугающую сцену.
«Теперь легче дышать?»
«Да».
«Хорошо. Что вы видите сейчас?»
«Ничего... Я вижу ожерелье, ожерелье у кого- то на шее. Оно синее... оно серебряное со свисающим синим камнем, и еще — более маленькие камешки».
«Имеется что-нибудь на этом синем камне?»
«Нет, он прозрачный. Можно видеть сквозь него. Дама черноволосая, в синей шляпе... с большим пером, одета в вельветовое платье».
«Вы знаете эту даму?»
«Нет».
«Вы рядом с этой дамой, или вы и есть эта дама?»
«Я не знаю».
«Но вы видите ее?»
«Да. Это не я».
«Сколько ей лет?»
«За сорок. Но выглядит она старше».
«Она делает что-нибудь?»
«Нет, она просто стоит у стола. На столе флакон с духами. Он белый с зелеными цветами. Там еще щетка и расческа — с серебристыми ручками». Меня поразила детальность ее описания.
«Это ее комната или магазин?»
«Это ее комната. Здесь же кровать... с четырьмя столбиками по углам. Коричневая кровать. На столе стоит кувшин».
«Кувшин?»
«Да. В комнате нет картин. Здесь странные темные шторы».
«Там есть еще кто-нибудь?»
«Нет».
«Какое отношение к вам имеет эта дама?»
«Я служу ей». И снова она была служанкой.
«Вы с ней уже давно?»
«Нет... несколько месяцев».
«Вам нравится это ожерелье?»
«Да, очень изящное».
«Вы когда-нибудь надевали это ожерелье?»
«Нет». Ее короткие ответы требовали моего активного подхода, чтобы докопаться до необходимой информации. Она напомнила мне моего сына в предподростковом возрасте.
«Сколько вам сейчас лет?»
«Может, тринадцать или четырнадцать...» Примерно, такого же возраста.
«Почему вы оставили свою семью?» — спросил я.
«Я не оставила их, — поправила она меня. — Я просто здесь работаю».
«Понимаю. Вы уходите домой, к родителям после работы?»
«Да». Ее ответы давали не очень большую возможность для исследования.
«Они живут недалеко?»
«Достаточно близко... Мы очень бедны. Нам необходимо работать... служить».
«Вам известно имя дамы?»
«Белинда».
«Она хорошо к вам относится?»
«Да».
«Хорошо. Вы тяжело работаете?»
«Не очень утомительно». Расспрашивать подростков всегда было непростым делом, далее в прошлых жизнях. Хорошо, что у меня был большой опыт.
«Ладно. Вы все еще видите ее?»
«Нет».
«Где вы сейчас находитесь?»
«В другой комнате. Там стоит стол, покрытый черной скатертью с бахромой по краю. Пахнет травами... сильными духами».
«Все это принадлежит вашей хозяйке? У нее много духов?»
«Нет, это другая комната. Я в другой комнате».
«Чья это комната?»
«Она принадлежит одной темной даме».
«Как темной? Вы можете ее увидеть?»
«У нее много головных уборов, — прошептала Катерина, — много шалей. Она старая и сморщенная».
«Какие у вас с ней отношения?»
«Я просто пришла к ней».
«Для чего?»
«Она может раскладывать карты». Интуитивно я понял, что она пришла к предсказательнице, к одной и тех, кто, возможно, раскладывает карты Таро. Как ирония судьбы. Катерина и я были задействованы в невероятном психическом приключении, прокручивая жизни и далее пространства за их пределами, и при этом, возможно, две сотни лет назад она посещала ведунью, чтобы узнать о своем будущем. Я знал, что Катерина никогда не посещала гадалок и предсказателей в своей нынешней жизни, и ей ничего не было известно о картах Таро или предсказаниях; все это пугало ее.
«Она читает судьбу?» — спросил я.
«Она видит».
«У вас есть к ней вопрос? Что вы хотите увидеть? Что вы хотите узнать?»
«Об одном мужчине... за которого я могла выйти замуж».
«Что она сказала, разложив карты?»
«Карта... с какими-то шестами. Шесты и цветы... шесты, копья или какие-то линии. Есть и другая карта с чашей... Я вижу карту с мужчиной или мальчиком, который держит щит. Она говорит, что я выйду замуж, но не за этого мужчину... Я больше ничего не вижу».
«Вы видите эту даму?»
«Я вижу монеты».
«Вы все еще с ней, или это другое место?»
«Я с ней».
«Как выглядят монеты?»
«Они золотые. Края не гладкие. Монеты квадратные. На одной стороне — корона».
«Посмотрите, не выбит ли на них год. Иногда его можно прочитать... в буквенной надписи».
«Какие-то иноземные цифры, — ответила она. — X и I».
«Вы знаете, что это за год?»
«Семнадцать... что-то. Я не знаю, когда это». Она опять замолчала.
«Почему эта предсказательница важна для вас?»
«Я не знаю...»
«Сбылось ли ее предсказание?»
«Она ушла, — прошептала Катерина. — Это прошло. Я не знаю».
«Вы видите что-нибудь сейчас?»
«Нет».
«Нет?» Я был удивлен. Где же она была? «Вы знаете свое имя в этой жизни?» — спросил я, надеясь поймать нить жизни, которая имела место несколько сот лет назад.
«Я ушла оттуда». Она покинула эту жизнь и отдыхала. Теперь она могла это делать самостоятельно. Ей не надо было для этого переживать свою смерть. Мы ждали несколько минут. Ничего впечатляющего не было в той жизни. Она запомнила лишь несколько важных моментов и интересное посещение гадалки.
«Вы что-нибудь видите сейчас?» — снова спросил я.
«Нет», — прошептала она.
«Вы отдыхаете?»
«Да... разноцветные драгоценности...»
«Драгоценности?»
«Да. На самом деле это огни, но они выглядят, как драгоценные камни...»
«Что еще?» — спросил я.
«Я просто...» — она замолчала и затем заговорила громким и твердым шепотом: «Вокруг летает много слов и мыслей... О сосуществовании и гармонии... о равновесии вещей». Я понял, что рядом были Учителя.
«Да, — подхватил я. — Я хочу знать об этих вещах. Вы можете рассказать мне?»
«В данный момент это просто слова», — ответила она.
«Сосуществование и гармония», — напомнил я ей. Когда она ответила, я понял, что это был голос Учителя-поэта. Меня взволновало его повторное появление.
«Да, — ответил он. — Все должно быть уравновешено. Природа сбалансирована. Звери живут в гармонии. Люди никак не могут научиться этому. Они продолжают уничтожать друг друга. У них нет гармонии, никакого плана действий. В природе все по-другому. Природа сбалансирована. Природа — это энергия и жизнь... и восстановление. А люди лишь разрушают. Они разрушают природу. Они уничтожают других людей. Они в конечном итоге уничтожат себя».
Это было зловещим предсказанием. Живя в мире, постоянно пребывающем в хаосе и беспорядке, я надеялся, что это произойдет не скоро. «Когда это случится?» — спросил я.
«Это случится раньше, чем они думают. Природа выживет. Растения выживут. Но мы не выживем».
«Можем ли мы как-то предотвратить это разрушение?»
«Нет. Все должно быть сбалансировано...»
«Произойдет ли это разрушение в течение нашей жизни? Можем ли мы предотвратить это?»
«Это не случится в нашей жизни. Мы будем на другом плане, в другом измерении, когда это произойдет, но мы увидим это».
«Есть ли другой способ проучить человечество?» — я продолжал искать выход, какую-нибудь возможность смягчения проблемы.
«Это будет сделано на другом уровне. Нас это научит».
Я поймал светлую сторону проблемы: «Ну, тогда наши души прогрессируют в других местах».
«Да. Когда мы узнаем об этом, нас уже не будет здесь. Мы увидим это».
Эдвард ушел, и Катерина замолчала. Ее лицо было спокойным, а она сама погрузилась в безмятежное состояние. Она обладала таким изумительным даром: способностью видеть то, что существует за пределами жизни и смерти, беседовать с «богами» и получать от них знание и мудрость. Мы вкушали плоды с Древа Знания, которые больше не были запрещены. Хотелось бы знать, сколько еще «яблок» осталось.
Мать Кэрол, Минетта, умирала от рака, который дал метастазы с груди в кости и печень. Процесс продолжался четыре года, и теперь уже не мог быть замедлен химиотерапией. Она была мужественной женщиной, которая стоически переносила боль и слабость. Однако болезнь прогрессировала, и я знал, что ее смерть была уже не за горами.
Одновременно продолжались сеансы с Катериной, и я делился опытом и откровениями с Минеттой. Меня слегка удивило, что она, практическая деловая женщина, с готовностью принимала это знание и хотела узнать еще больше. Я давал ей книги, и она с жадностью прочитывала их. Она организовала и прошла курс с Кэрол и со мной по Каббале, иудейским мистическим писаниям, которым много сотен лет. Реинкарнация и промежуточные планы — основополагающие догматы каббалистической литературы, однако большинство современных евреев не знает об этом. Дух Минетты укреплялся, в то время как тело ее разрушалось. Страх смерти у нее уменьшился. Она начала жить в предвкушении воссоединения со своим любимым мужем, Беном. Она верила в бессмертие своей души, и это помогало ей выносить боль. Она держалась за жизнь, ожидая рождение еще одного внука, первого ребенка ее дочери Донны. Она встретилась с Катериной в госпитале во время одного терапевтического курса, и они моментально сошлись. Искренность и честность Катерины помогли Минетте укрепить веру в существование жизни после жизни.
За неделю до смерти Минетта была госпитализирована в онкологическое отделение госпиталя. Кэрол и я могли проводить с ней время, беседуя о жизни и смерти и о том, что нас всех ждет после смерти. Женщина удивительного достоинства, она решила умереть в госпитале, где за ней могли ухаживать медсестры. Донна, ее муж и их шестинедельная дочь пришли к ней, поговорить и попрощаться. Мы все почти постоянно были рядом с ней. Около шести вечера, незадолго до того как Минетта умерла, Кэрол и я, придя домой из больницы, почувствовали сильную потребность вернуться, что мы и сделали. Следующие шесть или семь часов были наполнены безмятежностью и трансцендентальной духовной энергией. Хотя дыхание у Минетты было затруднено, она больше не чувствовала боли. Мы говорили о ее переходе в промежуточное состояние, о ярком свете и духовном присутствии. Она молча просмотрела свою жизнь и постаралась принять ее негативные фрагменты. Казалось, она знает, что не сможет уйти, пока этот процесс не завершится. Она находилась в ожидании очень особого момента, чтобы умереть: раннего утра. Она проявляла все больше нетерпения, ожидая наступления этого момента. Минетта была первым человеком, процесс умирания которого я контролировал таким образом. Она укрепилась духом, и наше горе было смягчено всем этим опытом.
Я выяснил, что моя способность исцелять пациентов значительно возросла не только относительно фобий и тревог, но и особенно относительно утешения, связанного со смертью, умиранием или горем. Интуитивно я знал, в чем была проблема и в каком направлении нужно проводить терапию. Я мог передавать чувство покоя и надежды. После смерти Минетты ко мне обращались за помощью и другие люди, умирающие или пережившие смерть близких. Многие не были готовы узнать о Катерине или литературе на тему жизни после смерти. Но, далее не передавая это специфическое знание, я чувствовал, что все же могу поделиться посланием. Тон голоса, явное понимание процесса и их страхов и чувств, взгляд, прикосновение, слово — все это могло сработать на определенном уровне и затронуть струнку надежды, забытой духовности, общечеловеческих знаний и далее больше. А для тех, кто был готов к большему, рекомендованные книги, чтения и рассказы об опыте Катерины и других были подобны потоку свежего воздуха, ворвавшемуся в открытое окно. Те, кто был готов, ожили и восстановились. А прозрение они обрели еще быстрее.
Я убежден, что психотерапевты должны открыть свой ум. Как необходима научно-исследовательская работа, чтобы точно зафиксировать опыт и переживания, связанные со смертью и умиранием, точно также требуется больше практической, экспериментальной работы в этой области. Психотерапевтам необходимо учитывать возможность жизни после смерти и включать это в свою работу с пациентами. Им нет надобности использовать гипнотическую регрессию, но их ум должен быть открытым, они должны делиться своим знанием с пациентами и не игнорировать их опыт и переживания.
В настоящее время люди травмированы возрастанием угрозы их жизни. Эпидемия СПИДа, угроза ядерного уничтожения, терроризм, болезни и многие другие катастрофы нависли над нами и терзают нас каждодневно. Многие подростки считают, что им не удастся пережить далее свое двадцатилетие. Эта невообразимая ситуация отражает колоссальные стрессы в нашем обществе.
На индивидуальном уровне послания Катерины подействовали на Минетту ободряюще. Ее дух укрепился, и она почувствовала надежду перед лицом большой физической боли и разрушения тела. Но послания предназначены для всех нас, а не только для умирающих. И для нас есть надежда. Нам нужно больше клиницистов и ученых, сообщающих о других «Катеринах», чтобы подтвердить и распространить эти послания. В них имеются ответы. Мы бессмертны. Мы всегда будем вместе.
ГЛАВА 12
С нашего первого гипнотического сеанса прошло три с половиной месяца. У Катерины не только полностью исчезли болезненные симптомы: помимо исцеления, у нее наблюдалось развитие некоторых качеств и способностей. Она просто светилась, окруженная энергией спокойствия. Люди тянулись к ней. Когда она завтракала в кафетерии нашего госпиталя, многие мужчины и женщины стремились присесть за ее столик. «Вы прекрасно выглядите. Я просто хотел вам это сказать», — обычно говорили они ей. Она, как рыбак, наматывала их на невидимую психическую «катушку». А ведь до этого на протяжении нескольких лет она питалась в этом кафе, совершенно не привлекая ничьего внимания.
Как обычно, она быстро погрузилась в глубокий гипнотический транс в моем едва освещенном кабинете. Ее светлые волосы разметались по декоративной подушке.
«Я вижу здание... Оно каменное. И наверху здания что-то вроде шпиля. Оно находится в гористой местности. Очень сыро... очень сыро снаружи. Я вижу повозку. Я вижу едущую мимо повозку... спереди. На повозке сено, какая-то солома или еще что-то, корм для животных. На ней несколько мужчин. Они держат что-то вроде знамени: палку, на конце которой что-то развевается. Очень яркие краски. Я слышу, что они говорят о маврах... маврах. И о войне. У них на голове какой-то металлический головной убор... Это 1483 год. Речь идет о викингах. Мы воюем с викингами? Идет война».
«Вы находитесь там?» — спросил я.
«Я этого не вижу, — ответила она тихо. — Я вижу повозки. Они двухколесные, два колеса и открыта задняя стенка. Они открытые, т.е. по бокам —; перекладины, деревянные перекладины, скрепленные вместе. Я вижу... что-то металлическое у них вокруг шеи... очень тяжелый метал в форме креста. Но концы изогнуты, они круглые... на кресте. Сейчас праздник в честь одного святого... Я вижу мечи. У них какие-то ножи или мечи... очень тяжелые, с очень тупым концом. Они готовятся к сражению».
«Попробуйте найти себя, — скомандовал я. — Посмотрите вокруг. Возможно, вы солдат. Откуда-то вы их видите».
«Я не солдат», — уверенно ответила она.
«Посмотрите вокруг».
«Я принес кое-что из провизии. Это деревня, какая-то деревня». Она замолчала.
«Что вы видите теперь?»
«Я вижу знамя, что-то вроде знамени. Оно красное и белое... белое с красным крестом».
«Это знамя вашего народа?» — спросил я.
«Это знамя солдат короля», — ответила она.
«Это ваш король?»
«Да».
«Вы знаете, как зовут короля?»
«Я не слышу об этом. Он не здесь».
«Взгляните на себя, во что вы одеты? Посмотрите вниз, какие одежды вы видите?»
«Какая-то кожа... кожаная туника поверх... поверх очень грубой рубахи. Кожаная туника... она короткая. Туфли из колеи животного... не туфли, а скорее ботинки или мокасины. Никто со мной не разговаривает».
«Я понимаю. Какого цвета у вас волосы?»
«Светлые, но я уже в возрасте, и они немного седые».
«Как вы относитесь к этой войне?»
«Она стала моим образом жизни. Я потерял ребенка в прошлой схватке».
«Сына?»
«Да», — ответила она грустно.
«Кто остался у вас? Кто из вашей семьи?»
«Жена и... дочь».
«Как звали вашего сына?»
«Я не вижу его имени. Я помню его. Я вижу жену».
Катерина неоднократно бывала и мужчиной, и женщиной. Она не имела детей в своей нынешней жизни, но в предыдущих жизнях у нее было много детей.
«Как выглядит ваша жена?»
«Она очень устала, очень устала. Она уже в возрасте. У нас есть козы».
«Ваша дочь живет с вами?»
«Нет, она вышла замуж и оставила нас».
«Значит, вы живете одни, вы и ваша жена?»
«Да».
«Как вы живете?»
«Мы устали. Мы очень бедны. Было нелегко».
«Да, вы потеряли сына. Вам не хватает его?»
«Да», — ответила она просто, но в ее словах ощущалось горе.
«Вы были землевладельцем?» — сменил я тему разговора.
«Да. Выращивал пшеницу... кажется, пшеницу».
«В течение вашей жизни в ваших землях было много войн, много трагедий?»
«Да».
«Однако вы дожили до старости».
«Но они воевали далеко от деревни, не в деревне, — объяснила она. — Им нужно еще добраться до места сражения... через горы».
«Вы знаете, как называются земли, где вы живете? Или поселение?»
«Я не вижу, но должно как-то называться. Я не вижу названия».
«Это довольно религиозный период для вас? Вы видите крестики у солдат».
«Для других — да, но не для меня».
«В живых еще остались какие-то ваши родственники, кроме жены и дочери?»
«Нет».
«Ваши родители умерли?»
«Да».
«Братья и сестры?»
«У меня есть сестра. Она жива. Я не знаю ее», — добавила Катерина, имея в виду свою нынешнюю жизнь.
«Хорошо. Посмотрите, не узнаете ли кого-нибудь в деревне или в вашей семье».
Если люди действительно воплощаются группами, она должна была найти кого-нибудь, кто важен и в ее нынешней жизни.
«Я вижу каменный стол... Вижу чаши».
«В вашем доме?»
«Да. Что-то из... что-то желтое; может, из кукурузы... Мы едим это...»
«Хорошо, — добавил я, пытаясь ускорить процесс. — Эта жизнь была очень тяжелой для вас, очень тяжелая жизнь. О чем вы думаете?»
«О лошадях», — прошептала она.
«У вас есть лошади? Или еще кто-то?»
«Нет, у солдат... у некоторых. В основном они ходят пешком Но у них не лошади, у них ослы или кто-то, мельче лошадей. Они в большинстве своем дикие».
«Переместитесь вперед во времени, — скомандовал я. — Вы очень стары. Попытайтесь отправиться в последний день вашей жизни».
«Но я не очень стар», — возразила она. Она была не очень внушаема в процессе проживания этих последних жизней. Я не мог внушением отозвать ее реальные воспоминания. Я не мог побудить ее изменить детали того, что случилось и припомнилось.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 1 | Нарушение авторских прав