Завещаю Россию

●

Наталья Гранцева

* * *

Придёт зима – и за ночь на фасадах

Увянет лавр бессмертный и акант,

И грубый мир в виссоне снегопада

Возникнет вновь,

как древний фолиант.

Огромный, как душа Средневековья,

Среди твердынь великих и святынь,

Он явит лик, зовущийся любовью,

И чистой речи горнюю латынь,

Он скроет жизни трещины и складки,

Смягчит предметов рваные края,

Он воскресит забытые догадки

О детском совершенстве бытия.

И вспомним мы, что радостный и грозный

Там высился воздушный мавзолей,

Там реял снег, как будто атлас звёздный

Нечаянно рассыпал Птолемей,

Там зверь, очей исполнен и отваги,

Глядел из допотопной темноты,

И в тыщах рек в ледовых саркофагах

Ихтиозавры спали и киты.

Там праздники из облака ванили

Выглядывали с пряником в руке.

Там камни тайно с нами говорили

На кремниевом древнем языке.

Там первой истончающейся кожей

Мы в миг единый чувствовать могли

Печное пламя, лучезарность Божью,

Сиянье мёртвых царств из-под земли.

Там знали мы, доверясь сновиденьям,

Которые пугают и слепят,

Что жизнь растёт ночами, как растенье,

И молод мир, как первый снегопад.

* * *

У меня вопросов нет ни к парламенту, ни к Богу.

Белой розы тёмный свет освещает мне дорогу.

Время круглое течёт траекторией отвесной.

Сладок слова римский мёд, твёрд молчанья воск чудесный.

В хрупком храме Рождества хвойный ангел с мандарином,

Сена шумная халва, бык, глядящий властелином.

Это перепись толпы и печать, как знак копыта,

Это видео судьбы – прибыль модного бандита.

Транспарентно вещество обозримого пространства.

Не найти душе того, кто придумал христианство,

Кто нам счастье подарил, в блеск облёк его, как в латы,

Кто и сам, как в детстве, был страхом сладостным объятый.

* * *

Ходим по Риму, исследуем синюю Бренту,

В путеводителях глянцевых нежимся перед сном.

Сколько нас – бедных теней, ненавистных себе документов

О промотанных царствах, о рухнувшем рае земном.

Просто – ветреный день, и говоренья отвага

Разбита, как древняя амфора, на тысячу черепков.

Мчатся велосипеды, изобретённые из бумаги,

Мимо терм и тратторий, конных статуй, фонтанов, богов.

Да, мы призраки разума, братья и сёстры аптеки,

Ищем, где целлюлоза дешевле – и что нам недвижный Бог?

Он подобен ослепшему Борхесу в цитадели библиотеки.

Он не с книжною пылью, он с розой ведёт диалог.

* * * * * *

Тот, кто думает, что умён,

Что рождён, как хронист небес,

С авторучкой наперевес

Возводить спешит из словес

Обвинительный акт времён.

Тот, кто думает, что велик,

Мелкой ненавистью дрожит,

Бельецо своё ворошит,

Клянчит, жалуется, брюзжит,

Цианид кладёт под язык.

Как цикада на берегу

Итальянской горной реки,

Видит перья и лепестки,

Волн серебряных плавники,

Тени туч, как бездны в мозгу.

Говорю тебе – этот путь

Не для птиц и не для комет.

В насекомых бессмертья нет,

Только прелесть и низкий свет.

Прикоснись, пожалей, забудь.

Тает почва чёрная в апреле.

Словно изумрудные жуки,

Выползают из-под ветхой прели

Храбрые колючки-сорняки.

Воздух блещет влагою алмазной,

Искрятся озоном небеса.

В редколесья кущах непролазных

Светят вербы жёлтые глаза.

Скоро жизнь заплещет и заплачет,

Запоёт на тыщи голосов,

Заведёт поспешно наудачу

Мириады крошечных часов.

Вспомнит, что земля шарообразна,

Бренна, одинока, хороша.

И летит за облаком прекрасным

Маленькая детская душа.

* * *

Стал осинник золотым,

А родник – пустым и грязным.

Мрак не может быть святым,

Зло не может быть прекрасным.

Пусть лжецом рождённый лжёт,

А рождённый светом – светит.

Жизнь согреет и сожжёт,

На немой вопрос ответит,

Как оракул в Дельфах, дым

Над треножником рождая,

Чистым, светлым, молодым,

Станешь, старость покидая.

Пусть серебряный туман

Мнимый мир от глаз отринет,

Страха детский талисман

Память зыбкая обнимет.

Где-то радость пролетит,

Как удод в резной короне,

Рак на горке просвистит,

Вздох испустит Альбинони.

Вот и всё? Души вино

Превратится в храм воздушный,

Как советское кино –

Ангел веры простодушной.

Андрей Шацков

НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ

На Сретенье – лужи, на Пасху – пурга.

То степи, то чащи лесные.

Что скажешь? "Россия –

и вся недолга!"

Что сделаешь? Это – Россия.

Здесь нет колыбелей… Качают пращи

Камения судеб бедовых.

И здесь не дают на разжив палачи

Отступникам – тридцать целковых.

На этой земле, где рожая не ждут,

Что к смерти состарится тело,

Доносчику первый достанется кнут

За "Слово" его и за "Дело".

Но если сладка подъяремная месть,

И нету для ката Мессии,

На этой земле Благовещенье есть,

Чтоб верила в завтра Россия!

Чтоб знала: в черёд зацветет

краснотал

Церковный, от солнечной ласки…

Но будут погосты по свежим крестам

Считать, не доживших до Пасхи.

И в свиток свернувшись, чернеть

небеса.

Кричать заплутавшая стая…

Что скажешь? "Россия –

кругом чудеса!"

Что сделаешь? Участь такая!

ОСЕННИЙ МОРОК

Крыто небо облаков овчинами,

В бездорожье увязает взгляд…

Над холмами, рощами, лощинами

Лебеди усталые летят.

Пёстрых листьев шутовской заплатою,

По лешачьей просеке бредя,

Вдосталь налюбуешься, крылатая

Вынет осень душу у тебя!

И помчит немереными верстами,

Под мерцаньем отгоревших звезд,

Над заросших пажитей коростами,

Над землёй, безмолвной, как погост.

Где рубили конники Батыевы

Для костров на щепоть образа.

Где в пустынных храмах веки Виевы

Прятали змеиные глаза.

Но пока притихшая околица

Слушает врага разбойный скок,

За дубравой скрыта княжья конница.

И со стягов грозно смотрит Бог.

И звучат от праздника Успения.

Через Рождество – на Покрова,

В каждом вещем сердце – песнопения,

К мужеству зовущие слова!

Да не занесёт степной порошею

Крест отцов, не сорванный с груди!..

Осень, осень, сбереги хорошее,

А плохим – души не береди!

И покуда стаи в небо млечное

Запоздав, уходят до зари,

Подари им бабье лето вечное.

На путях спаси и сохрани!

ЧАС СУМЕРЕК

Час сумерек… Клеймёна, но чиста,

Россия спит под ватным одеялом

Порош, укрывших землю снежным палом

В преддверии рождения Христа.

Час сумерек… Уже не ждешь гостей.

Вот-вот огонь затеплит печи дома.

Сиренева полоска окоёма.

И в рамках окон нежная пастель.

Час Родины. Раздумий о судьбе

Насельников бескрайнего простора,

Наследников Величья и Позора,

Неистовых в работе и гульбе.

Грязь Родины – не Божия роса.

Противовес крестов и обелисков.

Наград посмертных и расстрельных

списков,

И ангелов России голоса!

Час сумерек…Вечерняя заря

Открыла в небо Горние ворота

Душе, что ждет канун солнцеворота,

Терзая горло песней снегиря!

ЗАВЕЩАЮ РОССИЮ

Задолго до Светлого праздника вешнего,

От комля столба у заставы стоящего,

Под кашель простуженный старого лешего,

И шорохи льда переправы мостящего,

Метет по дорогам пурга-околесица,

Но дело немётно, как водится исстари.

Опять начинается месяцев лествица

От печки, где ели горят серебристые.

Беременна прошлого года загадками,

Пришла января суетливая проза.

Опять Рождество с надоевшими святками.

Опять на Крещенье не будет мороза.

Под утро опять одолеет бессонница.

И скрип половиц под шагами неслышными.

И дело к разлуке негаданной клонится.

Печальной разлуке под старыми вишнями.

И Виевы веки сомкнутся усталые.

Века разомкнутся в пространстве и времени.

И лишь снегириные сполохи алые

Рассыплются искрами в траурной темени…

Но звон колокольный густою октавою

Разбудит вчерашние сумерки синие.

Я в них остаюсь за чертой, за заставою,

А вам – сыновья, завещаю Россию!

Где никнут берёзы над прахом отеческим,

Над зимником битым стальными полозьями

В края, где не пахнет жильем человеческим,

И звезды висят самоцветными гроздьями –

Над русской землёю, как ворот распахнутой,

От скал, где бушует волна океанная,

До степи полынной, нагайкой распаханной.

Где Разина песня звучит окаянная!

Алексей Ахматов

* * *

День без света – какой это мизер,

Для меня же не так он и мал.

Остывает, как труп телевизор,

Но при этом смердеть перестал.

Сдохло радио – кончились вести,

Нет на свете дурных новостей.

Разорвались глобальные сети

И компьютер не ловит мышей.

Нет звонков от друзей и с работы,

Сел мобильник, как в камеру вор.

Сколько ж было ненужной заботы

В шумной жизни моей до сих пор.

Только книги остались. Такое

Ощущенье что мир чище стал.

Электричество, как же, родное,

От тебя я смертельно устал.

* * *

С. К.

Не целовал тебя – дышал

Твоим испуганным дыханьем.

Был этот миг ничтожно мал,

Как перед страшным расставаньем.

Не целовал – скорее пил

Прозрачный голос твой однажды.

И был почти неутолим

Огонь той жаркой, жадной жажды.

Ловил твой рот открытым ртом,

И губы с мукой мне давались.

Кто скажет, что мы целовались,

Тот ничего не смыслит в том.

* * *

Зерно вцепилось в землю,

Как в волосы слуги –

Снабди меня постелью,

И солнце разожги!

Делись надежным кровом,

Еду вложи мне в рот.

И все беспрекословно

Земля ему дает.

За что ему все это?

Ведь рай, ни дать, ни взять!

А потому что лето

И жизнь, и благодать.

* * *

Хорошо войти в метель

Не спеша, почти на ощупь.

Справа еле видно ель,

Слева ствол березы тощей.

Выйду снежною порой

Из натопленного дома

Клубы пара, как в парной –

Бархатная глаукома.

Хорошо издалека

Мысль обсасывать, как льдинку:

Говорят, что смерть легка

Под метельную сурдинку.

Впрочем, разве это смерть

В ледяном застыть каркасе?

Смерть – согреться,

смерть – суметь

Вдруг оттаять в одночасье.

Парадокс… А там, вдали

Дома печь гудит, как улей.

Не пойму – гуляю ли?

К суициду подхожу ли?

* * *

У меня подмышкой книжка,

А под мышкой – колесо

Засорилось, так что мышка

Пробуксовывает. Сос!

Брошу книжку, мышь на коврик

Кверху брюшком положу

И почищу. «Бедный Йорик!» –

Словно Гамлет ей скажу.

Жил Шекспир без Интернета,

Дант компьютера не знал.

Мне б заботы их, я б… это…

Тоже классиком бы стал!

* * *

Вмонтировали в крест Христа,

Его живым хребтом хрустя.

Его к кресту затем прибили,

Чтоб всех прибитых мы любили.

Вложили каждому под платье

Сложнейший механизм распятья.

Приборчик сей изобрели

Я повторяю, для любви,

Но он эффектней, чем мортира

Помог завоевать полмира.

* * *

Эти пьяные объятья,

И застолья до утра,

Обстановочка свинячья,

Вялых мыслей мошкара,

Словно бой прошел – повисли

Клочья дыма вкривь и вкось.

Всюду стреляные гильзы

Обожженных папирос.

Край стола, как край окопа…

Сидя встретили зарю.

И щекочет ветвь укропа

Хлюпающую ноздрю.

* * *

Все было как всегда. Друзья ушли.

Светало, солнца зимний кислый

плод

Семян своих по кухне раскрошил.

Ногтем царапал небо самолет.

Стаканчик полный аспирин-упсы

Шипел змеей и к горлу подступал.

Приемник лез на стену от попсы,

Хоть, в общем-то,

всю жизнь на ней торчал.

Безвкусный, словно пища на пару

День начинался. Капала вода.

Все было как всегда, я повторю.

Практически все было как всегда.

И все же был в пространстве

некий сбой,

Какой-то сдвиг в основах бытия…

Я наконец-то счеты свел с собой –

Я наконец-то смог жить без тебя.

Сергей Ковалевский

* * *

Все собирал со дна каменья,
Все речку углублял свою...
Очнулся – отмель поколенья
И я один на ней стою.

И тихо – так... Почти слезами.
Так вот какая ты – тоска,

Как будто ноженьки связали
Полоской узенькой песка!

А свет мой белый осторожно
Сползает, словно кожа, с плеч...
И, видит Бог, потрогать можно,
И даже руки не обжечь.

* * *

По одному, еще по одному.
Не листопад, преддверье и предтеча.
Не поленюсь, нагнусь и подниму,
Осенний зов, причуда человечья.
Куда-нибудь, хотя б в карман пальто.
Мять в пальцах, словно мокрую тряпицу.
Фонтанкой, Невским, к Лавре, а потом
Опомниться и вдруг заторопиться,
Нырнуть в метро и город пересечь,
В парадной звякнуть коротко ключами...

... И кто мне объяснит, как уберечь,
Как эту жизнь земную уберечь
От светлой пусть – и все-таки печали?
Ну кто ее бросает с неба столь
Простым движеньем, намечая разом
И неуют, и поздний час, и стол,
И дождь, и незаконченную фразу,
Из тех, что тщился набело, из тех
Что остаются только обещаньем...
И крест окна, и руки на кресте,
Как символ всепрощенья и прощанья.

Пусть только шелохнется – я услышу.
Я взглядом дотянусь, я уроню
Ему вдогонку горсть песчинок с крыши
И – помолюсь кленовому огню.

И пусть еще он тих и неприкаян,
Лишь вполнакала, шорох изнутри –
Природы светлый глас непререкаем
И это значит – вздрогни и замри.

Да, можно реки – вспять, да, можно с неба
Стряхнуть дожди и осушить моря –
Но неподвластен впредь, равно как не был
Подвластен миг простого сентября!

Вот этот вот, весь в трещинках и сколах,
Смешной такой... но лишь ему дано
Зажечь звезду, родить Земле Лескова,
И просветлить в грядущий день окно.

* * *

Мы вошли в эту осень, как входят в холодные воды,
По колени, по пояс, и только затем – с головой,
И бесшумно сомкнулись тяжелые серые своды,
И погасли тотчас, обретая свой смысл роковой,

Мы, по сути, еще осознать ни черта не успели,
Ни испуга, ни страха, мы только шагнули – сюда,
Где твои пузырьки – лишь остатки крещенской купели,
А сквозь пальцы во мглу – покаянная наша вода.

А песочек речной, оказалось, зыбуч и нестоек,
А на камушке скользком уже и не передохнЕшь,
а песочек и камушек – столь сочетанье простое,
Да простит мне Господь эту сладкую-горькую ложь! –
Как там вырвалось? Мол, ни испуга, ни страха по сути?
Только что же тогда вдруг внутри оборвалось во тьму?..
И уже никогда, никому и ни в чем не подсуден,
И уже самым первым дано осознать – почему.

* * *

Машину бросить на обочине,
Ступить в полупрозрачный лес.
Нащупать просеку. Все прочее –
Святое таинство небес.

И что особого, казалось бы?
Мох клочьями, просевший наст,
Озябшей ежевики заросли
И дальше – кто во что горазд,

И – ни намека на движение,
Хотя бы шорох, тень, деталь!..
Нет логики стихосложения.
Есть зачарованная даль.

* * *

А за первой строкой обязательно будет вторая.
А вторую строку положить у ночного окна.
А потом, словно четки, тихонечко перебирая,
А потом зачерпнуть, как монету, ладошкой со дна,
А ворчанье твое – просто пауза с лунным отливом,
А потом твои сны будут хрупкой фольгою шуршать...
А седьмая строка в этой жизни должна быть счастливой.
А какой быть восьмой – не поэтам, как видно, решать.

* * * Причины смерти

О, Господи! Перекреститься,
Упасть в колени, замереть,
Как-то беспомощно проститься,
И отпустить, и умереть,
Не обещая, не пытаясь,
Взлетая к мокрым небесам,
Ни звездных кущ, ни прочих таинств
Грядущих встреч по голосам...

И понимаю, и – не верю.
И вновь мучительно тихи
Захлопнутые на ночь двери,
Распахнутые в ночь стихи,
И вновь склоняюсь к изголовью,
И кто же я – перед тобой:
Вот с этой рабскою любовью,
Вот с этой царственной судьбой?..

В каталажке архангельской бомж

Спал и видел коттедж на Рублевке,

А в Москве, одному из вельмож

Сон явился, что он в уголовке

Под Архангельском где-то гниет.

Так они на российских просторах

Сны свои запустили в полет,

О воздушных забыв коридорах.

И, как следовало ожидать,

Над Строкавино сны их столкнулись

Ночью, двум самолетам под стать,

И хозяева их не проснулись.

Александр Зайцев

САД

Сад замер, погрузившись в тьму.

Взгляд обратил свой к поднебесью.

Сегодня хочется ему

Тихонько спеть свою же песню.

В покой листва погружена,

По ней бежит багрянец ранний...

И обновлённая луна

Пустилась в путь безмерно дальний.

И луг на славу отзвенел...

И Млечный Путь стекает с крыши...

И сад как будто постарел,

И песни собственной не слышит.

Но слух упрямо достаёт:

Медведь прилёг у старой пасеки...

И август ласковый идёт,

Слегка надкусывая яблоки.

СНЫ

Снятся мне непонятные сны –

Сумасшедшие красные кони…

Будто я от сердечной вины

Ухожу – ухожу от погони.

Белый конь мой – надежда моя.

Только силы его на исходе.

О, неужто поверить нельзя

В тот глоток леденящей свободы!

Горизонт мой закатом залит.

Воздух полнится воплями волчьими.

И осенняя степь от копыт

Разлетается рыжими клочьями.

Не уйти! Догоняют меня!

И, целуя былую беспечность,

Я стегаю нагайкой коня…

И влетаю в холодную вечность.

* * *

Апрельский снег в пустом лесу зачах.

Спешат ручьи беспутные куда-то.

Вокруг весна…

А у меня в глазах

Сухие краски старого заката.

Уставшей тенью за тобой бреду, –

Не вымолить у старости отсрочки.

А на весёлой яблоне в саду

Вот-вот взорвутся розовые почки.

Течёт твой взгляд, спокойствием грозя,

Из-под ресниц торжественно-значимых…

Теперь я понял, кажется: глаза

Видать, всегда мертвы для нелюбимых.

* * *

Попробую грусть оторвать от себя,

Которая в сердце моём загостилась.

Попробую временно жить не любя,

И взгляд твой пустой принимать точно милость.

Попробую вспомнить счастливые дни,

Но вечно-зелёные сосны и ели

Стоглазо глядят, – неужели они

Во мне обнажённость мою разглядели?

Из листьев метель, остывает, шурша.

Тревожные птицы, – на грани побега.

И как-то неловко привстала душа

В предчувствии белого, белого снега.

* * *

К любимой на свидания спеша;

То к грустной, то к весёлой, то к степенной

Я, догадался вдруг, – твоя душа –

Глухая территория вселенной.

Порой мне даже кажется, туда

Навечно доступ смертному заказан.

Но, что мне делать, если навсегда

С твоей судьбой незримо я повязан?

Я, – астероид, призванный лететь

Сквозь дождь и снег, сквозь хохот и проклятья...

И был бы счастлив, милая, сгореть

В твоих испепеляющих объятьях.

* * *

Жизнь, как ни кинь, есть Божья благодать

Пусть даже тучи грозные нависли, –

Набрав её, живую, расплескать,

Несу на старомодном коромысле.

Она в свой срок блаженна отцвести...

Дарованную матерью в наследство.

Как ни старался бережно нести,

Всё ж обронил – и молодость, и детство,

И зрелость покатилось без труда,

Вина ли в том, что шёл я слишком бодро?

Но лучшие и худшие года

Не удержали, выплеснули вёдра,

Но было, – в радость, – солнце повстречать,

Из родника плеснуть воды за ворот.

В растерянности стал я замечать,

Как в плоть мою стал пробираться холод.

Бесценного так много потерять...

У тихой речки, выцветшей калитки

В ладонь пытаюсь бережно собрать

И смех твой васильковый и улыбки.

Пред тем, как оборвётся жизнь моя.

Споткнётся свет и отвердеют звуки,

Вцепиться бы за выступ бытия:

Считать века

И греть о солнце руки.

* * *

* * *

Дела обычные верша,

Считая жизнь свою нетленной,

Порою съёжится душа

Под взглядом пристальным вселенной.

И тут же вспыхнет Млечный Путь,

Сама себя сожжёт комета…

Душе смятенной не уснуть

Уже до самого рассвета.

За стенкой ожил улиц гул…

О, взгляд, продлившийся мгновенье!

В какой он узел затянул

Неразрешимые сомненья…

Не гнутся ивы на ветру,

И нет дождей и небо чисто,

А на поникшую траву

Летят, летят с деревьев листья.

У глади озера стою

Мальчишкой странным, оробелым,

И ясно голову свою

Я вижу в заморозке белом.

Пора обманной тишины...

Как осень ласково подкралась!

А в сердце дверь ещё с весны,

С весны распахнутой осталась.

Кирилл Козлов

* * *

Вечер. Безымянная планета,

Космос звездолётами изрыт…

Я тебе писал. Я ждал ответа

И, дождавшись, слёзы лил навзрыд.

Мы дрались с мальчишеским азартом,

Отгремели прежние бои.

Я вернулся. Дай мне выпить залпом

Волосы прохладные твои!

Не было, поверь, разлуки нашей.

Ты однажды, в отведённый срок,

Зазвучала музыкой тончайшей,

Я тебя тогда услышать смог.

Ты звучала. Чуть дрожали плечи

В полуоткровенной полутьме.

Женщина, прости такие речи

На последних подступах к зиме.

Не тебе смотреть на небо с грустью,

Не тебе скитаться сотни лет –

Грудь желанна, потому что грудью

Кормят появившихся на свет.

Снег хрустальной массой лёг на ветки,

Ты зажгла огонь любви в ночи.

Ты прекрасна, женщина! Навеки.

Чувствуй. Зачаровывай. Звучи.

* * *

«Чего ещё? Мне только двадцать пятый…»

Борис Корнилов

Всего лишь двадцать шесть… Промчится май,

Тогда мне будет двадцать семь. Всего лишь?

Снимай меня на камеру, снимай!

И всё, что я хотел сказать – позволишь?

Итак, во-первых, это город мой,

Пророс в него, не выкорчевать ломом.

Вопрос прямой – ответ прими прямой:

Я не торгую совестью и домом!

Ничем я не торгую, во-вторых,

Встречаю обозначенное лето.

Все двадцать шесть ушедших лет – порыв,

Я знаю, так нельзя. Смешно, нелепо…

Но, в-третьих, сила есть у Близнецов

Последними победно улыбаться.

В-четвёртых, есть любовь, в конце концов,

И за любовь желаю насмерть драться!

Что в-пятых? Погоди, не подгоняй,

Задержимся у Русского Музея.

Всего лишь двадцать шесть… Промчится май,

Похож на молодого ротозея.

И, в-пятых, и, в-шестых, понятно всем:

Найти стремимся самородок смысла.

В-седьмых, мне скоро будет двадцать семь,

Кордебалетом выстроились числа.

Пойми, что я за них в ответе, друг.

Побалуемся, может, пинтой пива?

Во-первых, я услышал Петербург,

Почувствовав мелодию прилива.

И никогда Господь не забывал

Учеников, осваивавших сушу…

И золотой кораблик заплывал

В наивную, восторженную душу.

* * *

Межсезонье, игра в кошки-мышки,

Снова осень сгорела дотла…

Пролезают, без спроса, делишки

В настоящие наши дела.

Начинаются споры с порога,

Беспристрастно жесток циферблат.

– Нет в Отечестве нашем пророка!..

– Покажи мне Отечество, брат!

Покажи мне, кто верит отныне

В то, что нужно идти, не кривясь,

И в конце прикоснуться к святыне,

Укрепляя духовную связь?

Растерзавшие душу ответы

Оказались предельно просты:

Почтальоны вскрывают конверты,

Беспредел учиняют менты…

Ни к чему этот жест утончённый –

Обесценен спасительный труд,

Днём и ночью котяра-учёный

Повторяет нехитрый маршрут.

Но в неведомых сказочных странах

Русью пахнет едва ли… Пророк

Навсегда пропадает в туманах,

Покидая лубочный мирок.

* * *

Посмотрите поэту в глаза. Посмотрите, отважьтесь!

Знайте: этим глазам очень многое нужно сказать.

Он – простой человек. До последней кровиночки ваш. Весь.

Вам решать, что с ним делать. Принять. Позабыть. Растерзать.

Вам решать. Вы спокойно такие вопросы решали,

Убеждённые в единогласной своей правоте.

Но девчонка-душа (даже спрашивать глупо – грешна ли?)

Не взрослеет, пока избирает маршруты не те.

Посмотрите поэту в глаза. Он не сможет соврать вам.

Он всё скажет, как было, как есть и как будет потом.

До последней кровиночки ваш, обратится к собратьям,

Награждённый «собратьями» смехом и ржавым крестом.

Сучий вой разнесётся по незащищённой планете –

Дескать, частью пророчества стал поощряемый гнев.

Дескать, мы невзначай потеряли себя в Интернете

И ничуть не ошиблись, у сердца Иуду пригрев!

На каком островке, на каком заковыристом сайте

Мы застряли на время падения мёртвой листвы?..

Посмотрите поэту в глаза. А затем выбирайте,

Что с ним делать. И как позабыть то, что видели вы.

* * * * * *

Бежит вода. Огонь пылает.

Кого-то кто-то забывает.

Уходит в небо горький дым.

Останется, быть может, сонный

Осенний день, запечатлённый

Таким печально молодым.

Вокруг столетие грохочет,

Но допускать к себе не хочет,

И я его не допущу.

Перезагрузка, перекупка…

Прошепчет в гардеробе куртка

Насквозь промокшему плащу

О чём-то личном, о тряпичном –

Как в муравейнике кирпичном

Людишки воду мутят вновь.

И если чувства отпылали,

Звучит вопрос: любовь была ли?

Была ли, собственно, любовь?

Осенний день бездарно пр о жит.

Меня предчувствие тревожит

И неустроенность, увы.

Одна мечта – бродить по свету,

Увидеть гордую планету,

Нерукотворность синевы.

И, может быть, стезе дорожной,

Мечте моей неосторожной

Продлиться в ком-то суждено?

Кто в муравейнике кирпичном,

Подолгу думая – о личном,

Смотрел в дождливое окно.

Посмотри на снег.

Он кружит, кружит.

Он с небес, небес

Прямо в руки нам…

Каждый сам поймёт,

Каждый сам решит,

Каждый вновь пойдёт

По своим делам…

Каждый будет прав,

Каждый будет смел.

Кто же я? Смельчак

Или жалкий трус?

Школьный мел сменил

На бильярдный мел –

Стал шары катать

И вошёл во вкус…

А вокруг, вокруг

Суета сует!

Распродажа чувств,

Карнавал услуг.

Сбавьте скорость, плиз!

Приглушите свет!

Ведь вокруг, вокруг

Пустота. Испуг.

Но – молчи, молчи,

Нам не петь о том!

Посмотри на снег,

Он везде, везде…

Ты вернись, вернись

В свой уютный дом.

Ты молись, молись

Городской звезде.

СОДЕРЖАНИЕ

Вместо эпиграфа:		ПРОЗА
Б. Сергуненков……….		ПУБЛИЦИСТИКА
Вместо предисловия:		А. Аврутин…………...
В. Рыбакова…………..		В. Волков…………….
ПОЭЗИЯ		С. Вольский………….
А. Ахматов…………….		Е. Ефимовский……...
А. Белов……………….		С. Каширин………….
Н. Гранцева……………		Ю. Колкер……………
С. Дроздов…………….		П. Кочурин…………..
А. Зайцев………………		В. Морозов…………..
С. Ковалевский……….		В. Неёлова…………..
К. Козлов……………….		А. Новиков…………..
И. Кравченко…………..		В. Овсянников………
Л. Ладейщикова………		Т.В. Подгорнова…….
А. Любегин…………….		А. Степанов………….
А. Люлин………………		З. Такшеева…………
А. Петров………………		Н. Тропников………..
А. Романов……………		М. Федоров………….
В. Хохлев………………		А. Филимонов……….
А. Шацков……………...		Н. Шумаков………….
И. Щёлоков…………….		И. Щёлоков………….
ИНТЕРВЬЮ:		ИНТЕРВЬЮ:
К. Козлов……………..		А. Казинцев………….
М. Инге-Вечтомова..		Д. Мизгулин………….

УДК829

ББК84 (2Рос=Рус)6-5

Д 44

Редактор-составитель Андрей РОМАНОВ.

Редакционный совет: Всеволодов Р. С, Зайцев А. Н., Козлов К. С. (ЛОО СП РФ), Мизгулин Д. А., Новиков А. Ф., Романов А. В., Рыбакова В. А.,

Такшеева 3.В., Тропников Н. И., Федотова П. И., Хохлев В. В.

Диалоги литературных поколений. 2011

Д 44 Литературно-художественный альманах Санкт-Петербургских литераторов – членов Союза писателей России и СССР.

СПБ: Ассоциация «АПИ», 2011. – 252 стр.

ISBN 978-5-94I58-157-3

© Коллектив авторов. 2011

© Дмитриева О. С. Дизайн обложки. 2011

Диалоги литературных поколений

Дата добавления: 2015-11-30