Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Слова в алфавите 6 страница

Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Начало стихотворения «За тысячу верст» звучит явно элегически. Лексически это состояние авторской души подкреплено двукратным повторением слова «знакомо»:

Вдруг ветер повеет

Знакомо-знакомо...

 

Но чем дальше вспоминает поэт, тем бодрее звучит его голос. Он словно переносится в свой смоленский край, но не образами, хранящимися в памяти, не фотографически, а как бы воочию:

 

Хрипят по утрам

Петушки молодые,

Дожди налегке

Выпадают грибные.

Поют трактористы,

На зябь выезжая,

Готовятся свадьбы

Ко Дню урожая.

 

С каждой новой строфой меняется интонация. Звучит ода во славу человека – творца, народа – богатыря, льется песня величия родной земли.

 

Живите, красуйтесь

И будьте здоровы

От веников новых

До веников новых.

 

Поэт ощутил потребность вновь обратиться к событиям минувших лет, но уже в центр их поставить «я» лирического героя и через его настроение, внутреннее состояние соприкоснуться с новым миром, с огромными переменами, происходившими на его глазах и при его активном участии. Оказывается, в великом марше преобразований звучали и такие ритмы, о существовании которых Твардовский не подозревал. Они были заглушены победной музыкой всенародного шествия. В этих ритмах угадывалось очень знакомое, одновременно радостное, горделивое чувство за свой народ и страну, за его созидательный труд на общее благо и грустное ощущение неминуемой потери, бесповоротного прощания с чем-то дорогим и близким, неповторимо прекрасным и необъяснимо важным:

 


Я смотрю, вспоминаю

Близ родного угла,

Где тут что: где какая

В поле стежка была,

Где дорожка...

А ныне

Тут на каждой версте

И дороги иные,

И приметы не те.

Что земли перерыто,

Что лесов полегло,

Что границ позабыто,

Что воды утекло! (I, с.206)


 

После таких строк не сразу угадаешь, чего в них больше – гордости советского поэта и гражданина или горечи обманутого сына, обескураженного поспешным сломом всего и вся, что хоть и напоминало старый, но не до такой уж степени негодный мир. Оказывается, сколько всего перерыто, перелопачено, а вот всегда ли с пользой для людей – большой вопрос. Сразу вспоминается есенинское: «Наследили кругом, накопытили…» Или платоновский «Котлован»... Почти десятилетие активного творческого присутствия в советской литературе привело Твардовского к тем же ощущениям, что и его чуть более старших великих современников.

Одним словом, жанровое движение стихотворений А. Твардовского в 30-е годы проходило по двум творческим магистралям: поэт постоянно стремился к жанровой раскрепощенности, к полифонии в отражении действительности и всегда заботился о завершенности жанровых форм стихотворений. Многие лирические произведения А. Твардовского многожанровы как по форме, так и по содержанию, в них стираются границы взаимодействия эпического и лирического, явно прослеживается трансформация традиционной жанровой системы. Выбор поэтом того или иного жанра строго подчинен идейной и творческой задачам, специфике поэтического материала, а также индивидуальным особенностям таланта.

 

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Абрамов А.М. Лирика и эпос Великой Отечественной войны. Проблематика. Стиль. Поэтика. – М., 1972.

2. Абрамов А.М. Неизбежность новаторства. (Об А.Т. Твардовском). – в кн.: Революция, Жизнь. Писатель. – Воронеж, 1979.

3. Александров В. Автор и его герой. – Лит. газ, 1946, 6 апреля.

4. Акаткин В.М. Александр Твардовский. Стих и проза. – Воронеж, 1977.

5. Беседина Т.А. О некрасовских традициях в творчестве М.Исаковского и А. Твардовского. – Учен. зап. Волгодск. пед. института, 1950, №7.

6. Буртин Ю.Г. Примечания. – В кн.: Твардовский А.Т. Собр. соч. в 6-ти т. – М., 1976, т.1.

7. Буртин Ю.Г. Из наблюдений над стихом А. Твардовского. – Вопросы литературы, 1960, №6.

8. Васильев И.Е. Своеобразный сказ в творчестве А. Твардовского 30-40-х годов. – в кн.: Проблемы стиля и жанра в советской литературе. Свердловск, 1976.

9. Выходцев П.С. А.Т. Твардовский. Семинарий. – Л., 1960.

10. Гринберг И.Л. Три грани лирики (Современная баллада, ода и элегия). – М., 1975.

11. Зелинский К.Л. О лирике. – Знамя, 1946, №8-9.

12. Кедрина З.С. Законы жанра. – Лит. газ., 1952, 19 июля.

13. Павловский А.И. Уроки А. Твардовского. – в кн.: Русская советская поэзия. Традиции и новаторство. 1946-1975. – Л., 1978.

14. Паперный З.С. Поэтическое слово у А. Твардовского. – Вопросы литературы, 1979, №7.

15. Скатов Н.Н. Поэты некрасовской школы. – Л., 1968.

16. Сквозников В.Д. Лирика. – В кн.: Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. – М., 1964.

17. Тарасенков А.К. Борьба за простоту (О творчестве Александра Твардовского). – Молодая гвардия, 1933, №11.

18. Твардовский А.Т. Собр. соч. в 6-ти т. – М., 1976, т.1.

19. Твардовский А.Т. О литературе. – М., 1973.

20. Тарханова Э.И. Слово и образ в поэзии А.Т. Твардовского. Автореф. Канд. дис. – М., 1977.

21. Турков А.М. Александр Твардовский. 2-е изд., испр. и доп. – М., 1970.

22. Чепчахов Ф.А. В плену «крайних взглядов». – В кн.: Чапчахов Ф.А. Время и слово. – М., 1979.


Дмитрий МИЗГУЛИН


* * *

Покуда хватало здоровья и сил,

По белому свету взахлёб колесил:

И страны мелькали и люди,

И – верилось – всё ещё будет.

Блистали светила, шумел океан,

И дальние дали полуночных стран

Манили загадочным светом.

 

Но – хватит. Довольно об этом.

А нынче по жизни иду не спеша,

 

Вселенским покоем объята душа.

И в царстве осенней природы

Живу ощущеньем свободы.

Не знаю последних мирских

новостей,

Не жду ни друзей,

ни случайных гостей,

И даже приметы любимой

Растаяли в дымке незримой.

 

А нынче объяла меня тишина.

Мерцает звезда. И сияет луна,

Небес бесконечных свеченье,

Листвы полуночной движенье.

Ни жизни, ни смерти

теперь не боюсь,

Всевышнему тихо

и скорбно молюсь.

Прощенья прошу и спасенья.

И верю в свое воскрешенье.


В себе и во времени

В какой-то период истории воистину наступает затмение умов. Взять хотя бы революцию 1917 года, точнее – Белое движение.

Кто были Деникин, Корнилов, Врангель в недавней войне?

Генералы, командующие дивизиями, корпусами, армиями.

А где же высший генералитет? Командующие фронтами? Генеральный штаб?

Ну, может быть, Юденич, бывший командующий фронтом. Колчак – командующий флотом.

А 1991 год. Где были все эти первые и вторые секретари обкомов и горкомов, эти монументальные дядьки из ЦК, в вечности которых никто не сомневался.

Казалось бы, не то что окрика, взгляда одного достаточно было для пресечения беспорядков. А тут на тебе – просто пропали, исчезли.

Массовое исчезновение властных элит. Это может означать одно – власть реальная им и не принадлежала. Жизнь цементировали иные законы, иные понятия, иные люди.

* * *

Ничто так сильно не изменило человеческий разум, как телевидение и компьютер. Вполне возможно с течением времени «классическую» литературу перестанут воспринимать совсем. Просто станет неинтересно. Как в кино – сейчас скоростной сюжет, двадцать трупов, пятьсот драк и перестрелок.

А раньше – детектив (в СССР) – украли баян в сельском клубе. И кино часа на два – разговоры, страсти, судьбы.

Кому сейчас интересно, что думал Раскольников перед тем, как грохнуть бабку, и чем мучился после этого.

Интерес стало представлять событие, а не движение человеческих душ.

Все стало просто, без переходных цветов – черный и белый.

Душевное не интересно, а вот физические чувства – да.

И осталось – событие (факт) и чувства (факт).

Например – ловят, бьют (больно), убивают (кричат) или – встретились, обнялись, поцеловались (приятно), закончили половой акт (кричат). А зачем остальное? Действительно – зачем?

* * *

Моего друга писателя Сергея Козлова похвалил глава писательского союза В. Ганичев за повесть «Зона Брока». Сначала – письменно – в статье, потом – в выступлении на съезде писателей. Это не очень понравилось одному маститому автору. Он вышел на трибуну со словами – повести он не читал, Козлова не знает, но по этому поводу хочет сказать… Как это по-современному здорово – повести не читал, автора не знает – а по поводу – может сказать многое…

* * *

По поводу национализма. Лет семь подряд, в 80-е годы ездил работать в пионерлагерь в Латвию – в Юрмалу. Пионерский лагерь, где я работал воспитателем, пионервожатым и плавруком назывался «Росме». У нас жили дети работников легкой промышленности – точнее швейных и трикотажных фабрик. Дети были все поголовно русские – за редким исключением. А через забор – соседний пионерлагерь «Лиесма». Там жили дети работников Министерства культуры – артистов, писателей, музыкантов и т.д. Все без исключения пионеры были латышами. Такое вот национальное разделение. В пионерлагере «Росме» пионервожатыми были преимущественно парни – и русские, в пионерлагере «Лиесма» – латышки. Мы дружили. Любовь выше национальных чувств и пристрастий.

ДИАЛОГ I

«Бенедиктов тоже был банкиром»

А. КАЗИНЦЕВ[7]: Дмитрий Александрович, Вы поэт и банкир. Причудливое, невозможное сочетание! Разные темпераменты, разные склады характера, разные миры. Да и на социальной лестнице поэт и банкир стоят едва ли не на противоположных концах. Как Вам удается совмещать несовместимое?

Д. МИЗГУЛИН: А вспомните XIX век — классический для нашей литературы. Все служили. Денис Давыдов был генералом, Федор Тютчев — дипломатом, Петр Вяземский вообще товарищем, то есть заместителем министра, народного просвещения. Финансисты? Были и финансисты — Владимир Григорьевич Бенедиктов служил в Министерстве финансов. Выдающийся поэт-романтик занимал должность столоначальника, затем старшего секретаря Общей канцелярии министерства. Был назначен директором правления Экспедиции заготовления государственных кредитных билетов, а закончил карьеру членом правления Государственного заемного банка в чине действительного статского советника.

Основной профессией литература становится в годы серебряного века. А мы привыкли к этому и не смотрим на послужные списки русских классиков. Это я не к тому, чтобы себя записать в классики. Просто не следует творчество жестко увязывать с биографией. Если писатель в творчестве выражает общие заботы и тревоги, это не значит, что он должен не пить, не есть, не иметь гроша в кармане. Лев Толстой не нищенствовал. Был помещиком довольно крупным. Как и Афанасий Фет. Между прочим, деньги очень хорошо считали. Почитайте записки Фета: сколько посеял, сколько продал.

А славянофилы — Хомяков, Самарин? Практические люди были, разбирались в хозяйстве, использовали в своих поместьях последние достижения техники, сами занимались усовершенствованиями. В отличие, кстати, от западников, которые умели только языком работать.

Так что на ваш вопрос я отвечу: есть значительно более крутые примеры «совместительства» — как в плане творческом, так и в плане подъема по служебной лестнице. Что до меня, то главная часть жизни, как ни крути, все равно творчество. А банк — что же, это достойная профессия.

А. КАЗИНЦЕВ: Среди наших авторов почти нет финансистов. Есть видные политики, дипломаты, академики. А вот людей, преуспевших на денежной стезе, немного. Тем интересней узнать у Вас, какие качества отличают богатых, тех, кого сейчас называют «новыми русскими»? Их достоинства, их недостатки, интересы, круг чтения.

Д. МИЗГУЛИН: Смотря кого считать богатым. Для кого-то и тысяча долларов — богатство, а кому-то и миллиона мало. Если Вы спросите — миллионер ли я, отвечу — нет. Я ж не собственник. У нас класс собственников невелик. Я на службе. Банк — акционерное общество, я наемный работник. Это не моя частная контора.

К тому же понятие богатства изменчиво. Помните «Сказку о рыбаке и рыбке»? Потребности человека постоянно растут. Хотя все равно все закончится могилой. А там повезут — то ли в ад, то ли в рай.

А. КАЗИНЦЕВ: Конец — общий, но жизнь-то разная. Какая она у «новых русских»?

Д. МИЗГУЛИН: Да такие же люди, такими же интересами и живут. Нет резкого отличия. Все что-то читают. Хотя, конечно, уже нет той ситуации, которая была в конце восьмидесятых, когда все общество жило литературой, а у журналов были миллионные тиражи. Наверное, такая жизнь была не совсем естественной. Так же, как и в шестидесятые годы, когда Евтушенко выходил прочесть стихотворение и собирались стадионы.

Между нами говоря, полная ерунда! Почему это событие должно волновать тысячи людей? В нормальных условиях хорошая литература не будет массовой. Она никогда массовой не была. Это Некрасов мечтал: «Белинского и Гоголя с базара понесут». Те, кто ходит на базар, Гоголя уж точно не купят...

Другое дело, в России в силу особенностей нашего мышления, в силу сложившихся традиций художественная литература занимает особое место. Чего-то нельзя было говорить, что-то запрещали делать, а литература говорила об этом иносказательно. А теперь включил телевизор — тебе Жириновский все скажет: тот козел, тот жулик. И никакой иносказательности.

С литературы слетело все наносное. И любопытные вещи обнаружились. Купил я книгу Евтушенко. Никогда раньше не читал. Говорили: как? А вот так как-то — не читал. А тут поглядел: многие вещи читать невозможно. Они настолько идут за временем... Мне недавно подарили газету «Правда» 1945 года, ее читать интереснее — подлинные новости, а не стихи, в которых они отражены.

Поджалась аудитория у литературы, и это объективный процесс. Но вот что волнует — преподавание словесности в школе. Сын показал мне хрестоматию для 1-го класса, там Агния Барто — верх совершенства, остальное — дребедень, так написано, что язык сломаешь.

Есть у нас гениальная книга — «Слово о полку Игореве». А читать — не знаю, как вы, — я не могу. На другом языке написано! Так вот боюсь — как бы при нынешней системе преподавания лет этак через тридцать люди не стали говорить на новом языке. Откроют Бунина и не смогут читать. Живое русское слово превратится в «не лепо ли ны бяшетъ»... Это действительно опасность.

А. КАЗИНЦЕВ: Уж если мы заговорили об опасности... Меня мучают, сводят сума три цифры. Как три карты в «Пиковой даме». 2, 14 и 30 процентов. Это доля России в населении, территории и природных ресурсах Земли. Не кажется ли Вам, что в эпоху войн за природные ресурсы это больше чем цифры — приговор. С таким небольшим населением, находящимся к тому же в психологическом надломе, размазанным на такой огромной площади, буквально нашпигованной сокровищами, нас просто порвут сильные соседи.

Д. МИЗГУЛИН: Как экономист, скажу: первый и самый главный вопрос — народонаселение. Не раз приходилось слышать: главное, чтобы реформы не остановились. А зачем реформы-то? Чтобы человеку лучше жить стало.

Богатство любой страны — люди. Все остальное нарастет, если люди будут! А не будет — для кого все это? Что сказал Господь: «Плодитесь и размножайтесь». Там ничего о ВВП не было — ни в Ветхом завете, ни в Новом.

Если это пространство не будут заселять люди — не станет государства. Первичны люди, а не экономика. Первична идеология, а не экономика. Прежде чем решать экономические задачи, надо объяснить, что связывает 140 с лишним миллионов, которые живут на этом пространстве, в единую страну. Что связывает учителя из Санкт-Петербурга и нефтяника из Ханты-Мансийска, банкира из Москвы и оленевода из Анадыря? У них должны быть одно, два, три, четыре понятия, которые их объединяют!

А. КАЗИНЦЕВ: Традиционно Россию объединяют вера, культура. Насколько я понимаю, Ваш банк немало делает для их поддержки. Приемная увешана грамотами и благодарностями за помощь в осуществлении важных проектов. Далеко не все банки столь активны в деле благотворительности.

Д. МИЗГУЛИН (смеясь): Да это мы, наверное, такие нескромные: взяли и все повесили... На самом деле спонсорская помощь — это составная часть взаимодействия с обществом. Живешь на территории — помогай! Конечно, можно и по-другому: «Заплатил налоги — и спи спокойно». Но, к сожалению, сегодня не все благополучно, бюджетных денег не хватает, так что, обращаясь к нам за помощью, люди не с жиру бесятся — им бы насущные потребности удовлетворить.

В Писании сказано: десятину (10 % дохода) отдай. Вот и надо отдавать... Зачем придумывать что-то новое, когда на этих устоях мир держится несколько тысяч лет?

Если говорить о направлениях нашей благотворительной деятельности, то это — образование, здравоохранение, культура, помощь православной церкви. Общая сумма в прошлом году превысила 15 миллионов рублей.

А. КАЗИНЦЕВ: Серьезно! Значит, Ваш банк — из числа крупных?

Д. МИЗГУЛИН: Мы входим в тридцатку ведущих банков страны. Открыты филиалы и отделения в Москве, Санкт-Петербурге, Тюмени, Новосибирске, в большинстве городов Ханты-Мансийского округа. Мы позиционируем себя как банк муниципальный. Основная цель — не только зарабатывание прибыли, но, как записано в нашем Уставе, аккумулирование финансовых потоков предприятий и организаций округа для оптимального планирования и решения актуальных производственных и социальных задач. Мы обслуживаем правительство округа, предприятия муниципального хозяйства.

А.КАЗИНЦЕВ: Что же, удачи Вам и в Ваших финансовых трудах, и в творчестве.

Д. МИЗГУЛИН: Спасибо.

 


Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)