Новые мусульмане. Десять лет наблюдений

РАЗВИТИЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ИНСТИТУТОВ — ЗАЛОГ СОХРАНЕНИЯ УММЫ

Ахмед Давлетшин

Новые мусульмане и их общие особенности

Участие новых мусульман в деятельности различных джамаатов

Изменение во времени путей прихода к Исламу

Различия в степени восприятия исламской культуры
между новыми мусульманами и этническими мусульманами

Традиции прозелитизма и динамика количественного роста

Возможные пути распространения Ислама среди новых мусульман

Недавно один ветеран исламского призыва в России в беседе заметил: «Пятнадцать лет назад мы и не мечтали о том, что будут русские мусульмане». Сегодня в России есть мусульмане не только русские, но и карелы, финны, чукчи, буряты, алтайцы, армяне, евреи, грузины, мордва, калмыки, удмурты и т. д. Наличие же русских мусульман признал уже президент РФ В. В. Путин, выступая на Всемирном конгрессе татар в Казани, где он заметил: «Русский, принявший Ислам, – это не татарин».

Сегодня новые мусульмане в российской умме являются уже не эндемичным случаем, а, напротив, стали неотъемлемой частью мусульманского сообщества России и в таком качестве представляют крайне интересный объект для исследования. Автор данной работы имел возможность общаться с новыми мусульманами примерно с 1993 года и поэтому сейчас попытаюсь предоставить свое исследование динамики процесса роста этой части уммы.

К сожалению, понятийного аппарата для социологических исследований современной российской исламской уммы еще не выработано, и поэтому придется самостоятельно вводить некоторые термины. Если кто-либо будет не согласен с этой терминологией, предлагаю обсудить ее и предложить лучшие варианты. Мусульманское сообщество бывшего СССР (а мы все живем на одном геополитическом пространстве, связанном не одним столетием общих судеб, более того, большая часть жителей родилась в одной стране и учились по одним программам в школе) можно условно разделить на три группы.

Первая – «традиционные мусульмане». Как правило, под этим термином подразумевают людей, следующих тому колониальному стереотипу поведения, который выработался под атеистическим давлением (всех нас учили в школе «религия – опиум для народа») и заключался в «похоронно-поминальном обряде» установленного образца. Причем этот образец установился после тотального истребления исламских ученых и просто грамотных мусульман. За неимением ученых нередко преподавать стали люди, обладавшие меньшими знаниями, недоучившиеся, да и учеба носила, как правило, более урезанный характер. Необходимо признать, что в свое время этот «похоронно-поминальный» обряд явился средством сохранения, скорее, не исламских знаний, а мусульманского самосознания у целого поколения людей, поэтому даже в таком опосредованном виде он принес определенную пользу. Зачастую именно похороны и поминальные маджлисы послужили тем толчком, что привел многих этнических мусульман к осознанному восприятию Ислама. В этой же работе под понятием «традиционные мусульмане» подразумеваются те мусульмане, которые выросли в семьях, где не прерывалось следование предписаниям Ислама, родители которых читали намаз, держали уразу, с детства научили этому своих детей, а те, в свою очередь с детства же последовали за ними. Подобных семей, практиковавших исламское воспитание своих детей, к сожалению, сохранилось к концу 1980-х годов очень мало, но люди, выросшие в подобных семьях, сыграли чрезвычайно большую роль в формировании современной уммы российских мусульман.… Сохранив исламское мировоззрение, они сумели донести его до тех, кто пришел или вернулся к Исламу в конце 1980-х – начале1990-х годов. Именно они и возглавили процесс распространения исламских знаний, который развернулся в это время и под влиянием которого появились и «вернувшиеся» и «новые» мусульмане.

Пожалуй, если строго придерживаться данной классификации, то следует отнести именно к традиционным мусульманам и самого исламски грамотного на сегодняшний день русского мусульманина – Сулеймана Сергея Степченко. Сын одного из первых русских мусульман современного периода Абу Талиба Анатолия Степченко, он получил свое образование в даргинском медресе в Кыргызстане, а позже закончил Мединский университет. На формирование его исламской личности оказали ключевую роль воспитательный пример его отца и разумное сочетание даргинской и мединской школ. Данный пример традиционного мусульманина русского происхождения показывает, насколько глубокой может стать степень восприятия мусульманской культуры человека немусульманского происхождения и степень интеграции его в мусульманское общество.

Вторая группа – «вернувшиеся мусульмане». Эту наиболее многочисленную часть мусульманского сообщества составляет преимущественно молодежь мусульманского происхождения, выросшая в семьях, где следование исламским предписаниям было прервано. Также к этой группе относятся и представители более старшего поколения (от 40 лет), ранее не выполнявшие религиозных предписаний (намаз, ураза и т. д.), но вернувшиеся в Ислам недавно не под воздействием своих родителей (которые зачастую читали намаз сами, но не научили этому своих детей), а под воздействием более молодого поколения мусульман. В России сложилась ситуация, невозможная ни в одной мусульманской стране, когда дети учат своих родителей читать намаз. Вследствие этого же разрыва в преемственности поколений в среде российских мусульман возник и ряд иных проблем, обычно легко решаемых в рамках устоявшихся мусульманских обществах.

К «вернувшимся» относятся и мусульмане метисного происхождения с наличием мусульманских корней. За счет более крепких семейных и родственных связей у мусульманских народов (по крайней мере по сравнению с русскими) немало из этих метисов, несмотря на проводившийся ранее и продолжающийся и поныне курс на русификацию, осознают себя более связанными со своими предками-мусульманами, чем с немусульманами. Оказывает немалое влияние в этом направлении и развитие российского общества в сторону усиления клановости. Кроме того, определенное влияние оказывает тот факт, что в Российской империи социальный статус представителей мусульманских народов был в целом выше, чем русских. Например, все башкиры и немалая часть татар принадлежали к полупривилегированному сословию и входили в иррегулярные войска (Оренбургское, Сибирское, Уральское и Донское казачьи войска, башкиро-мещеряцкое войско, тептярские полки), и даже те татары-однодворцы, которые, будучи приписанными к Адмиралтейству, выполняли тяжелые лашманные повинности, были лично свободными в отличие от большинства русских, находившихся в крепостном праве. Социальную основу общества мусульманских народов Северного Кавказа также представляли лично свободные уздени, составлявшие большинство своих народов. Тема распространения Ислама среди метисного населения весьма интересна и требует более детального рассмотрения.

В царское время сравнительно небольшое число мусульман отказывалось от Ислама. Это были, например, татары, насильно крещенные во времена Ивана Грозного и Луки Канашевича, впоследствии немалая часть из их потомков вернулась к Исламу во время восстаний Батырши и Юлаева и во время расцвета исламского просвещения среди татар и башкир в XVIII – начале XX веков. Была эта также часть аристократии, променявшая единобожие на право владеть крепостными-христианами или же на приближение к царю (Юсуповы, Беклемишевы, Тарковские, Черкасские-Бековичи и т. д.). В отдельных этнических группах по такому пути пошли все мурзы, в иных же родовая аристократия и купечество стали костяком нации, ее стержнем (Акчурины, Давлетшины, Агишевы, Гаспринские, Гоцинские и др.).

Массовый отход мусульман от Ислама начал происходить лишь при советской власти, когда, поддавшись большевистскому обману, массы мусульман сначала откликнулись на лозунг строительства «исламского социализма», а потом постепенно удалили из него определение «исламский». В этой обстановке многие стали воспринимать Ислам и все, что с ним связано, а также собственную вековую национальную культуру, как нечто отсталое, косное, мешающее продвижению вперед, в том числе и собственному карьерному росту. И лишь с крушением ложных идеалов «рая на земле» многие стали возвращаться к религии реального монотеизма, веками сохраненной для нас поколениями наших предков.

У многих возвращающихся мусульман возврат к Исламу связан также и с ростом национального самосознания. Более того, нередко наблюдается такая ситуация, когда молодой татарин или кавказец, выросший в городе, до прихода в Ислам полностью потерял родной язык и связь с традицией, а Ислам воспринял отнюдь не как «национальную религию» какого-либо народа и лишь с ростом своего исламского сознания воспринял необходимость освоения творческого наследия своего народа, основанного на Исламе. Такие молодые люди, чьи предки некогда, казалось бы, безвозвратно отошли от своих корней, сейчас изучают труды Марджани, Бигиева, Гоцинского и иных отечественных исламских ученых, изучают язык своих предков (татарский, даргинский, карачаевский и т. д.). Здесь необходимо заметить, что, например, в 1980-е годы соблюдающих мусульман, не владеющих языком какого-либо традиционно мусульманского народа бывшего СССР, в нашей стране почти не было.

«Вернувшиеся мусульмане» представляют из себя не только наиболее крупную, но и наиболее динамично развивающуюся часть российских мусульман. В основном именно из их среды выходят молодые ученые – кандидаты и доктора исторических, философских, математических, технических, медицинских и т.п. наук, при этом соблюдающие нормы и предписания шариата. Из этой же среды, как правило, мусульмане – юристы, врачи, учителя, и, наконец, наиболее малочисленная группа, пока малочисленная, – мусульмане госчиновники. Именно вернувшиеся мусульмане в основном сегодня заполняют мечети и медресе. Они же чаще всего заявляют о себе, как о полноправных гражданах своей страны, ломая тем самым стереотипы колониального сознания, до сих пор бытующие среди представителей многих коренных народов России, в том числе и мусульманских. Эта группа имеет весьма существенный потенциал роста, причем не только за счет официально по переписи числящихся таковыми татар, башкир, чеченцев, казахов, аварцев и т. д., но и за счет многочисленного смешанного населения с мусульманскими корнями, помнящего о наличии данных корней. Потенциально численность последних может достигнуть 30–40 и более миллионов человек.

Дата добавления: 2015-11-30