Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

14 страница

Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

В квартире недалеко от берлинской телебаш­ни этот перелом в жизни Иоганны сдабривает­ся бокалом коньяка, обсуждаются следующие шаги. Сама Иоганна называет последовавшие за этим месяцы своим карантином. Ее исчезно­вение случайно совпадает с выводом двух дру­гих разведчиков, семейной пары, и принимается решение о необходимости подождать реакции на Западе. Местонахождение Иоганны должно сохраняться в тайне. Представить Иоганну в па-[ 325 ] рике и шляпе совсем непросто, но таким спо­собом должна быть сохранена секретность, ког­да она покидает квартиру.

Лишь через год она получает со своими под­линными документами собственную квартиру в небольшом городке под Берлином. Предло­жение поселиться в берлинском районе панель­ных новостроек она отклоняет и не жалеет об этом. Ее квартира находится в уютном месте, недалеко от рыночной площади городка, сосе­ди знают друг друга и всю округу.

У Иоганны не было трудностей с тем, как вписаться в новую для нее жизнь, как это бывает у большей части мужчин и женщин, которые вернулись или вообще впервые приехали в ГДР. Иоганна была захвачена любопытством и ин­тересом ко всему. Конечно, были и проблемы. Уже при покупке мебели для уютной двухком­натной квартиры на первом этаже многосемей­ного дома ей пришлось подумать над вопросом продавцу, следует ли ей спросить: «Простите, я хотела бы...» или «У вас есть...». Оказалось, что она не может купить два понравившихся ей кресла из гарнитура, потому что в него вхо­дят четыре. В поисках подходящих драпировок она обегала все магазины Берлина. Она не была бы Иоганной, если бы терялась перед такими мелочами. Она очень хорошо умеет совмещать свои потребности с возможностями.

Со времени въезда в свою квартиру она включается в политическую жизнь, как будто [ 326 ] и не было двадцати лет отсутствия. Берлин, если ехать электричкой, рядом, все культурные собы­тия вполне доступны и в большом количестве.

Даже в маленьком городке бывают интересные мероприятия, которые Иоганна посещает либо вместе с двумя бывшими разведчиками, живу­щими недалеко от нее, либо с новыми знако­мыми.

Возвращение позволило регулярно поддер­живать контакты с семьей. Ее пенсия хотя и не позволяет ей совершать большие путешествия, однако положение в Польше во многом еще хуже, чем в ГДР. Поэтому машина Иоганны бы­вает полностью забита, когда она пересекает границу под Гёрлицем. В 1989 году умирает ее тяжело больная мать, которую она перевезла к себе с помощью сотрудников нашей службы. Два раза в год к ней приезжает сестра, иногда приезжают и племянники-подростки.

Почти случайно оказалось, что квартира Иоганны находится в нескольких минутах езды на машине от нашего летнего жилища в лесу, и поэтому Иоганна оказалась в числе тех быв­ших сотрудников нашей службы, с которыми контакт сохранился. С самого начала между ней и Андреа возникла симпатия, которая с годами переросла в сердечную дружбу. Не говоря уже о наших кошках, которые очень радуются, ког­да приезжает Иоганна и привозит им лакомые кусочки от ее польского мясника. Так уж сло­жилось, что Иоганна смотрит во время наших [ 327 ] частых отъездов за кошками. Даже наша про­казница Принцесса Аугуста с разноцветными глазами перешла с ней на <<ты», а робкая, к сожалению, уже умершая Бонни позволяла ей себя гладить. Иоганна знает всех наших ко­шек по имени и отличает их по совсем разным характерам. Вообще-то чувства женщин, и в осо­бенности к кошкам... Но это совершенно дру­гая история.

События осени 1989-го застали Иоганну в Китае, где она была с группой туристов. Она получила информацию в посольствах ГДР и ФРГ. Хотя из бесед и наблюдений сделала выводы, что надвигаются важные события, од­нако не ожидала, что изменения пойдут по та­кому пути. Она знала, как растет недовольство во всех слоях и что ситуация становится все более критической. И все же не ожидала кон­ца ГДР.

За время до ее выступления в роли свиде­тельницы в моем процессе мы виделись редко. У всех было слишком много собственных дел. В 1991 году мы с Андреа были за границей, когда Иоганну арестовали на короткий срок. В ее доме никто этого не заметил. Однако, ког­да об аресте стало известно и ее выпустили под залог, одна из ее соседок, от которой она ожидала этого менее всего, встретила ее буке­том цветов. Когда прошел мой процесс и мы, несмотря ни на что, жили на следующее лето в нашем лесу, встречи с Иоганной вернулись [ 328 ] в нашу жизнь. Наши беседы вращались не вок­руг заоблачного, но вокруг другого, реального мира. Иоганна из тех людей, с которыми мы можем говорить обо всем, что нас занимает, заботит и тревожит.

О ее процессе и приговоре к двум годам и шести месяцам заключения я знал, так же как мне было известно и во время моего про­цесса, что обжалование ее приговора еще на­ходится на рассмотрении. Подтверждение приговора означало бы его исполнение с за­ключением в тюрьму. Мог ли я пойти на то, чтобы потребовать от нее пойти на новую жертву?

Иоганна никогда не воспринимала это вре­мя даже в период ее преследования как время жертв с ее стороны. По ее словам, это было интересное время, в которое она познала мно­гих людей с другой стороны и научилась их уважать. Она сказала нам, что никогда не счи­тала, будто принесла в жертву свою личную жизнь. Ни в ГДР, ни на Западе ей не встре­тился партнер на всю жизнь. Конечно, она хотела бы иметь детей. Никогда она не чув­ствовала себя одиноким человеком, вокруг нее всегда были хорошие друзья, интересные люди.

Враждебность на процессах по отношению к нам, нападки и оскорбления были жесткими и злобными. Судьба больной женщины, доку­ментами которой воспользовалась Иоганна во [ 329 ] время своей работы на Западе, пресса сдела­ла предметом «великих разоблачений» наших «постыдных деяний», которые были поставлены в вину и мне. Она была вынесена в заголовки газет и представлена как пример «злоупотреб­ления» психиатрией в наших целях. После того как обвинение врачей в злостном изобрете­нии насильственного лечения выполнило свою роль, ни об этом, ни о многом другом более не было слышно. Никакого расследования, ни­чего.

Иоганна, когда ее об этом спросили, сказа­ла, что использование имени этой женщины ни­коим образом не отягощает ее. На основании собственных своих расследований в Западном Берлине и из бесед с бывшими соседями она знала о тяжести заболевания этой женщины. Иоганна установила, что женщина по собствен­ному желанию перешла на Восток, что никто из членов ее семьи за ней не ухаживал, а от своего ведущего офицера знала, что в лечебни­це за ней был установлен такой уход, которого она, по-видимому, без нашей заинтересованно­сти никогда бы не получила. У Иоганны не было оснований сомневаться в этом.

Естественно, эта враждебность не могла не затрагивать нас. Но мы не стыдились своих убеждений и своих деяний. Мы отстаивали свою позицию с чистой совестью. Не в господствую­щих средствах массовой информации, а у боль­шинства людей, с которыми мы встречались, это [ 330 ] вызывало уважение. По отношению к Иоганне все, кто ее знал, оставались дружелюбны и веж­ливы. Я лично тоже постоянно отмечаю в от­ношении к себе - благодаря прессе меня знают больше и чаще узнают, - как правило, друже­ственные приветствия, а враждебность оказы­вается редким исключением.

Возможность тюремного заключения висе­ла над нами, как дамоклов меч. Ни Андреа, ни я никогда не забудем того послеполуденного часа, когда позвонила Иоганна и сказала, что хотела бы поговорить с нами. На веранде на­шего домика она рассказала, что ее должны заключить в тюрьму. В повестке было точно указано место и время. Хотя с самого начала тюремное заключение не исключалось, перс­пектива такого исхода заметно на нее по­действовала. Разные вещи: считаться с возмож­ностью беды или же вплотную столкнуться с нею.

Андреа тут же сказала, что я должен позво­нить своему гамбургскому адвокату, знавшему Иоганну по выступлению свидетелем на моем процессе, которое произвело на него большое впечатление. Он известен как уважаемый адво­кат, прекрасно показал себя во время моих процессов блестящим знатоком правовых норм и законных возможностей. Адвокат среагировал немедленно и, действительно, в кратчайший срок добился того, что Иоганне не пришлось отправляться в заключение. [ 331 ]

Сейчас эти треволнения остались далеко позади. Жизнь нормализовалась, встречи опять стали регулярными. Кошки по-прежнему полу­чают первоклассное мясо из Польши, а Иоган­на наслаждается природой, В отличие от Андреа ее не пугает отдаленность нашего участка, она наслаждается спокойствием уединенных про­гулок вокруг озера, знает каждую тропинку, мостик и ручей, «наших» лебедей и других оби­тателей этого красивого пятачка земли. В то же время она общительный человек, и мы радуем­ся встречам с ней.

С окончания моих передряг с юстицией у Анд­реа и Иоганны стало гораздо больше времени для обсуждения тем, которые женщины пред­почитают обсуждать куда охотнее. И у меня есть время заниматься садом или «мучаться» писательством за компьютером.

Мы трое не относимся к числу людей, ко­торые жалуются на трудности и болячки души и тела. Андреа и я охотно проводим время с Иоганной, потому что она всегда излучает дру­желюбие. Это хорошо, особенно в наше время, когда положение в мире и в нашей стране ос­тавляет мало поводов для радости. Мы не выс­тавляем напоказ свои чувства. Именно поэтому я ставлю и перед Иоганной вопрос: «Разве мы напрасно прожили жизнь?»

Нет, она считает, что прожила полную жизнь. Конечно, она сожалеет об ошибках, которые мы совершили, и шансе, утерянном вместе [ 332 ] с реальностями жизни ГДР и ее падением. Дея­тели, стоявшие во главе страны, не хотели ве­рить в силу, внутренне присущую «Проекту ГДР». Любой инициативе ставились узкие рам­ки, и людям не доверяли, тогда как нужно было положиться на них. Иоганну печалит то, что мы стали так бессильны, так мало можем сде­лать против несправедливости и грозящих опас­ностей. Все-таки в мире была ГДР, и все хорошее о ней не стереть из памяти людей. Так же, как крестьянские восстания Средневековья, несмот­ря на их поражения, оставили заметный след, так и от наших деяний тоже останутся следы.

Когда я слышу девятую симфонию Бетхо­вена, говорит она, я одновременно испытываю чувства печали и счастья. Счастье я испытываю от этой чудесной музыки, так же как и от чте­ния, когда хорошие актеры читают на нашем немецком языке. Я испытываю счастье от кра­соты природы и от многих людей, которые ок­ружают ее. Она много ездит, находит при этом хороших друзей, у нее много знакомых, кото­рым нужна ее помощь. Хорошее это чувство, когда ты нужен.

Это чувство жизни Иоганны очень хорошо выражает и мое чувство. Оно противостоит грузу разочарования, с которым не справились многие из моих друзей. С некоторыми были свя­заны гораздо более продолжительные отрезки нашей жизни, чем с этой разведчицей, почти что ровесницей. [ 333 ]

Возможно, что мы так сблизились перед заходом солнца именно потому, что, как и преж­де, живем утверждением жизни и не утратили свободу и далее жить в соответствии с нашими представлениями о ценностях жизни. Естествен­но, как и Иоганна, я испытываю, наряду со сча­стьем и печаль. Печаль из-за упущенных шансов в том обществе, которому мы отдавали свои способности и энергию. Печаль из-за того, что так невелики наши возможности влиять сегод­ня на непредсказуемый ход развития мира. Оба мы рады тому, что у нас сносное здоровье и есть возможность делать еще что-то, напол­нять смыслом свои дни и разделять их с теми людьми, которые нами любимы и дороги нам. Достаточно того, что семьи детей, стайка вну­ков и первый правнук снимают у меня остроту вопроса, имела ли смысл моя жизнь.

«Freedom and Friendship - свобода и друж­ба» - были самыми важными ценностями для моего американского друга последних лет Джи­ма. Я познал счастье подлинной дружбы пол­ной мерой. Многие из моих близких друзей ушли. Я иногда думаю о том, почему именно на мою долю выпало счастье пережить возраст моих родителей на такое большое число лет и годы жизни младшего брата уже больше, чем на два десятилетия. Ранняя, большей ча­стью неожиданная смерть многих ровесников оставила болезненные утраты. Она пробудила во мне потребность закрыть эти раны, расска-[ 334 ]зав то, что сберегла память. Я чувствую свой долг перед ушедшими друзьями и хотел бы сохранить для будущего их образы и мысли. Да не развеются наши следы слишком быстро. [ 335 ]

 


Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)