Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

История всемирной литературы 78 страница

Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

«Апостол» — настоящая героическая поэма возмужания: история честного, самоотверженного юноши, который проходит через тягчайшие испытания, горестные разочарования в розовых просветительских иллюзиях, но укрепляется в социально-благородных идеалах. Герой этой романтической поэмы, несмотря на отчаянные, поистине крестные муки, становится лишь тверже, мудрее, отдавая себе неумолимо-трезвый отчет во многих реально важных для дела свободы исторических противоречиях. В самом деле: общество расколото на два стана, и лучшие, вдохновенные мыслители и народные печальники — в меньшинстве и пренебрежении. Страшная власть денег и привилегий царит вокруг, порождая гнет, пресмыкательство, верткую житейскую дипломатию, развращая даже народ, который подкупают, ослепляют и натравливают на его заступников. Долог и тернист еще, оказывается, путь народного прозрения, политического пробуждения, которое он, Сильвестр, — увы, по-видимому, тщетно — пытается ускорить выстрелом в тирана.

При всей мятежности, подчас патетичности, романтическому творчеству Петефи чужды какая-либо надуманность, выспренность или отвлеченность. Главным его эстетическим принципом оставалась здоровая естественность, и это обеспечило ему долгую жизнь в венгерской литературе. Быстро устарели разве лишь отдельные полуподражательные стихотворения из цикла «Кипарисовые ветки с могилы Этельки» (1845), где юный поэт облачался в не очень идущие ему одежды немецких романтиков, вещая о призраках и сам бродя, как тень, среди могил. Однако он тотчас же их сбрасывал, вызывающе меняя в своей эстетике «луну» на «солнце» («Я и солнце», 1845), под жаркими лучами которого расцвел в его лирике союз «любви и свободы». «Любовь» и «свобода» — это словно понятийные знаки столь свойственной ему слитности повседневного и героического, простоты и высоты. Так и в «Апостоле»: Сильвестр, конечно, — романтический бунтарь-одиночка, но изображение жизни его духа, и, так сказать, «тела» — вообще будней городских низов — равно приводит на память диккенсовские краски. Ведь высокое горение героя (и автора), которым освещены бытовые картины, оценки, тоже глубоко укоренено в жизни. Именно поэтому творчество Петефи могло подготавливать новое, тоже нераздельное с обыденным, частным и наследующее социально-гуманистический пыл романтизма реалистическое обобщение.

Неразрывны у Петефи также критическое и утверждающее начала. Зарисовка венгерской глуши, заштатного убожества, например, в «Кутякапаро» (1847), острокритична. Однако и это описание, конечно, согрето, освещено огромной любовью к запустелому родному краю, отупленному, заброшенному народу — любовью, которая сквозит хотя бы в лирическом юморе. А в других стихотворениях о простых людях пушты и хуторов, в несравненных произведениях его пейзажной лирики, в которые вкраплены зоркие наблюдения над времяпрепровождением крестьян и батраков, — сколько там этой любви, родственного, сыновнего чувства! Оно питает и социально-критические зарисовки (в том числе жестоко-сатирическую насмешку — в «Пале Пато», 1847; «Окатоотайе», 1847), заостряя аналитическое зрение и пылкие освободительно-политические призывы.

В одном случае перед нами — бытоописание, в другом — идеальный порыв. Но и то и другое одушевлено деятельно-революционной страстью к улучшению, обновлению мира. И в том и в другом (а также в многочисленных стихотворениях о себе самом, о своей любви, о своих раздумьях и переживаниях) проступает индивидуально-неповторимый и вместе лирически обобщенный душевный облик и жизненный путь поэта-революционера, неотделимый от каждодневного и исторического бытия его народа, который с Петефи и благодаря Петефи впервые столь полно вошел в венгерскую литературу.

В демократизме поэта вызревали уже предсоциалистические элементы. Его революционное, интернационалистское мировоззрение стало вершиной общественного сознания, достигнутой

538

венгерским народом в пору политического подъема 1848 г. Вот почему Шандор Петефи, который буквально за несколько лет закрепил и превзошел прежние достижения своей литературы, сумел и эстетически словно предвосхитить ее дальнейшие пути.

 

538

ЛИТЕРАТУРА ДУНАЙСКИХ КНЯЖЕСТВ

Литература в Дунайских княжествах — Молдавском и Валашском, — находившихся в вассальной зависимости от Оттоманской империи и Трансильвании, входившей в состав Австрийской империи, в конце XVIII в. и в течение первых двух десятилетий XIX в. оставалась занятием отдельных поэтов, чьи произведения ходили в списках, читались в кругу друзей и знакомых, переписывались в альбомы. Многое сохранилось лишь в рукописях или было опубликовано после смерти авторов.

Культурно-просветительское течение, которое получило название Латинской (или Ардяльской) школы, занимаясь прежде всего вопросами истории и лингвистики, дало и несколько художественных произведений. Наиболее значительное среди них — «ирои-комико-сатирическая поэма» Иона Будай-Деляну (1760—1820) «Цыганиада, или Цыганский табор» (1812). Следуя литературным примерам (от «Батрахомиомахии» до Мильтона), Будай-Деляну использует вымышленный исторический сюжет и параллельно ему развивающуюся любовную историю. Поэма насыщена антифеодальными идеями (протест против засилья эксплуататорской иерархии, церковного догматизма, утверждение права человека и народа на свое самоопределение). Параллельно в многочисленных прозаических комментариях излагаются взгляды Ардяльской школы на историю и происхождение румынского языка. В целом поэма представляет собой критический анализ общественного состояния Австрийской империи.

Наиболее значительными поэтами начала века в Дунайских княжествах были Янку Вэкэреску (1792—1863) и Костаке Конаки (1777—1849). Их анакреонтические стихи как первая попытка самоутверждения личности были провозвестником романтического направления, которое становится доминирующим в литературе после 1821 г.

Восстание гетеристов под руководством Александра Ипсиланти и крестьянское восстание в 1821 г., поднятое Тудором Владимиреску, отражают две стороны той борьбы, которую вели народы на Балканах: национальной, антиосманской и социальной, антифеодальной. На протяжении 20—40-х годов Дунайские княжества переживают период национального возрождения, когда формируется буржуазное национальное сознание и сплачиваются прогрессивные силы боярства для борьбы против двойного гнета феодализма, внутреннего и внешнего (Османская империя). Этот период выдвинул комплекс разнообразных общественных проблем, как просветительского плана (расширение и демократизация народного просвещения, выпуск первых газет и журналов, организация типографского дела и театров), так и социально-политического (национальное освобождение, общественное переустройство, крестьянский вопрос). Конкретные общественные задачи побуждают литературу использовать как идеи Просвещения, так и литературные формы классицизма, которые подхватывает и преображает романтический порыв, устремленный в будущее, одухотворяющий литературу предчувствием национальной свободы. Романтизм возникает и развивается до середины XIX в. как реакция на мертвящую феодальную косность.

Развитию литературы способствовало появление первых газет, которые стали выпускать в 1829 г. в Валахии Элиаде-Рэдулеску («Курьерул ромынеск»), в Молдавии Георге Асаки («Албина ромыняскэ»). Газеты вскоре стали сопровождаться специальными литературными приложениями.

Ион Элиаде-Рэдулеску (1802—1872) и Георге Асаки (1788—1869) — две выдающиеся фигуры в культурной жизни княжеств предреволюционного периода. Оба они отдали много сил развитию образования и языка как педагоги и составители учебников, способствовали основанию национального театра, занимались переводами и сами были литераторами. Их культурная и литературная деятельность содействовала становлению национального самосознания, что, в свою очередь, способствовало формированию революционных идей, хотя в политических воззрениях сами они не всегда были на высоте передовой мысли. Элиаде-Рэдулеску входил во Временное правительство в 1848 г., однако стоял за примирение с крупным боярством, Асаки же вовсе не участвовал в революции 1848 г.

Русско-турецкие войны, расшатывавшие господство Оттоманской империи на Балканах

539

(особенно важным в этом смысле был Адрианопольский мир 1829 г.), организация тайных обществ и заговоров, направленных против господства произвола, активная культурно-просветительская деятельность — все это способствовало подъему патриотических чувств и укреплению веры в возможное и скорое национальное освобождение. Лучшие представители общества остро ощущали переходный характер своей эпохи и сознавали личную ответственность за то состояние, в каком находились народ и общество. Современность воспринималась как исторический этап, на котором борьба должна быть завершена окончательной победой, после чего воцарится всеобщее национальное и социальное благоденствие. Подобное отношение к истории порождает в поэзии две линии. Историческое прошлое в первую очередь воскрешается в так называемой «поэзии руин». Родоначальником ее считается Василе Кырлова (1809—1831), автор стихотворения «Руины Тырговиште» (1830). Почти все поэты 30—40-х годов разрабатывают эту тему: Александру Хрисоверги — «Руинам крепости Нямц» (1834), Ион Элиаде-Рэдулеску — «Ночь среди руин Тырговиште» (1836), Григоре Александреску — «Былое. У монастыря Дялулуй» (1834), «Восход луны в Тисмане» (1842), «Могилы в Дрэгэшань» (1842), «Тень Мирчи у Козии» (1844), Иоан Катина — «Среди руин крепости Цепеша» (1847), Михаил Кучуран — «Весенний день и ночь на руинах крепости Нямц» (1840).

Характерный для «поэзии руин» элегический тон и часто возникающий ночной романтический пейзаж служат, как правило, фоном, оттеняющим мажорные призывы к современникам-соотечественникам подниматься на борьбу, не уронить чести предков, быть достойными их славы. Патриотические призывы сменяются жизнеутверждающим пафосом, когда поэзия касается современности. Ни одно событие, двигающее общественную жизнь вперед, не проходит мимо поэтов. Современность для них — это живая поступь истории, и поэзия фиксирует каждый ее шаг. Так, Янку Вэкэреску пишет стихотворение «Сатурн. (На открытие впервые театра в Бухаресте в 1819 году)». Целым рядом стихотворений отмечен 1821 год: «Благовещенье», «Румынская песнь», «Голос народа под деспотизмом» — Янку Вэкэреску; «Молдова в 1821 году» — Василе Фабиан Боб, «К молдаванам (на восстановление местного государства, 1822)» Георге Асаки. Он же откликается стихотворением «На введение национального языка в народное образование в Молдове в 1828 г.». «Оду на русскую кампанию 1829 г.» создает Ион Элиаде-Рэдулеску. «Румынский марш (написан по поводу восстановления национальной милиции в 1829 году)» — Янку Вэкэреску. «Новый год молдо-румын 1830-й, в котором выработан Органический регламент, первый свод административных и законодательных уложений Молдавии» славит Георге Асаки. «Освобождение цыган» (1840) приветствует Василе Александри и пр. Все эти стихи как бы сливаются в единую, торжественную оду современности.

В период становления литературы в идейной и художественной жизни Дунайских княжеств важную роль играют переводы. На протяжении 20—30-х годов значение переводной литературы особенно велико. Она не просто знакомит с культурой других народов, но и формирует мировоззрение человека, объявившего войну феодализму. Освободиться от религиозного образа мышления, от церковной морали помогал Вольтер (были переведены «Альзира, или Американцы», «Фанатизм, или Магомет-пророк», «Меропа»). В связи с этим утверждался мир чувств, личных переживаний (переводы «Манон Леско» Прево, «Страданий молодого Вертера» Гёте, стихов Ламартина). Человек становится личностью, обретает свой взгляд на мир, но в то же время ему как гражданину должно быть свойственно чувство долга — поэтому переводам из Байрона сопутствуют драмы Расина («Британик», «Сид»). Стремление к свободе, борьба с деспотизмом и тиранией заставляют обращаться к Байрону и Гюго («Мария Тюдор», «Анджело, тиран падуанский»). Личная свобода не должна оборачиваться неволей для других, как бы подтверждает перевод «Цыган» Пушкина. Перевод «Сатир» Антиоха Кантемира обостряет критическое отношение к феодальному обществу. Вместе с тем переводы были художественной школой, которая помогала овладению литературной формой, испытывала выразительные возможности родного языка.

Способствуя становлению национальной литературы, переводы к началу 40-х годов начинают как бы затенять ее. Поэтому М. Когэлничану (1817—1891), историк, публицист, виднейший общественно-политический деятель, организуя в 1840 г. журнал «Литературная Дакия», в программной статье прямо заявляет, что переводы не делают литературу, и призывает всемерно развивать собственное творчество, которое основывалось бы на историческом материале, современной жизни и народных обычаях. Когэлничану, намечая путь развития национальной литературы, опирался на уже зарождавшиеся тенденции. В том же 1840 г. были опубликованы баллада Г. Асаки «Докия и Траян» и новелла К. Негруци «Александру Лэпушняну». Баллада Асаки, в основу которой положена легенда, принадлежит к тому типу

540

романтических произведений, в которых автора мало интересует историческая достоверность и осмысление истории, а на первый план выступает романтический сюжет старинного предания. В дальнейшем подобная историческая баллада продолжает культивироваться в творчестве Д. Болинтиняну и В. Александри. Новелла Костаке Негруци (1808—1868) — самое замечательное произведение на историческую тему. Опираясь на молдавскую летопись Григоре Уреке, автор создал впечатляющее тираноборческое произведение.

Стремление найти национальную основу для литературы заставляло обращаться как к истории, так и к фольклору.

Многое для распространения фольклора сделал Антон Панн (1794—1854), напечатавший в своей типографии несколько сборников песен. Главным трудом А. Панна является «Собрание пословиц, или Сказ слова» (1847). Сгруппировав пословицы тематически и снабдив каждый раздел собственными назидательными стихами, А. Панн создал подобие морального кодекса или «путеводителя по жизни».

В полной мере богатство и ценность народного творчества, особенно поэтического, лирических песен-дойн, гайдуцких песен и баллад, легенд и преданий, обнаружились, когда В. Александри в 1852—1853 гг. опубликовал песни, записанные им, присовокупив к ним и те, что были собраны Алексу Руссо и другими деятелями культуры. Это было действительно открытием фольклора, что вовсе не означало, будто до выхода «Народных песен» В. Александри поэзия была от него изолирована: использовали народные предания и Г. Асаки, и И. Элиаде-Рэдулеску («Змей-огнистый», 1842). Творчество самого Василе Александри (1821—1890) с самого начала находится под воздействием народной поэзии (стихотворения «Дойна», «Андрий-Попа», «Баба-яга», «Ворожеи», «Фэт-Логофэт», «Чинел-чинел» и др.).

Фольклор, проникая в поэзию, помогает формированию литературного языка. Это была проблема первостепенной важности именно в первой половине XIX в., когда ложно толкуемые идеи Ардяльской школы и становящийся модным французский язык порождали «теоретические» обоснования и искусственную «латинизацию» литературного языка.

Фольклор способствовал и формированию антифеодального мироощущения. Особенное значение имели в этом смысле гайдуцкие героические и исторические песни, воспевавшие доблесть, удаль, самопожертвование гайдуков — народных мстителей. Отраженная и воспетая в народных песнях борьба против притеснителей и угнетателей, став уже достоянием литературы (В. Александри «Дойна», «Гайдуцкая песня», К. Негри «Гайдуцкая песня»), конкретизировала многочисленные поэтические призывы «подниматься на борьбу», показывая, во имя кого и против кого должна вестись эта борьба. Фольклорная основа придавала литературе то социальное звучание, которое подчас затенялось общим патриотическим подъемом, порожденным идеей национального освобождения, и которого литературе не хватало в период подготовки к революции 1848 г. Социальные мотивы, обличение бесправия трудящегося человека встречаются только у Чезара Болиака (1813—1881) («Шествие нищего», «Дочь цыгана и дочь боярина», «Трудящийся», «Насилие», «Каторга»), хотя и его стихи далеки от исторической и социальной конкретности.

Весьма туманное представление об общественных идеалах, с одной стороны, с другой же — невозможность вести открытую борьбу против существующей системы феодального гнета и подавления делают распространенным литературным жанром басню. Басни пишут за редким исключением все поэты, но наиболее часто прибегают к этому жанру Григоре Александреску, Александру Донич. Непосредственно к басне примыкают гораздо менее распространенные жанры сатиры и посланий. Они хотя и не выходили за рамки критики быта и нравов, однако эта условная узость не мешала им расшатывать устои феодального общества.

Большую роль в общественной жизни 20—40-х годов играл театр. Создание «Филармонического общества» в Бухаресте (1833) и «Филармонико-драматургической консерватории» в Яссах (1836) потребовало национального репертуара. Сатирическая комедия более всего соответствовала мироощущению эпохи: общественное зло казалось вполне одолимым, и в борьбе с ним важнейшим оружием были смех, сатира, ирония.

Одной из первых национальных пьес была комедия Костаке Фака «Комедия времени. (Офранцуженные)» (1833). Но основы национальной драматургии заложил Василе Александри, его пьесы «Фармазон из Хырлэу» (1840), «Модистка и чиновник» (1841), «Иоргу из Садагуры» (1844), «Яссы во время карнавала, или Заговор во сне» (1845). Если в трех первых комедиях Александри не выходит за рамки осмеяния нравов и типов городской среды, то в комедии «Яссы во время карнавала» подобному осмеянию сопутствует изображение страха власть имущих перед возможным заговором, т. е. революционным переворотом.

В канун революции 1848 г. наиболее широкую и активную литературную деятельность развертывает в Молдавии В. Александри. Поэт,

541

драматург, собиратель народных песен, он выступает и как прозаик, являясь автором «Истории одного золотого» (1844). Несмотря на то, что «История» написана прозой, она как бы концентрирует в себе все поэтические жанры: здесь и басенная аллегория, и медитация, и сатира; в ней есть и ирония над ложным романтическим пафосом, и подлинный романтический пафос, когда речь идет о положении цыган в Дунайских княжествах. Используя многообразные романтические приемы, В. Александри дает беглую характеристику различных слоев общества, равно подвластных силе денег, и вместе с тем высказывает основные прогрессивные идеи своего времени — от требования чистоты языка до требования свободы от феодального произвола.

Весьма емкая как по идейному содержанию, так и по использованию разнообразных приемов романтической литературы новелла Александри «История одного золотого» является одним из ярких достижений прозы этого периода, в основном представленной «малым жанром»: отдельными картинами, зарисовками, сценками, осколками жизни (или сюитой зарисовок, какой является «История одного золотого»). Эта проза близка к «физиологическому очерку», достаточно распространенному в западноевропейских и русской литературах. Такая проза, тяготея к конкретности и достоверности изображаемого, имеет некоторое сходство с поэтической сатирой, что говорит о ее внутренней связи с литературой данного периода. Вместе с тем благодаря своей художественной достоверности эти «очерки» являются провозвестниками реалистической литературы.

Революция 1848 г. в Дунайских княжествах потерпела поражение. В истории Дунайских княжеств начался новый период. Однако литература в лице наиболее последовательных поборников революции еще продолжает жить ее пафосом. В этом отношении примечательны две фигуры: Николаэ Бэлческу и Алеку Руссо.

Н. Бэлческу (1819—1852) — последовательный революционный демократ, автор таких работ, как «Военная сила и военное искусство от основания княжества Валахии до настоящего времени» (1844), «О социальном положении трудящихся землепашцев в румынских княжествах в разные времена» (1846), «О наделении крестьян землей» (1848), «Ход революции в истории румын» (1850). В его трудах исторический процесс осмыслен с позиций революционного демократизма, что имело важное значение как для развития общественной мысли, так и для литературы, проявлявшей пристальное внимание к национальной истории.

Иллюстрация:

Группа революционеров 1848 г.

Гравюра К. Петреску

Если Бэлческу привнес в родную литературу научную публицистику, то Алеку Руссо (1819—1859) в своей «Песне Румынии» (1850) — публицистику эмоциональную. Отталкиваясь от библейской «Песни песней», А. Руссо создал гимн родине и ее народу. «Песнь Румынии» звучит вместе с тем как пламенный призыв к борьбе против национальной и социальной неволи.

Первая половина XIX в. в истории литературы Дунайских княжеств характеризуется бурным ее становлением, выразившимся в формировании всех ее родов и основных жанров. Романтический подъем в период национального возрождения, отмеченного антифеодальной борьбой и подготовкой к буржуазно-демократической революции 1848 г., совершил главное — твердо поставил литературу на демократические позиции и дал ей национальную основу: история, фольклор, народная жизнь.

 

542

ГРЕЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Трехвековое господство Османской империи прервало культурное развитие Греции, и лишь со второй половины XVIII в. создаются предпосылки для национального возрождения: прокатывается волна восстаний против поработителей, некоторый социально-экономический подъем обеспечивает условия намечающегося буржуазного развития, а в греческих центрах диаспоры — Вене, Венеции, Париже, Бухаресте — развертывается просветительское движение, призванное пробудить сознание угнетенных греков. В 1814 г. в Одессе возникло тайное общество «Филики Этерия», которое приступило к подготовке национально-освободительного восстания. Оно вспыхнуло в 1821 г. и переросло в национально-освободительную революцию, завершившуюся в 1830 г. признанием Греции как независимого государства.

Уже на рубеже XVIII—XIX вв. в атмосфере назревающих революционных событий идут жаркие споры о судьбах греческой культуры, о литературном языке. Широкое распространение получают идеи Ригаса Велестинлиса (1757—1798), революционера-просветителя, автора «Пламенного гимна» и конституции свободной Греции, составленной по образцу французской конституции 1793 г. Обращаясь к широким народным массам, Ригас писал на живом, разговорном народном языке — димотики.

Убежденными сторонниками димотики выступают в начале XIX в. поэты Атанасиос Христопулос (1772—1847) и Иоаннис Виларас (1771—1823). Свою лепту в разработку нового литературного греческого языка они внесли как теоретическими сочинениями, так и поэтическим творчеством. Классицистическая отточенность поэтического слова в анакреонтической лирике Христопулоса («Лирика», 1811), сближение с фольклорной традицией у Вилараса («Стихи и проза», посмертно, 1827) раскрывали возможности димотики как литературного языка новой Греции.

Активными противниками димотики были фанариоты — представители греческой чиновничьей аристократии. Фанари — богатый греческий квартал Константинополя — в период османского ига являлся своеобразным средоточием учено-книжной греческой традиции. Здесь культивировался древний язык. Возрождение его представлялось фанариотам главной предпосылкой духовного возрождения Греции (Н. Дукас, А. Париос, П. Кодрикас). Многие фанариоты отдали дань увлечению французским Просвещением, однако вскоре после Великой французской революции, напуганные растущей популярностью революционных идей, они занимают все более консервативные, элитарные позиции, в том числе и в вопросе о языке.

Умеренный, «средний» путь избирает самый крупный деятель греческого просветительства Адамантиос Кораис (1748—1833). Он стремился приобщить своих соотечественников к достижениям западной культуры, а также популяризировать античное наследие. В 1805 г. он предпринимает в Париже издание «Греческой библиотеки» — серии комментированных публикаций древнегреческих авторов, которая принесла ему европейское признание. Кораис ориентируется на димотики, однако настаивает на необходимости очистить лексику от наслоения «варваризмов» и нормировать грамматическую систему.

В программе Кораиса, демократической в основном своем направлении, содержались, однако, некоторые искусственные архаизирующие меры. Претворение их в жизнь приведет к формированию «чистого» языка (кафаревусы), все более удаляющегося от народного языка. Именно по этому пути — возрастающей архаизации языка — пойдет романтическая Афинская школа, основанная в 30-е годы в столице нового греческого государства съехавшимися сюда из разных городов Европы литераторами-фанариотами.

Между тем уже в 20-е годы Дионисиос Соломос (1798—1857) будет плодотворно разрешать проблему языка, успешно синтезируя в своем творчестве национальные традиции с новейшим опытом мировой литературы. Д. Соломос стал родоначальником греческой литературы Нового времени. Правда, на протяжении ряда десятилетий его поэзия была достоянием лишь узкого круга последователей на Ионических островах (Ионической школы), а действенным фактором общегреческого литературного процесса она станет намного позднее, уже во второй половине XIX в., когда Ионическая и Афинская школы сольются воедино. (В состав греческого государства Ионические острова вошли лишь в 1864 г.)

Дионисиос Соломос родился на одном из Ионических островов, на Закинфе, в том же 1798 г., когда был турками казнен Ригас Велестинлис. В аристократических кругах Закинфа

543

было принято получать образование в Италии, и десятилетнего Дионисиоса отправили учиться в Италию. Пребывание Соломоса в Италии совпало с периодом утверждения в итальянской литературе романтических тенденций, и опыт современной ему итальянской поэзии — ее дух патриотизма и свободолюбия, приверженность народному языку и растущая ориентация на читателя из народа, — несомненно, повлиял на формирование поэтического дарования Соломоса. Свои первые стихи он пишет на итальянском языке, однако, вернувшись в 1818 г. на родину, упорно изучает родной язык, народные греческие песни и свои греческие стихи создает на димотики.

В мае 1823 г. под впечатлением победного шествия революции он пишет лиро-эпическую поэму «Гимн Свободе». С романтической эмоциональной напряженностью, гиперболизацией рисует поэт картины сражений греческих патриотов за свободу родины, однако, обращаясь к возвышенной революционной теме, он иногда использует приемы классицистической поэтики — ораторскую, часто назидательную интонацию, персонификацию, строгую композицию.

Просветительское осмысление Соломосом исторических задач, стоящих перед Грецией и ее культурой, отчетливо проявляется и в его «Диалоге» (1824) — беседе между поэтом, его другом и ученым-педантом. Тема диалога — свобода и язык. Эти понятия у Соломоса неразрывно связаны друг с другом: отстаивая права народного языка, поэт понимал, что только на этом пути в завтрашней свободной Греции возможно полноценное и плодотворное развитие всех форм национального самосознания.

В 1824 г. в Швейцарии выходит в свет сборник од «Лира» еще одного греческого поэта, вдохновленного национально-освободительной революцией, — Андреаса Кальвоса (1792—1869). Как и Соломос, он родился на Закинфе, а отроческие и юношеские годы провел в Италии. Он принадлежал к близкому окружению видного итальянского поэта-революционера Уго Фосколо, был с ним в эмиграции в Швейцарии, а затем в Англии. Вернувшись в 1820 г. в Италию, Кальвос входит в организацию карбонариев и через год вынужден вновь уехать в Швейцарию. Отсюда он следит за событиями греческой революции и откликается на них своей «Лирой», а два года спустя в Париже издает второй сборник од «Лирика». Это тоже своего рода гимн свободе, взволнованные размышления о судьбах революции, о ее нравственных уроках, о будущем свободной Греции, своеобразный сплав романтического, эмоционального и волевого начала с классицистически строгой логикой мысли, эпиграмматичной точностью выражений, с архаикой языка, не утрачивающего, однако, живости страстной человеческой речи.

Нравоучительные задачи, которые ставит перед своей поэзией Кальвос, выражены еще более открыто, чем у Соломоса. Последовательно, от оды к оде, развивает он тираноборческую тему, предостерегая соотечественников от коварного «покровительства» западных держав, разоблачая их подлинные грабительские цели, а также социальную несправедливость деспотических режимов. Столь трезвой социальной мысли мы не встречаем больше в греческой поэзии вплоть до зрелых произведений Костиса Паламаса на рубеже XIX—XX столетий.

Творчество Соломоса и Кальвоса 20-х годов — непосредственный и яркий художественный отклик на события греческой революции 1821 г., стремительный вдохновенный «старт» поэзии Новой Греции. Оба эти крупные поэтические явления естественно вписываются в общеевропейскую панораму романтизма — тяготением к сплаву лирического и эпического начал, повышенной экспрессией, предполагающей эмоциональное воздействие на читателя, свободолюбием и — особенно у Кальвоса — тираноборческой направленностью. В революционном духе воплощается у Кальвоса и у Соломоса традиционное романтическое двоемирие: идеальное связывается с идеей Свободы и свершениями революции 1821 г., на противоположном полюсе — силы, им противостоящие.

Наряду с тем волевой импульс имеет у греческих поэтов явственную просветительскую направленность, с которой связаны у них и некоторые черты классицистической традиции — аналогичные явления наблюдаются во всем регионе Балкан и Центральной Европы, где романтизм формировался в русле национально-освободительного движения и параллельно выполнял задачи не состоявшегося в полной меме просветительского этапа. Впрочем, в сплаве элементов классицистической и романтической поэтики и у Соломоса, и у Кальвоса доминирует романтизм.


Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)