История всемирной литературы 56 страница

«Слово твое, живущее присно и вовеки в творениях твоих, слово российского племени, тобою в языке нашем обновленное, прелетит во устах народных за необозримый горизонт столетий», — писал о заслугах Ломоносова-поэта и теоретика поэзии в конце XVIII в. А. Н. Радищев.

372

СУМАРОКОВ

Александр Петрович Сумароков (1717—1777), третий основоположник русского классицизма, младший современник Тредиаковского и Ломоносова, принадлежал к старинному дворянскому роду. Воспитанник созданного при Анне Иоанновне специального учебного заведения для детей высшего дворянства — петербургского Сухопутного шляхетного кадетского корпуса, который он окончил в 1740 г., Сумароков начал свою литературную деятельность с сочинения модных любовных песенок, выражавших различные стадии развития и оттенки чувства влюбленных. Песни эти, писавшиеся на готовые мотивы («модные миноваты»), пользовались большим успехом среди дворянской молодежи — «пажей, коллежских юнкеров и гвардии капралов».

От песен Сумароков перешел к идиллиям и эклогам, а от них — к другим литературным жанрам — одам, торжественным и духовным, элегиям, эпистолам, сатирам, эпиграммам, притчам и т. д. Отличаясь исключительной творческой плодовитостью, Сумароков за сорок лет своей профессиональной литературной деятельности испробовал свои силы едва ли не во всех известных ему из опыта древней и европейской поэзии литературных жанрах, применяя при этом самые разнообразные строфические формы и метры, — он писал сапфические, горацианские и анакреонтические оды, стансы, сонеты, надписи, басни, пародии и т. д., а в 1769 г. начал героическую эпическую поэму «Димитриада», героем которой должен был стать Дмитрий Донской (от нее до нас дошел лишь отрывок). Наибольшую известность Сумароков завоевал не как одописец, а как драматург: ему принадлежит 9 стихотворных трагедий, написанных шестистопным ямбом, русским эквивалентом французского александрийского стиха, с соблюдением трех единств и остальных правил поэтики классицизма, а также 2 оперы и 12 комедий в прозе.

Кантемир, Тредиаковский и Ломоносов руководствовались в своей деятельности широко понятыми национальными интересами. Пример Петра I был в их глазах доказательством способности созданного им нового, сильного русского государства служить при данных исторических условиях интересам страны. Потомков Петра они призывали следовать его образцу. Сумароков, в отличие от них, адресовался в первую очередь не к «правительству», а к «обществу»: он был воодушевлен прежде всего задачей интеллектуального, морального и эстетического воспитания русского дворянства. Сумароков считал, что «благородство» дворянского сословия

373

обязывает его быть благородным не только на словах, но и на деле. Утверждение чести, благородства натуры и поведения как долга, который должен одинаково неукоснительно соблюдаться любым лицом, принадлежащим к дворянскому сословию, в том числе (и в первую очередь) главой государства, монархом, явилось определяющим не только для Сумарокова-человека, но и для Сумарокова-писателя.

Ломоносов-писатель был деятелем необычного для уже сформировавшихся европейских литератур XVIII в. типа. К этому моменту задача создания литературного языка была в Западной Европе пройденным этапом. Во Франции, например, ее окончательно разрешили мастера классицизма XVII в. К тому же французская литература успела пережить полосу блестящего расцвета в эпоху Рабле, Плеяды и Монтеня. Французские писатели эпохи классицизма были одержимы заботой не о строительстве культуры, а об «очищении вкуса», придании новой утонченности и блеска уже сложившимся литературным формам и жанрам. Кантемиру же, Тредиаковскому и Ломоносову пришлось создавать эти формы и жанры заново. Лишь в результате дерзкой и смелой деятельности Ломоносова — поэта и теоретика задача строительства новой культуры была решена.

Творчество Сумарокова стало следующим этапом в истории русской литературы XVIII в. Ко времени, когда он выступил на литературную арену, нормы нового русского литературного языка и стихосложения были надолго определены Ломоносовым. Им же был блестяще разработан основной высокий поэтический жанр русского классицизма — ода и были даны первые вдохновенные образцы «правильного» стихотворства в других жанрах. Это определило основное направление деятельности Сумарокова.

Сумароков завершил начинания своих предшественников — Кантемира, Тредиаковского и Ломоносова.

В изданных в 1748 г. двух стихотворных эпистолах — «О русском языке» и «О стихотворстве» — Сумароков подчеркивает равноправие всех разнообразных литературных жанров — больших и малых — и одинаковую доступность их русскому языку.

Все хвально: Драма ли, Еклога или Ода —
Слагай, к чему влечет тебя твоя природа;
Лишь просвещение писатель дай уму:
Прекрасный наш язык способен ко всему.

И это было не только теоретическое убеждение Сумарокова. Он сочинял песни, элегии, стихотворные сатиры, послания, басни, эклоги, идиллии, эпиграммы, трагедии, комедии; писал также публицистические статьи, был журналистом и критиком, организатором и издателем первого в России литературного журнала «Трудолюбивая пчела» (1759).

В «Епистоле о стихотворстве» Сумароков, опираясь на пример «Искусства поэзии» Буало, ставит своей задачей дать современникам развернутую программу литературного творчества и в то же время твердо ввести ее в предписанные общеевропейской доктриной классицизма строгие рамки. Для каждого вида и жанра литературного творчества он устанавливает жесткий, требующий строгого соблюдения художественный канон.

При этом, следуя за Буало (хотя и с отдельными весьма характерными отклонениями — так, он возводит на Геликон, наряду с Малербом и Расином, Камоэнса, Лопе де Вегу, Мильтона, Попа и даже «непросвещенного» Шекспира; разъясняет особенности басенного «склада» на примере басен обойденного вниманием Буало Лафонтена, ссылается на пример не только писателей XVII в., но и своих современников — Вольтера, Детуша) в истолковании природы отдельных жанров, Сумароков исходит из принципиально иного понимания общих функций литературы, связывая с ней — в духе XVIII в. — серьезные и широкие просветительные задачи.

Одно из центральных произведений Сумарокова, отражающее важнейшее общее противоречие всего русского классицизма, как и тесно связанного с ним русского Просвещения XVIII в., — его сатира «О благородстве» (1772).

Примыкая тесно к идеям сатиры Кантемира «На зависть и гордость дворян злонравных», Сумароков развивает здесь ряд положений, занявших вплоть до конца XVIII в. одно из центральных мест в системе идей русского дворянского просветительства. Утверждая, что от природы все люди равны и с этой точки зрения между дворянином и крепостным крестьянином, «праотцем» которых одинаково был Адам, нет разницы, Сумароков доказывает, что существование дворянства оправдывает лишь служба его и его предков отечеству и нравственное благородство:

Коль пользой общества мой дед на свете жил,
Себе он плату, мне задаток заслужил,
А я достаток сей заслугой взяв чужею,
Не должен класть его достоинства межею...

Монарх, дворянин, начальник необходимы, по Сумарокову, в правильно устроенном обществе и государстве, как необходим в нем и труженик-крестьянин. Но, во-первых, именно труд крестьянина и его «довольство» составляют фундамент

374

общественного здания. Во-вторых, подданный, крестьянин, солдат обязаны служить монарху и дворянину постольку, поскольку последние исполняют свой долг, доказывая его «в действии». А потому самый первый и главный долг перед своей совестью, перед обществом и государством лежит на том, кто по сословной и должностной иерархии стоит выше другого. Дворянин должен иметь ум «ясней», чем у мужика, иначе он всего лишь «скотина», облеченная незаслуженной и не подобающей ему властью над людьми. И точно так же начальник, чиновник, судья, монарх, нарушающий «уставы», — тираны и притеснители. В правильном и разумно устроенном государстве именно на них должна возлагаться ответственность за исполнение ими своих гражданских и государственных функций в системе целого.

Без крылья хочешь ты летети к небесам.
Достоин я, коль я сыскал почтенье сам.
А если ни к какой я должности не годен.
Мой предок дворянин, а я не благороден.

Основная идея сумароковской сатиры «О благородстве» в той или иной мере варьируется всеми последующими деятелями русской литературы XVIII в. — от Новикова до Державина и Карамзина. При этом на первый план на разных этапах ее развития и у различных ее представителей выдвигается или одна, или другая ее сторона — то естественное право на довольство и спокойное, безмятежное существование всех людей, независимо от их сословной принадлежности, достатка и рода деятельности, то необходимость в правильно организованном обществе твердо установленных сословных и иерархических различий между его членами, обязанность каждого из которых — твердо знать свое место в системе целого и неукоснительно выполнять долг, предписанный ему его иерархическим положением. Классическое выражение этой общей формулы дал Державин в известной оде «Вельможа» (1794):

Блажен народ, где царь главой,
Вельможи — здравы части тела,
Прилежно долг все правят свой,
Чужого не касаясь дела.
Глава не ждет от ног ума
И сил у рук не отнимает,
Ей взор и ухо предлагает,
Повелевает же сама.

Однако отвлеченный идеал, провозглашавшийся этой теоретической утопией, оставался на практике в крепостнической стране неосуществимым. Вот почему в творчестве русских писателей XVIII в. господствующими жанрами становятся постепенно тираноборческая трагедия, а также комедия, сатира и басня, раскрывающие резкий, постоянно возрастающий разрыв между законами реальной русской жизни и теоретической утопией «идеальной» сословно-иерархически построенной монархии, где каждый подданный безупречно исполняет свой долг и, честно трудясь на своем месте, в то же время наслаждается своим, соответствующим его сословному значению, богатству и рангу довольством и счастьем. Противоречие это получило явственное отражение уже в трагедиях и комедиях Сумарокова, его эпиграммах и баснях (притчах).

Сумароков был отцом стихотворной трагедии русского классицизма, которую он превратил в своеобразный «урок монархам», школу патриотической, политической и гражданской добродетели.

Пафос французской трагедии эпохи классицизма составлял пафос героического стоицизма, трагического смятения, победы или поражения сильной личности, стремящейся утвердить свою нравственную свободу вопреки своей собственной раздвоенности, неподвластной ей стихии собственного «я». Сумароков ставит в центр своих трагедий иной, более близкий русской жизни своего времени и животрепещущий для русского зрителя XVIII в. конфликт — между долгом монарха (или подданного), нравственной, патриотической, гражданской ответственностью и пагубной страстью или «злонравием», отвращающими его от истинного долга и влекущими на путь злодеяний и гибели. При этом, несмотря на строгое следование правилам французской трагедии, у него сохраняются в преобразованном виде многие элементы школьной драмы: ее открытый дидактизм, назидательность, резкое деление персонажей на положительных и отрицательных, из которых последние сами зачастую прямо характеризуют себя в своих монологах как злодеев и тиранов, каются в своих пагубных страстях и заблуждениях.

Драматургическая деятельность Сумарокова делится на три периода. Сценический успех первых его трех трагедий: «Хорев», «Гамлет» (переделка французской переработки трагедии Шекспира) и «Синав и Трувор», поставленных на школьной сцене Сухопутного шляхетного корпуса и при дворе, — предопределил учреждение в Петербурге профессионального публичного Российского театра. Сумароков с 1756 по 1761 г. был его первым директором.

Вторую группу пьес составляют трагедии начала 50-х годов: «Артистона» и «Семира» — и позднейшие: «Димиза» (во второй редакции «Ярополк и Димиза») и «Мстислав». К последнему периоду деятельности Сумарокова относятся

375

его наиболее известные трагедии — «Вышеслав» (1768) и «Димитрий Самозванец» (1771), направленные против тирании Екатерины II.

В центре трагедий Сумарокова — конфликт между государственным долгом монарха и подданного и их личным, эгоистическим чувством. Моральным критерием разумного поведения человека служит честь. Сюжеты трагедий несложны, сценическое действие почти отсутствует, число персонажей ограничено (от четырех до восьми), строго соблюдается правило трех единств (лишь в самой ранней трагедии, «Хорев», и в «Гамлете» допущено нарушение единства действия). Все трагедии делятся на пять актов. Сюжеты сумароковских трагедий, за исключением двух («Гамлета» и «Артистоны»), почерпнуты из истории Древней Руси. И хотя историзм этих пьес был еще достаточно условным, обращение к отечественному прошлому, поиски в нем примеров гражданских подвигов — самобытная, характерная особенность русской драматургии второй половины XVIII — первой четверти XIX в., отличавшая ее от драматургии западноевропейского классицизма, где прямое обращение к национально-историческим сюжетам встречалось редко и чаще заменялось системой исторических аллюзий.

Сумароков был зачинателем и русской комедии. Ранние из них («Тресотиниус», «Третейный суд», «Ссора у мужа с женою» и др.) — комедии в одном действии. Это объясняется, возможно, тем, что ставились они на тогдашней русской сцене по обыкновению вслед за трагедией в качестве «малой пиесы». Комедии эти с их бесхитростным сюжетом, почти полным отсутствием действия, фарсовым комизмом связаны в значительной степени с традициями итальянской комедии масок, а в какой-то мере и с практикой русского народного театра. Речь подьячего изобилует у Сумарокова канцеляризмами, речь щеголя — макароническими сочетаниями. Охотно прибегает он в комедии и к портретному и памфлетному изображению персонажей.

Сумарокова можно назвать также родоначальником русской басни (хотя басенный жанр встречался и до него). Первые его басни (притчи) относятся к середине 50-х годов и основаны на многообразных источниках — от басен Федра и Эзопа до русского народного анекдота. Разностопный (вольный) ямб, которым пользовался Сумароков, стал позднее традиционным стихотворным размером русской басни. Наряду с ранними песнями басни Сумарокова были у современников наиболее популярными. В баснях (как и в сатирических очерках в прозе, которые он печатал в основанном им журнале «Трудолюбивая пчела») Сумароков обличал взяточничество судейских чиновников, жестокое обращение помещиков с крепостными.

Иллюстрация: А. Лосенко. Владимир и Рогнеда. 1770 г.

Ленинград. Русский музей

На масленице в 1763 г. в Москве было организовано, в связи с недавней коронацией императрицы Екатерины II, маскарадное уличное шествие «Торжествующая Минерва». В программу празднества, разработанную актером Ф. Г. Волковым и писателями М. М. Херасковым и А. П. Сумароковым, входило сатирическое осмеяние пороков, распространенных в отечественной действительности. По этому случаю Сумароковым был написан «Хор ко превратному свету». В «Хоре» изображается некая «заморская» страна, где все противоположно тому, что поэт видит на родине: «за морем подьячие честны», откупы здесь «не в моде», помещики «людьми не торгуют», не проигрывают в карты своих деревень, дворянские дети — юноши и девушки — получают образование, «язык отцовский не в презреньи», все считают своим долгом служить отечеству, а «работящий крестьянин» предпочтен «господину тунеядцу». Откровенность этих намеков была очевидна, а потому «Хор ко превратному свету» в полном виде не был допущен к исполнению, да и в печати появился с купюрами.

В отличие от Ломоносова идеалом для Сумарокова были не поэтическая возвышенность, не

376

смелая образность, не мощный динамизм языка, а чистота стиля, «приятность» и гармония. Свое художественное кредо он высказал в стихотворной формуле: «Чувствуй точно, мысли ясно, // Пой ты просто и согласно». Эта формула стала заветом Сумарокова многочисленным его друзьям и последователям, развивавшим вслед за ним традиции русского классицизма в поэзии, трагедии и комедии (М. М. Херасков, А. А. Ржевский, В. И. Майков, Я. Б. Княжнин и др.).

376

ЛИТЕРАТУРА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ВЕКА

С 60-х годов открывается новый период в истории русской литературы и общественной мысли XVIII в. К тому времени резко углубились политические и социальные противоречия в жизни страны. Усиление эксплуатации заводских, государственных и помещичьих крестьян вызвало бурный подъем крестьянского движения. В 1773—1775 гг. крестьянская война под предводительством Пугачева грозила привести дворянско-самодержавную империю «на самый край конечного разрушения и гибели» (слова Д. И. Фонвизина). Жестокая расправа с восставшим народом на время приглушила крестьянское движение, но уже вскоре волнения в деревнях вспыхивают снова, а в 1796—1797 гг. вызывают опасение повторения пугачевщины.

Настроения народных масс находят непосредственное выражение в произведениях «низовой», рукописной, народно-демократической сатиры и публицистики («Плач холопов», указы, манифесты и воззвания Пугачева, «Челобитная к богу от крымских солдат», «Жалостное сказание», стихи беглого крепостного В. В. Подзорова); Сквозь непритязательную, часто безыскусную словесную форму в подобных произведениях пробивается нередко подлинная сила народного гнева: уже Пушкин оценил одно из воззваний Пугачева как «удивительный образец народного красноречия, хотя и безграмотного».

В условиях роста бесправия крестьянства, расширения сословных прав и преимуществ дворян проблемы государственного и общественного устройства привлекают к себе растущее внимание передовых русских умов. В пользу необходимости ограничения личной власти помещиков над крепостными раздаются голоса в Комиссии для сочинения нового Уложения, созванной Екатериной II: часть демократически настроенных депутатов высказались здесь в защиту человеческих и гражданских прав крестьян. Это послужило причиной быстрого прекращения занятий Комиссии (под предлогом начавшейся в 1768 г. войны с Турцией) — Екатерина II меньше всего была расположена предоставлять трибуну для суждений, идущих вразрез с видами ее и интересами помещичьего класса.

В конце 60-х — начале 70-х годов в России появляется ряд публицистических и философских произведений, антифеодальных по своей идейной направленности. В них обличается социальное неравенство, доказывается историческое, а не божественное происхождение христианской религии и монархической власти, выставляется требование гласного судопроизводства («Философические предложения», 1768, Я. П. Козельского; «Слово о прямом и ближайшем способе к научению юриспруденции», 1768, и «Юридическое рассуждение о вещах священных», 1772, С. Е. Десницкого; «Рассуждение из натуральной богословии о начале и происшествии натурального богопочитания» Д. С. Аничкова, 1769).

Русский образованный читатель в подлиннике знакомится с произведениями Локка, Монтескье, Вольтера, Гольбаха, Гельвеция, Руссо, Мабли, Рейналя, Дидро. Выходят в свет первые русские переводы многих сочинений французских просветителей, в том числе статей из «Энциклопедии». То, что по цензурным причинам не могло попасть в печать, распространяется в рукописи.

376

ПРОЗАИЧЕСКИЙ РОМАН И ПОВЕСТЬ.
ЛИТЕРАТУРА И ФОЛЬКЛОР.
КОМИЧЕСКАЯ ОПЕРА. «СЛЕЗНАЯ ДРАМА»

Несмотря на развитие книгопечатания и расширение книжной торговли, в русских читательских кругах долгое время сохраняются в обращении и рукописные книги. Ко второй половине XVIII столетия относится значительная часть рукописных сборников, в составе которых дошли до нас произведения оригинальной и переводной повествовательной литературы XVII — первой половины XVIII в. Влияние рукописной повествовательной литературы можно обнаружить и во многих произведениях русской прозы последней трети XVIII в., рассчитанных на читателя из среды мелкопоместных дворян, купцов, грамотеев-крестьян и мещан.

Прозаический бытовой роман, повесть, анекдот были запретными жанрами для писателей классицизма. Сумароков посвятил жанру романа специальную статью («О чтении романов», 1759), где писал: «Пользы от них (романов) мало, а вреда много». Отрицательно относились к чтению романов и лубочных книжек и последователи Сумарокова, видевшие в них «погубление времени» людей «неблагородных» — «несмысленного подьячего» и купца.

377

И тем не менее русская литература XVIII в. создала интересные образцы авантюрно-нравоописательного романа и бытовой повести, находившие своего усердного читателя в низовой дворянской и третьесословной среде. Плодовитым романистом был Ф. А. Эмин (1735—1770), автор ряда авантюрных любовно-героических и политико-воспитательных романов. В конце жизни он выпустил первый русский эпистолярный роман «Письма Ернеста и Доравры» (1766) — назидательно-моралистическую переработку «Новой Элоизы» Руссо. Заложенную здесь Ф. А. Эминым традицию русского сентиментально-психологического романа продолжил его сын, Н. Ф. Эмин (ок. 1767—1814), «Роза» (1788), «Игра судьбы» (1789). Большой любовью низового читателя пользовались рукописные и печатные сборники переводных и оригинальных рассказов и анекдотов, развивавшие традиции литературы XVII в. и авантюрных повестей петровского времени, в том числе «Похождения шута и плута Совестдрала» (переделка польского перевода немецкой народной книги о Тиле Уленшпигеле), «Жизнь и приключения Ваньки Каина» — московского вора и разбойника, ставшего впоследствии сыщиком; обработанная М. Комаровым авантюрная «Повесть о приключении английского милорда Георга» и др. В 1785—1786 гг. вышел завоевавший большую популярность сборник «Похождения Ивана Гостиного сына» И. Новикова. Одной из самых читаемых и любимых широким русским читателем конца XVIII — начала XIX в. книг был «Письмовник» Н. Г. Курганова (первое издание — 1769) — своеобразная энциклопедия разнообразных знаний и литературная хрестоматия, содержавшая обширный образовательный и воспитательный материал. С 1769 по 1837 г. она выдержала 10 изданий.

Импонировал простому русскому человеку образ Мартоны, героини романа М. Д. Чулкова (1743—1793) «Пригожая повариха» (первая часть — 1770; вторая не вышла по цензурным условиям), — вдовы убитого под Полтавой солдата, ловкой, смелой и находчивой женщины «низкого звания», без особых угрызений совести пользующейся доступными ей средствами для достижения успеха в жизненной борьбе. Автор «Пригожей поварихи» и его друг, М. И. Попов (1742—1790), оба разночинцы по происхождению, сыграли заметную роль в популяризации образов славянской мифологии и собирании русского фольклора («Краткое описание древнего славянского языческого баснословия», 1768, Попова; «Абевега русских суеверий», 1782, Чулкова). Интересом к авантюрно-бытовым, к волшебно-сказочным сюжетам отмечены сборник рассказов и сказок Чулкова «Пересмешник, или Славенские сказки» (1766—1768), «Славенские древности» (1770—1771) Попова, десятитомные «Русские сказки» (1780—1783) В. А. Левшина.

Связи русской литературы XVIII в. с рукописной повествовательной традицией многообразны. Очевидна явная преемственность между демократической сатирой XVII в. и прозой новиковских сатирических журналов конца 60-х — начала 70-х годов. Но и русская поэзия XVIII в. испытывала влияние образных, стилистических и языковых средств устного народного творчества. К середине XVIII в. относится и самое начало собирания русского фольклора. В это время составляется знаменитый впоследствии сборник былин, записанных Киршей Даниловым (впервые издан в 1804 г.). Около тысячи пословиц и поговорок включено в состав литературных прибавлений к «Письмовнику» Курганова. Свыше тысячи текстов устной народной поэзии собрал Попов. При его участии Чулков выпустил в 1770—1774 гг. «Собрание разных песен» (переиздано в 1776 и 1780—1781 гг., второй раз — с дополнениями Н. И. Новикова). Сборник текстов народных русских сказок был издан в 1787 г. Петром Тимофеевым (до этого они печатались в литературно обработанном виде, например, в составе «Русских сказок» Левшина и других собраниях).

Близко подошел к духу песенной народной поэзии не только Сумароков в «Хоре ко превратному свету», но и Попов, автор песен «Не голубушка в чистом поле воркует...» и «Ты бессчастной доброй молодец...». Русские пословицы, мелодии и отрывки народных песен придают народно-этнографический колорит комическим операм того же Попова «Анюта» (1772) и А. О. Аблесимова «Мельник — колдун, обманщик и сват» (поставлена в 1779 г.). В произведениях Фонвизина, Державина, Радищева схвачены и переданы особенности живой народной речи. Росту более широкого интереса к фольклору и памятникам древней литературы способствовало открытие в 90-х годах «Слова о полку Игореве», а также увлечение оссианизмом, характерное для эпохи сентиментализма. Оно дало новую художественную форму для элегического прославления отечественной старины и национальной героики.

В некоторых своих образцах становилось достоянием фольклора и книжное литературное творчество. Около пятнадцати притч Сумарокова было перепечатано в 60—70-х годах XVIII в. в качестве текстов к лубочным картинкам. Широко отражены в лубочной печати «Русские сказки» (1780—1783) В. А. Левшина,

378

в которых сюжетный материал былин обработан в стиле волшебно-рыцарских романов.

На сцене быт народа — «крестьянское житье и плохо, и убого» — предстал перед лицом зрителей в комической опере Попова «Анюта». В словах батрака Филата прозвучали ноты социального протеста («хресьяне // умеют за себя стоять, как и дворяне»). Отрицательное отношение крестьян к помещикам («Барское счастье — наше несчастье, // Барское вёдро — наше ненастье») не скрыто и в другой комической опере — «Розана и Любим» (1776) Н. П. Николева. Написанная после подавления пугачевщины, пьеса эта ставила своей целью вызвать в зрителе-дворянине «грызение совести» и побудить его к гуманному обращению с подвластными ему крестьянами. В отличие от «Анюты» Попова в комической опере Николева нравственное превосходство оказывается на стороне крестьян, а не их владельцев. Новым для русской драматургии был идейный мотив, положенный в основу сюжета «Розаны и Любима» — «добродетель неравенства не знает». Этот социальный мотив получил дальнейшее развитие в литературе русского сентиментализма и романтизма вплоть до Карамзина и Жуковского.

Одна из особенностей русского литературного процесса, вызванная его ускоренным характером, — тенденция к слиянию элементов разных стилей: освободившись от традиций барокко, русский классицизм стал очень скоро испытывать воздействие других литературных течений, как проникавших в него извне, так и осложнявших его изнутри. Всего через десять лет после театральных дебютов Сумарокова его друг и ученик М. М. Херасков выступает с трагедией «Венецианская монахиня» (1758). Идейная суть этой пьесы, обличающей религиозный фанатизм, сближает ее с трагедиями Вольтера, проповедующими веротерпимость. Перенос действия в современность, повышенная эмоциональность, мелодраматизм сюжета сближают трагедию со средним жанром западноевропейской просветительской драматургии — жанром мещанской драмы. В начале 70-х годов вопреки энергичному протесту Сумарокова, убежденного сторонника соблюдения принципов классической трагедии, на русскую сцену «вполз новый и пакостный род слезных комедий», в которых высокое смешивалось с трогательным, а порой с комическим. Успех у публики перевода «слезной» комедии Бомарше «Евгения», вызвавший комическую отповедь Сумарокова, — свидетельство того, что этот «пакостный род» драматургии был тепло принят русским зрителем. Таким образом, классицизм отступал под натиском самой публики.

378

РУССКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ

Основная духовная проблематика русской литературы второй половины XVIII в. развивается под знаком идей Просвещения. Просвещение в России было тесно связано в своем развитии с западноевропейским, прежде всего французским. Большое воздействие на русскую просветительскую мысль и литературу оказали и английские философы-просветители, в особенности Дж. Локк. Его сенсуалистические идеи своеобразно сочетались на русской почве с просветительским рационализмом, учением о верховной власти разума и с представлением о естественной, вечной природе человека.

В связи с критикой теории «врожденных идей» и распространением сенсуалистических представлений нет, пожалуй, ни одного сколько-нибудь значительного литературного деятеля России XVIII в., который в той или иной форме не затронул бы тему воспитания. Вслед за Н. Н. Поповским, учеником Ломоносова, профессором Московского университета, написавшим стихотворное «Письмо о пользе наук и о воспитании во оных юношества» (1756), с дидактической поэмой «Плоды наук» (1761) выступает М. М. Херасков. Темам воспитания уделяется большое внимание также в комедии и сатире. «Следствиями худого воспитания» объясняют общественные пороки, в то время как идеал человека представлен образом достойного гражданина, строгого блюстителя закона, «истинно честного человека», «друга честных людей».

Дата добавления: 2015-11-30