|
Читайте также: |
Еще на рубеже VII—VIII вв., после провозглашения арабского языка официальным, государственным языком Халифата, он начинает постепенно вытеснять греческий и коптский сначала из административной сферы, а затем и как разговорный язык. Писцы и вообще люди, занимающие различные государственные должности, желая сохранить свое положение, вынуждены были изучать арабский и пользоваться им. Это стало решающим фактором в процессе вытеснения коптского языка арабским и из обыденной жизни.
О попытках коптов сохранить свой язык и культуру молчаливо свидетельствуют сотни коптских рукописей IX—XI вв. Ни от одной эпохи до нас не дошло столько коптских письменных памятников. Еще в XII в. переписывалось множество проповедей, мартириев, энкомиев, но творческий дух коптской литературы иссяк. Начало II тыс. — период ее угасания. Все больше египтян переходило в ислам, суживался круг населения, сохранившего приверженность к коптскому языку. Постепенно знание его становилось уделом лишь сравнительно небольшого числа образованных египтян-христиан. При переписке коптские рукописи стали нередко снабжаться арабскими переводами. Иногда все еще делались попытки создания литературных произведений, но это был не живой творческий процесс, а искусственное и подчас довольно неуклюжее конструирование текста на мертвом языке.
Последним из литературных произведений на саидском диалекте является большая поэма «Триадон», написанная в начале XIV в. Она дошла до нас с параллельным арабским текстом. Цель поэмы — пропаганда знания коптского языка. Автор делает попытку открыть читателю хоть часть мира коптской культуры: «Мой брат! Приготовься теперь, и я дам тебе вкусить от этого великого пиршества. Иди со мной скорее, и я введу тебя в сад».
В этот последний период истории коптской литературы, когда коптский язык сохранялся лишь как культовый, роль литературного языка, вернее языка письменных текстов, переходит к бохайрскому, нижнеегипетскому диалекту, бывшему живому языку Нижнего Египта. Бохайрский диалект стал единым церковным языком коптов. Его изучали теперь в духовных и вообще в образованных коптских кругах, подобно тому, как в России изучали церковнославянский. Саидские тексты делаются трудными для понимания. На бохайрский переводится множество саидских мартириев, житий, проповедей, легенд. Помимо широкой переводческой деятельности, процветает и сочинительство, почти исключительно поэтическое. Основное место среди бохайрской поэзии занимает «Теотокия», сборник песнопений, главным образом в честь Богородицы. Известно множество гимнов святым, в том числе Шенуте. Некоторые гимны представляют собой переработку различных мест писания.
Все это, как правило, сочинения литургического характера. Особенными художественными достоинствами они не отличаются.
Итак, периодом расцвета коптской литературы остается первый период, когда писатели руководили духовной жизнью населения целой страны, принимали активное участие в исторических событиях эпохи, сражались с язычеством, боролись с администрацией и землевладельцами.
Сирийская литература
365
СИРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Сирийский язык, на котором создавалась одноименная литература, относится к восточной группе арамейской ветви семитских языков. Из многочисленных диалектов арамейского языка сирийский выделился как самостоятельный литературный язык. В его основе лежит диалект Эдессы, столицы небольшого древнесирийского государства Осроены (132 г. до н. э. — нач. III в. н. э.), расположенного в северо-западной Месопотамии. В III в. это государство было разделено между Византией и Персией.
Сирийская письменность вышла далеко за пределы своей колыбели и в последующие века была распространена на обширной территории Ближнего и Среднего Востока, ее следы встречаются начиная от Италии и кончая Китаем. С распространением христианства на территориях, населенных арамеями, сирийский язык все более и более становился каноническим языком сирийской христианской церкви. С расколом последней в V в. на яковитскую и несторианскую обе церкви продолжали пользоваться этим языком, хотя и выработали для него две различные графические системы, впрочем, достаточно близкие между собой.
Сирийская литература, как оригинальная, так и переводная, развивалась в тесном соприкосновении с греческой, персидской и арабской культурами и сыграла значительную роль в развитии мировой литературы. Наряду с богословской и экзегетической на сирийском языке успешно развивалась светская и научная литература. На этом языке написаны художественные произведения в стихах и прозе; большое количество сочинений исторического, а также легендарного характера: хроники, биографии и библиографии сирийских писателей и церковных деятелей, жития святых, легенды и сказания, путевые заметки, деловые бумаги, письма; юридические кодексы, трактаты по философии, медицине, астрономии, алхимии и сочинения энциклопедического характера по светским наукам.
Древнейший период в истории сирийской литературы — до II в. н. э., т. е. до распространения христианства. Со II по VII в. сирийская литература переживает период расцвета, но с VII в., с завоеванием Сирии и прилегающих территорий арабами-мусульманами, наступает время ее постепенного, но все прогрессирующего упадка, вызванного растущей ассимиляцией арамеев, переходом значительного большинства их в ислам и забвением родного языка. Этот процесс несколько приостанавливается в XIII в., когда известная стабилизация положения приводит к появлению нескольких крупных писателей, но вскоре, с XIV в., сирийская письменная художественная литература фактически почти перестает развиваться.
Поэзия занимает главенствующее место в средневековой сирийской литературе. По сей день многое в ней остается невыясненным. Недостаточно изучен вопрос о принятой в ней метрике, много спорного в авторской атрибуции в датировке ряда стихотворений.
Истоки сирийской поэзии весьма древни. Известно, например, что на образцах древнейшей дохристианской поэзии учились стихотворному мастерству знаменитейшие поэты II—IV вв., такие, как Бардесан, Гармоний и Афрем. Не подлежит сомнению и то, что часть поэтических памятников — пусть даже сравнительно небольшая, — приписываемая традицией тому или иному авторитету позднего происхождения, на самом деле восходит к древнейшему, «языческому» периоду.
В сирийской поэзии II—VII вв. доминирует религиозная тематика. Почти все поэтические произведения предназначаются для исполнения церковными хорами. Сирийская поэзия этой эпохи находилась под большим воздействием еврейской и греческой, а в дальнейшем и арабской поэзии. Ветхозаветная тематика являлась постоянным источником ее вдохновения. Влияние греческой поэзии на сирийскую сказалось главным образом в области новозаветной тематики.
В сирийской поэзии получил распространение ряд устойчивых жанровых форм: одна из них — мадраша — богословское произведение полемического характера, написанное в стихах и предназначенное для сольного исполнения в сопровождении хора. Строгое соблюдение метрики в мадраша не обязательно. Тебрата (букв. — дроби) — сборники, содержащие небольшие отрывки гимнов. В них включены фрагменты поэтических произведений периода расцвета сирийской литературы. Согита́ — стихотворение, написанное в строгой метрической форме. Согита́ состоит из вступления, монолога или диалога и эпилога. Мемра́ — речь, проповедь. Произведения в форме мемра предназначались не для пения, а для чтения. Иногда несколько мемре, тесно связанных единой темой, принято рассматривать как единое сочинение. Баута (букв. — просьба, мольба) — стихотворения-молитвы, принятые и несторианами и яковитами.
366
Тешбохта (букв. — слава, славословие) — литургическая ода, предназначенная для пения и построенная на библейских стихах (за исключением псалмов) или поздних священных текстах.
Основоположником сирийской христианской поэзии является Бардесан (Бар-Дайшан, 154—222), живший в Эдессе. Поэт получил широкое образование при дворе царя Абгара VIII. Одно время Бардесана воспитывал некий языческий жрец Анудузбар, который обучал его, как гласят сирийские источники, песням «язычников». Этот наставник, по-видимому, и привил Бардесану любовь к поэзии. Приняв христианство, Бардесан стал главой самостоятельной секты, которая имела приверженцев и за пределами Эдессы, в районе между Васитом и Басрой и даже в Китайском Туркестане, где просуществовала по крайней мере вплоть до X в. Бардесан написал 150 гимнов в подражание псалмам; хотя эти гимны до нас не дошли, мы знаем о них из ссылок и цитаций в позднейшей литературе. Он написал также «Историю Армении», которой пользовался Моисей Хоренский (Мовсес Хоренаци).
Стихотворное искусство Бардесана унаследовал его сын — Гармоний. По свидетельству сирийских источников, Гармоний превосходил по таланту своего отца. Его произведения также не сохранились. Другим крупным поэтом раннего периода был эдесский монах Асвана. Сочиненные Асваной песни сохранились в сирийской литургии вплоть до первых десятилетий VI в. До нас дошли фрагменты его ритуальной элегии, ошибочно приписывавшейся Афрему.
Самым плодовитым поэтом, которого знала сирийская литература, был Афрем (Ефрем Сирин, нач. IV в. — 373), прозванный «сирийским пророком». Исторический интерес представляют четыре мадраше Афрема «Против Юлиана», написанные в Нисибии вскоре после смерти царя в 363 г.; мемра о никомедийском землетрясении в 358 г.; 14 мемре, посвященных осаде Нисибии. Из других произведений Афрема, представляющих значительный художественный интерес, выделяются мадраша «О рае» и гимн о братьях Маккавеях. Эпический характер носят его мемре на ветхозаветные сюжеты «Иона в Ниневии», «Жертвоприношение Исаака» и «Илья и вдова из Сарапты». Написанное Афремом накануне смерти стихотворение «Завещание» содержит много ценных автобиографических данных.
Афрем ввел наименования мадраша и мемра и кодифицировал сферу применения этих жанровых форм. Он был также одним из создателей литературно-теологической школы в Эдессе, где он провел последние девять лет жизни. Эта школа сыграла в дальнейшем весьма значительную роль в развитии сирийской литературы.
Сочинения Афрема еще при жизни поэта были частично переведены на греческий язык, и этот перевод послужил со временем основой для перевода латинского. Очевидно, уже в V в. Афрема стали переводить и на армянский язык. Около пятидесяти стихотворений Афрема переведено на арабский язык, а некоторые из них были переведены с арабского на эфиопский (геез). Известны также древнерусские переводы ряда произведений Афрема, сделанные с греческого.
В конце IV — начале V в. прославились своими стихотворными произведениями Балай и Кириллиона. Балай часто обращается к ветхозаветной тематике. Большой интерес представляет его элегия на убийство Урии царем Давидом и стихотворение о смерти Аарона. В творчестве Кириллионы наиболее ценным в художественном и историческом отношении является пространное стихотворное произведение, описывающее бедствия, которые обрушились на его родину в 396 г. Значительно менее совершенно большое по объему литературное наследие Исаака Антиохийского (ум. ок. 460 г.), состоящее главным образом из стихотворных проповедей. К лучшим из его сочинений следует отнести стихотворения о Риме, особенно описания происходивших там игр во время торжеств в 404 г.
Наиболее видным поэтом второй половины V в. был Нарсай (ум. в начале VI в.), прозванный «арфой святого духа». Широкой известностью пользовались его 360 стихотворных речей, расположенных в двенадцати томах в порядке месяцев года, а также его оды религиозного и светского содержания.
Современник Нарсая — Иаков Серугский (451—521) является автором многих мадраше и согйата, элегии о судьбах мира, но особой славой пользовались его мемре. Уже в 22-летнем возрасте он дебютировал мемра о колеснице Иезекииля. В его творчестве также широко использована ветхозаветная тематика: им написаны стихи о сотворении мира, о Содоме, о Иосифе в Египте, о приключениях Ионы, о вознесении Илии. Высокими эстетическими качествами отличается его согита о Каине и Авеле, которая по праву может быть причислена к лучшим творениям сирийской поэзии. Иаков Серугский был очень плодовит. Позднейшее предание утверждало, что им было составлено 760 стихотворных поучений и 70 личных писцов занимались перепиской его сочинений.
Шедевром древнейшей сирийской художественной прозы считается «Письмо Мары бар Серапиона» своему сыну Серапиону. Некто Мара бар Серапион, разлученный с сыном превратностями войны, получил весточку о Серапионе от
367
его наставника. Последний восхвалял усердие молодого Серапиона к наукам, благородство его помыслов и добрый нрав. Изгнаннику Маре представилась возможность написать сыну письмо. Отец хорошо понимал, что вряд ли ему удастся написать сыну еще раз, и потому придал письму характер духовного завещания. Письмо написано страстно, вдохновенно. Временами оно поднимается до высот философской поэзии «Екклезиаста».
«Пусть умнейший из смертных скажет нам, на что человек может надеяться, в чем он может быть уверен, что на свете постоянно:
Богатство? Его отнимают.
Родина? Ее подвергают грабежу.
Величие? Оно бывает унижено.
Великолепие? Оно пропадает.
Красота? Она вянет.
Законы? Они меняются.
Бедность? Ее презирают.
Дети? Они умирают.
Друзья? Они изменяют.
Слава? Ее опережает зависть».
Время написания «Письма» спорно. Одни исследователи датируют его I в. н. э., другие усматривают в его авторе сирийского философа-стоика III в. н. э.
Другим выдающимся памятником прозы является сирийская версия «Поучения Ахикара» (ассиро-вавилонский оригинал VII в. до н. э. не сохранился). Основная идея повести — неизбежность возмездия за неблагодарность — раскрывается на примере взаимоотношений мудреца Ахикара и его воспитанника Надана. Исключительная популярность и широкое распространение повести объясняются занимательностью сюжета и обилием вкрапленных в него поучений, притч, басен, афоризмов. Дошедшие до нас списки ее, очевидно, подвергались некоторой позднейшей «христианизирующей» обработке.
Значительный художественный интерес представляет сирийская прозаическая церковная литература: апокриф «Учение Аддая», «Книга мучеников», составленная в V в. и включающая жития сирийских мучеников, пострадавших при шахе Шапуре II (310—379), Йездигерде I (399—420) и Бахраме V (420—438), и вообще жития святых сирийской церкви.
Сирийские исторические произведения содержат также художественные описания, притчи, сказания и легенды. К ним относятся Эдесская хроника за период с 133/132 гг. до н. э. по 540 г., в которую включена живо написанная история наводнения в Эдессе в 201 г.; хроника патриарха (1166—1199) Михаила Сирийца «от сотворения мира» до 1196 г., сокращенный вариант которой известен также в переводе на армянский язык; политическая история Бар Эбрея «от сотворения мира», доведенная чуть ли не до конца XIII в.
На базе библейских, исторических и житийных повествований зарождались в V—VI вв. сирийские повести и романы. В эту пору написана светская повесть «История о Евфимии», «Легенда о семи отроках эфесских», сирийский текст которой послужил основой легенды в европейских литературах, и два исторических романа, оставивших значительный след в арабской историографии: роман в трех частях — о Константине и трех его сыновьях, повествование о страданиях Евсевия, о папе римском при Юлиане Отступнике и история Йовиана, и роман о Юлиане Отступнике.
К числу вершин сирийской прозы относится «Книга занимательных историй» знаменитого ученого, медика, теолога, писателя и поэта Григория Иоанна Абу-ль-Фараджа Бар Эбрея (1226—1286). В 727 миниатюрных новеллах этой книги автор предстает перед нами таким, каким его рисуют современники: неутомимым собирателем фольклора, знатоком и ценителем острого слова, соленой шутки, замысловатой басни, лапидарной поговорки, лаконичного изречения, короткого юмористического или назидательного рассказа. Многие афоризмы и изречения Бар Эбрея поразительно смелы для человека, облеченного высоким духовным саном. В них бичуются сильные мира сего: правители, вельможи, знатные купцы.
Устами ряда своих персонажей Бар Эбрей утверждает, что владыки не любят людей, которые умнее их, что по вине правителей приходят в упадок государства, что неправедные правители поглощены только заботой о своем благополучии и убивают неугодных им и что поэтому смерть дурного правителя — величайшее благо для подданных.
В уста философов, книжников, монахов, отшельников, лекарей, учителей, ремесленников, шутов, скряг, воров, разбойников и т. д. Бар Эбрей вкладывает немало далеко не безобидных шуток и острот. Их же устами он бичует жадность, корыстолюбие, зависть, трусость, глупость и невежество.
Любовь к «простолюдину» — характерная черта «Книги занимательных историй». Другая характерная ее черта — терпимость к приверженцам иных религиозных воззрений. Именно поэтому Бар Эбрей и посвятил свою книгу людям разных вероисповеданий. Гуманные воззрения Бар Эбрея как нельзя лучше отражены в такой его новелле:
«Отшельника, поселившегося на кладбище, как-то спросили:
— Что ты здесь делаешь?
368
— Я изучаю останки мертвецов, — ответил отшельник.— Хочу найти хоть какое-нибудь отличие в строении тела правителей и их рабов, но безуспешно. Они не отличаются друг от друга, они совершенно одинаковы».
Широкой известностью пользовался Бар Эбрей и как поэт. Особую популярность имели его дидактические стихи, полемическое послание несторианскому католикосу, эпиграммы. Глубиной и искренностью трогает его элегия на смерть поэта Иоанна Бар-Мадания (ум. 1263) и стихотворения «на случай». Уместно отметить здесь также стихотворное переложение Бар Эбрея одной из новелл своей «Книги занимательных историй» и его краткую стихотворную грамматику сирийского языка.
В развитии сирийского языка и сирийской литературы исключительную роль сыграли переводы, ставшие неотъемлемой частью этой литературы. Ценность этих переводов заключается не только в том, что они дали возможность самим сирийцам познать культуру других народов, но и в том, что эти переводы во многих случаях сохранили литературные памятники или варианты, не дошедшие на языке оригинала, как, например, «Книга о народах и областях» Андроника. Сирийцы переводили главным образом с греческого и пехлевийского (среднеперсидский) на сирийский, а затем на арабский. Впоследствии некоторые из этих произведений переводились с арабского на европейские языки.
Одним из самых важных сирийских переводов является ранний перевод Библии, позднее названный «Пешитта» (букв. простой). Текст «Пешитты», сохранивший ряд утерянных в оригинале апокрифов, играет существенную роль в библейской критике. Важны в научном отношении и последующие переводы Библии на сирийский язык, сделанные по Септуагинте: переводы Филоксена Мабоггского (ум. ок. 523). Павла Тельского (ум. в первой половине VII в.), Фомы Гераклийского (VI—VII вв.) и сводный перевод Иакова Эдесского (640—708), сделанный в 704—705 гг.
Из переводов со среднеперсидского языка исключительно важны переводы романа об Александре (VII в.). В нем содержатся эпизоды, отсутствующие в греческом тексте Псевдо-Каллисфена (убийство дракона, пребывание Александра в Китае и др.), а также фрагменты из «Калилы и Димны», восходящей к санскритской «Панчатантре». Первый перевод «Калилы и Димны» восходит непосредственно к среднеперсидскому тексту. Он был выполнен в VI в. Бодом и представляет большой научный интерес, так как дает возможность в известной степени реконструировать утерянный среднеперсидский перевод. Второй перевод был выполнен по известному арабскому варианту Ибн аль-Мукаффы в X—XI вв. Сирийская версия «Синдбадовой книги» является переводом с арабского перевода, сделанного во второй половине VIII в. со среднеперсидского.
С греческого на сирийский были переведены афоризмы Гиппократа и Галена, «Илиада» и «Одиссея», изречения Менандра и басни Эзопа.
Весьма существенное значение как посредствующее звено между древнегреческой и арабской философией и наукой вообще имели многочисленные переводы на сирийский язык трудов греческих философов и ученых, особенно Аристотеля.
Литературы Центральной и Юго-Восточной Европы [до начала XIV в.]
369
ВВЕДЕНИЕ
Литературные процессы региона, охватывающего Центральную и Юго-Восточную Европу, при своеобразии их в каждой стране этого региона характеризуются рядом достаточно общих или по крайней мере сходных черт; таким образом, есть все основания выделить их рассмотрение в отдельный самостоятельный раздел. Разумеется, в разные исторические периоды эта общность проявлялась в неодинаковой степени и приобретала разные формы.
Черты единства и общности, о которых идет речь, были обусловлены рядом причин исторического, этнического и вероисповедного порядка. В первую очередь следует иметь в виду территориальную близость и постоянные и теснейшие государственные контакты стран региона. Если политические взаимоотношения между ними носили далеко не всегда мирный характер, судьбы этих стран все равно были теснейшим образом переплетены между собой. То, что происходило в Чехии, живо затрагивало Польшу и Венгрию, а события в Болгарии или Сербии представляли жизненный интерес для Хорватии или Словении. Даже и такие сравнительно отдаленные друг от друга страны, как, скажем, Чехия (Моравия) и Болгария, в определенные периоды находились в самых тесных политических контактах. Многочисленны были связи стран региона и с соседями — Древней Русью и Византией. В эпоху Средневековья немалую роль в упрочении взаимообщения стран играли династические связи. Они были достаточно тесными между Польшей, Чехией и Венгрией; между Сербией и Болгарией, а также Киевской Русью и Византией.
Как письменные, так и особенно археологические источники доказывают более или менее развитые экономические, торговые контакты всех этих стран. Такие водные артерии, как Днепр и Дунай, наряду с Черным и Балтийским морями во многом облегчали широкий и разнообразный товарообмен.
Взаимным культурным, в том числе и литературным, связям не могла не способствовать этническая и языковая близость ряда стран, составлявших весьма значительную часть региона. Здесь, конечно, имеются в виду славянские народы, которые никогда не утрачивали в своем самосознании единства происхождения и чувства славянской общности. Об этом говорил и летописец Нестор, и автор «Великопольской хроники», и Козьма Пражский. Никакие политические столкновения, ни даже различия в исповедании не могли изгладить чувства единства у славян.
В свою очередь, конечно, религиозный фактор во многом способствовал усилению контактов между странами одной конфессии, затрудняя их между странами, принадлежащими к разным церквам. Восточно-христианский и западно-христианский типы средневековой культуры в Центральной и Юго-Восточной Европе уже вполне обозначились в своих различиях. Славянская и латинская письменности, с одной стороны, сближали культуры, пользовавшиеся каждой из них, а с другой — затрудняли контакты между этими двумя группами. Существенную роль играли и разные традиции. Культура Руси, Болгарии и Сербии была теснейшим образом связана с культурой Византии. Для славянских стран существовали два внешних, объединявших их культурных центра: Константинополь и — едва ли не в большей степени — Афон, где в непосредственной близости находились греческий, русский сербский и болгарский монастыри. Западнославянские же и венгерская письменные литературы получали творческие импульсы из Западной Европы.
Однако, отмечая это, необходимо иметь в виду, что на раннем этапе, в IX и отчасти X в., такого разделения не было. И Великая Моравия, и Чехия, и, вполне возможно, Польша (во всяком случае в пределах Малой Польши) так же, как и другие славяне, пользовались славянской азбукой и старославянским языком как языком богослужебным и литературным, созданным Кириллом и Мефодием. В Чехии старославянские памятники доживают вплоть по конца XI столетия, пока славянская письменность не была окончательно вытеснена там латинской. Только благодаря Руси, куда попадали эти памятники и где они были популярны и широко переписывались, мы можем получить представление об этом раннем этапе в истории развития западнославянских литератур.
В последнее время все более привлекают внимание ученых культурные связи Византии и Венгрии в X—XI вв. О них, в частности, свидетельствуют памятники византийской эпиграфики в Венгрии. Эти связи поддерживались в
370
какой-то степени благодаря деятельности православных монастырей в Венгрии, оставшихся там вплоть до XII в.
Прослеживая черты единства в литературах стран региона, нельзя упускать из внимания ряд проявлений сходства в мотивах их фольклоров. Мотив змееборчества присутствует в болгарской песне о Михаиле из Потуки и в польской легенде о Краке — основателе Кракова (как и в русских былинах о Добрыне Никитиче).
С фольклором были связаны и апокрифы. Они получили очень широкое распространение во всех странах региона независимо от вероисповедных и этнических различий и несмотря на борьбу с ними как православной, так и католической церкви. В этом отношении показательно, что одни и те же апокрифы бытовали и в православной Сербии и в католической Хорватии.
Типологическое сходство в различных странах региона может быть отмечено и в антиподе апокрифической литературы — официальной, стоящей на службе церкви и государства письменности. Это хорошо прослеживается, в частности, по материалам агиографии. В житиях, созданных в самых различных странах, прославляются либо виднейшие государственные деятели (Ольга и Владимир на Руси, Стефан Неманя в Сербии, Людмила и Вячеслав в Чехии), либо первые христианские подвижники (Феодосий Печерский на Руси, Сворад и Бенедикт в Словакии, Жирард и Бенедек в Венгрии). Немало общего можно найти и в исторических хрониках. Показательно, что русская «Повесть временных лет» и хроника Галла Анонима, Козьмы Пражского и венгерский Анонимус — все возникают в XII в. и ставят своей задачей проследить с самых отдаленных времен начала тех государств, где эти хроники были созданы. Впрочем, если польская хроника Винценция Кадлубека и венгерский Анонимус приобретают черты рыцарского романа, то этого нельзя, например, сказать о «Повести временных лет», у южных же славян вообще не возникает развернутых исторических повествований.
Не только хрониками, но и историческими повестями, украшенными средневековой фантазией, увлекались в это время во всех странах региона. Особенно популярна «Александрия», которую хорошо знали и в Сербии, и на Руси, и в Польше, и в Чехии, хотя и пользовались при ее создании разными прототипами. Наряду с древнейшими памятниками письменности у западных и южных славян, а несколько позже и у славян восточных определенная общность этих народностей проявлялась в их устном поэтическом творчестве.
370
ФОЛЬКЛОР
Об устном поэтическом творчестве (фольклоре) древних славян приходится в значительной мере судить предположительно, так как его основные произведения дошли до нас в записях нового времени (XVIII—XX вв.) Можно думать, что фольклор славян-язычников был связан преимущественно с трудовыми обрядами и процессами. Мифология сложилась на уже довольно высокой ступени развития славянских народов и представляла собой сложную систему воззрений, основанную на анимизме и антропоморфизме. Единого высшего пантеона наподобие греческого или римского у славян, видимо, не было, но нам известны свидетельства о поморском (на о. Рюген) пантеоне с богом Святовидом и пантеоне Киевском. Главными богами в нем считались Сварог — бог неба и огня, Даждьбог — бог солнца, податель благ, Перун — бог молнии и грома и Велес — покровитель хозяйства и скота. Им славяне приносили жертвы. Духи природы у славян были антропоморфными или зооморфными, либо смешанно антропо-зооморфными в образах русалок, дивов, самодивов — леших, водяных, домовых.
Мифология стала воздействовать на устную поэзию славян и значительно обогатила ее. В песнях, сказках и легендах стали объясняться происхождение мира, человека, животных и растений. В них действовали чудесные, говорящие по-человечьи животные — крылатый конь, огненный змей, вещий ворон, а человек изображался в его отношениях с чудовищами и духами.
В дописьменный период культура художественного слова славян выражалась в произведениях фольклора, который отражал общественные отношения, быт и представления общинно-родового строя. Важную часть фольклора составляли трудовые песни, которые нередко имели магическое значение: они сопровождали обряды, связанные с земледельческими работами и сменой времен года, а также с важнейшими событиями жизни человека (рождением, бракосочетанием, смертью). В обрядовых песнях основой служат просьбы к солнцу, земле, ветру, рекам, растениям о помощи — об урожае, о приплоде скота, об удаче на охоте. В обрядовых песнях и играх возникали зачатки драмы.
371
Древнейший фольклор славян был разнообразен по жанрам. Широко бытовали сказки, пословицы и загадки. Существовали и топонимические предания, сказания о происхождении духов, навеянные и устной традицией и более поздней традицией — библейской и апокрифической. Отголоски этих преданий сохранили для нас древнейшие летописи.
По видимому, у славянских народов рано зародились и героические песни, в которых отразилась борьба славян за независимость и столкновения с другими народами (при продвижении, например, на Балканы). Это были песни во славу героев, выдающихся князей и родоначальников. Но героический эпос был еще только в зародыше.
У древних славян существовали музыкальные инструменты, под аккомпанемент которых пели песни. В южнославянских и западнославянских письменных источниках упоминаются гусли, гудки, свирели, трубы.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав