|
Читайте также: |
325
архитектуры свидетельствуют об исключительной талантливости их создателей.
Народы Закавказья — грузины, армяне и азербайджанцы, — издревле часто объединявшиеся между собой для защиты своей свободы и независимости от вторжения многочисленных иноземных захватчиков (например, в XI в. в условиях сельджукского нашествия), в XII в. вступили в еще более тесные политические, экономические и культурные связи. Представители культуры этих народов хорошо были знакомы с культурой и литературной жизнью друг друга. Азербайджанский язык, азербайджанская устная народная литература, ашыгская поэзия и музыка были понятны и любимы среди грузин и армян.
В XII в. успешно развивается азербайджанская лирика. В этой поэзии нашли свое художественное выражение призывы к справедливости и земному счастью, человеколюбию и свободомыслие, осуждение пороков общества, произвола правителей и высшего духовенства. Гуманистические и демократические мотивы обогащали творчество таких поэтов, как Фалаки, Муджираддин Бейлакани, Иззаддин Ширвани и др. В феодальных дворцах, как и в XI в., процветала придворная поэзия, основными жанрами которой были касыды, газели. Создавались также рубаи (четверостишие) и маснави (эпическая поэзия).
При азербайджанских феодальных дворах служили поэты-панегиристы, во главе которых стоял обычно так называемый «царь поэтов» («мелик аш-шуара»). Одним из наиболее известных представителей придворной поэзии XII в. был Абу-ль-Ала Ганджеви, служивший Ширваншаху Манучехру. Его талантливые ученики — Фалаки Ширвани и Хагани Ширвани также некоторое время состояли при дворе.
Будучи образованным человеком своего времени, Абу-ль-Ала стал «царем поэтов» при дворе Ширваншаха Манучехра (1120—1149). В различных антологиях до нас дошли некоторые образцы и отрывки его касыд, свидетельствующие о незаурядном поэтическом таланте их автора и дающие некоторые сведения о жизни и литературном окружении поэта. Например, он жалуется на интриги, на своих недоброжелателей и на какую-то клевету, в результате которой его отстранили от должности «царя поэтов» при дворе Ширваншахов. Он пишет об этом с горечью и печалью:
В беспредельности века людей я судил по делам,
Но не встретил такого, кто был бы и верен и прям.
Все завидуют мне, всюду тысячи вижу врагов,
Строят тысячу козней, готовят железо оков.
Проницателен я — и завистники рушат покой,
Как врагов не нажить может нынче ученый такой?
(Перевод Я. Притыкина)
В творчестве поэта ясно видно, что он был хорошо знаком с современными ему науками: астрономией, медициной, философией и теологией. Касыды Абу-ль-Ала насыщены образами и метафорами, их метрика и рифмы безупречны, язык ярок и красочен. Еще при жизни он пользовался популярностью и высоким авторитетом не только на своей родине, но и далеко за ее пределами.
Абу-н-Низам Мухаммад Фалаки Ширвани (1108—1146) родился в Шемахе — столице Ширваншахов. Учился он в родном городе в медресе, получил для своего времени широкое образование, изучал арабскую филологию, теологию; видимо, проявил большой интерес к астрономии, о чем свидетельствует его поэтический псевдоним — Фалаки (т. е. «небесный», «астральный»). До нас дошел небольшой сборник лирических стихов (диван Фалаки), состоящий из касыд, газелей и рубаи. Касыды Фалаки написаны в основном на панегирические темы и отличались высоким художественным мастерством, несли на себе печать глубоких научных знаний.
Привлекают к себе внимание традиционные вступительные части (насиб) его касыд, где воспеваются с особой теплотой и непосредственностью любовь, красота и прелесть возлюбленной или описываются живые картины природы:
И щеки, и локоны, и губы, и глаза, и пушок,
и родинки твои, о похитительница сердца,
Похитили у меня разум, веселье, терпение,
наслаждение, сон, пищу...
С тех пор как я вдали от тебя, не осталось у меня
от безмерных мучений
Зрения в глазах, души в теле, радости в натуре,
сердца в груди...
Время стало покорно велению, приказу, желанию
и решению его (т. е. шаха).
В развязывании и связывании, приказе и запрете,
в сжимании и распускании, добре и зле.
Что за конь это, который в день боя под его бедрами:
Телом он — небосвод, головой — звезда,
копытом — мрамор, бегом — ураган!
(Перевод Е. Э. Бертельса)
В ширванском дворе Фалаки, как и его учителя Абу-ль-Ала и друга Хагани, постигло несчастье. Его обвинили в том, что он якобы не проявлял достаточной преданности и искренности в служении правителю, и бросили в тюрьму Шабаран. Все это серьезно расшатало здоровье поэта и оставило глубокий отпечаток на его
326
творчестве. Фалаки в неволе написал касыды, получившие название «Хабсийе» («Тюремные»), в которых выразил свои печаль и негодование, жалобы на несправедливость и жестокость времени.
Газели и рубаи Фалаки, отличающиеся исключительной теплотой, непосредственностью и гуманностью, яркостью красок, эмоциональностью, посвящены в основном пылкой, самоотверженной любви.
Среди персоязычных азербайджанских поэтов XII в. исследователи также упоминают имя поэтессы Мехсати, биографические сведения о которой носят исключительно легендарный характер. Точно не установлено и место ее рождения, хотя видный английский востоковед Э. Браун в своей многотомной «Литературной истории Ирана» полагает, что она была родом из Ганджи. Доулат-шах Самарканди (XV в.) говорит о том, что сама она была близка ко двору среднеазиатского султана Санджара (1113—1157), отличалась остроумием, умением сочинять рубаи экспромтом.
Приписываемое поэтессе художественное наследие состоит в основном из рубаи. Они близки традиции устной народной поэзии, отличаются непосредственностью, простотой и живостью стиля. Особенно ценны эти рубаи своим жизнеутверждающим началом, вольнодумством, гуманистической направленностью. В простых и лаконичных четверостишиях Мехсати призывает наслаждаться всеми благами жизни. Подобно Омару Хайяму, она утверждает благородные чувства любви, красоту человека. В ее стихах осуждаются косность, несправедливость, произвол и насилие, едко высмеиваются тупоумные и бездушные отшельники, призывающие к «наслаждениям в раю»:
Никто не в силах нас заставить разлучиться!
Какою клеткою в плену удержишь птицу?
Кого ты оплела жгутами черных кос,
Того оковами не удержать в темнице.
(Перевод В. Бугаевского)
Четверостишия Мехсати, отмеченные светским духом и пронизанные чувствами романтической любви, глубоко созвучны как классической лирике, так и мотивам народного творчества.
Одним из крупнейших представителей поэзии Азербайджана XII в. является Хагани Ширвани. Его имя принадлежит к плеяде поэтов и мыслителей Азербайджана, которые своими творениями сыграли большую роль в развитии художественной культуры не только Азербайджана, но и многих литератур Ближнего и Среднего Востока.
Афзаладдин Бадиль Хагани Ширвани родился в 1120 г. в Шемахе. Отец его Али был плотником, а дед — ткачом. Хагани с детства вращался в кругу ремесленников — наиболее активном и просвещенном слое общества. Мать его была несторианкой (христианкой), принявшей ислам. Его воспитанием и обучением занимался дядя по отцу Кафиэддин Омар, крупный ученый своего времени, знаток медицины, астрономии, естествознания, логики, грамматики, литературы и мусульманских законов и предписаний. Поэт в своих произведениях неоднократно выражает признательность дяде:
Мудрый дядя мой вел к совершенству меня,
Им даны мне познания, гордость, свобода.
Умирая, сказал он: «Ты будешь у нас
Образцом превосходства и славой народа».
(Перевод В. Державина)
Хагани был учеником Абу-ль-Ала Ганджеви, изучал произведения арабских и персидских писателей, особенно увлекался стихотворениями известного персидского суфийского поэта Санаи (1070 — ок. 1141) из Газны, автора популярного произведения «Хадикат альхакаик» («Сад истин»), и возможно, что в знак своей симпатии и сочувствия к Санаи избрал себе первый псевдоним Хакаики (Правдоискатель). Затем Абу-ль-Ала, представив поэта ко двору, предложил ему принять псевдоним Хагани, т. е. «принадлежащий хагану» (правителю), и даже породнился с ним, выдав за него замуж свою дочь. В скором времени, благодаря своей высокой поэтической культуре и художественному мастерству, поэт занял одно из почетных мест при дворе.
Хагани служил сначала ширваншаху Манучехру II, а после его смерти — сыну его Ахсатану I. Он создавал хвалебные касыды в честь правителей, прославлял их. Однако у пылкого свободолюбивого поэта придворная жизнь, полная сплетен, пошлости и лицемерия, вызывала негодование.
В 1156 г. Хагани получил разрешение правителя на паломничество в Мекку, на могилу пророка Мухаммада. Это дало ему возможность познакомиться с городами и местностями Ирана, Ирака, Сирии, посетить также исторические города Хамадан, Медаин, Багдад, Дамаск и многие другие. После своего возвращения в Ширван он написал философскую элегию о развалинах бывшей столицы сасанидских шахов Медаин (Ктесифон); с большим поэтическим мастерством он описал свои впечатления от путешествия в поэме «Подарок двух Ираков» («Тохфат аль-Иракайн»), которую завершил в 1157 г.
327
В Багдаде поэта принял халиф Мухаммад ибн Мустахзар, который предложил ему остаться у него на службе секретарем (дебиром). Но Хагани отклонил предложение и вернулся в Ширван. Под предлогом паломничества Хагани хотел вторично и навсегда вырваться из золотой клетки шахского двора, но Ахсатан ему не разрешил. Тогда поэт тайно покинул Ширван, но был схвачен около Бейлакана и брошен в каземат Шабаран.
В заключении, подобно Фалаки, поэт написал касыды, получившие впоследствии известность как «Тюремные» («Хабсийе»). В одной из этих касыд Хагани обращается к византийскому принцу Андронику Комнину с просьбой оказать ему помощь. Выйдя из тюрьмы после 1171 г., поэт второй раз отправляется в путешествие. Хотя после этой поездки он опять возвращается на родину, в Ширван, долго там не остается и вместе с семьей переезжает в Табриз, где живет до конца жизни. Последние годы Хагани протекают мрачно и тяжело: молодым умер его любимый сын, а затем дочь и жена. Трагедия последних лет наложила отпечаток на некоторые его произведения; в элегиях поэт оплакивал свое горе. Умер он в 1199 г. и похоронен в пантеоне поэтов Сурхаб в окрестностях Табриза.
Хагани прошел длительный и сложный творческий путь. Около шестидесяти лет своей жизни он посвятил литературной деятельности и оставил огромное творческое наследие. Но не все из его творений дошли до нас. Из художественного наследия поэта датирована очень незначительная часть. Хагани, очевидно, начал свою литературную деятельность лирическими произведениями — газелями, четверостишиями, наибольшую популярность принесли ему его касыды на социальные и философские темы. Основной темой его лирики является пламенная, благородная любовь, страдания в разлуке с любимой. Хагани воспевает красоту вдохновенно и образно, а любовь — как естественную потребность человеческого сердца и радость жизни.
Да, я обезумел. Но, чтобы связать
Меня, твои косы надежней цепей.
И слезы мои, как без облака дождь,
А кудри твои — облака без дождей.
(Перевод В. Державина)
В условиях восточного Средневековья любовь к женщине исламское духовенство считало кощунством, грехом. Оно поощряло только мистическую любовь, пронизанную религиозным духом, призывающую к отречению от всего земного, к уединению, к стремлению к «загробному счастью». Вот почему религиозные власти сурово преследовали жизнеутверждающую поэзию, отражавшую человеческие страсти, воспевающую красоту женщины.
Интересно отметить, что в любовной лирике Хагани полностью отсутствует мистическая окраска, символическая любовь к божеству, как это встречается, например, в суфийской поэзии. От лирических произведений Хагани веет теплым дыханием жизни. Его герой восхищается красотой, трогательной нежностью возлюбленной, стремится к ней, томится в разлуке.
Исключительно широкое распространение получила касыда Хагани, известная под названием «Развалины города Медаин». Как классический образец философской лирики, полной раздумий поэта о судьбах властей и народов, эта касыда вызвала много интересных откликов-подражаний и ответов у крупнейших поэтов Востока. Хагани дал мудрый урок феодальным правителям своего времени: каким бы сильным, могучим ни был властелин-шах, ему не избежать общего удела, он обречен на гибель. Так не смогли обмануть судьбу правители Сасаниды — все они превратились в прах:
Свой стол плодами золотыми Парвиз когда-то украшал —
И пиршественный стол, как солнце, златыми гроздьями блистал.
О золоте не говори мне, да и Парвиза нет давно.
Скажи, как мудрым подобает: «Пришло, ушло, истреблено!»
Где все они? Ушли бесследно, удел всеобщий разделя.
Владык и шахов поглотила их породившая земля.
(Перевод В. Державина)
Лирика Хагани очень человечна, она пронизана духом дружбы, преданности в любви. Поэт был последовательным мусульманином, но сумел подняться над религиозными предрассудками, питал явную симпатию к христианам. В этом прежде всего сказывается влияние исторических условий жизни закавказских народов — грузин, армян и азербайджанцев, которых объединяли не только жизненные интересы совместной защиты своей родины от иностранных захватчиков, но и родственные черты культуры.
Когда я пришел в благодатные земли армян,
Добро и приветливость в каждом увидел я взоре.
В особенности — у соседей моих — христиан...
«Второй он Иса!» — я ловил о себе в разговоре.
Считали, что я к ним с четвертого неба пришел.
Внимали стихам моим, тонкость являя в разборе...
(Перевод В. Державина)
В другом стихотворении Хагани выразил трепетное чувство любви к грузинке-христианке,
328
воспел ее красоту и нежность. Любовь к ней захватила поэта, и он начал изучать грузинский язык.
Как я красавицу-грузинку полюбил,
Чтоб с ней беседовать, грузинский изучил.
(Перевод В. Державина)
Как и полагалось поэту, состоящему на службе при шахском дворе, в своих панегирических касыдах Хагани в приподнятом стиле воспевал представителей придворной знати, славил «подвиги, достоинства» правителей. Однако впоследствии поэт нашел в себе силы избрать иной путь. Наделенный гордой, непокорной душой, исполненный гуманистических стремлений, Хагани обращал все больше и больше внимания на произвол и несправедливость правителей и их приближенных.
Он утверждал, что «плоды на ветвях государства очень кислы, все дары и деяния шахов ничтожны и не стоят того, чтобы их восхвалять». Гневные, мудрые слова поэта, осуждающего могучих властелинов, имели огромное значение для усиления в поэзии социальных мотивов, направленных против феодального гнета:
Сердце больше не мучит забота о хлебе насущном.
Я свободен от мира, где властвуют зло и обман...
Ни из чьей я руки не беру ни даров, ни подачек.
Я, как птица, кормлюсь от рассыпанных богом семян.
(Перевод В. Державина)
Поэт был смелым новатором; он значительно расширил тематические границы традиционных поэтических жанров, обращался к философской проблематике, насыщая ее передовыми социальными идеями. Как певец любви, исполненной нравственной красоты и чувственности, Хагани во многом противостоял требованиям мусульманской морали. Его произведения, отличавшиеся чеканностью формы, богатством художественных средств, служили замечательными образцами не только для последующих поколений азербайджанских поэтов, но и для писателей всего Ближнего Востока.
328
НИЗАМИ ГАНДЖЕВИ
Ильяс ибн Юсуф Низами Ганджеви (даты жизни точно не установлены; по Е. Э. Бертельсу, 1141/43—1203/05) родился в Гандже, там же он получил образование. Поэт не покидал родной город, кроме одного кратковременного посещения ставки Кызыл-Арслана-шаха, пожелавшего встретиться с ним.
Ганджа в этот период был центром науки и культуры. В нем жили образованные и ученые люди. Такое же блестящее и всестороннее образование получил в Гандже современник поэта Абу-ль-Ала. В стихах Низами говорит, что он знаком с разными науками. Это подтверждается и его творчеством, насыщенным ссылками и намеками на такие конкретные науки, как астрономия, связанная с ней астрология, математика (например, эффектное использование математического термина «иррациональный корень» в поэме «Семь красавиц»). Низами был хорошо осведомлен также в истории и философии. Он писал:
Из каждой рукописи я добывал богатства,
[и] навязывал [потом] на нее украшения из стихов.
Кроме новых хроник, я изучал
[еще] еврейские и христианские и пехлевийские.
(Перевод Е. Бертельса)
Кроме мусульманской теологии, юридических наук и логики, которые он хорошо знал, Низами проявлял большой интерес и к античной философии. Последняя поэма его «Пятерицы», где описаны походы Искендера, показывает представления поэта о географии, а блестящее описание звездного неба в поэме «Лейли и Меджнун» свидетельствует не только о его знаниях астрономии, но и о непосредственных наблюдениях.
Низами в совершенстве владел персидским и арабским языками, а также был знаком с литературой на этих языках, и, кроме того, можно предположить, что он знал и другие наречия. О личной жизни Низами нам известно очень мало.
Литературное наследие Низами составляют эпические произведения, объединенные в «Пятерицу» («Хамса»), а также газели, касыды, четверостишия и другие произведения лирического жанра. По некоторым источникам (Доулат-шах Самарканди), Низами принадлежал большой диван лирических стихов, содержащий до 20 тысяч двустиший — бейтов. К сожалению, из огромного лирического наследия до нас дошли только 6 касыд, 116 газелей, 30 рубаи.
По словам Низами, успеха в поэзии он достиг рано. Хорошая поэтическая подготовка и незаурядный талант открывали перед молодым, но уже ставшим известным в придворных кругах лириком путь к славе придворного поэта, однако по неизвестным нам причинам он отказался от этой карьеры. Можно предположить, что поэт руководствовался суровыми моральными требованиями, которые он предъявлял вообще к человеку, в частности к тем, кто ради куска хлеба готов был унижаться. Например, в «Махзан аль-асрар» он пишет:
Прахом питайся, но хлеба скупцов не ешь!
Ты же не прах! Не давай себя попирать подлецам!
329
В сердце и руки сплошь тернии вонзи,
не покоряйся и берись за труд!
Лучше приучиться к какому-нибудь труду,
чтобы не протягивать руку перед другим.
(Перевод Е. Бертельса)
Не подлежит сомнению, что эти строки направлены против придворных поэтов, «протягивающих руку» ради куска хлеба. О высоких этических идеалах поэта говорит также его отношение к браку, он резко осуждал допускаемую исламом полигамию.
В этой связи любопытен один характерный штрих из личной жизни поэта. Достигнув первого крупного успеха в поэзии, Низами обратил на себя внимание правителя Дербенда. За какое-то ему понравившееся стихотворение поэта он прислал ему в подарок молодую кыпчакскую рабыню по имени Афак, которая и стала первой и горячо любимой женой Низами. Она умерла рано. Ее утрата оставила глубокий след в душе поэта, о чем свидетельствует авторское вступление к поэме «Хосров и Ширин».
Видимо, жизнь поэта не всегда была обеспечена материально, ибо его литературная деятельность не приносила достаточных благ; этим, очевидно, можно объяснить его занятость еще какими-то мирскими делами, о которых он говорит в поэмах «Лейли и Меджнун» и «Шараф-наме» («Книга о славе» — первая часть «Искандер-наме»). Некоторые исследователи творчества Низами предполагают, что он был переписчиком рукописей или работал преподавателем. С юных лет поэт был тесно связан с тружениками города, где он вырос. Хотя слава поэта заставляла правителей обращаться к нему с заказами, но они не очень-то щедро оплачивали труд поэта. Философские сентенции в произведениях Низами приходились, по-видимому, им не по вкусу. Они требовали преклонения, а не назиданий, которые преподносил им поэт.
Касыды Низами интересны своими социально-философскими мотивами, которые, впрочем, характерны для всего его творчества. В своих призывах к справедливости, обращенных к правителям, Низами ссылается на религиозные идеи и принципы. Он утверждает в своих касыдах, что достоинство человека измеряется не его богатством, а добрыми делами. В тех же касыдах часто встречаются мотивы осуждения угнетателей. У Низами есть и панегирические касыды, но они составляют незначительную часть его лирики. Большое место в ней занимают газели, основная тема которых — чистая, самоотверженная любовь. Тема любви в газелях Низами усиливается социально-философскими и нравственно-этическими мотивами, утверждающими верность, правдивость, человечность как нормы поведения, украшающие и облагораживающие человека. Газели Низами проникнуты жизнеутверждающим духом, в них поэт воспевает любовь.
Иллюстрация к поэме Низами
«Хосров и Ширин»
Миниатюра из рукописи XIV в.
Мировую славу Низами снискал своими пятью поэмами «Хамса». Это широкие эпические полотна, отразившие не только важнейшие события исторического прошлого, но и действительность, современную поэту.
Первое произведение Низами, вошедшее в «Пятерицу», — «Махзан аль-асрар» («Сокровищница тайн») — написано, очевидно, между 1173 и 1179 гг. и относится к дидактическо-философскому жанру, весьма популярному на Ближнем Востоке, в частности у поэтов Восточного Ирана (Хорасана и Средней Азии). Этот жанр имел широкое распространение еще в литературе сасанидского Ирана и назывался андарзом. Книга состоит из вступительной части и двадцати глав, названных макала (букв. — беседа, речь). Первая беседа — о сотворении Адама — развивается в духе обычных коранических легенд, но пронизана идеей господства человека над миром, концепцией природы человека,
330
представлением о его задачах в мире. Вторая беседа — о соблюдении правосудия. Здесь поэт обращается к правителю с советами, поучает его быть смиренным и заботиться о духовных благах, что должно привести к правосудию. Третья беседа — о превратности жизни; поэт говорит о своем времени, трудном, лишенном добродетелей. Далее поэт ставит, казалось бы, абстрактные, но очень важные в философском плане вопросы: о старости, о значении «тварей божьих», о взаимоотношении человека и животных, об отношении человека к миру.
Композиционно поэма построена так, что каждая последующая беседа вытекает из смысла предыдущей. Создается, таким образом, непрерывная цепь мыслей. Каждая беседа иллюстрируется какой-нибудь притчей, часто заимствованной поэтом из устного творчества.
Низами сам считал свою первую поэму поэтическим ответом (назира) на «Сад Истин» («Хадикат аль-хакаик») персидского поэта XI—XII в. Санаи. Но «Махзан аль-асрар» не является таковым, во-первых, потому, что она написана иным метром, чем поэма хорасанца Санаи, а назира обязательно должна была сохранить метр первой поэмы. Поэма вошла в литературу Востока как новое явление и вызвала многочисленные отклики крупнейших мастеров. Метр сира, которым написана поэма Низами, в эпической поэзии не использовался. Поэт впервые применил его и имел множество последователей. Во-вторых, в «Махзан аль-асрар» проявляются новые социальные и эстетические идеалы. Низами провозгласил в этой поэме гуманистические идеи, выступил как защитник угнетенных. В небольших дидактических рассказах он создал целый ряд ярких образов простых и мудрых людей, поднявших голос протеста против гнета и тирании.
В рассказе «Старуха и Султан Санджар» бедная старуха-вдова, не боясь жестокого шаха, бросает ему в лицо смелые слова правды, жалуется на притеснения и вероломство шаха:
Правосудья венца — я не вижу в тебе!
Угнетенью конца — я не вижу в тебе!
Царь должен народу поддержкою стать,
А ты угнетаешь народы, как тать.
Не стыдно ль кусок отнимать у сирот,
Кто делает так, благороден ли тот?
(Перевод М. Шагинян)
Этой же теме посвящен и «Рассказ о царе-притеснителе и правдивом человеке».
Труд, украшающий жизнь, возвышающий человека, — одна из основных тем не только «Махзан аль-асрар», но и всего творчества Низами. Однако этим не ограничиваются заветы великого мыслителя. «Требования Низами к человеку крайне суровы, его мораль — для исключительно сильных людей, способных поднять на свои плечи столь тяжелое бремя» (Е. Э. Бертельс).
В языково-стилистическом отношении Низами считается одним из труднейших авторов, в особенности сложна поэма «Махзан аль-асрар». Поэт сознательно ввел в поэму эту усложненность, поскольку он задумал философское произведение, не предназначенное для развлекательного чтения. В богатом словаре поэмы мастерски обыграны все смысловые оттенки и ассоциативные связи почти каждого слова, а это требует от читателя немалой эрудиции. О месте и значении первой поэмы Низами в мировом литературном процессе может свидетельствовать множество подражаний, которое она вызвала в литературах Ближнего и Среднего Востока, Средней и Юго-Восточной Азии. Количество этих подражаний приближается к 50. Любопытен один факт — бо́льшая часть поэтических ответов на «Махзан аль-асрар» на персидском языке создана в Индии.
В 1180 г. Низами завершил вторую свою поэму — «Хосров и Ширин». Сюжет этой романтической эпической поэмы частично взят из сасанидской хроники. Оба героя — исторические лица. Имя Ширин упоминается в византийских, сирийских, арабских и армянских источниках. Хосров — последний выдающийся правитель династии Сасанидов (убит в 628 г.). Цикл преданий о нем донесли до нас авторы IX—X вв. Так, арабоязычный историк ат-Табари (ум. 923) в хронике о правлении Хосрова Парвиза говорит также о его любимой жене Ширин, названной «госпожа», а персидский хронист Балами (ум. 996) прибавляет к сведениям своего предшественника такую характеристику: «Не было среди людей никого прекраснее ее лицом и лучше ее нравом». Наиболее полное предание о Хосрове и Ширин приводит в «Шах-наме» Фирдоуси. Но у него в центре повествования стоит фигура Хосрова, ибо он писал династийную хронику, правда ведя свой рассказ ярко и художественно. Помимо этих официальных версий существовало и немало устных легенд, имевших широкое хождение в народе (недаром развалины ахаменидского дворца в районе Кирманшаха известны под народным названием «Каср-и Ширин», т. е. «Замок Ширин»). Многое из жизни Хосрова Низами узнал из древних хроник Азербайджана. Запись предания о любви Хосрова и Ширин хранилась в городе Барда, а Низами знал, конечно, и версию этого предания, приведенную Фирдоуси в «Шах-наме», но он не повторил почти ни одной детали рассказа своего
331
предшественника, о чем красноречиво говорит сам поэт:
Не пересказывал я того, что сказал мудрец,
ибо неблагодатно повторять уже сказанное.
В отличие от Фирдоуси Низами глубоко разработал тему любви Хосрова и Ширин. Поэт видит в любви подлинный смысл и содержание человеческой жизни. Человек без любви мертв, как поломанная флейта. Подлинное новаторство и смелость Низами-художника заключаются в том, что он отводит в поэме главную роль не шаху Хосрову, а Ширин — племяннице правительницы Азербайджана Михин-Бану. Поэт наделил Ширин умом, красотой, силой воли. Она активное начало в поэме. Все описанные события связаны с ней. Ширин любит сасанидского царевича Хосрова. Сильна и безгранична ее любовь, даже зная все недостатки своего избранника, она не может его забыть. Из-за своего пылкого, всепоглощающего чувства Ширин переносит многие лишения и невзгоды. Ее красота сочетается с твердой волей, мужеством. Она умеет сдерживать необузданность Хосрова в его желаниях, постоять за себя, свою честь. Ширин в то же время — идеальная правительница. Она справедлива и гуманна. После смерти своей тетки Михин-Бану она наводит порядок в стране, начинает заботиться о народе:
И пришла к Ширин Михин-Бану держава,
От рыбы до луны о ней сверкнула слава,
И справедливости возрадовался люд,
Былые узники свободный воздух пьют,
Все угнетенные забыли время гнета,
Ширин с времен своих отбросила тенета...
Облагодействовав и город и селенья,
Ширин, не ждя даров, снискала восхваленья.
(Перевод К. Липскерова)
Ширин своими благородными поступками оказывает облагораживающее влияние на других. Под ее воздействием беспечный и безнравственный Хосров, равнодушный к судьбам народа, начинает понимать, каким должен быть человек и правитель. Женственная, мягкая по натуре Ширин обладает поистине богатырской силой духа. Она энергична и настойчива в достижении поставленной цели, презирает покорность и слабость.
Хосров любит Ширин, но его любовь эгоистична, в ней нет самозабвения и способности на жертву. Лишь в финале поэмы под воздействием самоотверженной любви Ширин меняется и характер Хосрова. Приобретая черты гуманного правителя, он преображается. Это основная идея поэмы.
Хосров богато одарен природой, но он растрачивает свою молодость на забавы и развлечения, ведет роскошную и беззаботную жизнь. Ему противопоставляется один из наиболее примечательных образов произведения — Фархад, искусный мастер-каменотес, «силой равный слону». Пламенная любовь Фархада к Ширин вдохновляет его труд и творчество.
Образ Фархада — новаторство поэта. Этот выходец из городского ремесленного круга противопоставлен представителю феодальной верхушки. Сравнение не в пользу царевича Хосрова. Поэт наделил Фархада чертами благородства. Он бесстрашен, независим, честен, гигантского роста. Это, скорее, не индивидуальный богатырь, а олицетворенное воплощение труда.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав