|
Читайте также: |
— Вы распорядились убрать силовое ограждение, барон? — спросил граф.
— Никто не причинит мальчику вреда, — ответил тот. — Сегодня он герой дня.
Первые молодые люди добежали до Фейд-Роты; подняли его на плечи и торжественно понесли вдоль арены.
— Сегодня вечером он может гулять по самым глухим трущобам Харко без щита и без оружия. Они поделятся с ним последней коркой хлеба.
Барон оттолкнулся от кресла и перенес тяжесть тела на поплавковые подвески.
— Я прошу извинить меня. К сожалению, возникли вопросы, требующие моего немедленного вмешательства. Охрана проводит вас в замок.
Граф привстал и поклонился:
— Разумеется, барон. Мы предполагаем остаться на праздник. Я, хм-м, никогда еще не видел харконненского гулянья,
— Да. Гулянья, — барон повернулся, и, едва он сделал шаг к выходу из ложи, охрана тут же окружила его со всех сторон.
Один из офицеров поклонился графу Фенрингу:
— Что прикажете, милорд?
— Мы, ах-х, подождем, мм-м, это столпотворение кончится.
— Да, милорд, — офицер поклонился и отступил на три шага назад.
Граф повернулся к своей даме и заговорил с ней на семейном, похожем на гудение коде:
— Ты, конечно, видела?
Она отвечала ему на том же языке:
— Мальчишка знал, что гладиатор не будет обработан наркотиком. На мгновение он испугался — это да, но не удивился.
— Все было подстроено. Настоящий спектакль.
— Без сомнения.
— Здесь не обошлось без Хайвата.
— Определенно.
— А я недавно потребовал, чтобы барон уничтожил Хайвата.
— Ты был неправ, дорогой.
— Теперь я понимаю.
— Харконненам может скоро потребоваться новый барон.
— Если Хайват добивается именно этого.
— Это еще надо проверить.
— Молодым управлять будет легче.
— Нам будет легче... после сегодняшней ночи.
— Ты полагаешь, тебе нетрудно его соблазнить, моя милая племенная лошадка?
— Нет, милый. Ты же видел, как он смотрел на меня.
— Да, и, признаюсь, теперь мне понятно, зачем нужно сохранять эту линию крови.
— Несомненно, и, кроме этого, нужно припасти для него хорошукгуздечку. Я внедрю в его сознание несколько бинду-фраз, чтобы вертеть им, когда понадобится.
— И сразу же уедем — как только ты сделаешь это, Она пожала плечами:
— Как же иначе. Я не собираюсь вынашивать ребенка в таком ужасном месте.
— Чего нам только не приходится терпеть во имя человечества!
— Твоя роль полегче моей.
— Ты знаешь, у меня есть кое-какие предрассудки, которые приходится перебарывать.
— Бедный мой возлюбленный, — улыбнулась она и потрепала его по щеке. — Ты ведь знаешь, что это единственная возможность быть уверенным в сохранении этой линии крови.
Он сухо ответил:
— Я прекрасно понимаю, что мы делаем.
— Можно не опасаться неудачи.
— Провал начинается с предчувствия неудачи, — предостерег он.
— Провала не будет. Гипно-программа в душе Фейд-Роты и его ребенок в моем животе — и мы тут же улетаем.
— Дядюшка хорош, — сказал граф. — Ты когда-нибудь встречала подобные пропорции?
— Дядюшка лют. Но и племянничек, когда подрастет, будет не хуже.
— Благодаря дяде. Знаешь, если бы мальчишка получил другое воспитание, в правилах Дома Атрейдсов, например...
— Что делать!
— Вот если бы нам удалось спасти обоих — отпрыска Атрейдсов и этого... По тому, что рассказывали о юном Поле, это достойный всяческого восхищения юноша, прекрасное сочетание благородного воспитания с хорошей выучкой, — он покачал головой. — Но что попусту сожалеть о судьбах нашей аристократии!
— В Бен-Джессерите есть пословица, — сказала леди Фенринг.
— У вас есть пословицы на все случаи жизни!
— Тебе она понравится. Слушай: «Никогда не считай человека мертвым, пока не увидишь его тело. И даже после этого ты можешь ошибаться».
В своей книге «Отраженное время» Муад-Диб рассказал нам, что его первые столкновения с условиями аракианской жизни стали для него началом подлинной учебы. Тогда он научился втыкать в песок колышек, чтобы определить погоду, обучился языку песчинок, покалывающих кожу, узнал, как гудеть носом, как сохранять и собирать драгоценную влагу собственного тела, И пока его глаза постепенно обретали синий цвет Айбада, он постигал законы Чакобсы.
Предисловие Стилгара к книге принцессы Ирулан
«Муад-Диб, человек с большой буквы».
Отряд Стилгара, вместе с подобранными им в пустыне двумя странниками, в блеклом свете первой луны выбирался из низины. Закутанные в длинные балахоны фигуры торопились, чувствуя запахи родного дома. Серая полоска рассвета сияла ярче всего на той невидимой отметке горизонта, которая по природному календарю соответствовала середине осени, месяцу капроку.
Ветер рассыпал у основания скалы сухие листья, которыми частенько играли ребятишки из сича, но отряд шел совершенно бесшумно (если не считать случайных звуков, производимых неловкими движениями Поля и его матери), никак не выделяясь на фоне естественных шорохов пустыни.
Поль отер с потного лба налипшую пыль и почувствовал тычок в плечо. Голос Чейни прошипел:
— Делай, что я тебе говорю! Отпусти складку капюшона на лоб. Оставь только глаза. Ты попусту тратишь влагу.
Сзади кто-то прошептал властным голосом:
— Тихо, вас слышит пустыня!
Со скал высоко над ними раздался птичий щебет.
Отряд остановился, и Поль почувствовал внезапно возникшую напряженность.
Со стороны скал донесся слабый звук, не громче чем если бы мышь спрыгнула с камушка на песок.
Снова чирикнула птица.
Вольнаибы переглянулись между собой. И опять в песке послышалось мышиное топотание.
Птица чирикнула еще раз.
Отряд снова пустился в путь, продолжая взбираться по трещине в скале, но Полю показалось, что все еще больше затаили дыхание. Он почувствовал неловкость, заметил косые взгляды, которые вольнаибы бросали на Чейни, заметил, что сама Чейни вся как-то сжалась и поотстала.
Теперь они шли по подножью скалы. Вокруг него шелестели серые бурки и джуббы, и Поль почувствовал, что всеобщая собранность ослабла, хотя Чейни и остальные по-прежнему вели себя необычно тихо. Он следовал за чьей-тр серой тенью — вверх по ступенькам, поворот, опять по ступенькам, туннель и через две влагонепроницаемые двери в узкий, освещенный поплавковой лампой коридор с желтыми каменными стенами и потолком,
Поль увидел, что вольнаибы вокруг него стали вынимать носовые фильтры, откинули назад капюшоны и задышали глубоко, полной грудью. Кто-то тяжело вздохнул. Поль поискал глазами Чейни и обнаружил, что ее нет рядом. Люди в бурнусах стиснули его со всех сторон. Кто-то сильно ткнул его в бок и сказал:
— Извини, Узул, такая толкотня! Здесь всегда так.
Слева к Полю повернулось бородатое узкое лицо вольнаиба по имени Фарок. В свете желтых ламп подкрашенные синим веки и темная синева глаз показались еще темнее обычного.
— Снимай капюшон, Узул, — сказал ему Фарок, — ты дома. И он помог Полю справиться с застежкой капюшона, локтями расчистив свободное пространство вокруг них.
Поль вытянул из носа затычки, языком вытолкнул изо рта фильтр и чуть не задохнулся от обилия запахов: тяжелый дух восстановленной влаги, человеческие испарения и над всем этим запах пряностей и различных пряных компонентов.
— Чего мы ждем, Фарок? — спросил Поль.
— Преподобную Мать, я думаю. Ты же слышал известие — бедняжка Чейни.
Бедняжка Чейни? Поль огляделся по сторонам, отыскивая в этой неразберихе Чейни и мать. Фарок глубоко вздохнул:
— Родные запахи!
Поль видел, что вольнаиб в самом деле наслаждается этой вонью и в его тоне нет никакой иронии. Он услышал, как где-то кашлянула мать, и сквозь шум до него донесся ее голос:
— Сколько разных ароматов в твоем сиче, Стилгар. Я смотрю, ты много чего получаешь из пряностей... бумагу... пластик... и… неужели взрывчатые вещества?
— Ты догадалась обо всем этом по запаху? — раздался незнакомый мужской голос.
Поль понял, что она говорит для него — хочет, чтобы он поскорее смирился с жутким смрадом.
Люди впереди заволновались, и словно вздох пронесся по рядам вольнаибов. Поль разобрал, как от одного к другому передается шепот:
— Все правда, Лит мертв.
Лит? подумал Поль и сообразил: Чейни — дочь Лита. Отдельные кусочки сложились в его мозгу в полную картину: Лит — вольнаибское имя планетолога.
Поль взглянул на Фарока и спросил:
— Это тот Лит, которого еще звали Каинз?
— Лит только один, — ответил Фарок.
Поль отвернулся, уставившись в спины стоявших впереди вольнаибов. Так, значит, Лит-Каинз погиб.
— Предатели Харконнены, — прошипел кто-то сзади. — Подстроили несчастный случай... потерялся в пустыне... авария махолета...
Пол> почувствовал, что его распирает от гнева. Человек, который стал его другом, который спас его от харконненской своры, который выслал сотни вольнаибов, чтобы отыскать двоих несчастных, затерянных в пустыне... этот человек стал очередной жертвой Харконненов.
— Узула одолевает жажда мщения? — спросил Фарок.
Не успел Поль ответить, как раздалась негромкая команда и отряд устремился в соседнее просторное помещение, увлекая его за собой. Поль оказался вдруг лицом к лицу со Стилгаром и незнакомой женщиной, закутанной в длинное ниспадающее одеяние, отливавшее оранжевым и зеленым цветом. Ее руки были обнажены до плеч, и Поль увидел, что на ней нет влагоджари. У нее была смуглая, чуть оливкового цвета кожа. Темные волосы откинуты с высокого лба, глубокие темные глаза особенно выделялись над впалыми щеками и орлиным носом.
Она повернулась к нему, и Поль услышал, как в ее ушах звякнули золотые кольца с водяными бирками.
— Это он победил моего Джамиса? — сердито спросила женщина.
— Успокойся, Хара, — ответил Стилгар. — Джамис первый начал. Он сам призвал к тахадди аль-бурхану.
— Но ведь он еще мальчик! — и женщина так резко мотнула головой, что водяные бирки в ее ушах громко звякнули. — Моих детей оставил без отца ребенок! Да нет же, это был просто несчастный случай.
— Узул, сколько тебе лет? — спросил Стилгар.
— Пятнадцать стандартных, — ответил Поль.
Стилгар перевел взгляд на свой отряд.
— Есть среди вас кто-нибудь, кто рискнет бросить мне вызов?
Молчание.
Стилгар снова посмотрел на женщину.
— Так вот, пока я не узнаю секрет его тайного искусства, я тоже не решусь вызвать его.
Женщина уставилась на Стилгара.
— Но...
— Ты видела странную незнакомку, которая вместе с Чейни прошла к Преподобной Матери? Это чужеземная саяддина, мать этого паренька. И мать и сын владеют тайным искусством боя.
— Лизан аль-Гаиб, — прошептала женщина и с благоговейным ужасом посмотрела на Поля.
Опять это предание, подумал Поль.
— Возможно, — сказал Стилгар, — хотя это еще не проверено. — Он повернулся к Полю. — Узул, по нашим обычаям отныне ты отвечаешь за женщину Джамиса и двух его сыновей. Его яли... его жилье принадлежит тебе. Его кофейный прибор тоже принадлежит тебе. И она... его женщина — тоже.
Поль рассматривал вольнаибку и удивлялся: Почему она не оплакивает Джамиса? Почему не выказывает ко мне никакой ненависти? Вдруг он заметил, что все вольнаибы смотрят на него и чего-то ждут.
Кто-то прошептал:
— Еще не все. Теперь скажи всем, кем ты ее берешь.
— Ты принимаешь Хару как женщину или как служанку? — пояснил Стилгар.
Хара подняла руки и медленно повернулась на одной пятке.
— Я еще молода, Узул. Говорят, что я выгляжу так же молодо, как в то время, когда жила с Джиоффом... до того, как Джамис его победил.
Джамис убил человека, чтобы получить ее, подумал Поль и сказал:
— Если я возьму ее как служанку, могу я потом переменить решение?
— Ты можешь думать в течение года, — ответил Стилгар. — После этого она, если захочет, станет свободной женщиной, которую может выбрать кто угодно… или ты можешь отпустить ее, если она сама кого-нибудь выберет. Но пока год не прошел, за нее отвечаешь ты... и тебе всегда придется нести некоторую ответственность за сыновей Джамиса.
— Я принимаю ее как служанку, — решил Поль.
Хара топнула ногой и сердито дернула плечами:
— Но я еще молода!
Стилгар поглядел на Поля и заметил:
— Осмотрительность — великое качество для человека, который собирается стать вождем.
— Но ведь я молода! — повторила Хара.
— Помолчи, — приказал Стилгар. — Если вещь чего-то стоит, ее оценят. Покажи Узулу его новое жилище и позаботься, чтобы у него была чистая одежда и место для отдыха.
— О-о-о-о! — запричитала женщина.
Поль уже успел получить первое впечатление о ней, чтобы хоть в первом приближении зарегистрировать ее тип. Он чувствовал, что остальные вольнаибы заждались, что им не терпится заняться собственными делами. Ему хотелось расспросить про мать и Чейни, но он видел, что Стилгар нервничает, и решил, что это было бы ошибкой.
Он повернулся к Харе, придав своему голосу нужный, чуть вибрирующий тембр, чтобы вызвать в ней страх и трепет, и сказал:
— Покажи-ка мне мое жилье, Хара. О твоей молодости мы поговорим в другой раз.
Хара отступила на два шага назад и бросила испуганный взгляд на Стилгара:
— Он владеет таинственным искусством голоса!
— Стилгар, — продолжал Поль. — Отец Чейни наложил на меня серьезные обязательства. Если...
— Эти вопросы будут обсуждаться на совете, — прервал его Стилгар. — Там ты все скажешь.
Он кивнул, давая знать, что разговор закончен, и махнул рукой отряду, приказывая следовать за ним.
Поль взял Хару под локоть, заметив, какое прохладное у нее тело и как оно затрепетало от его прикосновения.
— Я не причиню тебе вреда, Хара. Покажи мне наше жилище, — он смягчил голос, придав ему успокоительный тембр,
— Ты ведь не выгонишь меня, когда год кончится? — спросила она. — Ведь я же понимаю, что уже не так молода, как раньше.
— Пока я жив, тебе найдется место рядом со мной, — он отпустил ее локоть. — Ну, а теперь пойдем. Веди меня.
Она повернулась и пошла вперед по коридору, потом повернула направо в широкий поперечный тоннель, освещенный желтыми поплавковыми лампами, которые висели почти прямо над головой на равном расстоянии друг от друга. Каменный пол был гладким, чисто выметенным от песка.
Поль шел рядом с ней, всматриваясь в ее орлиный профиль.
— Ты ведь не ненавидишь меня, Хара?
— С чего это я должна тебя ненавидеть?
Она кивнула группке ребятишек, глазевших на них из-под навеса в одном из боковых ответвлений. Поль увидел за детьми силуэты взрослых, еле различимых за пленочными занавесями.
— Я... победил Джамиса.
— Стилгар сказал мне, что были соблюдены все обряды и что ты — друг Джамиса, — она посмотрела на него, скосив глаза. — Стилгар сказал, будто ты отдал мертвому влагу. Это правда?
— Да.
— Это больше, чем я для него сделаю... смогу сделать. — Ты не оплакиваешь его?
— Я оплачу его, когда придет время оплакивания.
Они прошли мимо изогнутого аркой прохода. Поль заглянул туда и увидел мужчин и женщин, склонившихся над станками в большом светлом помещении. Казалось, они работали с особой энергией.
— Что они там делают? — спросил Поль.
Хара оглянулась на арку и сказала:
— Они стараются закончить работу в пластиковой мастерской до того, как придется бежать отсюда. Нам нужно очень много рососборников для растений.
— Вам придется спасаться бегством?
— Пока эти звери преследуют нас... и пока мы не прогоним их с нашей земли.
Поль вдруг споткнулся и поймал себя на том, что снова оказался в ловушке времени, внутри мозаичной картины своего предвидения. Но эта картина была странно смещена, словно плохо смонтированный фильм. Все кусочки, которые он извлекал из провидческой памяти, казались чуть-чуть искаженными.
— За нами охотятся сардукары, — уточнил он.
— Они не найдут ничего, кроме одного-двух брошенных сичей. Но зато наверняка найдут свою смерть в наших песках.
— Неужели они доберутся до нас?
— Вполне возможно.
— И все же мы тратим время на то... — он мотнул головой в сторону арки, — чтобы делать... рососборники?
— Растения должны жить.
— Что такое рососборники?
Она бросила на него взгляд, исполненный изумления:
— Неужели тебя ничему не учили там... откуда ты пришел?
— Про рососборники — ничему.
— Хай! — воскликнула она, и в этом восклицании прозвучало все, что она думала по этому поводу.
— Ну, так что же это такое?
— Каждый куст, каждая травинка, которую ты видишь в этом эрге, — начала Хара, — как ты думаешь, смогут ли они выжить, когда мы уйдем отсюда? Все растения очень-очень аккуратно пересаживаются в специальные маленькие ямки. Ямки заполняют гранулами хромопластика. На свету он становится белым. Если ты на рассвете посмотришь с высокого места, то увидишь, как он сверкает. Белый цвет хорошо отражает солнечные лучи. Но когда Дедушка-Солнце уходит, хромопластик в темноте делается прозрачным. Поэтому он быстро остывает и на его поверхности конденсируется влага из воздуха. Эта влага стекает вниз и поит наши растения.
— Рососборники, — пробормотал он, восхищаясь простотой и изяществом идеи.
— Когда придет время, я оплачу Джамиса, — задумчиво продолжала Хара — видно, эта мысль все время крутилась у нее в голове. — Он был хорошим мужем, Джамис,правда, вспыльчив как порох. Хорошо заботился о семье, а с ребятишками — просто чудо. Не делал никакой разницы между моим первенцем от Джиоффа и своим собственным сыном. Совсем никакой разницы, — она задумчиво посмотрела на Поля. — Так ли это будет с тобой, Узул?
— Можешь не беспокоиться.
— А если…
— Хара!
Она вздрогнула, подстегнутая жесткими интонациями его голоса.
Они прошли мимо еще одной ярко освещенной комнаты, расположенной за аркой с левой стороны.
— А что делают тут? — спросил Поль.
— Здесь ремонтируют ткацкие станки. Хотя сегодня вечером их тоже придется разбирать, — она показала рукой на соседнее ответвление. — А здесь и вон там готовят пищу и чинят влагоджари, — она посмотрела на Поля. — Твой пока совсем новый. Но если потребуется, то я сумею починить его. Когда начинается сезон, я всегда работаю на фабрике.
Теперь им все чаще попадались большие и маленькие группы людей у боковых входов. Вот мимо прошла небольшая колонна мужчин и женщин, сгибавшихся под тяжестью больших мешков, в которых что-то булькало. От мешков пахнуло пряностями.
— Наша вода им не достанется, — сказала Хара. — И пряности тоже. Можешь не сомневаться.
Поль рассматривал отверстия в стенах туннеля, тяжелые ковры на каменных ступенях. Перед ним мелькали комнаты с горами подушек, с яркими тканями по стенам. Сидевшие там люди смолкали при их появлении и бросали на Поля неприязненные взгляды.
— Твоя победа над Джамисом кажется всем очень странной, — пояснила Хара. — Похоже, от тебя снова потребуют подтверждения, когда мы переберемся на новое место.
— Я не люблю убивать, — ответил Полы
— Стилгар говорил это, — сказала Хара, но в ее голосе звучало явное недоверие.
Впереди послышался громкий хор голосов. Они подошли к другому входу, пошире тех, что попадались им до сих пор. Поль замедлил шаг и увидел комнату, заполненную детьми. Дети, скрестив ноги, сидели на темно-коричневом ковре.
Перед доской у дальней стены стояла женщина, закутанная в желтую ткань, с указкой в руке. Доска была заполнена рисунками: кружками, квадратиками, дугами, параллельными линиями. Женщина быстро переводила указку от одной картинки к другой, а дети хором повторяли за ней в такт движению ее руки.
Поль вслушался и заметил, что чем глубже они заходили в сич, тем глуше звучали голоса.
— Дерево, — хором говорили дети, — дерево, трава, дюна, ветер, гора, холм, огонь, молния, скала, скалы, пыль, песок, жара, убежище, полный, зима, холодный, пустой, разрушение, лето, пещера, день, недоверие, луна, ночь, плато, гребень, склон, растение, веревка...
— Вы проводите занятия даже в такое тревожное время? — спросил Поль.
Выражение ее лица смягчилось, и в голосе прозвучала горечь:
— Лит учил, что нельзя останавливаться ни на минуту. Лит теперь мертв, но его не забудут. Таковы законы Чакобсы.
Она повернула налево, поднялась по широким каменным ступеням, раздвинула оранжевые газовые занавески и чуть отошла в сторону:
— Твой яли ждет тебя, Узул.
Поль замешкался, не спеша подниматься к ней на крыльцо. Он вдруг почувствовал неловкость от того, что придется остаться наедине с этой женщиной. Он осознал, что его со всех сторон окружает жизнь, понять которую можно, только смирившись с определенными экологическими воззрениями и постулатами. Он чувствовал, что вольнаибский мир охотится за ним, расставляет для него всевозможные ловушки. И он знал, что стоит за этими ловушками: дикий джихад, религиозная война, которую он дал слово не допустить любой ценой.
— Вот твой яли, — повторила Хара. — Что же ты медлишь?
Поль кивнул и поднялся по ступенькам. Он отодвинул занавеску, почувствовав в ткани металлические нити, и последовал за ней через небольшую прихожую в просторную квадратную комнату — примерно шесть на шесть метров. На полу лежали толстые синие ковры, каменные стены завешены синей и зеленой материей, поплавковые лампы над головой настроены на желтый цвет и тусклыми пятнами выделяются на задрапированном желтой тканью потолке.
Все вместе это походило на старинный шатер.
Хара стояла перед ним, уперев левую руку в бедро и внимательно изучая глазами его лицо.
— Дети сейчас у подруги, — сказала она. — Они представятся сами, попозже.
Чтобы скрыть неловкость, Поль сделал вид, что осматривает комнату. Справа, за занавесками, была еще одна комната, побольше, с наваленными у стен подушками. Он почувствовал легкое движение воздуха и увидел вентиляционное отверстие, искусно спрятанное среди занавесей.
— Не желаешь ли, чтобы я помогла тебе снять влагоджари? — спросила Хара.
— Нет... спасибо.
— Принести поесть?
— Да.
— Здесь рядом комната для отдыха, — она показала рукой. — Чтобы ты мог отдохнуть, сняв влагоджари.
— Ты сказала, что нам придется оставить этот сич. Может, помочь тебе упаковать вещи или что-нибудь еще?
— Все будет сделано в свое время. Изверги еще не проникли в наши районы.
Она все еще медлила, не сводя с него глаз.
— В чем дело? — резко спросил он.
— Твои глаза еще не приняли цвета Айбада. Это выглядит странно, но не отталкивающе.
— Принеси-ка еду, — оборвал ее Поль. — Я проголодался.
Она улыбнулась всепонимающей женской улыбкой, от которой Полю стало еще беспокойнее.
— Я — твоя служанка, — сказала она, развернулась и, покачивая бедрами, скрылась за тяжелой стеной, в узком коридоре.
Поль был сердит на самого себя. Он отодвинул тонкую занавеску справа и прошел в большую комнату. На мгновение он остановился там, не зная, что делать дальше. Ему вспомнилась Чейни... интересно, где она сейчас? Чейни, которая тоже потеряла отца...
Мы в этом похожи, подумал он.
Из внешнего коридора донесся душераздирающий крик, слегка приглушенный занавесями. Крик повторился, на этот раз чуть дальше. Потом еще раз. Поль сообразил, что это кто-то выкрикивает время. Он вспомнил, что нигде не видел часов.
До его ноздрей, выделяясь из общего зловония, донесся слабый запах горящего креозотового куста. Поль заметил, что уже успел подавить первый приступ отвращения к запахам сича.
И он снова задумался о судьбе матери — как на его склеенной из кусков.киноленте будущего отобразится она... и ее дочь, которой еще предстоит появиться на свет. Карусель провидческих картинок завертелась перед глазами. Он встряхнул головой, стараясь сосредоточиться только на том, что открывало перед ним всю широту и глубину поглотившей их вольнаибской культуры.
И, как всегда, между видениями и реальностью были неуловимые различия.
Он уже видел и эти пещеры, и эту комнату, но на этот раз разница была значительнее, чем когда-либо прежде.
Нигде не было и следа ядоловов, ничто не говорило о том, что их вообще здесь используют. Тем не менее он различал среди общей вони запах яда — сильный, всепроникающий запах.
Он услышал шелест ткани, решил, что это вернулась Хара с едой, и оглянулся. Но вместо нее увидел за отодвинутой занавеской двух мальчишек — лет примерно девяти и десяти, — жадно разглядывавших его. У каждого был маленький ай-клинок, и каждый держал руку на его рукоятке.
Поль вдруг вспомнил рассказы о вольнаибах — что у них даже дети сражаются со свирепостью взрослых.
Шевелятся руки, шевелятся губы,
Его речь — фонтан мыслей,
Его взоры — огненные мечи.
Он — воплощенное «я»,
Как скала в океане пустынном.
Принцесса Ирулан, «Первое знакомство с Муад-Дибом».
С огромной высоты, из глубины пещеры фосфорные лампы лили тусклый свет на толпящихся внизу людей, высвечивая огромные размеры выбитого в скале помещения... большего, гораздо большего, как казалось Джессике, чем даже Зала собраний в Бен-Джессерите. Она прикинула, что сейчас перед возвышением, на котором стояли они со Стилгаром, собралось около пяти тысяч человек.
И люди продолжали прибывать.
Воздух гудел от голосов.
— Мы прервали отдых твоего сына, саяддина, — произнес Стилгар. — Не хочешь ли ты дождаться его, чтобы принять окончательное решение?
— Как может мой сын повлиять на мое решение?
— Конечно, воздух, который ты колеблешь своим голосом, исходит из твоих собственных легких, но...
— Мое решение остается неизменным, — оборвала она.
Она почувствовала двусмысленность предложения Стилгара и поняла, что может использовать Поля, чтобы оправдать свой отказ от рискованного шага. К тому же не следовало забывать о еще не родившейся дочери. Все, что представляло угрозу для материнской плоти, было угрозой и для ребенка.
Покряхтывая, несколько человек внесли свернутые ковры и сбросили их на возвышении, подняв кучу пыли.
Стилгар взял ее за руку и отвел назад к акустической горловине у дальней стены. Он указал на каменную скамью:
— Здесь будет сидеть Преподобная Мать, но пока ее нет, можешь немного отдохнуть.
— Я лучше постою, — ответила Джессика.
Она понаблюдала за тем, как рабочие разворачивают ковры, расстилая их по всему уступу, и поглядела вниз на толпу. На каменном полу стояло уже не менее десяти тысяч человек.
И они все прибывали.
Она знала, что в пустыне сейчас пылает багровый закат, но здесь, в пещере, стояли вечные сумерки. Огромное серое пространство заполнялось людьми, пришедшими посмотреть, как она будет рисковать своей жизнью.
Толпа справа от нее потеснилась, и она увидела Поля, приближающегося к ней в сопровождении двух маленьких мальчиков. Детей просто распирало от гордости за возложенную на них задачу. Руки они держали на рукоятках ножей и бросали грозные взгляды на людей, стеной стоявших по обе стороны от них.
— Сыновья Джамиса, которые теперь стали сыновьями Узула, — пояснил Стилгар. — Они очень серьезно относятся к роли сопровождающих, — и он улыбнулся Джессике.
Джессика оценила попытку подбодрить и была благодарна ему за это, но так и не смогла отогнать мысль о грозящей ей опасности.
Я не могу поступить иначе, у меня нет иного выбора, думала она. Если мы хотим обезопасить себя в среде вольнаибов, нужно действовать быстро.
Поль вскочил на уступ, оставив детей внизу. Он остановился перед матерью, посмотрел на Стилгара, потом снова на Джессику.
— Что происходит? Я думал, что меня зовут на совет. Стилгар поднял руку, призывая к молчанию, и указал налево, где толпа расступилась, уступая кому-то дорогу. Сквозь толпу прошла Чейни, на ее лукавом личике отпечатались следы горя. Вместо влагоджари на ней были изящные голубые одежды, обнажившие тонкие руки, у левого плеча был повязан зеленый платок.
Зеленый — цвет траура, подумал Поль.
Это была одна из традиций, о которой, сами того не ведая, рассказали дети Джамиса: они заявили, что не собираются носить зеленый цвет, потому что принимают его как покровителя и отца.
— Ты правда Лизан аль-Гаиб? — спросили они.
Поль услышал джихад в их словах и ответил вопросом на вопрос. Так он узнал, что старшему из них, Калефу, десять лет и он родной сын Джиоффа. Младшему, Орлопу, было восемь, и он был сыном Джамиса.
Какой странный был этот день — мальчишки стояли возле него, потому что он попросил их об этом. Они обуздали свое любопытство и охраняли его покой, давая ему время разобраться в собственных мыслях и провидческих воспоминаниях и придумать, как избежать джихада.
Теперь, стоя рядом с матерью в огромной пещере и глядя на толпу, он начал сомневаться — можно ли вообще что-либо придумать, чтобы остановить дикий напор легионов фанатиков.
К возвышению приближалась Чейни. Следом за ней, на некотором расстоянии, четыре женщины несли носилки.
Не обращая внимания на Чейни, Джессика полностью сосредоточилась на сидевшей в носилках женщине — дряхлой, сморщенной, согбенной старухе в черном. Ее капюшон был отброшен на спину и открывал тугой узел седых волос и жилистую шею.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 79 | Нарушение авторских прав