|
Читайте также: |
Значит, Джамис играл на бализете, подумал Поль. Инструмент напомнил ему Джерни Халлека и все то, что было утрачено безвозвратно. Благодаря своей способности видеть будущее в прошедшем, Поль знал, что некоторые из линий-возможностей ведут к встрече с Халлеком, но они были так немногочисленны и неясны... Это его озадачивало. Фактор неопределенности снова привел его в недоумение. Не значит ли это, что я сделаю что-то... или могу сделать что-то, что погубит Джерни?.. Или, наоборот, вернет его к жизни?.. Или...
Поль сглотнул и потряс головой.
Стилгар снова наклонился над вещами.
— Для женщины Джамиса и для караульных, — произнес он. И осколки гранита вместе с книжкой исчезли в складках его плаща.
— Право вождя, — распевно отозвался отряд.
— Значок Джамиса для кофейной церемонии, — и Стилгар поднял плоский диск из зеленого металла. — Он должен быть по полному обряду передан Узулу, когда мы придем в сич.
— Право вождя.
Наконец он поднял рукоять ай-клинка и показал ее остальным:
— Для долины погребения.
— Для долины погребения, — раздалось в ответ.
Джессика сидела в круге напротив Поля. Она кивнула, распознав древние корни ритуала и подумала: Так происходит переход от невежества к знанию, от жестокости к культуре — он начинается с того уважения, которое мы оказываем нашим усопшим. Она смотрела на Поля и гадала: Поймет ли он это? Сообразит, как себя вести?
— Мы — друзья Джамиса, — говорил Стилгар. — Мы не обращаемся с нашими мертвыми, как с грудой гарварга.
Слева от Поля поднялся седобородый вольнаиб. Он подошел к вещам и взял перекличник
— Я был другом Джамиса, — сказал он. — Когда во время осады Двух Орлов наша вода была на исходе, Джамис поделился с нами. И бородач вернулся на свое место в кругу.
Предполагается, что я тоже должен назваться другом Джамиса? подумал Поль. Ждут ли они, чтобы я тоже что-нибудь взял из этой кучи?
Он видел,как лица повернулись к нему и отвернулись снова. Ждут!
Еще один человек, напротив Поля, поднялся и подошел к вещам. Он взял паракомпас.
— Я был другом Джамиса. Когда на утесе Байта нас застиг патруль, меня ранило. Джамис отвлек их тогда, и раненых удалось вынести, - и он прошел на свое место.
Снова лица повернулись к Полю. Он увидел в них ожидание и опустил глаза. В бок ему ткнулся локоть, и чей-то голос прошипел:
— Ты что, хочешь принести нам погибель?
Как же я могу сказать, что был его другом? ломал голову Поль.
Еще одна фигура напротив него встала из круга, и, когда лицо под капюшоном оказалось на свету, Поль узнал свою мать. Она взяла из кучи платок.
— Я была другом Джамиса, — сказала она. — Когда дух духов в его теле увидел, чего требует истина, то он удалился и пощадил моего сына.
И она села на свое место.
Поль вспомнил презрение в материнском голосе, которым она встретила его после боя: «Ну, и каково это — быть убийцей?»
И снова он увидел обращенные к нему лица, прочел на них гнев и страх. В его мозгу вспыхнул отрывок из книгофильма «Культ мертвых», который показывала ему мать. Теперь он знал, что должен делать,
Поль медленно поднялся на ноги.
По кругу пронесся вздох облегчения.
Полю казалось, что его «я» стало меньше, пока он шел к центру круга. Словно когда-то давно он утратил часть самого себя, а теперь пытается отыскать его здесь. Он склонился над принадлежавшими Джамису вещами и вытащил бализет. Нежно загудела струна — видно, зацепилась за что-то.
— Я был другом Джамиса, — прошептал Поль.
Он почувствовал, как слезы обожгли ему глаза, и постарался говорить громче.
— Джамис научил меня... что... когда ты убиваешь… ты расплачиваешься за это. Мне хотелось бы знать Джамиса получше.
Раздался свистящий шепот:
— Он плачет!
И весь круг подхватил:
— Узул отдает мертвому воду!
Поль чувствовал, как чьи-то пальцы касаются его щек, слышал благоговейные шепотки.
Джессика прислушивалась к голосам и пыталась доискаться до смысла. Она осознавала, под каким страшным запретом должны быть здесь слезы, но сосредоточилась на словах: «Он отдает мертвому воду!» Слезы были даром миру теней — несомненно, они должны считаться священными.
Ничто из виденного ею до сих пор на этой планете не доказывало столь неопровержимо ценность и значимость воды. Ни торговцы-водоносы, ни высохшая кожа туземцев, ни даже влагоджари или жесткие правила водной дисциплины. Здесь было нечто, гораздо более драгоценное, чем все остальные понятия, — здесь была сама жизнь, перевитая орнаментом ритуальных символов.
— Я прикасался к его щеке, — шептал кто-то, — я трогал дар.
Сначала пальцы, ощупывающие его лицо, испугали Поля. Он ухватился за прохладную рукоять бализета, чувствуя, как покусывают ладонь струны. Потом кроме шарящих рук увидел еще и лица — с расширенными от изумления глазами.
Но вот руки отдернулись. Погребальная церемония продолжалась. Но теперь Поля окружало некое тонкое пространство — все чуть-чуть отодвинулись, образуя вокруг него почтительную пустоту.
Обряд заканчивался неторопливым причитанием:
Лунный круг тебя зовет,
Тебя Шай-Хулуд ждет.
На багровом закате, брат вольнаиб,
Кровавой смертью ты погиб.
Взывайте к луне — она кругла! —
Чтоб снова удача к нам пришла,
Чтоб мы завершили земные дела
В стране, где почва тверда, как скала.
У ног Стилгара все еще лежал бесформенный тюк. Он присел на корточки и положил на него обе ладони. Кто-то подошел к нему и сел рядом. Поль узнал лицо Чейни, скрытое в тени капюшона.
— Джамис носил тридцать три литра и семь целых тридцать две сотых драхмы родовой воды, — сказала Чейни. — Я благословляю ее теперь в присутствии саяддины. Еккери-акайри — это вода, филиссин-фолас-си — Поля-Муад-Диба. Киви-а-кави — никогда больше, накалас! — не измеряется, не считается — укайра-ан! — ударами сердца нашего друга... Джамиса.
Во внезапно наступившем молчании — всеобщем и торжественном — Чейни повернулась и посмотрела на Поля. Потом сказала:
— Там, где я, — пламя, да будешь ты углями! Там, где я, — роса, да будешь ты водой.
— Бай-ла кайфа, — распевно отозвался хор голосов.
— Полю-Муад-Дибу отходит эта доля. Пусть хранит он ее для нашего рода, пусть бережет от бездумных трат. Пусть будет он щедрым во время нужды. Пусть передаст ее, когда придет и его час, в кладовую общины.
— Бай-ла кайфа, — прозвучал отклик.
Я должен принять эту воду, подумал Поль. Он медленно встал и подошел к Чейни. Стилгар отступил назад, чтобы дать ему место и мягко забрал из его рук бализет.
— На колени, — приказала Чейни.
Поль встал на колени.
Она взяла его руки и прижала их к упругой поверхности бурдюках водой.
— Сей водою наш род доверяет тебе. Джамис удалился от нее. Прими с миром, — она поднялась и потянула за собой Поля.
Стилгар возвратил ему бализет и протянул на ладони маленькую горку металлических колец. Поль посмотрел на кольца — они были разной величины ив них тускло отражался свет поплавковой лампы.
Чейни взяла самое большое и надела себе на палец.
— Тридцать литров. — Одно за другим она брала все кольца, показывая каждое Полю и считая вслух: — Два литра, один литр, семь водных бирок по одной драхме каждая, одна бирка в тридцать две сотых драхмы. Всего тридцать три литра, семь целых и тридцать две сотых драхмы.
Она подняла палец, чтобы Полю было лучше видно.
— Принимаешь ты их? — спросил Стилгар.
Поль сглотнул слюну и кивнул:
— Да.
— Потом я покажу тебе, — пояснила Чейни, — как правильно увязывать их в платок, чтобы они не брякали и не мешали тебе бесшумно передвигаться.
Она протянула ему руку.
— А не могла бы ты... подержать их пока у себя? — спросил Поль.
Чейни бросила на Стилгара испуганный взгляд.
Он улыбнулся и ответил:
— Поль-Муад-Диб, а среди нас — Узул, не знает еще наших обычаев, Чейни. Храни пока его бирки безо всяких обязательств, а будет время — покажешь ему, как их носят.
Чейни кивнула, оторвала от нижнего края бурки узкую полоску, нанизала на нее кольца и завязала их сверху и снизу хитрым узелком. Потом немного помешкала и спрятала в пояс, под бурку.
Я сделал что-то не то, подумал Поль. Он почувствовал возникшую вокруг него атмосферу добродушной насмешливости, и его мозг нащупал одно из провидческих воспоминаний: Водные бирки, отданные женщине, — это из обряда сватовства.
— Водные надзиратели! — позвал Стилгар.
Снова раздался свистящий шелест плащей — отряд встал. Два вольнаиба вышли вперед и подняли бурдюк. Стилгар взял поплавковую лампу и повел всех в глубь пещеры.
Поля совсем прижали к Чейни. Он смотрел, как каменные стены отражают маслянистый свет, как пляшут тени, и чувствовал в наступившем молчании всеобщее воодушевление — все затихли и чего-то ждали.
Сильные руки отодвинули Джессику в самый конец колонны. Раскачивающиеся тела поминутно толкали ее, и на мгновение ее охватил ужас. Она распознала происходящее действо: некоторые обрывки ритуала звучали на языке чакобса, или ботани джиб; она знала, что в такие с виду ничего не значащие моменты возможны вспышки самого разнузданного насилия.
Джан-джан-джан, подумала она. Вперед-вперед-вперед.
Это походило на детскую игру, которая в мире взрослых превращается во вседозволенность.
У желтой каменной стены Стилгар остановился. Он нажал на выступ, стена тихо отъехала в сторону, и открылась неровная трещина. Он пошел дальше мимо темного решетчатого сооружения вроде пчелиных сот. Поль, проходя следом, почувствовал, как на него повеяло прохладой.
Он удивленно взглянул на Чейни и потянул ее за рукав.
— Похоже, здесь влажный воздух.
— Ш-ш-ш-ш, — прошептала она.
Вольнаиб позади них сказал:
— В ловушке нынче ночью много влаги. Это Джамис говорит нам, что он доволен.
Джессика прошла через потайную дверь и услышала, как та закрылась. Она видела, как замедляют шаг вольнаибы, проходя мимо решеток-сот, и почувствовала влажный воздух, когда проходила мимо сама.
Воздушная ловушка! догадалась она. Где-то на поверхности у них спрятаны влагоуловителй, которые затягивают воздух вниз, в более холодные области, и конденсируют из него влагу.
Вот еще одна дверь в скале с таким же решетчатым сооружением над ней, которая так же закрылась за ними. В спину потянуло сквозняком, ощущение влаги стало таким явным, что это почувствовали даже Джессика с Полем.
Поплавковая лампа, которую нес Стилгар, опустилась — Полю стало не видно ее из-за идущих впереди. Его ноги нащупали ступеньки, заворачивавшие влево; Лампа высвечивала прикрытые капюшонами головы, отряд змейкой спускался по ступенькам вниз.
Джессика чувствовала, как в людях растет напряжение. Неестественное молчание наждаком ерзало по нервам.
Ступени закончились, и отряд вошел в очередную низкую дверь. Огромное пустое пространство под высоким сводом поглотило свет лампы.
Поль чувствовал руку Чейни на своем плече, слышал в прохладном воздухе тихий звук падающих капель, видел благоговейное оцепенение, охватившее вольнаибов в присутствии священной воды.
Я уже видел это место во сне, подумал он.
От этой мысли ему стало и спокойнее, и тревожнее. Если пойти по этому пути, то где-то впереди, в далеком будущем, помчатся по всей Вселенной орды фанатиков, прорубая кривыми саблями во имя него свой кровавый путь. Зеленое с черным знамя Атрейдсов станет символом жестокости и кошмара. Дикие легионы с визгом ринутся в битву, выкрикивая боевой клич: «Муад-Диб!»
Этого не должно быть, подумал Поль. Я не могу допустить, чтобы это случилось.
Но он не мог подавить в себе сознания ответственности за все человечество, не мог забыть о своем ужасном предназначении, понимал, что никто не заставит эту махину будущего свернуть с ее пути. И именно в эти минуты она разгонялась и набирала энергию. Даже умри он сейчас на месте, все неотвратимо свершится через его мать или сестру. Только одно могло бы остановить разгон — смерть всех, кто находится в это мгновение здесь, включая его мать и его самого.
Поль повел по сторонам широко открытыми глазами и увидел вытянувшийся в одну линию отряд. Его вытолкнули вперед, к невысокому ограждению, вырубленному из целой скалы. За ним, в мерцании лампы, Поль увидел темную и неподвижную поверхность воды. Совершенно гладкая, она скрывалась в глубокой тени, и дальняя стена, может быть метрах в ста от него, была еле видна.
Джессика почувствовала, как размягчилась стянутая от сухости кожа на щеках и на лбу. Водоем был глубок, она ощущала это: она словно проникала в его глубину и с трудом подавила в себе желание опустить в воду ладони.
Слева раздался плеск. Она взглянула на скрытых в тени вольнаибов, увидела Стилгара, стоявшего перед ним Поля и водных надзирателей, опорожняющих свою ношу через водомер. Водомер представлял собой большую серую воронку чуть выше уровня воды. Джессика смотрела, как текла вода, как светящаяся стрелка поползла вверх и остановилась, показывая тридцать три литра и тридцать две сотых драхмы.
С какой скрупулезностью они измеряют воду! подумала она.
И еще она заметила, что на стенках воронки, когда вода пролилась через нее, не осталось ни капли. Казалось, поверхностного натяжения здесь не существовало. Она неожиданно нашла простую разгадку высокого уровня вольнаибской технологии — просто они были мастерами своего дела.
Джессика начала пробираться сквозь толпу к ограждению, где стоял Стилгар. Ее пропускали с подчеркнутой почтительностью. Она мимоходом отметила про себя отсутствующее выражение в глазах Поля, но сейчас все ее мысли занимал таинственный водоем.
Стилгар посмотрел на нее.
— Среди нас были люди, которым не хватало воды. Но они не пришли сюда и не взяли ни капли. Знаешь ли ты почему?
— Полагаю, что да.
Он взглянул вниз.
— У нас здесь более тридцати четырех миллионов декалитров. Все наглухо огорожено от творилок и надежно упрятано.
— Настоящий клад, — улыбнулась Джессика.
Стилгар поднял лампу повыше и посмотрел ей в глаза.
— Нечто большее, чем просто клад. Таких водохранилищ у нас тысячи... и только несколько человек знают, где все они расположены.
Он склонил голову набок. Желтый свет упал на его лицо и бороду.
— Слышишь? Она прислушалась.
Звук воды, капавшей из воздушной ловушки, казалось, заполнял всю комнату. Джессика заметила, что все вольнаибы тоже слушают, точно зачарованные. И только Поль был вне происходящего.
Звуки падающих капель представлялись ему бегущими прочь секундами. Он физически ощущал, как сквозь него протекает время, мгновения, которые невозможно задержать. Он ясно понимал, что необходимо принять какое-то решение, но был не в силах пошевельнуться.
— Точно вычислено, сколько воды нам нужно. И как только мы наберем ее, мы начнем преображать лицо Аракиса.
Легкий шепоток вспорхнул над толпой:
— Бай-ла кайфа.
— Мы укрепим дюны корнями трав, — говорил Стилгар, и голос его становился все тверже. — Деревьями и кустами мы привяжем воду к земле.
— Бай-ла кайфа, — пропел отряд.
— Полярные ледники каждый год отступают.
— Бай-ла кайфа.
— Мы превратим Аракис в уютный дом: тающие ледники на полюсах, в средних поясах — озера, и только в самых отдаленных районах останется пустыня для творила и его пряностей.
— Бай-ла кайфа.
— И никто больше не будет испытывать недостатка в воде. Каждый сможет черпать ее откуда захочет — из лужи, из озера, из канала. Вода побежит по каналам, орошая наши земли. Вода будет всюду—бери, кто хочет. Вода будет всюду — только протяни руку.
— Бай-ла кайфа.
Джессика уловила в его словах религиозный пафос, почувствовала в собственной душе благоговейный отклик. У них заключен союз с будущим. У них есть вершина, к которой стоит стремиться. Это мечта ученого, но ею одержим простой народ, обычные крестьяне.
Ее мысли обратились к Литу-Каинзу, Императорскому экологу, человеку, рожденному на этой планете, и она восхитилась им. Такая мечта не могла не пленять людские сердца, и здесь чувствовалась рука эколога. Во имя мечты люди добровольно пойдут на смерть — это тоже может сослужить службу ее сыну: люди, объединенные одной целью. Из таких людей легко сделать фанатиков. Они могут стать тем мечом, который отвоюет для Поля его место в мире.
— Пора, — сказал Стилгар. — Теперь надо дождаться восхода первой луны. Когда мы узнаем, что Джамис нашел свой путь и находится в безопасности, можно будет отправляться домой.
Медля и перешептываясь, вольнаибы повернулись спиной к воде и потянулись за ним.
Поль шагал рядом с Чейни. Он почувствовал, что поворотный момент упущен, что он не сумел нащупать единственно правильного решения и теперь прочно застрял в ловушке мифа о себе самом. Он знал, что уже видел и пережил все это раньше, в одном из своих провидческих снов накануне прощания с Каладаном, но подробностей — того, что переполняло его сейчас, — тогда он не видел. В очередной раз он изумился своему дару. Словно он несется на волне времени, иногда оказываясь в пучине, иногда — на гребне, а вокруг него вздымаются и падают другие волны, то пряча, то открывая то, что они несут на своих плечах.
И надо всем этим маячил призрак дикого джихада, призрак насилия и убийства. Он был виден отовсюду, как прибрежная скала, возвышающаяся над прибоем.
Отряд прошел через последнюю дверь в главную пещеру. Дверь наглухо запечатали. Огни погасли, входные отверстия открылись навстречу ночи, навстречу звездам, которые уже высыпали в небе над пустыней.
Джессика подошла к дальнему выходу и подняла глаза на звезды. Звезды казались колючими и близкими. Она почувствовала какое-то движение в толпе за спиной, услышала звуки настраиваемого бализета и голос Поля, что-то тихонько напевающего. В голосе звучала грусть, и это не понравилось Джессике.
Из темноты раздался голос Чейни:
— Расскажи мне о водах того мира, где ты родился, Поль-Муад-Диб.
И голос Поля:
— В другой раз, Чейни. Обещаю.
Какая грусть!
— Хороший бализет, — сказала Чейни.
— Очень хороший, — ответил Поль. — Как ты думаешь, Джамис не возражает, что я взял его?
Он говорит о мертвом в настоящем времени, думала Джессика. Вроде бы мелочи, но они вызывали у нее досаду.
Вмешался мужской голос:
— Наш Джамис любил иногда побренчать на струнах.
— Тогда спой мне какую-нибудь из своих песен, — упрашивала Чейни.
У этой девочки, почти ребенка, голос опытной соблазнительницы. Нужно предостеречь Поля относительно женщин-вольнаибок... и как можно скорее.
— Это песня моего друга. Думаю, он уже мертв. Да. Его звали Джерни. Он называл ее своей вечерней песней.
Вольнаибы умолкли, слушая, как юношеский тенор Поля сплетается с бряцанием и гудением струн:
Как ярки звездочки углей
В сумерках после заката,
Как сладостны ароматы
Цветов с полей, цветов с полей.
Джессика чувствовала, как музыка отзывается в ее душе, звуки словно искрились языческой страстностью. Они вдруг заставили ее остро ощутить себя самое, собственное тело и его неутоленные желания. Она стала напряженно вслушиваться.
Ночь, как ларец перламутровый,
Для нас с тобой.
Что так волнует тебя —
Сияет твой взор...
Любовь осыпала розами
Наши сердца...
Любовь осыпала розами
Наши мечты.
Джессика вслушивалась в тишину, которая вместе с последним аккордом повисла в воздухе. Почему мой сын поет этой девчонке любовные песни? спросила она себя. Ей вдруг стало страшно. Она почувствовала, что жизнь проплывает мимо, а ей никак не дотянуться, не задержать. Почему он выбрал именно эту песню? Инстинктивные решения порой бывают самыми верными. Почему же он так поступил?
Поль молча сидел в темноте, его сознание сверлила одна-единственная мысль: Моя мать — мой враг. Она не подозревает об этом, но это так. Именно она разжигает джихад. Она меня родила, она меня выучила. Она мой враг.
Понятие прогресса является своеобразным защитным механизмом, который спасает нас от страха перед будущим.
Принцесса Ирулан, «Избранные высказывания Муад-Диба».
В день, когда ему исполнилось семнадцать лет, Фейд-Рота Харконнен убил на семейных играх своего сто первого гладиатора. Гости-наблюдатели от Императорского Двора, граф и леди Фенринг, прибыли ради этого события на фамильную планету Харконненов Гиду Приму, и в полдень их пригласили в позолоченную баронскую ложу, расположенную прямо над треугольной ареной.
В честь дня рождения на-барона, а также чтобы напомнить всем Харконненам и их подданным, что Фейд-Рота — законно назначенный наследник, на Гиде Приме был объявлен праздничный день. Старый барон издал приказ по всем меридианам — отдыхать от трудов, а в столичном городе Харко была сделана попытка создать видимость народного веселья: повсюду развесили знамена и вдоль всего Дворцового Пути у домов выкрасили фасады.
Но в стороне от главной дороги граф Фенринг и его леди заметили кучи мусора, обшарпанную краску в темных провалах переулков и испуганно суетящихся прохожих.
В огороженной синими стенами башне барона царил леденящий душу порядок, но граф и леди видели, какой ценой его обеспечивали: повсюду стояла охрана с саблями наголо, и наметанный глаз мог определить по характерному блеску металла, что ими пользуются весьма часто. Даже внутри крепости по всему их маршруту стояли через равные промежутки посты. В слугах за версту была видна военная выправка — в осанке, в походке, в привычке постоянно наблюдать, наблюдать, наблюдать...
— Основательно его прижало, — заметил граф на их семейном языке. — Барон только сейчас начинает понимать, чего ему в действительности стоило избавиться от герцога Лето.
— Время от времени мне приходится напоминать вам легенду о птице Феникс, — ответила леди.
Они стояли в приемной зале, ожидая, когда их пригласят на игры. Зала была небольшой — метров сорок в длину и приблизительно вдвое меньше в ширину. Но декоративные колонны вдоль стен, резко сходящиеся кверху на конус, и легкая искривленность потолка создавали впечатление значительно большего пространства.
— А-а, вот и барон, — сказал граф.
Барон шел по зале вихляющей походкой — из-за поплавковых подвесок, подпиравших его тело. Многочисленные подбородки колыхались то вверх, то вниз, а под оранжевым плащом подпрыгивали и. перекатывались поплавки.
Подле барона шел Фейд-Рота. Его темные волосы были завиты в мелкие кудряшки, создававшие игривое впечатление, которое никак не вязалось с его хмурым взглядом. Он был одет в плотно облегающую тело черную куртку и узкие брюки, под которыми чуть выпячивалось намечающееся брюшко. На маленьких ногах — длинные туфли на мягкой подошве.
Леди Фенринг обратила внимание на то, как он держится, как играют мускулы под курткой, и подумала: Такой молодец не позволит себе лишнего жира.
Барон остановился перед ними, крепко ухватил Фейд-Роту за плечо и сказал:
— Мой племянник, на-барон Фейд-Рота Харконнен. — Потом повернул свое пухлое младенческое личико к племяннику: — Граф и леди Фенринг, я тебе о них говорил.
Фейд-Рота мотнул головой, отдавая дань приличиям. Он уставился на леди Фенринг — стройную, золотоволосую, в свободно ниспадающем платье из экры, простота которого только подчеркивала совершенство фигуры. В ответ на него уставились ее серо-зеленые глаза. В ней было то бен-джессеритское изящество и раскованность, от которых молодому человеку стало немного не по себе.
— Ум-м-м-ах-хм-м, — сказал граф. Он изучал Фейд-Роту.
— Какой собранный молодой человек, а, моя... хм-м... дорогая? — он взглянул на барона. — Дорогой барон, вы обмолвились, что уже говорили про нас этому собранному молодому человеку? И что же вы ему рассказали?
— Я рассказывал моему племяннику о том, какое огромное уважение питает к вам наш Император, граф Фенринг, — про себя барон подумал: Примечай хорошенько, Фейд! Убийца с повадками кролика — самый опасный тип!
— Разумеется, — и граф улыбнулся своей даме. Фейд-Роте речи и манеры этого человека показались почти оскорбительными. Они балансировали на самой грани нормальных приличий. Молодой человек изо всех сил старался раскусить графа: маленький, даже тщедушный с виду человечек. Лисье личико с огромными темными глазами. На висках седина. Но то, как он поворачивал голову или махал ручкой, совершенно не соответствовало тому, как он говорил. За ним было очень трудно уследить.
— Ум-м-ах-хм-м, редко, редко встретишь такую собранность, — граф обратился куда-то за плечо барона. — Я... и-да, поздравляю вас хм-м... со столь совершенным наследником. Так сказать, с точки зрения старших.
— Вы слишком добры, — ответил барон. Он поклонился, но Фейд-Рота заметил, что глаза дяди отнюдь не выражали такой же учтивости.
— Когда человек иронически настроен, можно предположить, что он, хм-м, способен на глубокомысленные рассуждения.
Опять он за свое, подумал Фейд-Рота. Говорит так, словно издевается над тобой, а придраться не к чему и удовлетворения не потребуешь.
Фейд-Рота слушал графа, и у него возникало ощущение, будто ему обкладывают ватой голову... ум-м-ах-хм-м! И он снова переключил свое внимание на леди Фенринг.
Клянусь гуриями Императорского гарема, она красотка, подумал он и обратился к ней:
— Сегодняшнее убийство я посвящаю вам, миледи. Я объявлю об этом на арене, с вашего позволения.
Леди Фенринг ответила безмятежным взглядом, но ее голос, когда она заговорила, хлестнул его как удар бича:
— Я не даю вам своего позволения.
— Фейд! — воскликнул барон. И подумал: У, дьяволенок! Нарывается на то, чтобы этот убийца-граф его вызвал?
Но граф только улыбнулся и сказал:
— Хм-м-ум-м.
— Тебе в самом деле нужно подготовиться к выходу, Фейд. Отдохни хорошенько, чтобы избежать ненужного глупого риска.
Фейд-Рота поклонился, но его лицо потемнело от досады.
— Я уверен, дядя, что все будет именно так, как вы желаете.
Он кивнул графа Фенрингу: — Граф! — потом даме: — Миледи, — развернулся и зашагал через залу, едва удостоив взглядом представителей Младших Домов, толпящихся у двойных дверей.
— Он еще так молод, — вздохнул барон.
— Ум-м-ах, конечно, хм-м, — ответил граф.
А леди Фенринг подумала: Неужели это тот самый юноша, которого имела в виду Преподобная Матерь? Неужели это и есть та генетическая линия, которую мы должны поддерживать?
— В нашем распоряжении еще больше часа до начала игр, — сказал барон. — Мы могли бы пока поболтать о том о сем, граф, — он склонил вправо несуразно большую голову, — накопилось столько всего, что следовало бы обсудить.
А про себя подумал: Сейчас мы прощупаем, что за известия принес нам императорский мальчик на побегушках. Он не бывает настолько глуп, чтобы выкладывать все напрямую.
Граф обратился к своей даме:
— Ум-м-ах-хм-м, вы, мм-м, нас, ах-х, извините, дорогая?
— Каждый день, а порой каждый час что-то меняется, — туманно ответила она. — Мм-м.
И леди Фенринг, прежде чем отвернуться, премило улыбнулась барону. Зашелестели длинные юбки, и, идеально прямо держа спину, она королевской походкой направилась к двойным дверям в конце залы.
Барон обратил внимание, как разом смолкли Младшие Дома при ее приближении, как все взгляды устремились на нее. Проклятая бен-джессеритка! подумал он. Когда же Вселенная избавится от них!
— Здесь неподалеку, слева между колоннами, есть немая зона. Мы можем поговорить там, не опасаясь, что нас подслушают, — и барон вихляющей походкой направился к звуконепроницаемой площадке, чувствуя, как тускнеют и отдаляются все звуки.
Граф двинулся следом. Они повернулись лицом к стене, чтобы никто не мог читать по губам.
— Мы недовольны тем, как вы выдворили с Аракиса сардукаров, — начал граф.
Решил говорить прямо! подумал барон.
— Было слишком рискованно их там оставлять, кто-нибудь мог обнаружить, каким образом Император оказывает мне помощь.
— Но похоже, ваш племянник Раббан не выказывает особого рвения в решении вольнаибской проблемы.
— Чего же желает Император? — спросил барон. — На Аракисе осталась лишь горсточка вольнаибов. Южная пустыня необитаема. Северную регулярно прочесывают наши патрули.
— Кто сказал, что южная пустыня необитаема?
— Ваш собственный планетолог, дорогой граф.
— Но доктор Каинз мертв.
— Ах, да... к несчастью.
— Мы располагаем данными одного из облетов южных областей. Там есть следы растительности.
— Неужели Гильдия дала согласие на космическое наблюдение?
— Вы прекрасно знаете, барон, что Император не вправе установить официальный контроль за Аракисом.
— И я тоже не могу позволить себе такие расходы. Но кто все-таки делал это облет?
— Один... контрабандист.
— Кто-то вас обманул, граф. Контрабандистам до южных областей не добраться. У них оснащение не то, что у людей Раббана. Вы сами знаете — бури, статические пески и все прочее. Воздушные зонды падают, не успев выйти в нужную точку.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав