|
Читайте также: |
— А-а, доктор Юх!
— Милорд Харконнен.
— Я слышал, вы выдали нам герцога?
— Я выполнил свое обещание, милорд.
Барон посмотрел на Питтера.
Питтер кивнул.
Барон снова перевел взгляд на Юха.
— Обещание, ах да, обещание... А я... — казалось, он не говорил, а плевался словами. — А что же я обещал взамен?
— Я полагаю, вы не забыли, милорд Харконнен.
Юх постарался сосредоточиться. В его мозгу неслышимый для остальных застучал метроном. Он заметил легкую фальшь в поведении барона. Сомнений быть не могло — Вана мертва, теперь им до нее не добраться. В противном случае Харконнены продолжали бы держать доктора железной хваткой. Но барон вел себя спокойно, значит, все было кончено.
— Вы полагаете?
— Вы обещали мне прекратить мучения Ваны. Барон кивнул.
— Ах, да. Припоминаю. Действительно обещал. Теперь я вспомнил, почему вы решились нарушить Императорскую Клятву. Вы не могли вынести, как ваша бен-джессеритка мучилась в усилителях боли Питтера. Что ж, барон Владимир Харконнен всегда держит свое слово. Я сказал, что избавлю ее от мучений и позволю вам соединиться. Пусть будет так.
С этими словами он махнул рукой Питтеру. Синие глаза ментата сверкнули. Он резко метнулся к Юху с кошачьей гибкостью. Нож, словно коготь, блеснул в его руке и вонзился в спину доктора.
Старик замер, не спуская глаз с барона.
— Отправляйся к своей ведьме, — выплюнул тот. Юх закачался, продолжая стоять. Его губы медленно, но отчетливо зашевелились, а голос со странной размеренностью произнес:
— Ты... думаешь... ты... меня... победил. Ты... думаешь... я не... знал... что... я… купил... для... моей... Ва... ны...
И он рухнул. Не обмяк, не согнулся — упал, как срубленное дерево.
— Отправляйся, — повторил барон, но его слова прозвучали лишь слабым отзвуком слов доктора.
Случившееся вызвало у него тоскливое ощущение. Он впился взглядом в Питтера, обтиравшего платком лезвие. Синие глаза ментата маслянисто блестели, в них светилось удовлетворение.
Значит, вот как он умеет убивать, подумал барон. Полезно посмотреть.
— Он в самом деле выдал нам герцога?
— Конечно, милорд, — ответил Питтер.
— Тогда давайте его сюда!
Питтер взглянул на начальника охраны, и тот бросился выполнять.
Харконнен снова посмотрел на Юха. Тот рухнул так, что могло показаться, будто тело его давно одеревенело.
— Все равно я не смог бы доверять предателю, — произнес барон. — Даже такому, которого создал собственными руками.
Он оглянулся на темный иллюминатор. Черным покрывалом на ночь была наброшена тишина. Он знал, что его артиллерия перестала громить ущелья Большого Щита — герцогские солдаты были надежно заперты там. Барону вдруг подумалось, что не бывает ничего прекраснее этого безмолвного черного цвета. Хотя нет, белое на черном — еще совершеннее. Большие белые круги на черной бархатной скатерти. Белый столовый фарфор.
Но сомнение по-прежнему не отпускало его.
Что имел в виду этот старый осел, доктор? Конечно, он мог бы и догадываться, что его ждет. Но что он лопотал о своей победе? «Вы думаете, что вы победили меня»?
Что он имел в виду?
В дверь вошел герцог Лето Атрейдс. Руки закованы в цепи, орлиное лицо измазано грязью. Нагрудный карман полуоторван — видно, кто-то с мясом вырвал эмблему. На талии мундир тоже разорван — силовой пояс срывали с него, не отстегивая. Глаза сверкают каким-то безумным огнем.
— Та-а-ак, — протянул барон, но тут же запнулся и сделал глубокий вдох. Он понял, что заговорил слишком громко. Момент, который он тысячи раз проигрывал в мечтах, получился скомканным.
Чертов доктор, будь ты проклят на веки вечные!
— Похоже, наш милый герцог накачан наркотиками, — сказал Питтер. — Именно поэтому доктору Юху и удалось его захватить.
Питтер повернулся к герцогу:
— Вы чувствуете действие наркотика, милейший герцог?
Голос доносился словно издалека. Лето ощущал боль в мышцах, цепи на руках, разбитые губы и пылающие щеки. Мучала жажда, словно в горле прошлись теркой. Звуки доносились глухо, будто через толстое одеяло, И сквозь это одеяло маячили смутные тени.
— Где мальчишка и женщина, Питтер? — спросил Харконнен. — До сих пор никаких известий?
Питтер облизнул губы.
— Ты что, оглох? — взревел барон. — Ну?
Питтер посмотрел на начальника стражи, опять на барона.
— Люди, которым поручено это задание, милорд, они... гм... да... обнаружены.
— Ну, и они сообщили наконец что-нибудь вразумительное?
— Они мертвы, милорд.
— Я понимаю, что они мертвы! Я спрашиваю...
— Они обнаружены мертвыми, милорд.
Казалось, все лицо Харконнена — брови, щеки, подбородок — пришло в движение
— А где мальчишка и женщина?
— Никаких следов, милорд. Но там побывал червь. Как раз во время осмотра места происшествия. Возможно, все случилось так, как мы и хотели, — несчастный случай. Вполне возможно...
— Меня не интересуют возможности! А что с пропавшим махолетом? Хоть по этому поводу ты, ментат, можешь что-нибудь рассказать?
— Очевидно, на нем сбежал один из людей герцога, милорд. Убил нашего пилота и сбежал.
— Кто именно из людей герцога?
— Пилота убили чисто, без шума. Так что, возможно, Хайват. Или Халлек. Может быть, и Айдахо или кто-нибудь из старших офицеров.
— Сколько возможностей, — процедил сквозь зубы барон. Он посмотрел на герцога, который покачивался из стороны в сторону.
— Ситуация контролируется, милорд.
— Нет, не контролируется! Где этот чертов планетолог? Где Каинз, я спрашиваю?
— У нас есть информация, где он находится. За ним уже послали, милорд.
— Как представитель Императора он мог бы поактивнее помогать нам, — пробурчал Харконнен.
Слова глухо ударялись в толстое одеяло, но некоторым из них удавалось проникнуть в сознание Лето. Мальчишка и женщина — никаких следов. Полю и Джессике удалось бежать. О судьбе Хайвата, Халлека и Айдахо тоже ничего не известно. Значит, надежда есть.
— Где герцогский перстень? У него на пальце ничего нет!
— Захвативший его сардукар утверждает, что перстня не было, милорд, — ответил начальник стражи.
— Ты поторопился убить доктора, Питтер. Это ошибка. Тебе следовало предупредить меня. Ты много суетишься, а это может повредить нашему делу, — барон нахмурился. — Возможности!
В мозгу Лето змеилась мысль: Полю и Джессике удалось бежать! Потом в памяти всплыло еще одно: он что-то обещал. Но что?
Зуб!
Теперь он вспомнил: в фальшивый зуб вставлена капсула с ядовитым газом!
Кто-то велел ему помнить про зуб. Зуб был у него во рту. Он мог потрогать его языком. Нужно только покрепче прикусить его.
Не сейчас!
Кто-то велел ему подождать, пока он не подойдет поближе к барону. Кто? Он не помнил.
— Сколько он еще будет в таком состоянии? — спросил барон.
— Возможно, более часа, милорд.
— Возможно... — Харконнен отвернулся к темному окну. — Я проголодался.
Значит, это барон. Вот эта огромная серая туша, подумал Лето. Туша раскачивалась вперед и назад, словно приплясывала, а вместе с ней раскачивалась и комната. Вдруг комната начала расширяться и снова сжиматься. В ней стало очень светло и снова стемнело. Свет становился все более и более тусклым и наконец погас.
Время волнами накатывало на Лето. Ему казалось, что он плавает во времени. Я должен ждать.
Вот из темноты появился стол. Герцог увидел его очень отчетливо. На противоположном конце стола — жирное, лоснящееся лицо. На черной скатерти—остатки пищи. Лето почувствовал, что сидит на стуле напротив этого жирного человека. На руках у него цепи, сам он веревками привязан к стулу. Он понял, что прошло какое-то время, но сколько?
— Похоже, он приходит в себя, барон.
Какой бархатный голос! Это Питтер.
— Вижу.
Рокочущий бас — барон.
Окружающие предметы стали проявляться более отчетливо. Стул под ним сделался жестче, веревки — туже.
Теперь он ясно видел барона. Лето стал наблюдать за его руками — они судорожно бегали по столу, хватаясь то за край тарелки, то за черенок ложки, а то вдруг начинали поглаживать округлые стенки кувшина.
Лето зачарованно следил за руками.
— Вы слышите меня, герцог Лето? — спросил барон. — Я знаю, вы меня слышите. Мы требуем, чтобы вы признались, куда спрятали свою наложницу и ребенка, которого она от вас прижила.
Лето настороженно следил за бароном, но эти слова пролили бальзам на его сердце. Значит, все верно — они не добрались до Поля и Джессики.
— Мы с вами не собираемся в игры играть! — взревел барон. — Надеюсь, вы это понимаете.
Он наклонился к герцогу, изучая его лицо. Барон был раздосадован тем, что они не могут разговаривать с глазу на глаз. Ему не хотелось создавать дурной прецедент — чтобы посторонние видели лицо императорской крови в столь жалком положении.
Лето почувствовал, что к нему возвращаются силы. Теперь воспоминание об искусственном зубе стояло в его мозгу, точно одинокое деревце в поле. Зуб с заполненным ядовитым газом волоском-нервом. Он вспомнил, кто установил смертоносное оружие в его рот.
Доктор Юх.
Наркотический туман понемногу рассеивался. Он вновь увидел перед глазами трупы, на которые наткнулся по пути в генераторную. Теперь он был уверен — Юх.
— Вы слышите шум, герцог Лето? — спросил Харконнен.
Прислушавшись, герцог услышал шлепающие звуки, в которые время от времени вплетался чей-то дикий вой.
— Мы поймали одного из ваших, переодетого вольнаибом. Разгадать маскарад было нетрудно — глаза, сами понимаете. Он утверждает, будто его направили шпионить за вольнаибами. Но мне уже приходилось жить на этой планете, дорогой кузен. Я знаю, что за этим пустынным отродьем шпионить невозможно. Признайтесь, вы подкупили их? Свою сожительницу и сына вы отправили тоже к ним?
Лето почувствовал, как его грудь стеснил страх. Если Юх спрятал их в пустыне, то барон будет искать, искать и наконец найдет.
— Живей, живей — торопил его барон — Времени у нас мало, придется поторопить вас. Пожалуйста, не принуждайте нас прибегать к пытке, дорогой герцог, — он взглянул на Питтера, стоящего позади Лето. — Питтер не прихватил с собой все инструменты, но я думаю, он сможет что-нибудь симпровизровать.
— Импровизация порой оказывается эффективнее, барон.
Какой бархатистый, вкрадчивый голос! Он звучал у самого уха герцога.
— У вас ведь был план отступления, милый Лето, — продолжал барон. — Куда вы отослали женщину и мальчишку? — он посмотрел на руку герцога. — Ваше кольцо пропало. Оно у мальчика?
Харконнен смотрел ему прямо в глаза.
— Вы не желаете отвечать. И заставляете меня прибегнуть к тому, чего бы мне так не хотелось. Питтер ведь будет действовать самыми примитивными средствами. Согласен, что иногда они в самом деле оказываются наиболее эффективными. Но мне очень не хочется подвергать этому вас.
— Расплавленный жир на спину или лучше на веки, — подхватил Питтер. — Можно и на другие части тела. Особенно хорошо действует, когда клиент не знает, куда упадет следующая капля. Отличный метод. Даже изысканный, если пузыри будут вздуваться на коже в определенном порядке, верно, барон?
— Весьма изысканный, — кисло согласился барон.
А пальцы все бегают и бегают! Лето следил за усыпанными драгоценностями, по-детски пухлыми руками барона, которые продолжали метаться по столу.
Из-за двери по-прежнему доносились крики жертвы. Это мучило герцога. Кого же они схватили? ломал он голову. Неужели Айдахо?
— Поверьте мне, дорогой кузен. Я очень не хочу к этому прибегать.
— Подумайте о нервных окончаниях, по которым бегут сигналы о помощи. А помощь не приходит! — гнул свое Питтер. — Согласитесь, для этого нужен особый артистизм!
— Ты превосходный артист. Только изволь пока помолчать.
Лето вдруг вспомнил, что говорил ему Халлек, описывая барона: «И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя... на головах его имена богохульные».
— Мы теряем время, барон, — сказал Питтер.
— Возможно, — кивнул барон. — Знаете, дорогой Лето, в конце концов вы все равно скажете нам, где они. Существует такой предел боли, на котором все ломаются.
Вполне вероятно, что он прав, думал Лето. Если бы не зуб... к тому же я в самом деле не знаю, где они.
Барон наколол на вилку кусочек мяса, сунул его в рот, медленно прожевал и проглотил.
— Опиши-ка, Питтер, эту процедуру человеку, который воображает, будто ничего не боится, — проговорил он. — Опиши, Питтер.
Да, размышлял барон, сейчас мы полюбуемся на того, кто мнит, что не продаст себя. Посмотрим, как он превратится в грязь, как будет торговаться за каждую секунду своей жизни! Стоит только как следует его потрясти, и он затарахтит, как пустая погремушка. Все они пустые внутри! Все продаются! Какая мне разница, как именно он сдохнет?!
Шлепающие звуки снизу прекратились.
В дверях показался начальник охраны Умман Куду и покачал головой. Барон понял, что ему не удалось выбить необходимую информацию. Еще одна неудача. Все! Хватит валять дурака с этим идиотом герцогом. Мягкотелый олух, не понимает, что он сейчас на волосок от ада, и еще какого ада!
Эта мысль успокоила барона, она пересилила в нем нежелание подвергать пыткам особу императорской крови. Он почувствовал себя хирургом, который готовится надрезать скальпелем податливую плоть. Сорвать с дураков их пошлые маски, пусть увидят, что такое ад!
Все они глупые кролики, все до единого!
А как увидят перед собой волка — сразу струсят!
Лето смотрел на барона. Почему я медлю? думал он. Нажать на зуб — и все будет кончено. Однако, если вспомнить, в жизни было столько хорошего! Он поймал себя на том, что вспоминает, как плясал в синем небе Каладана радиоуправляемый воздушный змей и как, глядя на негр, заливался радостным смехом Поль. Он вспомнил восход солнца — здесь, на Аракисе: тяжелые скалы Большого Щита сквозь золотистую дымку.
— Очень плохо, — пробормотал барон. Он отодвинулся от стола, легко поднялся на своих поплавках и вдруг остановился. Он увидел, что лицо герцога изменилось: Лето глубоко вдохнул, стиснул челюсти, его подбородок напрягся, губы сжались.
А, боится! подумал Харконнен.
Внезапно испугавшись, что барон может от него ускользнуть, герцог с силой прикусил капсулу-зуб и почувствовал, как тот треснул. Потом широко раскрыл рот и выдохнул едкий газ — вкус он еще ощущал. Барон стал быстро уменьшаться, словно уносился в глубокий туннель. Лето услышал бормотание у себя над ухом — бархатистый голос, Питтер.
Я его тоже достал!
— Питтер! Что-то случилось?
Рокочущий бас доносился откуда-то издалека.
В голове Лето завертелись обрывки воспоминаний — бессвязные, точно бормотание беззубых старух. Пространство вокруг него начало сжиматься и рушиться — комната, стол, барон, пара насмерть перепуганных глаз, совершенно синих, без белков.
Вот падает огромный человек с подбородком, похожим на солдатский сапог. Падает, как марионетка, которую перестали дергать за веревочки. У человека-марионетки — перебитый, свернутый влево нос, словно стрелка метронома: качнулась в одну сторону, но завод кончился, она там и осталась. Лето услышал звон бьющейся посуды — сначала далекий и вдруг обвалом загрохотавший в ушах. Его мозг превратился в бездонную яму, куда сыпалось все подряд. Все, что только было вокруг: каждый крик, каждый шорох, каждое мгновение тишины.
В голове осталась только одна мысль. Лето видел ее, как светлый лучик в сплошной темноте: День, который лепит плоть, и плоть, которая лепит день. Эта мысль поразила его своей глубиной, хотя он понимал, что никогда уже не сможет ее объяснить.
Тишина.
Барон стоял, упираясь в дверь своего кабинета, где оказался, когда под ним опрокинулся потайной люк. Спасительная нора находилась как раз позади стола. Уже проваливаясь туда, он видел, что в каюте остались одни мертвецы. Он все еще не мог прийти в себя, не замечал снующих вокруг него слуг. Успел ли я вдохнуть эту дрянь? Чем бы это ни было, зацепило меня или нет?
Но вот он стал разбирать звуки, понемногу прояснилось сознание. Он услышал, как кто-то- подает команды: «Противогазы!.. держать дверь закрытой... включить вытяжку...»
Остальные сразу упали, а я еще стою. И дышу. О, милостивый ад, пронесло!
Теперь он уже был в состоянии рассуждать: его щит был включен. Правда, не на всю мощность, но достаточно, чтобы задержать проникновение молекул сквозь силовой барьер» К тому же он как раз отодвинулся от стола... да еще Питтер испугался и что-то забормотал, а начальник охраны, кретин, на свою погибель бросился между ними.
Случайность и предостережение умирающего ментата — вот что спасло ему жизнь!
Барон не испытывал благодарности к Питтеру. Глупец, он мог бы избежать смерти. А этот болван, начальник охраны! Еще говорил, будто все проверил сам и пленных можно допустить к барону. Все-таки, как же герцогу удалось?.. Никаких следов. Даже долов над столом сработал, когда было уже поздно. Как?
Ладно, теперь это не имеет значения, барон понемногу успокаивался. Новый начальник охраны начнет с того, что найдет ответы на эти вопросы.
Он начал присматриваться к тому, что происходит вокруг. Наконец отошел от двери и вышел в коридор. Вокруг него столпились лакеи. Барон вглядывался в их лица — напряженные, не сводящие с него глаз. Все молча ждали, как он себя поведет.
Разгневан ли милорд Харконнен?
Он наконец понял, что с момента его бегства из комнаты смерти прошло всего несколько секунд.
Некоторые из охранников стояли, наведя бластеры на дверь. Другие со свирепым видом бегали по пустому коридору, заглядывая во все углы.
Навстречу барону вышел человек, на шее которого болтался противогаз. Он внимательно всматривался в ядоловы, установленные на потолке по всему коридору. Он был рыжий, зеленоглазый, с плоским лицом. От губастого рта расходились жесткие складки. Он походил на большую, жабу, которая очутилась почему-то среди цыплят.
Наблюдая за его приближением, Харконнен вспоминал, как его имя. Нефуд. Иакин Нефуд. Капрал охраны. Имеет пристрастие к семуте — наркотику, который действует на сознание в сочетании с особой музыкой. Полезная информация, может пригодиться.
Капрал остановился перед бароном и отдал ему честь.
— Коридор чист, милорд. Я как раз находился снаружи и все видел. Похоже на ядовитый газ. Вентиляторы в вашей каюте были сразу же включены на вытяжку, — он посмотрел на ядолов над головой барона. — Газа больше нет. Помещение полностью очищено. Ваши приказания?
Барон узнал голос — это он орал, отдавая команды. Бойкий капрал, подумал он.
— Мертвецы еще там?
— Да, милорд.
Так, теперь расставим все на свои места.
— Прежде всего, — начал барон, — прими мои поздравления, Нефуд. Ты назначаешься начальником моей охраны. Надеюсь, ты сделаешь надлежащие выводы из судьбы своего предшественника.
Барон с интересом наблюдал, как смысл его слов постепенно доходил до капрала. Нефуд понял, что теперь он никогда больше не останется без своей семуты.
Вновь произведенный начальник кивнул.
— Милорд знает, что я отдам жизнь, чтобы обеспечить безопасность милорда.
— Да. Теперь к делу. Я подозреваю, что у герцога было что-то во рту. Ты разберешься, что именно, как этим пользуются и кто помог герцогу засунуть это туда. Особое внимание обрати...
Он запнулся. Ход его мыслей нарушил шум в коридоре за его спиной. У дверей лифта, только что поднявшегося из нижнего отсека ракеты, толпились охранники. Они пытались не пропустить к барону высокого полковника-башара.
Барон силился вспомнить полковника, но не мог: узкий рот, словно прорезь в сыромятной коже, две черные точки вместо глаз.
— Руки прочь, падаль! — ревел офицер, отшвыривая телохранителей.
А-а-а, это один из сардукаров, понял барон.
Полковник-башар направился прямиком к Харконнену, без того узкие глазки которого превратились в щелочки. Сардукары внушали ему беспокойство. Все они держались так, словно были родственниками герцога... покойного герцога. А как они обращались с бароном!
Башар подошел вплотную к барону и упер руки в бока. Охранники в растерянности толпились за его спиной.
Барон увидел отвращение на лице сардукара, отметил, что тот не отдал ему честь, и еще больше встревожился. Правда, их было всего десять бригад — один легион, рассредоточенный среди харконненских солдат, но барон не строил себе иллюзий по этому поводу. Если этот легион решит обрушиться на его войска, то от них ничего не останется.
— Скажите своим людям, чтобы они не мешали мне, когда я пожелаю вас видеть, — прорычал сардукар. — Мои ребята доставили вам герцога Атрейдса прежде, чем я успел обсудить с вами его судьбу. Этим я и хочу заняться.
Я должен не уронить себя перед своими солдатами, подумал барон.
— Да? — он произнес это короткое слово с точно рассчитанной холодностью и остался очень доволен собой.
— Император приказал мне, чтобы его благородный кузен умер легко и без боли.
— Я получил от Императора точно такие же распоряжения, — солгал барон. — Вы полагаете, я мог их нарушить?
— Я обязан докладывать Императору то, что я увижу собственными глазами.
— Герцог уже мертв, — отрывисто произнес Харконнен и небрежно махнул рукой, показывая, что разговор закончен.
Полковник-башар продолжал стоять, сверля барона глазами. Лицо его оставалось неподвижным, он явно не желал понимать, что с ним не намерены больше разговаривать.
— Ну! — рявкнул он наконец.
Ого! подумал Харконнен. Это уже слишком!
— От собственной руки, если вам угодно знать, — сказал он. — Принял яд.
— Я хочу немедленно осмотреть тело.
Барон в притворном негодовании поднял взгляд к потолку. Мысли его разбегались. Проклятие! Этот глазастый сардукар увидит каюту до того, как мы успеем навести там порядок!
— Немедленно! — рявкнул полковник. — Я хочу видеть все собственными глазами.
Барон понял, что помешать не удастся. Сардукар все увидит. Увидит, что герцог убил его людей, что ему самому удалось спастись только чудом. Свидетельство тому — остатки еды на столе и мертвый герцог среди учиненного им побоища.
А помешать ему не удастся.
— Я не позволю отодвигать меня в сторону, — свирепо сказал полковник.
— Вас никто не отодвигает, — пожал плечами барон, глядя в черные глаза сардукара. — Мне нечего скрывать от моего Императора, — он кивнул Нефуду. — Господин полковник должен увидеть все сию же минуту. Проводи его через эту дверь, Нефуд.
— Есть, через эту дверь, милорд.
Медленно и недоверчиво сардукар обошел барона, раздвигая плечами телохранителей.
Ужасно, думал барон. Теперь Императору станет известно, как я опростоволосился. Он сочтет это признаком слабости.
Мучительно было думать, что и Император, и сардукар относятся к слабости с одинаковым презрением. Барон пожевал нижнюю губу и успокоил себя тем, что Император, по крайней мере, ничего не знает о дерзком набеге Атрейдсов на Гиду Приму и о разгроме харконненских складов с пряностями здесь, на Аракисе.
До чего же скользкий тип был этот герцог!
Барон смотрел на удаляющиеся спины — длинного высокомерного сардукара и коренастого бойкого Нефуда.
Мы расставим все по своим местам. Придется снова отдать эту проклятую планету Раббану. Но ограничивать его я больше не буду. Придется пожертвовать кровью Харконненов, чтобы подготовить почву для Фейд-Роты. Проклятый Питтер! Позволил убить себя раньше, чем я успел его использовать.
Барон вздохнул.
Нужно немедленно запросить Тлайлекс, пусть пришлют нового ментата. Наверняка у них уже кто-нибудь есть для меня наготове.
Рядом с ним осторожно кашлянул один из телохранителей.
Барон повернулся к нему.
— Я голоден.
— Да, милорд.
— А еще я хочу развлечься, пока вы расчищаете комнату и выясняете, что произошло.
Телохранитель опустил глаза.
— Какое развлечение выберет милорд?
— Я буду в своих спальных покоях. Приведите туда молоденького мальчика, которого мы купили на Гамонте. Того, с красивыми глазками. Да накачайте его хорошенько наркотиками, чтобы не очень сопротивлялся. Сегодня мне не хочется устраивать большую возню.
— Да, милорд.
Барон повернулся, покачиваясь на поплавках, и направился подпрыгивающей походкой в спальню. Да, думал он. Того, с красивыми глазками, который так похож на молодого Поля Атрейдса.
О, моря Каладана, о, отважные люди, служившие герцогу Лето,
Пал наш герцог, подпилены сваи у дома Атрейдсов.
Принцесса Ирулан, «Песни Муад-Диба».
Поль чувствовал, как все его прошлое, все, что он пережил до этой ночи, обращается в песок, ссыпающийся в песочных часах. Поджав колени, он сидел рядом с матерью в крохотной палатке-влаготенте. Ее вместе с вольнаибскими влагоджари, надетыми сейчас на них, они обнаружили в вещмешке под сиденьем махолета.
У Поля не было ни малейших сомнений относительно того, кто сунул туда мешок и кто задал курс махолету, уносившему их в пустыню.
Юх.
Доктор-предатель направил их прямо в руки Дункана Айдахо.
Поль смотрел сквозь прозрачный край влаготента на залитые луной скалы, среди которых их спрятал Айдахо,
Спрятал меня, словно маленького ребенка, думал Поль. А ведь я теперь — герцог.
Он досадовал на унизительность своего положения, хотя понимал, что Дункан принял мудрое и единственно правильное решение.
Этой ночью с ним что-то случилось: каждое происшествие, каждую мелочь он воспринимал с обостренной ясностью. Он видел, что неспособен остановить переполняющий его поток все новых и новых впечатлений или повлиять на холодную точность, с которой он регистрировал каждое новое событие. Его мозг превратился в своеобразный центр накопления и обработки данных. Это был уровень ментата, и даже выше.
Мысли Поля вернулись к тому мигу бессильной ярости, когда из черной ночи на них вынырнул неизвестный махолет. Точно гигантский ястреб, распластал он над ними раздуваемые ветром крылья. Именно тогда и произошел переворот в сознании Поля. Махолет накренился над дюнами и ринулся вниз к бегущим фигурам — такими ему представлялись он сам и его мать. Поль вспомнил, как пахнуло горелой серой от гибких полозьев, заскрежетавших по песку.
Он догадывался, что мать, обернувшись, ожидала увидеть бластеры в руках харконненских палачей и узнала Дункана только тогда, когда он свесился из кабины и заорал: «Скорее! С юга приближается гребень червя!»
Но Поль и до этого знал, кто управляет махолетом. Манера вести машину, то, как она заходила на посадку, — детали слишком мелкие даже для наблюдательного взгляда его матери — однозначно говорили ему, кто сидит за штурвалом.
Джессика шевельнулась и сказала:
— Есть только одно объяснение. Жена Юха в руках Харконненов. Как он их ненавидит! Я это точно знаю. Ты читал его записку. Но почему же он вытащил нас из этой мясорубки?
Она только сейчас поняла. До чего тяжеловесны ее рассуждения! Эта мысль потрясла Поля. Ему все стало ясно уже тогда, когда он читал записку, сопровождавшую герцогский перстень.
«Не старайтесь меня оправдать, — писал Юх. — Я не нуждаюсь в ваших оправданиях. Моя ноша и так слишком тяжела. Когда я делал свое дело, во мне не было ни коварного умысла, ни надежды на чье-либо понимание. Это мой собственный тахадди аль-бурхан, последнее испытание. Посылаю вам герцогский перстень Атрейдсов в знак того, что я пишу правду. Сейчас, когда вы читаете это письмо, герцог Лето уже мертв. Попытайтесь утешиться моим уверением, что он погиб не один. С ним умер тот, кого мы все ненавидим больше всех на свете».
В письме не был указан адресат, не было иподписи. Но знакомые завитушки не оставляли сомнений — Юх.
Вспоминая письмо, Поль снова ощутил тяжесть того момента, странное и острое чувство, будто все это случилось за пределами его нового восприятия, восприятия ментата. Он прочитал, что его отец мертв, знал, что эти слова — правда, но относился к ним как к очередному факту, который следовало внести в мозг ив дальнейшем использовать.
Я любил моего отца, думал Поль. Искренне любил. Я должен его оплакивать. Я должен хоть что-то чувствовать.
Но он не чувствовал ничего, кроме: это факт исключительной важности.
Всего лишь один факт среди прочих.
А тем временем его мозг впитывал новые впечатления, анализировал, вычислял.
Полю припомнились слова Халлека: «Настроение нужно, чтобы свиней пасти и любовью заниматься. Дерутся тогда, когда возникает необходимость, при чем тут настроение!»
Возможно, он прав, думал Поль. Я поплачу об отце позже... когда будет время.
Он не чувствовал никакой передышки в потоке холодных умозаключений, ставшем его новой сущностью. Он понимал, что это только начало, что дальше процесс пойдет еще интенсивнее. Мысль о своем ужасном предназначении, которая впервые посетила его при встрече с Преподобной Матерью Еленой Моиам Гай, опять возникла в его сознании. Правая рука — рука, не забывшая боль, — вновь воспаленно заныла.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав