|
Читайте также: |
— Что прикажете, благороднорожденная?
Женский голос, тонкий, почти звенящий.
Джессика резко обернулась и увидела маленькую седую старушонку в бесформенном коричневом платье прислуги. Старушонка ничем не отличалась от тех, кто встречал их на космодроме: такая же сморщенная и высохшая. Все туземцы, которых она видела на Аракисе, подумала леди Джессика, похожи на высушенный банан. Но тем не менее Лето утверждает, что они сильны и жизнестойки. Да, и еще их глаза — бездонные синие колодцы без следа белков, таинственные, даже пугающие. Джессика заставила себя отвести взгляд от незнакомки.
Старуха сухо кивнула:
— Меня зовут Мейпс Шадут, благороднорожденная. Что прикажете?
— Можешь называть меня миледи, — ответила Джессика. — Я не благороднорожденная. Я раба и наложница герцога Лето.
Еще один кивок.
— А есть еще и жена? — с некоторым удивлением старуха снизу вверх посмотрела на Джессику.
— Нет. И никогда не было. Я единственная... спутница герцога и мать законного наследника.
Про себя Джессика усмехнулась — с какой гордостью она произнесла эти слова! Что говорил святой Августин? «Разум приказывает телу, и оно подчиняется. Разум приказывает самому себе и встречает сопротивление». Именно так — в последнее время я все чаще встречаю сопротивление. Пора хорошенько заняться собой.
Сулицы донесся пронзительный крик. Потом еще и еще: «Су-су-сук! Су-су-сук! Су-су-сук!» Потом: «Ихут-эй! Ихут-эй!» И опять: «Су-су-сук!»
— Что это? — спросила Джессика. — Я уже несколько раз слышала такие крики, когда мы сегодня утром ехали по городу.
— Всего лишь продавец воды, миледи. Но пусть вас это не тревожит. В цистернах замка помещается пятьдесят тысяч литров, и они всегда полны, — она посмотрела вниз, на свое платье. — Вы видите, миледи, я даже не надела свой влагоджари, — она захихикала. — И до сих пор жива.
Джессике очень хотелось расспросить эту вольнаибку, выяснить у нее побольше. Но дела по дому не могли ждать. Тем не менее она отметила про себя, что понятие богатства здесь напрямую связано с водой. От этой мысли ей стало неуютно.
— Мой муж сказал мне, что Шадут — это твой титул, Мейпс. Мне знакомо это слово. Это очень древнее слово.
— Вы знаете древние языки? — спросила Мейпс. Она явно забеспокоилась.
— Языки — это первое, что изучают в Бен-Джессерите. Я знаю ботани джиб и чакобсу. И все языки охотничьих племен.
Мейпс кивнула:
— Легенда рассказывает об этом.
Джессика подумала: Зачем я ломаю эту комедию? Но кто может знать, что за планы у Бен-Джессерита?
— Я знаю Темные Тайны. Мне ведомы пути Великой Матери, — продолжала Джессика. В облике и поведении вольнаибки она заметила отчетливые признаки предательства.
— Майпс праджья, — заговорила она на языке чакобса. — Андраль тер пара! Трада сик баскакри майсес паракри...
Мейпс отступила назад, словно собравшись спасаться бегством.
— Мне многое известно. Мне известно, что ты рожала, любила, боялась. Что ты убивала и будешь убивать еще. Я много что знаю.
Понизив голос, старуха осторожно сказала:
— Я не хотела вас обидеть, миледи.
— Ты говоришь о легендах, ты ждешь от меня правильных ответов. Слушай, вот ответы, которых ты ждешь: ты пришла сюда совершить убийство. На твоей груди спрятано оружие.
— Миледи, я...
— Что ж, ты можешь пролить мою кровь и взять мою жизнь. Но запомни — сделав это, ты вызовешь такие разрушения, которых и в самом страшном сне не представить. Умереть — еще не самое худшее, ты это знаешь. Даже если мы говорим о целом народе.
— Миледи! — взмолилась Мейпс. Казалось, она сейчас бросится ей в ноги. — Оружие это я принесла, чтобы подарить тебе, если ты окажешься той Единственной.
— Или убить меня, если не окажусь, — она безмятежно посмотрела на потрясенную старуху, как их учили в Бен-Джессерите. Спокойный вид действовал на противников гораздо сильнее, чем угрозы и крики.
А теперь мы постараемся добраться до сути, подумала Джессика.
Старуха медленно расстегнула свое платье на груди и вытащила темные ножны. Их них торчала черная рукоятка с углублениями для пальцев. Взявшись одной рукой за рукоятку и держа ножны другой, она извлекла молочно-белое лезвие и подняла его острием вверх. Казалось, что лезвие светилось изнутри и сияло каким-то внутренним светом. Оно было обоюдоострым, как кинжал, длиной сантиметров двадцать.
— Вы знаете, что это такое, миледи?
Джессика знала. То был знаменитый аракианский ай-клинок. О нем ходило множество разных слухов, но он никогда не вывозился за пределы планеты.
— Ай-клинок.
— Немногим ведомо это слово. А вы знаете, что оно значит?
Это не праздный вопрос. Вот для чего вольнаибы пошли ко мне в услужение — ради одного-единственного вопроса. От моего ответа зависит, прольется кровь или... или? Она хочет, чтобы я ответила, что значит этот нож? Ее зовут Шадут. Это на языке чакобса. На чакобса нож — «творило смерти». Она уже забеспокоилась. Что же, я знаю ответ. Тянуть больше нельзя. Медлить далее столь же опасно, как и ошибиться.
— Это творило...
— А-а-а-у-у-у, — взвыла Мейпс. В этом звуке было и горе и облегчение одновременно. Она задрожала всем телом, и блики от ножа, сверкавшего в ее руке, заметались по комнате.
Джессика замерла, выжидая. Она уже собиралась сказать, что нож — творило смерти, а потом добавить еще одно старинное слово, но интуиция удержала ее, а благодаря хорошей выучке, ни один мускул на лице не дрогнул.
Ключевым словом оказалось «творило».
Творило? Творило.
Но Мейпс по-прежнему держала нож так, словно собиралась пустить его в ход.
Джессика решила заговорить:
— Как ты могла допустить, что я, которой ведомы тайны Великой Матери, могу не знать о твориле!
Мейпс опустила нож.
— Миледи, если так долго живешь, храня пророчество, то когда оно исполняется, теряешь рассудок!
Джессика быстро соображала — что за пророчество? Шари-а и прочие туземные верования были внедрены Миссией Безопасности Бен-Джессерита сотни лет назад. Неведомая ей миссионерша давно уже умерла, но посаженный ею росток принес свои плоды. Настанет день, и защитные предания сработают на Бен-Джессерит.
Итак, день настал.
Мейпс вложила клинок в ножны и сказала:
— Это незакрепленное лезвие, миледи. Держите его всегда при себе. Стоит ему несколько дней побыть вдали от тела, и он начнет разрушаться. Теперь он ваш, этот зуб шай-хулуда, ваш до самой смерти.
Джессика протянула правую руку. Она решила рискнуть и сыграть до конца:
— Мейпс, ты вложила лезвие в ножны, не погрузив его в кровь.
Задохнувшись от страха, старуха уронила ножны в руку Джессики. Потом она рванула на груди коричневое платье и заголосила:
— Бери! Бери воду моего тела!
Джессика медленно вытянула лезвие. Как таинственно оно переливалось! Она направила острие на старую вольнаибку и увидела в ее глазах жуткий, смертельный ужас.
Отравленное лезвие? подумала Джессика. Она подняла нож острием вверх и сделала неглубокий надрез ребром лезвия чуть выше левой груди Мейпс. Из раны обильно хлынула кровь и почти мгновенно остановилась. Сверхбыстрая сворачиваемость. Мутация в полях экономии влаги?
Джессика убрала нож в ножны и приказала:
— Застегнись, Мейпс.
Мейпс повиновалась, все еще трепеща от ужаса. Глаза без белков неотрывно уставились на хозяйку.
— Ты наша, — пробормотала она. — Ты — Единственная.
У входа грохнул очередной контейнер. Вольнаибка подскочила к Джессике, схватила нож и спрятала под ее лифом.
— Тот, кто видел ай-клинок, должен пройти очищение или умереть. Вы ведь знаете это, миледи.
Теперь знаю, улыбнулась про себя Джессика.
Носильщики закончили работу, но в дом не заходили.
— Если неочищенный видел ай-клинок, — успокаиваясь, продолжала бормотать Мейпс, — ему нельзя живым улетать с Аракиса. Помните об этом, миледи. Вам доверен священный ай-клинок, — она глубоко вздохнула. — Теперь все пойдет своим чередом. Не нужно спешить, — она оглядела громоздившиеся вокруг ящики. — Нам здесь есть чем заняться.
Джессика смутилась. Все пойдет своим чередом. Эта фраза из руководства по работе Миссии Безопасности, начало цикла заклинаний «Прибытие Преподобной Матери освободит вас».
Но ведь я не Преподобная Мать? Вдруг ее осенило: Неужели Преподобные Матери приходят отсюда? Из этого ужасного места?!
— С чего прикажете начать, миледи? — перешла на деловой тон Мейпс.
Инстинктивно Джессика подстроилась под нее:
— Видишь портрет старого герцога? Он должен висеть на стене в столовой. А эта бычья голова должна висеть на другой стене, напротив.
Мейпс подошла к рогатому чучелу.
— Ох и зверюга же это был! — она наклонилась поближе. — Прикажете почистить его сперва, миледи?
— Не надо.
— Но у него на рогах грязь.
— Это не грязь. Это кровь отца нашего господина. Рога опрыскали прозрачным отвердителем через несколько часов после того, как бык убил старого герцога.
— Ах вон оно что!
— Это всего лишь кровь. Просто старая кровь. Попроси, чтобы кто-нибудь тебе помог. Вещи очень тяжелые.
— Вы думаете, я боюсь крови? В пустыне я видела ее предостаточно.
— Я не сомневаюсь.
— И своей тоже. Гораздо больше, чем вытекло из этой царапины.
— Ты хотела, чтобы она была глубже?
— Что вы, что вы! Воды тела слишком драгоценны, чтобы выплескивать их на воздух. Вы поступили совершенно правильно, миледи.
Джессика, отмечавшая все особенности поведения вольнаибки, обратила внимание на то, как благоговейно прозвучало «воды тела». Ее вновь поразило, сколь драгоценно на Аракисе все, связанное с водой.
— Что на какой стене должно висеть, миледи?
Она рассудительна, эта Мейпс. Вслух же Джессика сказала:
— На твое усмотрение. Это не имеет значения.
— Как скажете, миледи.
Старуха наклонилась и начала освобождать бычью голову от упаковки.
— Что, зверюга, значит, это ты убил старого герцога? — забормотала она.
— Позвать носильщика, чтобы помог тебе? — предложила Джессика.
— Справлюсь сама, миледи.
Да, она справится. В этом, пожалуй, вся сущность вольнаибов — справляться со всем самим.
Джессика почувствовала, как ножны ай-клинка холодят ей грудь, и подумала о длинной цепи замыслов Бен-Джессерита, к которой она только что приковала еще одно звено. Благодаря этой цепи она смогла остаться в живых после сегодняшнего приключения. «Не нужно спешить», — сказала Мейпс. Но события разворачиваются с головокружительной быстротой, и она ничего не может с этим поделать. Ни неожиданная поддержка Миссии Безопасности, ни толстые каменные стены их нового дома, тщательно проверенного Хайватом, не могли рассеять ее мрачного настроения.
— Когда закончишь со столовой, распакуй эти коробки. У входа стоят носильщики. У одного из них все ключи. Он знает, что куда ставить. Возьмешь у него ключи и список вещей. Если будут вопросы, то я в южном крыле.
— Будет сделано, миледи.
Джессика повернулась и пошла прочь, размышляя на ходу:
Может, Хайват и проверил здесь каждый камень, но я все равно чувствую какую-то опасность.
Внезапно ее охватило жгучее желание увидеть сына. Через сводчатый дверной проем она вышла в коридор, ведущий в столовую и южное крыло замка. Она шла быстрее и быстрее, пока почти не побежала.
Мейпс, продолжая разматывать веревки с бычьих рогов, покачала головой ей вслед:
— Это, несомненно, Единственная.
И добавила:
— Бедняжка.
...А припев у этой песни такой: «Юх, Юх, сто тысяч смертей тебе, Юх!»
Принцесса Ирулан, «Детская история Муад-Диба».
Через неплотно закрытую дверь Джессика проскользнула в комнату с желтыми стенами. Слева от нее стоял невысокий диван с черной спинкой и два пустых книжных шкафа, рядом с ними — покрытая пылью бочкообразная канистра для воды. Справа — письменный стол и несколько стульев. Три таких же пустых книжных шкафа отгораживали вторую дверь. У окна, спиной к ней, застыл доктор Юх и глядел куда-то вдаль.
Джессика сделала еще несколько шагов. Посмотрела на измятый сюртук Юха с белым пятном у левого локтя. Со спины доктор казался деревянным, как палка, на которую забавы ради накинули старые черные тряпки. Живой выглядела только массивная голова с копной черных как смоль волос, перехваченных серебряным кольцом школы Сак.
Она снова оглядела комнату и не обнаружила никаких следов своего сына. Но она знала, что дверь справа ведет в маленькую спальню, которую Поль облюбовал для себя.
— Добрый день, доктор Юх. А где Поль?
Юх кивнул, словно в подтверждение своим мыслям, и, не отрываясь от окна, безучастным голосом произнес:
— Твой сын устал, Джессика. Я отправил его в соседнюю комнату отдыхать.
Вдруг, стряхнув оцепенение, он обернулся так резко, что свисавшие из-под носа усы взметнулись, как два черных крылышка.
— Простите меня, миледи! Я так далеко унесся в своих мыслях, что... У меня просто сорвалось!
Она улыбнулась и успокаивающим жестом подняла руку. На мгновение ей показалось, что он упадет на колени.
— Ну, ну, Веллингтон.
— Я назвал вас по имени... я совсем не думал...
— Мы знаем друг друга уже шесть лет. Этого вполне достаточно, чтобы позволить себе обходиться без формальностей — в частной беседе.
Юх вымученно улыбнулся и подумал: Похоже, сработало. Теперь, если мое поведение покажется ей странным, она припишет это смущению. Она решит, что видит меня насквозь, и не станет докапываться до сути.
— Я... вы знаете... совершенно погрузился в себя, а когда я так отвлекаюсь, мне становится вас особенно жалко... Джессика.
— Жалко меня? Почему?
Юх пожал плечами. Он уже давно догадался, что Джессика не умеет видеть всю правду, как его Вана. Поэтому безопаснее всего было быть с ней правдивым, но не до конца.
— Вы же видите, что это за место, миле... Джессика, — он споткнулся, произнося ее имя, и продолжил: — Совершенная глушь по сравнению с Каладаном. А люди! Когда мы проезжали через город, местные бабы просто ныли в голос. А как они на нас смотрят!
Она скрестила руки, обхватив себя за плечи, и почувствовала на груди холодок ай-клинка — по слухам, он делался из зуба песчаного червя.
— Просто мы кажемся им странными — другие люди, другие обычаи. Они, кроме Харконненов, никого не знали, — она посмотрела мимо него в окно. — Что вас там так привлекло?
Юх снова повернулся к окну.
— Люди.
Джессика подошла к окну, чтобы посмотреть, что же так заняло внимание доктора. Слева, перед домом, в ряд росли двадцать пальм. Земля под ними была чисто выметена. Невысокий забор отделял их от дороги, по которой то и дело проходили люди, закутанные в длинные одежды. Джессика отметила легкое дрожание воздуха между дорогой и ею — силовой щит замка — и принялась рассматривать толпу, недоумевая, что же такое углядел в них Юх.
Кое-что начало проясняться. Она задумчиво приложила руку к щеке. Все, кто шли мимо, обязательно бросали взгляд на пальмы! В этих взглядах она читала зависть, иногда — ненависть, а иногда — надежду. Каждый прохожий как-то выражал свое отношение к этим деревьям.
— Знаете, о чем они думают? — спросил Юх.
— Вы умеете читать мысли?
— Такие мысли — да. Они смотрят на деревья и думают: «Это сто человек». Вот что они думают.
Джессика озадаченно посмотрела на него:
— Почему?
— Это финиковые пальмы. Одной такой пальме требуется в день сорок литров воды. А человеку — только восемь. Вот и получается, что каждая пальма — это пять человек. Здесь двадцать пальм. Значит — сто человек.
— Но некоторые из них смотрят на деревья с надеждой?
— Они просто надеются, что, несмотря на уход, пальмы засохнут.
— Мы слишком предвзято смотрим на эту планету, — возразила Джессика. — Она ведь не только опасна, она многое сулит нам. Пряности помогут нам стать богачами. А когда у нас будут деньги, мы сможем сделать этот мир таким, каким пожелаем.
Про себя она рассмеялась: Кого я стараюсь убедить?! Добродушное настроение как рукой сняло.
— Но безопасность нам купить не удастся, — сказала она вслух.
Юх отвернулся, пряча от нее лицо. О, если бы я мог ненавидеть этих людей так же сильно, как я люблю их! Своими манерами Джессика во многом напоминала его Вану. Хотя в этом была и оборотная сторона: это сходство только подстегивало его решимость. Коварство Харконненов было поистине дьявольским! Возможно, что Вана еще жива. Он должен знать наверняка.
— Не беспокойтесь о нас, Веллингтон, — продолжала Джессика. — В конце концов, это не ваши, а наши проблемы.
Она думает, что я о ней беспокоюсь! Он зажмурился, сдерживая слезы. Конечно, беспокоюсь. О, я еще останусь один на один с бароном, после того как сделаю это черное дело. Я расквитаюсь с ним тогда, когда он будет наиболее беззащитен, — когда он будет торжествовать победу!
Он вздохнул.
— Не потревожу ли я Поля, если только взгляну на него? — спросила Джессика.
— Ничуть. Я дал ему снотворное.
— Как он перенес перемену обстановки?
— Все в порядке, только чуточку переутомился. Он слегка возбужден, но какой пятнадцатилетний мальчик смог бы оставаться спокойным в такой обстановке? — Юх прошел к двери и открыл ее. — Он здесь.
Джессика последовала за ним и заглянула в затемненную комнату.
Поль лежал на узкой кушетке, одна рука под головой, другая скрыта под тонким одеялом. Сквозь щели в жалюзи пробивался свет и сплетал на его лице и подушке замысловатый узор из теней.
Она смотрела на сына, разглядывая овал его лица, так похожий на ее собственный. Но волосы — черные и взъерошенные — герцога. Серо-зеленые глаза скрыты длинными ресницами. Джессика улыбнулась, чувствуя, что страх отступил. Она задумалась над тем, как явно проявляется в мальчике пересечение наследственных линий. Ее — в контуре лица и разрезе глаз, а герцога — в угловатых, почти грубых чертах, уже отчетливо наметившихся в мальчишеском лице.
Она вдруг подумала, что это поразительно напоминает химическую реакцию: конечный продукт являетсяследствием долгого тщательного отбора редких элементов... Ей вдруг захотелось встать перед спящим сыном на колени, взять его на руки, но она не решилась это сделать в присутствии Юха. Отступив назад, она тихо притворила за собой дверь.
Юх уже вернулся к окну, не в силах видеть, как Джессика смотрит на сына. Почему Вана не родила мне ребенка? - спрашивал он себя. Как врач, я знаю, что никаких физиологических препятствий для этого не было. Наверное, какие-то соображения Бен-Джессерита? Может, ей было приказано служить иным целям? Каким? Она, несомненно, любила меня...
Впервые он поймал себя на мысли, что он сам мог быть частью таинственного и запутанного замысла.
Джессика подошла к нему и сказала:
— Какая удивительная безмятежность в спящем ребенке!
Он механически ответил:
— Если бы взрослые умели так расслабляться...
— Да.
— Когда мы это утрачиваем? — пробормотал он.
Джессика взглянула на него, уловив странность интонации, но все ее мысли были заняты Полем: она размышляла, чему его еще следует подучить, думала об особенностях их новой жизни, столь отличной от той, которую она мечтала уготовить ему.
— Да, конечно, утрачиваем, — рассеянно ответила она.
Она посмотрела в окно. Справа горбатился холм, поросший истрепанными ветром кустами — пыльные листья и сухие корявые ветки. Слишком темное небо висело над холмом, точно клякса, а молочный свет аракианского солнца придавал всему серебристый отблеск — как у ай-клинка, скрытого на ее груди.
— Какое темное небо, — заметила Джессика.
— Это от недостатка влаги, — ответил доктор Юх.
— Опять вода! Всюду, куда ни глянь, сталкиваешься с проблемой воды.
— Это самая большая загадка Аракиса.
— Почему ее так мало? Ведь есть же здесь вулканические породы. Я могла бы назвать еще целую дюжину источников энергии. Наконец, есть полярные льды! Считается, что в пустыне пробурить нормальные скважины невозможно — бури и зыбучие пески уничтожат любое оборудование, если только песчаные черви не сделают этого раньше. Но почему никогда и нигде не находили вообще никаких следов воды? Но настоящая загадка, Веллингтон, это колодцы, которые бурят в низинах. Вы читали об этом?
— Сперва тоненький ручеек, а потом — ничего, — ответил Юх.
— Именно так, Веллингтон, и это-то непонятно. Вода появляется, но тут же пересыхает. И больше никогда не появляется вновь. И так каждая новая скважина — тонкая струйка, а потом — все. Неужели никто не пытался понять, в чем тут дело?
— В самом деле занятно. Вы предполагаете, круговорот происходит с помощью какого-то живого природного организма? Может, это видно по образцам грунта?
— Что видно? Проявления растительной или животной жизни? Но кто будет этим заниматься? — она снова поглядела на холм. Вода останавливается, потому что ее что-то закупоривает. Я так думаю.
— Возможно, все уже давно известно. Просто Харконнены перекрыли все источники информации. У них были свои причины для этого.
— Какие причины? А. атмосферная влажность? Конечно, ее немного, но она есть. Ведь это она основной источник воды на планете, это она оседает в воздушных ловушках и конденсаторах. Она ведь откуда-то берется?
— Полярные льды?
— Холодный воздух содержит мало влаги, Веллингтон. Харконнены всегда держали эти сведения в тайне, хотя я не уверена, что они напрямую связаны с пряностями.
— Уж конечно, тут без Харконненов не обошлось. Возможно, мы... — он осекся, заметив, как она смотрит на него. — Что-то не так?
— Как вы произносите... «Харконнены»! Даже в голосе моего герцога нет столько яда, когда он произносит это ненавистное имя. Я не знала, Веллингтон, что у вас есть личные основания их ненавидеть.
Великая Мать! Я возбудил ее подозрения! Теперь мне нужно стараться использовать все штуки, которым меня обучила Вана. Спасение только в одном — говорить правду и только правду, насколько это возможно.
— Вы не знали, Джессика, что моя жена, моя Вана... — он замолчал, показывая, что не может говорить из-за комка, вставшего в горле. Потом он выдавил: — Они...
Слова, казалось, застряли внутри. Его охватила паника. Он закрыл глаза, стараясь побороть страх, и стоял так до тех пор, пока ее почувствовал легкого прикосновения к своей руке.
— Простите, — сказала Джессика. — Я не хотела бередить старые раны. И подумала: О, звери! Его жена была бен-джессериткой, видно по нему. Наверняка эти мерзавцы убили ее. Вот и еще одна жертва Харконненов, связанная с Атрейдсами общей для них жаждой мести.
— Извините меня. Я не могу говорить об этом, — он открыл глаза, придав своему лицу выражение глубокой скорби. По крайней мере, в этом он не лгал.
Джессика внимательно рассматривала его, изучая впалые щеки, глубокие темно-карие глаза, вислые усы над лиловатыми губами и узкий подбородок. Она видела, что морщины, избороздившие его щеки и лоб, происходят не столько от возраста, сколько от страдания. Ее охватило теплое чувство к старому доктору.
— Мы виноваты перед вами, Веллингтон, что привезли вас в такое опасное место.
— Я приехал сюда добровольно, — ответил он. И это было правдой.
— Но вся эта планета — большая ловушка Харконненов. Вы не можете не знать об этом.
— Чтобы поймать герцога Лето, одной ловушки мало, — и это тоже была правда.
— Возможно, мне следовало бы рассказать ему об этом, — сказала Джессика. — Он превосходный тактик.
— Мы еще не пустили здесь корни. Вот почему нам тут так неуютно.
— А как легко уничтожить растение, которое не успело пустить корни! — подхватила она. — Особенно когда его сажают во враждебную почву.
— Вы уверены, что почва враждебная?
— В Аракине уже были бунты, когда туземцы услышали, сколько народу привез с собой герцог. Они прекратились только тогда, когда люди узнали, что мы установили новые воздушные ловушки и конденсаторы.
— Воды хватает только-только, чтобы поддержать существование, — согласился Юх. — Если количество воды ограничено, а потребителей становится больше, то цены, естественно, подскакивают и самые бедные умирают. Но герцог справился с этой проблемой. Надеюсь, что бунты не выльются в постоянную враждебность по отношению к нам.
— А охрана? Охрана всюду. И щиты — куда ни глянь, воздух колышется от щитов. Нет, на Каладане мы жили не так.
— Может, все еще станет на свои места.
Но Джессика продолжала не отрываясь смотреть в окно.
— Мне кажется, я чувствую запах смерти. Хайват уже давно сотнями засылал сюда своих агентов. Охрана снаружи — его люди. Носильщики — тоже его люди. Последнее время из казны без всяких объяснений исчезают огромные суммы. Это может значить только одно — нужно давать взятки кому-то высоко наверху, — она покачала головой. — Всюду, где бы ни прошел Суфир Хайват, за ним следуют смерть и обман.
— Вы несправедливы к нему.
— Несправедлива? Да я просто преклоняюсь перед ним! Смерть и обман сейчас наша единственная надежда. Я никогда не строила иллюзий о методах Хайвата.
— Вам следует... занять себя, — предложил Юх. — Тогда у вас не останется времени для подобных...
— Занять! Вы знаете, Веллингтон, на что уходит мое время? Я — секретарша герцога. И благодаря этим занятиям, я каждый день узнаю такое, что мне становится еще страшнее. Она сжала губы, потом тихо проговорила: — Иногда я думаю, насколько моя бен-джессеритская выучка повлияла на его выбор?
— Что вы имеете в виду? — горечь ее тона обезоружила его, он никогда не видел свою госпожу в таком состоянии.
— Не кажется ли вам, Веллингтон, что из соображений безопасности лучше иметь рядом с собой секретаршу, которая тебя любит?
— Это недостойная мысль, Джессика.
Упрек совершенно искренне сорвался с его губ. Не было никаких сомнений относительно чувств, которые герцог питал к своей наложнице. Только слепец не заметил бы, какими глазами он на нее смотрит.
Она вздохнула:
— Вы правы. Недостойная.
Она снова обхватила себя за плечи, почувствовала, как ай-клинок прижался к ее телу, и подумала о крови, которую он пролил и которую мог бы пролить.
— Очень много крови прольется в ближайшее время. Харконнены не успокоятся, пока не погубят герцога или не погибнут сами. Барон не может забыть, что в Лето течет императорская кровь, а Харконнен — всего лишь титул, купленный у АОПТ. А главное, что не дает ему спать по ночам, — то, что когда-то некий Атрейдсобвинил Харконнена в трусости во время Коринской битвы.
— Старая феодальная распря, — пробормотал доктор Юх. На мгновение его охватила злоба. Эта старая распря поймала его в свою паутину, убила Вану или, что еще хуже, оставила ее мучаться в руках Харконненов до тех пор, пока ее муж не выполнит их приказания. Старая феодальная распря поймала в свои сети его и всех этих людей. По злой иронии судьбы смертельный удар должен быть нанесен на Аракисе, единственном во Вселенной источнике пряностей, пряностей, продляющих людям жизнь, возвращающих здоровье.
— О чем вы думаете, доктор?
— Я думаю о том, что рыночная стоимость пряностей сегодня — шестьсот двадцать солярий за декаграмм. И о том, что можно купить за такие деньги.
— Неужели даже вас, Веллингтон, обуяла жадность?
— Вовсе не жадность.
— А что же?
— Отчаяние, — он пожал плечами. — Помните вкус пряностей, когда вы попробовали их в первый раз?
— Да. Похоже на корицу.
— И каждый раз что-то другое. Никогда не повторяется. Потому что они — это сама жизнь. Ведь каждый раз, когда вы с ней сталкиваетесь, она поворачивается к вам другим лицом. Некоторые считают, что в пряностях главное — запах. Уже один запах возбуждает организм, переводит его в состояние легкой эйфории. И их, так же как жизнь, подделать или синтезировать невозможно.
— Я иногда думаю, что для нас было бы гораздо разумнее уйти в изгнание, — сказала Джессика. — Просто исчезнуть за пределы Империи.
Юх понял, что она его не слушает. Он задумался над ее словами: В самом деле, почему она не заставила его так поступить? Она ведь может уговорить его на все что угодно.
Он быстро заговорил, чтобы поскорее сменить тему:
— Джессика, вы не сочтете дерзостью, если я... задам вам личный вопрос?
Она прислонилась к подоконнику, внезапно ощутив приступ острого беспокойства.
— Конечно, нет. Вы... мой друг.
— Почему вы не заставите герцога жениться на вас?
Она вспыхнула и высоко подняла голову.
— Заставить его жениться? Но...
— Ох, мне не следовало спрашивать!
— Отчего же, — она пожала плечами. — Прежде всего — политические соображения. Пока герцог остается холостым, существует надежда на союз с каким-либо из Великих Домов. Кроме того, — она вздохнула, — заставлять людей, подчинять их своей воле — это противно человеческой природе. В этом есть разрушительное начало. Если бы я его заставила, он... ну, как будто был бы не он.
— Моя Вана сказала бы то же самое, — заметил Юх, и это было правдой. Он прижал руку ко рту и судорожно сглотнул. Никогда он еще не был так близок к тому, чтобы проговориться.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав