|
Читайте также: |
— Ну? — требовательно спросил барон.
— Пришел ответ от нашего дорогого глупца, барон.
— Когда, интересно, Атрейдсы упускали случай сделать красивый жест! И что же он пишет?
— Он просто грубиян, барон. Называет вас «Харконнен» — ни «дражайший кузен», ни титула, ничего.
— Харконнен — славное имя, — в голосе барона послышалось нетерпение. — Что же пишет наш дорогой Лето?
— Он пишет: «Ваше предложение о встрече не принимается. Всем известно, что вы способны на любое предательство, в чем я сам неоднократно убеждался».
— Дальше, — потребовал барон.
— Дальше: «Слово „кровомщение“ еще не забыто в Империи». И подпись: «Лето, герцог Аракиса». — Питтер расхохотался. — Аракиса! Ох, не могу! Это уж чересчур.
— Успокойся, Питтер, — сказал барон, и смех оборвался, будто его выключили. — Значит, кровомщение? — переспросил он. — Попросту говоря, око за око. Герцог пользуется этим старым добрым словом, чтобы показать мне, сколь решительно он настроен.
— Вы предлагали мир, — Питтер усмехнулся. — Формальности соблюдены,
— Для ментата ты слишком много болтаешь, — оборвал его Харконнен, а про себя подумал: Скоро придется с ним разделаться. Он уже почти исчерпал свои возможности. Он посмотрел на своего ментата-убийцу, обратив внимание на особенность, которая сразу бросалась в глаза посторонним: глубоко посаженные глаза, синие на синем, совсем без белков.
Питтер осклабился, словно нацепил на себя маску паяца.
— Но, барон! Мир в самом деле не видывал мести более изощренной! Какой тонкий план: вынудить Лето поменять Каладан на Дюну и не оставить ему никакой лазейки, потому что это приказ Императора!
— Тебя сегодня несет, Питтер, — ледяным тоном произнес барон.
— Но ведь я счастлив, мой барон! Тогда как вы... вас просто мучает зависть.
— Питтер!
— Ага, барон! Вам завидно, что это не вы так все красиво придумали!
— Когда-нибудь я придушу тебя, Питтер.
— Несомненно, барон, несомненно. Но я думаю, это вы всегда успеете сделать.
— Чем ты объелся сегодня, Питтер, веритой или семутой?
— Барона удивляет, когда ему бесстрашно говорят правду, — лицо Питтера забавно нахмурилось. — Ах, ах! Но, барон, я ментат и все равно узнаю, когда вы подошлете ко мне палача. Вы будете держать меня, пока я полезен. Убрать меня раньше — значит проявить расточительность. Ведь я еще кое-что могу! А на этой милой планетке, Дюне, все мы научились экономить. Верно, барон?
Барон продолжал не отрываясь смотреть на Питтера.
Фейд-Рота заерзал в кресле. Два сварливых придурка, подумал он. Мой дядя не умеет спокойно разговаривать со своим ментатом — обязательно они сцепятся. Делать мне больше нечего, как слушать их препирательства.
— Фейд, — обратился к нему барон, — когда я позвал тебя сюда, я сказал, чтобы ты слушал и мотал на ус. Ты мотаешь на ус?
— Да, дядя, — он постарался, чтобы его голос звучал должным образом — почтительно-подобострастно.
— Иногда я просто не понимаю Питтера. Мне, например, больно делать такие вещи, а ему... Клянусь, он просто наслаждается. Лично я очень опечален судьбой нашего бедного Лето. Скоро доктор Юх нанесет свой предательский удар, и с родом Атрейдсов будет покончено... Конечно, Лето узнает, чья рука направляла доктора и... это будет ужасно.
— А почему бы вам не приказать доктору взять и без лишних разговоров всадить герцогу кинжал между ребер? — спросил Питтер. — Вы тут толкуете о жалости...
— Герцог должен знать, что это я решаю его судьбу. И остальные Великие Дома тоже. Это заставит их призадуматься. А я на время получу свободу действий. Увы, необходимость этого шага очевидна, хотя это вовсе не значит, что он мне нравится.
— Свободу действий, — ухмыльнулся Питтер. — Император и так не спускает с вас глаз. Вы действуете слишком отчаянно. Когда-нибудь Император пришлет легион-другой своих сардукаров к нам на Гиду Приму, и от барона Владимира Харконнена ничего не останется.
— А ты бы этому порадовался, да, Питтер? Ты с удовольствием бы смотрел, как полки сардукаров грабят мои города и громят этот замок? Честное слово, как бы порадовался!
— Зачем барон говорит такие слова? — прошептал Питтер.
— Ты хотел бы быть башаром и командовать ими, — продолжал барон. — Ты ведь любишь боль и страдания! Возможно, я поторопился, пообещав тебе кое-что на Аракисе.
Питтер встал и забавной подпрыгивающей походкой подошел к Фейд-Роте. Юноша беспокойно посмотрел на него. В комнате повисла напряженность.
— Не надо шутить с Питтером, барон, — сказал Питтер. — Вы пообещали мне леди Джессику. Вы мне ее обещали.
— Зачем она тебе, Питтер? Мучать?
Питтер молча смотрел на него.
Фейд-Рота отъехал со своим креслом-поплавком в сторону.
— Дядя, может, мне лучше уйти? Вы сказали...
— Ты слишком нетерпелив, мой милый Фейд-Рота, — занавески, за которыми стоял барон, колыхнулись. — Потерпи, Фейд, — он снова обратился к ментату: — А что с наследником герцога, Полем, дорогой Питтер?
— Когда ловушка захлопнется, он тоже будет в ваших руках, барон.
— Я совсем не об этом. Не угодно ли тебе припомнить, как ты предсказывал, будто эта ведьма из Бен-Джессерита родит герцогу дочку? Похоже, ты ошибся, ментат?
— Я не часто ошибаюсь, барон, — сказал Питтер, и в его голосе впервые послышался страх. — Согласитесь, я ошибаюсь не часто. Вы сами знаете, эти бен-джессеритки рожают в основном девочек. Даже у супруги Императора одни дочки.
— Дядя, — вмешался Фейд-Рота, — вы сказали, сегодня будет что-то важное для меня...
— Послушайте-ка моего племянника! — воскликнул барон. — Он, кому предстоит управлять Великим Домом Харконненов, не умеет управлять собой, — барон пошевелился, и по занавеске пробежала тень. — Ладно, Фейд-Рота Харконнен, я вам объясню. Я пригласил тебя сюда, чтобы ты немножко набрался ума. Наблюдал ли ты за нашим славным ментатом? Ты должен бы кое-что вынести из нашего сегодняшнего разговора.
— Но, дядя...
— Ведь наш Питтер один из лучших ментатов, ты согласен, Фейд?
— Да, но...
— А! Конечно же «но»! Но он ест слишком много пряностей, он лопает их, как семечки. Посмотри на его глаза! Он выглядит словно вчера с Аракиса. Прекрасный ментат, но — слишком эмоционален, склонен погорячиться. Очень хороший ментат, но — все-таки может ошибаться.
Питтер заговорил глухим голосом:
— Вы позвали меня сюда, чтобы публично унизить, барон?
— Унизить тебя? Тебе следовало бы знать меня получше. Я просто хотел продемонстрировать своему племяннику, что возможности ментата ограничены.
— Вы собираетесь дать мне отставку?
— Отставку, тебе? Ну, Питтер, где же я найду другого ментата, такого же ядовитого и хищного?
— Там же, где нашли меня, барон.
— Возможно, возможно», Больно уж ты стал неуравновешенным. И эти пряности, которые ты без конца пожираешь!
— Мои слабости вас разоряют, барон? Вы против них что-то имеете?
— Мой дорогой Питтер! Твои слабости лишь привязывают тебя ко мне. Как же я могу что-то иметь против них? Я просто хочу показать тебя своему племяннику со всех сторон.
— Значит, меня показывают? Может, мне сплясать? Может, мне продемонстрировать славному Фейд-Роте все, на что я способен?
— Именно. Скажут плясать, будешь плясать. А пока помолчи, — он перевел взгляд на племянника и отметил, что его полные, чуть оттопыренные губы — фамильная черта Харконненов — удивленно поджались. — Это называется ментат, Фейд Это существо тренируют и натаскивают на выполнение определенных задач. Однако нельзя пренебрегать тем, что ментат заключен в человеческое тело. Это очень существенная деталь. Иногда мне кажется, что наши предки, с их думающими машинами, были на правильном пути.
— По сравнению со мной все машины — детские игрушки, — фыркнул Питтер. — Даже вы, барон, думаете лучше этих машин.
— Возможно. Так, значит... — барон глубоко вздохнул и рыгнул. — Теперь, Питтер, ты расскажешь моему племяннику подробности нашей военной компании против Дома Атрейдсов. Покажи нам, на что способен ментат, если тебе так хочется.
— Я вас предупреждал, барон, что нельзя доверять эту информацию такому юнцу. Мои наблюдения за...
— С этим я сам разберусь. Ты получил приказ, ментат. Действуй, покажи нам одну из твоих многочисленных способностей.
— Пусть так, —ответил Питтер. Он выпрямился, выказав вдруг необыкновенное достоинство, что, впрочем, больше походило на очередную маску, под которой он желал скрыть истинные чувства. — Через несколько стандартных среднекосмических дней герцог Лето со всей своей свитой и имуществом погрузится на транспортный лайнер Гильдии и стартует в направлении Аракиса. Вероятнее всего, Гильдия доставит их в город Аракин, а не в принадлежавший нам Картаг. Ментат герцога, Суфир Хайват, придет к выводу, что Аракин легче защищать.
— Слушай внимательно, Фейд, — вмешался барон, — слушай и запоминай, как строятся планы внутри планов.
Фейд-Рота кивнул, а про себя подумал: Главное не в том. А в том, что старый хищник наконец посвятил меня в свои тайны. Пожалуй, он и в самом деле хочет сделать меня своим наследником.
— Существует несколько равновероятных возможностей, — продолжал Питтер. — Я исхожу из того, что Дом Атрейдсов собирается прибыть на Аракис. Однако мы не должны исключать и того, что герцог мог заключить контракт с Гильдией на доставку его в какое-нибудь безопасное место за пределы Системы. Некоторые Дома в подобных обстоятельствах предпочитают изгнание — берут с собой фамильное ядерное оружие, силовые щиты и бегут из Империи.
— Герцог слишком горд для этого, — сказал барон.
— Но вероятность существует, — ответил Питтер. — Однако конечный результат нас и в том и в другом случае устраивает.
— Ничего подобного, — взревел барон. — Я успокоюсь, только когда он умрет, а его род прервется.
— Скорее всего, так и будет. Когда Дом собирается уйти в изгнание, обычно делаются определенные приготовления. Герцог ничего подобного не делал.
— Ну, ладно, — вздохнул барон, — продолжай, Питтер.
— Прибыв в Аракин, герцог с семьей займет помещение резиденции, где до недавнего времени жили граф и леди Фенринг.
— Спекулянтский посол, — хмыкнул барон.
— Какой посол? — спросил Фейд-Рота.
— Ваш дядя шутит. Он назвал графа Фенринга спекулянтским послом, подчеркивая факт, что Император заинтересован в процветании спекулянтов и контрабандистов на Аракисе.
Фейд-Рота озадаченно посмотрел на дядю:
— Почему?
— Учись шевелить мозгами, Фейд, — пробурчал барон. — Как же может быть иначе, если Космическая Гильдия не подконтрольна Императору? Как нам внедрять наемников и шпионов?
Фейд-Рота выдохнул почти беззвучно:
— А-а-а...
— В резиденции приготовлено несколько сюрпризов для герцога, — продолжал Питтер. — Предполагается покушение на жизнь Атрейдса-наследника. Покушение должно быть успешным.
— Питтер, — снова встрепенулся барон, — ты полагаешь...
— Я полагаю, что не исключаются случайности. Но покушение должно состояться.
— Какая жалость, у мальчика, наверное, такая мягкая, круглая попка... — задумчиво сказал барон. — Но ничего не поделаешь. Для нас он гораздо опаснее своего отца: эта ведьма научила его всяким штукам. Проклятая баба! Хорошо, продолжай, Питтер.
— Хайват будет уверен, что мы внедрили к ним своего агента. Под подозрением, конечно, окажется доктор Юх, который и есть наш агент. Но Хайват наведет справки и узнает, что Юх — выпускник школы Сак, а значит, он прошел Императорскую проверку, то есть имеет право лечить самого Императора. Императорская проверка — это основа Империи. Нельзя снять с посвященного Императорскую клятву, его можно только убить. Однако, как кто-то мудрый заметил, с помощью правильно выбранной точки опоры можно перевернуть планету. Мы нашли точку и сумели повлиять на доктора.
— Как? — восхищенно выдохнул Фейд-Рота. Всем известно, что невозможно соблазнить человека, прошедшего Императорскую проверку!
— В другой раз, — сказал барон. — Излагай далее, Питтер.
— Чтобы отвлечь внимание Хайвата от Юха, мы внушим ему весьма необычные подозрения. Появятся некоторые факты, которые заставят Хайвата заподозрить ее.
— Ее? — переспросил Фейд-Рота.
— Леди Джессику, — пояснил барон.
— Не перебивайте меня, — Питтер нахмурился. — Пока Хайват будет занят леди Джессикой, мы отвлечем его внимание волнениями в нескольких пограничных городах, которые вскоре будут подавлены. У герцога возникнет убеждение, что он наконец в безопасности. И вот тогда мы даем сигнал Юху и вводим в действие наши основные силы... гм...
— Продолжай. Расскажи ему все, — приказал барон.
— Мы переходим в наступление, усилив наши войска легионами сардукаров, переодетых в харконненскую форму.
— Сардукаров? — поперхнулся Фейд-Рота. Ему стало нехорошо при мысли о грозной императорской гвардии, безжалостных убийцах, фанатично преданных Падишаху-Императору.
— Теперь ты видишь, как я доверяю тебе, Фейд, — сказал барон, — Ни полслова из этого не должно дойти до Великих Домов. Иначе вся Ассамблея объединится против Дома Императора и начнется полный хаос.
— Наконец, самое главное, — продолжил свой рассказ Питтер. — Дом Харконненов, сделав за Императора грязную работу, получает в качестве вознаграждения некоторые преимущества. Это опасные преимущества, но если ими правильно воспользоваться, они могут обеспечить Дому Харконненов большее состояние, чем у любого другого Дома в Империи.
— Ты даже не можешь себе представить, Фейд, о каких деньгах тут идет речь. Такое тебе и не снилось. Прежде всего, постоянное членство в совете директоров АОПТ.
Фейд-Рота кивнул. Деньги — это серьезно. Компания АОПТ — прямая дорога к неслыханному богатству. Благородный Дом, входящий в совет директоров, может черпать из сундуков компании столько, сколько захочет. А сами директора представляют собой реальную политическую власть в Империи. Они могут выбирать, на чью сторону им встать — Императора или Ассамблеи.
— Далее. Герцог Лето может попытаться сбежать к вольнаибам — на границе с пустыней есть несколько небольших поселений. Или захочет спрятать там свою семью. Но этот путь перекрыт одним из агентов Его Величества — императорским планетологом. Можете запомнить его имя — Каинз.
— Фейд обязательно запомнит, — сказал барон. — Давай дальше.
Питтер пожал плечами.
— Если все пойдет, как намечено, то в этом стандартном году Дом Харконненов получит протекторат над Аракисом. Ваш дядя делает на это большую ставку. Аракисом будет управлять его ставленник.
— То есть дополнительная прибыль, — сообразил Фейд-Рота.
— Именно, — подтвердил барон и подумал: И не только. Аракис уже почти наш. Мы его приручили, если не считать нескольких банд вольнаибов, которые прячутся в пустыне, и спекулянтов-контрабандистов, для которых Аракис стал как дом родной.
— Великие Дома узнают, что Атрейдсов погубил барон, — продолжал Питтер. — Они должны об этом узнать.
— И узнают, — барон хохотнул.
— Вся прелесть в том, что герцог Лето тоже об этом узнает. Он уже сейчас об этом догадывается. Чувствует, то ему приготовлена ловушка.
— Да, герцог Лето... — в голосе барона прозвучала печаль, — он, конечно, мог бы, но... какая жалость!
Барон отодвинул глобус Аракиса. Занавески качнулись, и из-за них показалась громоздкая туша. Черная мантия слегка топорщилась там, где к телу крепились небольшие поплавковые генераторы. Барон весил двести стандартных килограммов, а его тонкие ножки могли выдержать не больше пятидесяти.
— Я проголодался, — сказал он, вытер унизанной кольцами рукой оттопыренные губы и уставился заплывшими глазами на Фейд-Роту. — Распорядись об обеде, дорогой племянник. После таких разговоров следует хорошенько поесть.
Так говорила святая Аля-Нож: «Преподобная Мать должна умело сочетать уловки соблазнительной куртизанки с неприступным величием богини целомудрия и прибегать к этому до тех пор, пока позволяет очарование молодости. Потом, когда юность пройдет, а красота увянет, это умение будет служить ей неиссякаемым источником хитроумия и находчивости».
Принцесса Ирулан, «Муад-Диб в семейных воспоминаниях».
— Ну, Джессика, что ты на это скажешь? — спросила Преподобная Мать.
Разговор происходил в замке Каладан на закате дня испытания ее сына Поля. Женщины были одни наверху, в комнате Джессики. Поль дожидался в зале для медитаций, отделенном звуконепроницаемой перегородкой.
Джессика стояла лицом к окну. Она смотрела вниз, на реку и луга, тронутые тонкими красками вечера, но ничего не видела. Преподобная Мать спрашивала ее о чем-то, но она слушала и не слышала.
Она вспоминала другое испытание — из давнего, давнего прошлого. Молоденькая девушка с золотистыми волосами, которая каждой клеточкой своего тела радовалась жизни, вошла в кабинет Преподобной Матери Елены Моиам Гай, старшего проктора школы Бен-Джессерит на Валлахе IX. Джессика посмотрела на свою правую руку и слегка растопырила пальцы, вспоминая боль, страх и обиду.
— Бедный Поль, — прошептала она.
— Я, кажется, задала тебе вопрос, Джессика, — голос старухи звучал резко и требовательно.
— Что? Да... — Джессика стряхнула с себя воспоминания и повернулась к Преподобной Матери, которая сидела спиной к стене между двумя выходящими на запад окнами. — Что вы хотите от меня услышать?
— Что я хочу от тебя услышать? — передразнил ее старческий голос.
— Ну да, я родила сына! — Джессика вспыхнула. Она прекрасно понимала, что эту вспышку гнева в ней спровоцировали умышленно.
— А тебе было приказано рожать Атрейдсу только дочерей.
— Это так много значило для него! — взмолилась бедная женщина.
— Ты небось в своей гордыне думала, что можешь произвести на свет Квизац Хадерака!
Джессика подняла подбородок:
— Я это не исключала.
— Ты думала только о том, что твой герцог хочет сына, — перебила старуха. — А его желания нас не касаются. Дочь Атрейдсов должна была выйти замуж за наследника Харконненов и положить конец этой распре. Ты все безнадежно запутала. Сейчас мы рискуем потерять обе благородные ветви.
— Все еще поправимо, — храбро ответила Джессика, глядя прямо в глаза собеседнице.
Помолчав, старуха пробормотала:
— Что сделано, то сделано.
— Я поклялась никогда не жалеть о моем решении.
— Как благородно! — хмыкнула Преподобная Мать. — Никогда не сожалеть. Интересно, что ты запоешь, когда тебя объявят беглой преступницей и назначат награду за твою голову. Когда все и вся будут стремиться погубить тебя и твоего сына.
Джессика побледнела:
— Неужели ничего нельзя изменить?
— Изменить? Это говорит выпускница Бен-Джессерита?!
— Я просто спрашиваю. Ведь вы же умеете видеть будущее.
— Кроме будущего, я умею видеть и прошлое. Тебе прекрасно известны наши планы, Джессика. Человечество знает, что оно может погибнуть, если начнется генетический застой. Наследственность — это поток благородной крови, которая должна непрерывно перемешиваться. Здесь нельзя думать ни о чьих интересах. Империя, компания АОПТ, Великие Дома — все это лишь щепки, которые несет на себе этот поток.
— АОПТ, — прошептала Джессика. — Уверена, что они уже договорились, как они поделят богатства Аракиса между собой.
— Что такое АОПТ? Не более чем флюгер современной политики. У Императора и его сторонников сейчас пятьдесят девять и шестьдесят пять сотых процента голосов в совете директоров. Конечно, они чувствуют свою выгоду, так же как остальные чувствуют, что усиление позиции Императора еще больше изменит расклад голосов в его пользу. Тому, моя дорогая, есть множество примеров в истории.
— Это именно то, в чем я сейчас больше всего нуждаюсь, — вздохнула Джессика. — В лекции по древней истории.
— Ну-ну, дорогуша, не раскисай. Ты не хуже меня знаешь, в каком мире мы живем. Наша цивилизация напоминает треугольник: Императорский Дом, который постоянно борется за власть с объединенными Великими Домами Ассамблеи, а между ними вклинилась Гильдия со своей проклятой монополией на межзвездные перевозки. С точки зрения политики треугольник вовсе не жесткая фигура. Да еще все осложняется феодалыщиной, которая к тому же опирается на последние научные достижения.
— Щепки в потоке... — горько сказала Джессика. — Но одна из этих щепок — герцог Лето, другая — его сын, а третья...
— Пожалуйста, без истерик. Впутываясь в эту историю, ты прекрасно понимала, что придется ходить по острию ножа.
— «Я — бен-джессеритка. Я существую, только чтобы служить», — процитировала Джессика.
— Совершенно верно. Сейчас мы все должны думать только об одном — как предотвратить катастрофу и сохранить два наших главных рода.
Джессика прикрыла глаза, чувствуя, как они набухают слезами. Она поборола внутреннюю дрожь, дрожь внешнюю, неровность дыхания, перебивчивость пульса... И наконец сказала:
— Я готова заплатить за свою ошибку.
— И твой сын будет расплачиваться вместе с тобой,
— Я буду защищать его изо всех сил.
— Защищай! Если хочешь сделать его слабее. Защищай своего сына, Джессика, и он никогда не вырастет столь сильным, чтобы соответствовать собственному предназначению! Каким бы оно ни было.
Джессика снова отвернулась к окну, за которым сгущались сумерки.
— Он действительно такой страшный, этот Аракис?
— Скверное место, но бывают и хуже. Там, по крайней мере, побывала Миссия Безопасности и попыталась кое-что сгладить. — Преподобная Мать тяжело поднялась на ноги и расправила складки на платье. — Позови сюда мальчика. Мне скоро пора уезжать.
— Может, останетесь?
Старуха ласково посмотрела на нее.
— Джессика, милая моя девочка, как бы я хотела остаться здесь вместо тебя и взять на себя все твои страдания. Но что поделаешь! У каждого из нас свой путь.
— Я знаю.
— Ты мне так же дорога, как любая из моих собственных дочерей, но... долг есть долг.
— Я понимаю. Это... необходимо.
— То, что ты сделала и почему сделала, понятно нам обеим. Но из жалости к тебе я признаюсь, что у твоего сына очень мало шансов войти в общество Бен-Джессерита. Не стоит обольщаться.
Джессика сердито смахнула слезу.
— Вы снова заставили меня почувствовать себя маленькой девочкой у доски, — она с трудом выдавливала из себя слова. — Я помню мой первый урок, — и она процитировала: — «Ни при каких условиях животное начало не должно брать верх над человеческим». — Ее сотрясали беззвучные рыдания. — Я так одинока, — прошептала она.
— Что ж, это тоже одно из испытаний. Настоящий Человек всегда одинок. А теперь зови мальчика. Он, наверное, очень устал сегодня. Впрочем, у него было время все обдумать. Я хочу задать ему несколько вопросов о его снах.
Джессика кивнула, подошла к двери в зал медитации и открыла ее.
— Пожалуйста, Поль, заходи.
В дверях показался Поль. Из упрямства он шел медленно. На мать посмотрел как на чужую. Взглянул на Ее Преподобие, и в его глазах мелькнула настороженность. Поль кивнул ей, но на сей раз как равный равному. Тихонько стукнула дверь — это мать закрыла ее за ним.
— Ну, молодой человек, — сказала Преподобная Мать, — давайте вернемся к вашим снам.
— Что вам угодно?
— Ты каждую ночь видишь сны?
— Да, но не все запоминаю. Я могу вспомнить любой сон, но одни стоит помнить, а другие — нет.
— А как ты их отличаешь?
— Отличаю и все.
Старуха посмотрела на Джессику, потом снова на Поля.
— Что ты видел во сне прошлой ночью? Это стоило того, чтоб запомнить?
— Да, — Поль закрыл глаза. — Я видел пещеру... и воду... и девушку — такую хорошенькую, с большими глазами. Глаза у нее были совсем синие — без белков. Я говорил с ней и рассказывал ей про вас, про то, как встречался с Преподобной Матерью на Каладане, — он снова открыл глаза.
— А то, что ты рассказывал этой странной девушке про меня, случилось сегодня?
Поль немного подумал и ответил:
— Да. Я рассказывал ей, что вы приехали и сказали, что я очень странный.
— Очень странный... — пробормотала про себя старуха, бросила косой взгляд на Джессику и опять обратилась к Полю: — Скажи по правде, Поль, часто ли ты видел такое, что бы потом в точности исполнялось?
— Да. А эта девушка мне снилась и раньше.
— Ну? Ты ее знаешь?
— Нет, но узнаю.
— Расскажи-ка мне про нее. Поль снова закрыл глаза.
— Мы на небольшой ровной площадке, скрытой среди скал. Уже почти ночь, но еще жарко. Сквозь расщелину в скалах я вижу песок, песок... Мы ждем чего-то... я должен выйти навстречу каким-то людям. Я взволнован, она боится за меня, хотя старается не подавать виду. Она просит меня: «Расскажи мне про воду своей родины, Узул». — Поль открыл глаза. — Правда, странно? Моя родина — Каладан. Про планету Узул я вообще никогда не слышал.
— Но сон ведь на этом не кончился, — подсказала Джессика.
— Нет. А может, это меня она называла Узул? Я только сейчас сообразил, — он снова закрыл глаза. — Она просит меня рассказать про воду. Я беру ее за руку и говорю, что прочитаю ей стихотворение. И читаю, но некоторые слова мне приходится объяснять — пляж, прибой, чайки...
— Что за стихотворение? — поинтересовалась Преподобная Мать.
Поль открыл глаза.
— Одно из тех, что поет Джерни Халлек. Он говорит, что его нужно петь, когда тебе грустно.
Джессика начала декламировать за спиной Поля:
Я помню соленый дым от костра на пляже
И тени под соснами,
Чеканные плотные тени,
И чайки у берега —
Белые, над зеленой водой.
И ветер приходит под сосны
Раскачивать тени.
И чайки разбросили крылья,
Плывут,
Заполняя собою небо.
И я слышу, как ветер
Шуршит и шуршит по пляжу,
И бормочет прибой,
И огонь
Трещит и трещит на песке.
— Вот-вот, оно.
Старуха посмотрела на Поля и торжественно произнесла:
— Молодой человек! Я, как проктор школы Бен-Джессерит, занята поисками Квизац Хадерака — существа мужского пола, который может стать одним из нас. Твоя мать не исключает возможности, что им можешь быть ты, но она смотрит на тебя глазами матери. Я тоже не исключаю этой возможности, но не более того.
Она замолчала, и Поль понял, что она ждет от него ответных слов. Но он молчал.
Наконец она снова заговорила:
— Что же, как хочешь. Я вижу в тебе глубину, это я могу сказать наверняка.
— Мне можно идти? — спросил Поль.
— Ты разве не хочешь послушать Преподобную Мать? Она может рассказать тебе о Квизац Хадераке, — вмешалась Джессика.
— Она сказала, что все, кто пробовал, умерли.
— Но я могла бы намекнуть тебе, почему они умерли, — сказала Преподобная Мать.
Она говорит «намекнуть», подумал Поль. Она сама ничего точно не знает. Вслух он сказал:
— Ну, намекните.
— И убирайтесь отсюда? — старуха усмехнулась, и ее морщины обозначились еще резче. — Отлично. Слушай: «Это тот, кто подчиняет себе правила».
Он изумился. До чего же примитивно она это излагает! Она собирается объяснять ему, что такое второй смысл? Она что, думает, что мать его вообще ничему не учила?
— Это и есть намек? — спросил он.
— Давай не будем играть словами, малыш. Посмотри на иву у себя за окном: она подчиняется силе ветра, но при этом разрастается, разрастается, пока не появится много ив — стена, которая может противостоять ветру. Это и есть предназначение ивы.
Поль насторожился. Она сказала предназначение, и он почувствовал, как ее слова царапнули его. Он снова ощутил, что его вовлекают в какой-то ужасный замысел. Поль разозлился на старую ведьму, которая сидит тут и потчует его общими словами.
— Вы думаете, я могу оказаться этим Квизац Хадераком, — сказал он. — Вы все время говорите только обо мне, но еще ничего не сказали о том, как помочь моему отцу. Я слышал, как вы говорили с моей матерью. Так, будто отец уже мертв. А он пока жив!
— Если бы была хоть малейшая возможность спасти его, мы бы ею воспользовались. Мы попытаемся спасти тебя. Это практически исключено, но мы попытаемся. А твоего отца — нет. Когда ты научишься относиться к подобным вещам как к свершившемуся факту, ты усвоишь один из самых важных уроков Бен-Джессерита.
Поль посмотрел на мать и увидел, что она глубоко потрясена этими словами. Он уставился на старуху. Как она смеет говорить такое об отце?! Откуда в ней такая уверенность? Он просто кипел от негодования.
Преподобная Мать обратилась к Джессике:
— Ты учила его в духе нашей школы — я вижу это по многим признакам. Будь я на твоем месте, я бы тоже послала все правила к черту.
Джессика кивнула.
— Теперь я хочу тебя предостеречь. Сейчас не время придерживаться нашей обычной последовательности. Ради его собственной безопасности пусть учится, как следует обращаться с Голосом. Начало у него хорошее, но мы-то с тобой знаем, сколь многое ему еще нужно узнать и... это ужасно. — Она подошла к Полю и пристально посмотрела на него. — До свиданья, молодой... Человек, — она выделила последнее слово. — Я надеюсь, ты справишься. А если нет — что ж, будем продолжать свое дело.
Она снова посмотрела на Джессику. Казалось, между ними проскочила искра понимания. Потом старуха пошла прочь из комнаты, шурша длинной мантией. Она больше не оглядывалась. Ни комната, ни мать с сыном не занимали ее больше.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав