Строфы 26-27.

Ее время пришло и ребенок, прежде зачатый,
Вновь из утробы ее выходит в мир необъятный.
Вновь гордится он царским званием,
Обласканный небес благосклонным вниманием.

Ложе матери, что квадратным было,
Немного погодя сферическую форму получило;
И крышка, также кругла,
Светилась ярко, словно луна 238.

439 Вторая строфа подтверждает, что весь раствор превратился в Луну, и представляет собой не только трансформированную Луну, но и сосуд, содержащий вяжущую жидкость. "Ложе", которое поначалу было квадратным, теперь становится круглым, словно полная луна. "Cooperculum" (крышка) указывает на то, что речь идет, скорее, о сосуде, чем о кровати, и крышка эта сияет, как луна. Поскольку крышка несомненно является верхней частью сосуда, то она указывает на место, в котором восходит луна, то есть место, где сублимируется содержимое сосуда. Имеет место квадратура круга, излюбленный синоним мастерства. Все угловатое — несовершенно и должно быть заменено совершенным, которое в данном случае представлено кругом 239. Мать является одновременно и содержимым (материнская жидкость), и сосудом, которых часто отождествляют друг с другом; например, сосуд уравнивается с aqua permanens 240. Создание круглого и совершенного означает, что выбирающийся из матери сын обрел совершенство, то есть царь обрел вечную молодость и тело его стало не подверженным разложению. Поскольку квадрат представляет quaternio взаимно враждебных элементов, то круг указывает на их сведение в единое целое. Единица, рожденная Четверкой — это Quinta Essentia. Мне нет нужды здесь углубляться в психологию этого процесса, поскольку я уже это сделал в "Психология и алхимия".

Строфа 28.

Так ложе квадратное стало шаром круглейшим,
Чернейшая тьма — белизною белейшей.
С ложа рыжий мальчик соскочил
и весело скипетр царский схватил 241.

441 Сосуд, содержимое и сама мать, которая содержит в себе отца, стали сыном, который из "чернейшей тьмы" поднялся к чистой белизне Луны и посредством solificatio обрел красный оттенок (rubedo). В нем все противоположности слились в единое целое.

Строфа 29.

Тут Бог отворил врата Рая,
Словно Луне, его на царский трон поднимая.
А потом и к небу, труд свой завершая,
Славой, блеску Солнца равной, его венчая 242.

443 Здесь Рипли описывает обновление царя и рождение сына, как появление нового искупителя, что в устах средневекового церковника звучит довольно странно. Вознесение Луны ("uti Luna") на "царский трон" — это явный парафраз, с одной стороны, Успения Девы, а с другой — вступления в брак невесты, Церкви. Если Бог отворяет врата рая, это означает не что иное, как пришествие на землю Царства Божия. Такие атрибуты как солнце и луна говорят о filius regius, как о вновь родившемся Первичном Человеке, который есть космос. Ошибочно было бы недооценить значение этого восторженного стишка или объявить его бессмыслицей. От алхимиков нельзя отмахиваться как от умалишенных. Мне представляется более разумным изучить мотивы, руководствуясь которыми, не кто иной как церковник сформулировал божественное откровение вне рамок своего символа веры. Если бы lapis был только золотом, то алхимики были бы богами, а не людьми; если бы он был панацеей, то они обладали бы лекарством от всех болезней; если бы он был эликсиром, то они жили бы по тысяче лет и больше. Но все это не обязывало бы их делать религиозные заявления о lapis. Если же, тем не менее, они превозносили его, как второе пришествие Мессии, то мы должны предположить, что алхимики действительно имели в виду что-то в этом роде. Хотя они и рассматривали свое искусство, как харизму, дар Святого Духа или Sapientia Dei 243, оно все равно было человеческой работой, а таинственный filius, даже в том случае, когда решающим фактором было волшебство богов, все равно искусственно выводился в реторте.
444 Все вышесказанное наводит на предположение, что средневековая алхимия, которая появилась на свет из арабских изысканий примерно в тринадцатом веке, и наиболее красноречивым документом которой является Aurora Consurgens, была ни чем иным, как продолжением доктрины Святого Духа, которая в Церкви не получила особого развития 244. Параклет нисходит к конкретному индивиду, который, в результате, втягивается в процесс образования Троицы 245 И если дух воспроизводства и жизни поселяется в человеке, значит Бог может быть рожден в нем — мысль, которая звучит со времен Майстера Экхарта 246. Ангелус Силезий в своих стихах выражается по этому поводу совершенно недвусмысленно:

Если Божий Дух Святой соблазнил тебя,
То родишь ты от него Вечное Дитя.
Если, подобно Марии, чисто оно и непорочно,
Бог душу твою оплодотворит, это точно.

Бог беременной сделал меня, а дух его постоянно со мной,
Чтобы Бог смог родиться в моей душе и разбить то, что было мной.
Что толку от "Привет тебе, Мария" Гавриила,
Если те же слова не мне адресованы были? 247.

445 Здесь Ангелус говорит о религиозном и психологическом опыте того, что алхимики ощущали в и посредством материи, и что Рипли описывает в своей напыщенной аллегории. Природа этого ощущения оправдывает восхищенный язык некоторых строф Cantilena. Он говорит о чем-то большем, чем результат милости божьей, описанный в священных книгах: Бог сам, посредством Святого Духа, включается в работу человека, как в форме вдохновения, так и в форме прямого вмешательства в чудесную трансформацию. Принимая во внимание тот факт, что подобное чудо никогда не происходило в реторте, несмотря на периодические утверждения, что кому-то все-таки удалось изготовить золото, и что ни панацея, ни эликсир, не смогли в значительной степени продлить человеческую жизнь, и что гомункулус так никогда и не вылетел из печи — принимая во внимание этот абсолютно отрицательный результат, мы вынуждены задаться вопросом, на чем же тогда основывались энтузиазм и страстная увлеченность адептов.
446 Для того, чтобы ответить на этот трудный вопрос, необходимо помнить, что алхимики, ведомые своей страстью к исследованиям, находились на вполне перспективном пути, поскольку после столетий упорного труда алхимия дала плоды в виде химии и ее потрясающих открытий. Эмоциональная динамика алхимии в значительной степени объясняется предчувствием этих неслыханных возможностей. Какими бы бесполезными не были усилия алхимиков, их предприятия, несмотря на постоянные провалы, имели положительный психический эффект, что-то сродни удовлетворению или даже ощутимому увеличению мудрости. В противном случае было бы невозможно объяснить, почему алхимики не отказались с отвращением от своих почти неизменно тщетных проектов. Нельзя сказать, что им не пришлось пережить разочарования; и в самом деле, безрезультатность алхимии постепенно создавала ей все более плохую репутацию. Тем не менее осталось большое количество свидетельств, совершенно ясно говорящих о том, что безнадежные метания алхимиков, абсурдные с точки зрения химии, с точки зрения психологии выглядят совершенно по иному. Как я уже говорил в "Психология и алхимия", во время химических опытов имели место психические проекции, которые подняли на свет содержимое бессознательного, зачастую в форме ярких видений. Современный врач-психолог знает, что такие проекции могут иметь огромную терапевтическую ценность. Старые Мастера не случайно отождествляли свое nigredo с меланхолией и превозносили opus, как главное лекарство от "всех болезней души"; ибо они обнаружили (чего и следовало ожидать), что, хотя их кошельки опустели, их душа приобрела величие — в том случае, разумеется, если они сумели перенести поистине огромные психические перегрузки. Проекции алхимиков были не чем иным как материализовавшимся содержимым бессознательного, тем самым содержимым, которое современная психотерапия доводит до сознания с помощью метода активного воображения, прежде чем оно бессознательно превратится в проекции. Превращение этого содержимого в осознанное и придание формы тому, что формы не имеет, имеет специфический эффект в том случае, когда сознание не предлагает переполненному бессознательному никаких средств для самовыражения. В этих обстоятельствах бессознательное не имеет никакой альтернативы генерированию проекций и невротических симптомов. Сознание Средневековья не давало этим вещам адекватного выхода. Безграничный мир естественных наук пребывал в состоянии нераспустившегося бутона, и то же самое можно сказать о пытливом религиозном духе, который мы встречаем во многих алхимических трактатах, и который (у нас есть основания для такого предположения) был очень близок к эмпиризму научного исследования.
447 Наиболее красноречивым представителем этого духа, вероятно, был Майстер Экхарт с его идеей рождения сына в человеческих индивидах, ведущего к единению человека с Богом 248 Часть этого духа была реализована в протестантстве, другая его часть была интуитивно воспринята мистиками, последователями Бёме и особенно Ангелусом Силезием, который "сгорел на работе" в буквальном смысле этого слова. Он пошел даже дальше протестантов в развитии мышления, которому требовалась поддержка индийской и китайской философии, а это стало возможным только в конце девятнадцатого века. В своем веке Ангелус мог остаться только непризнанным, и эта трагедия стала его уделом. Третья часть этого духа обрела форму в эмпирических науках, которые развивались независимо от всех авторитетов, а четвертая использовала для своих нужд религиозные философии Востока, которые были пересажены западному мышлению в соответствии с мастерством и вкусом тех, кто это делал.
448 Ни один мыслящий человек не скажет, что нынешнее положение дел представляет собой терпимое конечное состояние. Напротив, все убеждены, что темп перемен и эволюции увеличился в неизмеримой степени. Все стало фрагментарным и разбросанным, и невозможно представить себе, каким образом "высший" синтез может произойти в любой из духовных организаций, ко-торые все еще сохранились, совершенно не подвергаясь изменениям. Одним из величайших препятствий на пути к такому синтезу является сектантство, которое всегда право и не проявляет никакой терпимости, которое, прикрываясь самыми благородными лозунгами, разжигает конфликты, чтобы самому занять место религии и клеймить любого, кто думает иначе, в лучшем случае как заблудшую овцу. Но имеют ли право какие-бы то ни было человеческие существа на тоталитарные притязания? Эти притязания, вне всякого сомнения, настолько нравственно опасны, что нам лучше оставить их Всемогущему Господу и не пытаться изображать из себя маленьких богов за счет своих собратьев.

Строфа 30.

Четыре Элемента, меча четыре, сверкающих и острых,
Господь ему вручил в центральной точке
Царства увенчанной короною Девицы,
Которой в Пятом Круге Тайны велено находиться 249.

450 Обновленному царю, наделенному теперь качествами космического Антропоса, Бог вручает четыре элемента, как четыре меча, с помощью которых он покорит весь мир. Этот образ напоминает нам манихейского "Первого Человека", который, вооруженный пятью элементами, спустился с небес, чтобы сражаться с тьмой 250. Представление элементов в форме кругов было широко распространено в средневековой алхимии 251. Дева "увенчана короной" (redimita) и в ней мы узнаем коронованную Девственницу, Царицу Небесную, которая вызывает в памяти старые картины anima media natura или anima mundi. Она — это обитающая в мире божественная жизнь, или пневма, которая двигалась над водами, бросая в них свое семя и таким образом оказалась удержанной в теле Творения. Anima mundi — это женская половина Меркурия 252.
451 В Cantilena Дева — это омолодившаяся Царица-Мать, которая теперь появляется в роли невесты. Она достигает искупления посредством долгих страданий матери, то есть посредством затраченных на opus усилий, которые сравнимы со Страстью 253.
452 Помещение Девы в пятый круг — это признак того, что квинтэссенция, отображающая дисгармонирующие элементы, как единство, эквивалентна эфиру, самой тонкой и самой нежной субстанции. Стало быть, она является частью мира духа и, в то же самое время, представляет материальный, подлунный мир. Ее положение соответствует, с одной стороны, положению Луны, а с другой, — положению Святой Девы.

Дата добавления: 2015-11-30