Существование

Когда мы ожидаем чего-нибудь, то говорим, когда оно появля­ется: «Теперь оно существует». Например, ребенок после родов.

То, что существует, занимает свое место рядом со всем осталь­ным, что также существует. Оно принадлежит к числу всех тех и всего того, что существует. Вместе со всем существующим оно на­чинает свое существование. Никто не может иметь больше сущес­твования, чем другие. В нашем существовании мы все равны.

Для человека существование равнозначно жизни. С началом жизни начинается и наше существование. Вместе с нашей жизнью оно и заканчивается. Наше существование имеет начало и конец.

Существовать означает для нас нечто большее, чем просто быть. Существование одного имеет отношение и к существованию других. Оно не только существует, но существует и для других. Но подобно тому, как наше существование существует для других, так и существование других существует для нас. Мы существуем друг для друга. Наше существование достигает своей полноты, когда многие другие существуют для нас, а мы существуем для многих других.

Но рассматривать существование только с этой точки зрения означало бы не воздавать должного его величию. Существование как таковое, даже без учета этих взаимосвязей, является Главным, Священным, Неповторимым и Единственным в своем роде. Нет ничего более величественного, требовательного и одновременно спокойного, чем когда мы говорим себе и другим: «Я существую».

РАЗЛИЧИЯ

Различия прекращаются, если мы рассматриваем то, что сущес­твует, только в качестве существующего. Оно существует. Все, что есть, существует. И в своем существовании оно равно всему друго­му, что также существует.

Тем не менее, все, что существует, существует иначе, ибо оно существует по-иному. И сами мы, в ходе нашего развития, на каж­дом его этапе существуем по-иному, и поэтому мы существуем порой в большей, а порой — в меньшей степени. Иногда мы даже вообще не существуем. Тогда мы говорим кому-то другому, или же кто-то другой говорит нам: «Ты же отсутствуешь». Поэтому мы можем проводить различие между тем, что позволяет нам сущес­твовать в большей, а что — в меньшей степени. Мы можем также задаться вопросом: «Что добавляет нечто к нашему существова­нию, а что отнимет нечто от нашего существования?».

Если мы будем мыслить только в понятиях, то в данном случае возникнет противоречие. Однако, исходя из собственного опыта, мы ощущаем различие между большим или меньшим присутстви­ем, между большим или меньшим весом.

Мы можем провести и еще одно различие. Что является сущес­твенным для нашего существования, что является для него менее существенным, а что — вообще несущественным? Существенное добавляет нечто к существованию. Менее существенное добавляет к нему совсем немного, а несущественное даже что-то отнимает от него. Ибо наше существование ограничено временем. Оно испол­няется во времени. Существенное учитывает ограниченность вре­мени и именно вследствие этого является существенным. Поэтому все существенное и является исполненным.

Наше существование является последним из того, что доступно нашему опытному восприятию. Ничто не выводит нас за пределы нашего существования. Все, что поддается существенному опыт­ному восприятию, познается и переживается нами в рамках наше­го существования. Поэтому сосредоточение на нашем существова­нии является глубочайшим из возможных видов сосредоточения, существенным сосредоточением. В нем прекращаются всякие различия. Например, различие между телом, душой и духом. В су­ществовании они лишь существуют и представляют собой единое целое, не имеющее никаких различий.

ПРАЗДНИК

Отмечать праздник означает, с одной стороны, помнить о чем-либо. Например, мы празднуем какую-либо годовщину и при этом вспоминаем какое-либо событие — например, чей-либо день рож­дения.

Но мы можем отмечать и кого-либо. В данном случае «отме­чать» означает: мы отмечаем кого-либо перед другими, то есть, поздравляем нас и других с достигнутым успехом. Так, мы, к при­меру, отмечаем победу, а также отмечаем день свадьбы. В этой связи отмечать означает одновременно и хвалить.

Когда мы торжественно отмечаем праздник, это связывает нас. Мы собираемся вместе, чтобы торжественно отметить что-либо. Поэтому мы приглашаем на праздник других, и нас самих так­же приглашают на праздник. Подобные торжества являются на­ивысшими точками и незабываемыми событиями в нашей жизни. Это — праздничные дни, приходу которых мы радуемся заранее и о которых мы охотно вспоминаем потом. Праздник продолжает­ся в нашей памяти, и вместе с ним продолжается испытанная по этому поводу радость, если праздник был радостным — например, когда мы рассматриваем фотографии, сделанные во время такого праздника.

Мы можем праздновать и наше существование, жизнь — такую, какой она является — и каждый новый день. Празднование этого торжества охватывает и сводит воедино все, что было, приглаша­ет на этот праздник других, связывает нас с ними и превращает жизнь для нас и для них в праздник.

ИСКУССТВО

Великое искусство охватывает нас, поднимает нас над собой, приводит нас в изумление, остается для нас непостижимым, хотя и затрагивает нас самым наиглубочайшим образом. Оно откры­вает перед нами скрытые дали, питает душу и дух, приводит нас в состояние благоговейной созерцательности и делает нас, в опре­деленной мере, безграничными. Его предпосылкой являются уме­ние, долгие упражнения и дисциплина, а также особые дарования. Но, в конечном счете, любой человек искусства, в какой бы облас­ти он ни творил, одержим и воодушевляем чем-то иным, ставящим его себе на службу. Не важно, творит ли он, к примеру, в области архитектуры или музыки или изобразительных искусств, или же в области художественного ремесла, или же в области поэзии, фило­софии или религиозного познания Духа — всегда человек искусст­ва знает, что он является арфой, на которой играет кто-то другой.

Поэтому мы лучше всего понимаем человека искусства и его искусство тогда, когда позволяем тому, что воодушевляет его, вместе с ним воо-душе-вить и нас, когда и мы внутренне открыва­емся по отношению к нему и, таким образом, даем тому же самому духу затронуть нас и привести нас в движение не только опосре­дованным образом — через человека искусства — но и — подобно ему — непосредственно.

Насколько беднее стали бы мы без искусства? Насколько менее человечными стали бы мы без него? Насколько менее открытыми для Большего, для Неисчерпаемого, в которое мы погружены, не­взирая на поставленные нам границы и в котором мы останемся, несмотря на нашу конечность? Искусство дает нам надежду даже после нашей смерти. Ибо, даже если высокие свидетельства ис­кусства преходящи, все равно останется то, что воодушевило ху­дожника на их создание.

«ОН ЖДЕТ, ЧТОБ ВЫСШЕЕ НАЧАЛО ЕГО ВСЕ ЧАЩЕ ПОБЕЖДАЛО, ЧТОБЫ РАСТИ ЕМУ В ОТВЕТ»'

" Рильке. Книга картин. Книга вторая. Часть вторая. Созерцание (в переводе

Б. Пастернака).

ЧЕЛОВЕК

Всякий человек такой же, как и я. Он чувствует, как я, он лю­бит, как я, нуждается в чем-то, как я, испытывает страх, как я. Он был ребенком, как я, имеет отца и мать, как я, испытывает к ним привязанность, как я, и должен добиваться всего в жизни, как я. Как я, он отдан во власть своего окружения, своего происхожде­ния, своих возможностей, своих границ, или пределов. Он должен, как я, бороться за собственное выживание — может быть, даже против меня. В этом отношении мы также равны друг другу.

Если мы встречаемся как отдельные индивидуумы и признаем это равенство, мы можем действовать совместно таким образом, чтобы взаимно помогать друг другу и давать друг другу то, что слу­жит нашей жизни.

Но мы встречаемся не только как отдельные индивидуумы, но почти всегда также как члены различных семейств, как представи­тели различных культур, различных религий, различных народов. Будучи включенными в них, мы, возможно, не доверяем друг дру­гу, чувствуем себя выше или ниже друг друга, и нам часто кажется, что от другого исходит угроза для нас. И тогда мы, в качестве отде­льных индивидуумов, испытываем страх вместе с нашей группой, вместе с нашей группой начинаем производить на других угрожа­ющее впечатление, теряемся в коллективе, становимся в глубине нашего сердца и в наших желаниях жестокими — становимся бес­человечными.

Когда речь идет о жизни и смерти, о выживании любой ценой, мы, возможно, можем остаться людьми, лишь становясь бесчело­вечными — как мы, так и другие. Это тоже присуще человеку. Ни один человек не может полностью избежать ситуаций, в которых он оказывается преступником или жертвой, а иногда — и тем, и другим.

Но именно благодаря тому, что мы соглашаемся и на это, мы становимся действительно людьми — без высокомерия — и будучи и здесь равными всем в смирении.

ОШИБКИ

Все ошибки, в целом, являются оправданными, ибо без оши­бок нет прогресса. Общество, в котором никто не делает ошибок, и безупречные отношения находятся накануне своего конца. В них больше не остается места для дальнейшего развития и роста. Все, что должно пробивать себе дорогу, все, что должно выдержи­вать испытания, учиться и упражняться, добивается успеха только путем ошибок. Тот, кто хочет не делать никаких ошибок, не мо­жет действовать. Тот, кто не признает за другими права на ошиб­ки, становится на пути их роста и повышения их мастерства. Тот, кто не позволяет другим делать ошибки и не закрывает порой гла­за на ошибки, совершаемые другими, не испытывает к ним любви. Почему? Потому что он сам перестал расти. Тот, кто стремится к совершенству и требует его от себя и от других, стремится, в ко­нечном счете, только к смерти.

Но другие также причиняют нам вред своими ошибками. Из-за их ошибок мы что-то теряем, их ошибки отрицательно сказы­ваются на нас и порой даже угрожают нашему здоровью и нашей жизни. Но то же самое происходит и с другими вследствие наших ошибок. И то, и другое — как их, так и наши ошибки, равно как и последствия этих ошибок — являются частью нашей и их судьбы.

Нередко мы совершаем ошибки, которые уже невозможно ис­править или компенсировать. Или же нам приходится платить за ошибки, совершенные другими в отношении нас — за ошибки, которые уже невозможно исправить. Но и это является частью прогресса Целого.

Тот, кто слишком поспешно прощает другим их ошибки или слишком поспешно закрывает на них глаза, также становится на пути всякого роста. В этом случае другой человек больше не может учиться на собственных ошибках, не может их исправлять и избе­гать их в будущем.

Это относится и к нашим ошибкам. Ибо только так мы можем действительно расти благодаря им.

ПРАВО

Мы хотим быть правыми и добиваться осуществления наших прав. Благодаря нашему праву мы отделяемся от других людей, противопоставляем себя им и пытаемся поставить их в определен­ные рамки. Право хочет утвердиться против других — и устанавли­вает пределы, границы или рамки.

Но, как правило, осуществления своих прав добивается, и тем самым оказывается прав, более сильный, поскольку право свя­зано с властью и могуществом. Более сильный может оттеснить более слабого, лишить того прав и подчинить его себе. Поэто­му к справедливости стремятся и требуют удовлетворения своих прав прежде всего те, над кем одержал верх кто-то, оказавшийся сильнее.

Но все те, кто оказались правы и добились признания своих прав. Сами подходят к границе, где их могущество ослабевает и их право оказывается временным и бессильным. Это проявляет­ся, прежде всего, там, где мы хотим оказаться правыми перед ли­цом судьбы, или перед лицом Бога, или перед лицом смерти. Если мы ожидаем, что судьба, или Бог, в конце концов, помогут нам добиться осуществления наших прав и поставят в определенные рамки тех, кто использовал против нас свою власть или свое мо­гущество, и сделает их такими же бессильными, какими мы ока­зались по отношению к ним, мы хотим — по крайней мере, в на­ших мечтах, желаниях и надеждах, при помощи судьбы или же при помощи Бога, добиться осуществления наших прав и, в конечном счете, восторжествовать над теми могущественными людьми, ко­торые восторжествовали над нами.

Понимание того, что все мы, в конечном счете, бессильны — прежде всего, перед лицом смерти — делает нас скромными и тер­пимыми. Кто может ожидать, чтобы те силы, которые, в конечном счете, определяют нашу судьбу, были озабочены нашими правами, и чтобы мы вообще имели для них какое-либо значение? Сущест­вуют ли эти силы вообще в том смысле, что они могут знать и ока­зывать упорядочивающее воздействие, подобно человеку? Может быть, могущественный фатум, или рок, слеп? Кто может это знать, кто может и вправе надеяться на что-либо подобное?

Последний вывод, который должна сделать мудрость, заклю­чается в том, чтобы признать свое бессилие, оставить всякую на­дежду добиться когда-нибудь справедливости, и приспособиться к жизни в мире, в котором всякое стремление добиться справедливости и осуществления своих прав, в конечном счете, заставляет нас лишь осознать поставленные нам пределы.

Станем ли мы от этого слабее? Там, где исчезают поставленные нам пределы, открывается нечто иное, перед которым мы пребы­ваем в молитвенном созерцании, бессильные, сосредоточенные, собранные и именно благодаря этому открытые и готовые к воз­можному.

Дата добавления: 2015-11-30