Нас унижает наш успех.

НЕОБЫЧАЙНОСТЬ, НЕБЫВАЛОСТЬ

ЗОВЕТ БОРЦОВ СОВСЕМ НЕ ТЕХ»'

Рильке. Созерцание. (В переводе Б. Пастернака).

КОНФЛИКТ

Всякий конфликт есть приближение, интенсивное приближе­ние. Ибо при этом нам приходится обратить наш взор на другого человека и противостоять ему.

Существуют конфликты, при которых мы не обращаем наши взоры друг на друга, например, если мы составили себе представ­ление о другом человеке, или образ другого человека, и смотрим не на другого, а на этот образ.

Порой конфликт лишь переносится на более слабого, которо­му приходится расплачиваться за кого-то более сильного, которо­го мы боимся. Например, конфликт с партнера порой переносится на ребенка, или же конфликт с отцом или матерью переносится на мужа или на жену. В этом случае конфликт может быть разрешен, только если мы обратим наш взор на тех, с кем мы действительно в конфликте, если мы будем смотреть на них до тех пор, пока не увидим их. Это значит, что мы должны смотреть на них так, чтобы видеть их в качестве отдельных людей, а не играющих роль, и не в качестве членов группы. Часто одного единственного слова бы­вает достаточно для разрешения конфликт таким образом, чтобы удалось настоящее сближение — с любовью. Таким словом может быть, к примеру: «Спасибо» или «Пожалуйста».

Некоторые люди находятся в конфликте даже с Богом или с церковью и растрачивают себя в этом конфликте. Такие конфлик­ты возможны лишь в случае, если мы хотим от этого визави чего-то определенного и потом разочаровываемся, если не получаем ожидаемого. Это связь, которая ведет к этим конфликтам. К таким и к сходным конфликтам, например, с родителями, могли бы раз­решаться без конфликтов, если бы мы отказались от наших ожи­даний и освободились бы от связи. Внезапно исчезает и гнев, и мы оказываемся свободными.

Что касается ожидания чего-то от Бога, то оно, чаще всего, но­сит характер инфантилизма. Подобные ожидания были перенесе­ны с родителей на Бога. Перед лицом Того, чья сущность остается для нас недоступной, наши детские ожидания уходят в пустоту.

ПРОСТОЕ

Простое, или однократное, отличается от двукратного или многократного. В простом, или однократном, уничтожаются про­тивоположности. Простое стоит над противоположностями, оно находится по ту сторону противоположностей, и является поэтому великим, последним, существенным.

Простое является целью противоположностей. В нем они при­ходят в состояние покоя и примиряются.

Простое является также долговечным, тем неизменным, что находится за всеми противоположностями. Оно является также тем таинственным, темным, что уничтожает противоположности.

Самое простым, вообще-то, является Не. В Не не остается ни­чего, что могло бы быть названо. Любая попытка что-либо понять или зафиксировать в нем, сразу же рухнула бы сама собой. Не — это то, что более всего недоступно нам. Погрузиться в это Не и раствориться в нем является целью глубочайшего, самого страст­ного желания.

Однако это страстное желание не движется. Оно ждет, выжи­дает, бдительно, в сосредоточенной готовности, с широко откры­тыми глазами, смотрящими в открытое, которое никогда не по­казывается. Это страстное желание есть благоговейное раздумье перед Не.

СТРАХ

Страх парализует. В первую очередь он парализует чувства, за­тем мышление, затем действия. Он делает нас маленькими. В на­шем обществе, в котором люди часто испытывают страх, хотя не существует видимой опасности для тела и души, подобное воз­действие вызывает, прежде всего, страх совести. Это означает: мы боимся, что из-за нашего поведения, или даже одной мысли или выражения лишиться благосклонности других людей — прежде всего, если они пользуются определенным влиянием или утверж­дают, что якобы пользуются им. Благодаря этому эти другие пре­вращаются для нас в фигуры родителей, а мы перед их лицом ста­новимся детьми.

Даже в обществах, в которых свобода мысли и право на свободу мнений защищены конституцией, существует ощутимое давление, дискриминирующее определенные мнения и тех, кто их высказы­вает. Но не потому, что эти высказывания оказались ложными или же противоречат наблюдениям и опыту, а наоборот, потому что они обнаруживают действительность, которая может поколебать желаемое, выдаваемое за действительное, или же претензию на власть. Но, прежде всего, если они разоблачают всю фальшь про­возглашаемого якобы возвышенного идеала.

Поэтому высказывания делаются особенно опасными для того, кто их сделал, в случае, если они угрожают религиозной вере или же квазирелигиозной вере, занявшей место религиозной веры. Они угрожают утверждениям, сторонники которых привержены им с пылом, аналогичным религиозному пылу, и которым они, перед лицом других и перед лицом самих себя, хотят помочь до­биться господствующего положения, хотя они самым очевидным образом противоречат действительности.

Это сопротивление очевидному и попытки взять под подоз­рение и подавить другие наблюдения, по-прежнему имеют место внутри церквей. Просто тех, кто наблюдает и думает иначе, боль­ше не именуют еретиками, как прежде, а подозревают их в при­надлежности к какой-либо секте или же в намерении такую секту основать. Для борьбы с ними в церквях в настоящее время сущес­твуют уполномоченные по сектам, подобно тому, как прежде для еретиков была предусмотрена инквизиция. За этим, разумеется, стоит та же самая претензия на единоличное представительство всех верующих, перед лицом которого все, что не желает ему под­чиняться, дозволено и следует рассматривать как сектантское, то есть, как отколовшееся от единственно верного учения.

Провозглашаемые за пределами церквей, в качестве общече­ловеческих, квазирелигиозные представления о ценностях и соот­ветствующие им модели поведения в настоящее время именуются политически корректными. Тот, кто отклоняется от них, должен опасаться быть исключенным из политического сообщества, по­добно тому, как еретиков прежде отлучали от церкви. Политичес­ки корректные взгляды и мораль в значительной степени заняли место, прежде занимавшееся церквями. С их помощью обосно­вывается существование сообщества верующих, которое, подобно церквям в прошлом, хочет добиться власти над совестью. Поэтому его высокопоставленные представители и их последователи ведут себя подобно хранителям некоего божественного откровения и считают себя вправе вести борьбу против всех «уклонистов». Это делается, как и прежде, при помощи таких средств, как подозре­ния и угроза отлучения.

Что же, в результате этих порядков, происходит в душах? Страх божий, который, в сущности, являлся боязнью и благоговением перед проявляющейся действительностью и перед последствиями, если мы не хотим отдавать себе в них отчет, уступает место страху перед людьми.

ВИНА

Вина всегда связана с отношениями. Ее первое следствие за­ключается в том, что она разделяет. Но лишь определенным об­разом. Ибо, с другой стороны, она также соединяет — правда, на расстоянии. Поскольку вина разделяет, она также освобождает, как того, кто провинился, так и того, перед кем мы провинились. Правда, и в этом случае тоже определенным образом.

Когда речь идет о вине в отношении жизни другого человека, вина вынуждает нас стать похожим на него или таким же, как он. Ибо разделение, вызванное этой виной, не может сохраняться долго. Когда мы становимся такими же, как другой человек, на­пример, соглашаясь, вследствие этой вины, на аналогичную судь­бу, этот другой открывается для нас. Он вновь позволяет нам при­близиться к себе и даже войти в его сердце. Мы оба одновременно соглашаемся с последствиями этой вины, он — в качестве жертвы, я — в качестве виновника, или преступника. Мы смотрим на нашу общую судьбу, отдаемся на волю этой судьбы, растворяемся в этой судьбе и остаемся в ней как связанными, так и разделенными.

Это имеет силу и в отношении вины, имевшей не столь далеко идущие последствия. Она разделяет и освобождает для собствен­ного. Однако, если собственное исполняется в качестве неизбеж­ной собственной судьбы и в согласии с ней, чего бы она не тре­бовала от меня и от других, мы становимся в чем-то, значительно превосходящем нас обоих, как одним целым, так и свободными друг от друга.

Многие полагают, что они провинились и перед Богом. Но тот, кто чувствует себя виновным перед Богом, теряет отношение к другому, перед которым он провинился. В этом случае Бог ста­вится между ним и другими. Вина и ее последствия отодвигаются вдаль, вместо того, чтобы встать с ними лицом к лицу.

Но как кто-то может провиниться перед Богом, не стащив его с небес, из его недоступного света, в свои собственные низменнос­ти? Вместо того, чтобы воздавать Ему честь, Он обесчещивает его.

Поскольку вина, в конечном счете, оказывает на всех, на кого она ложится, независимо от того, действуют они или страдают, очищающее и помогающее им достичь полноты воздействие, она, по силе и по творческому могуществу, превосходит свою противо­положность и, тем самым, становится ближе и в то же время не­сказанно далекой от Божественного — что бы нам не представля­лось скрытым за этим словом.

Дата добавления: 2015-11-30