Неужели это конец моим бедам? Канифолий Дождесвет собственной персоной спас мне жизнь, о, друзья мои, и теперь ведет в свое подземное жилище, чтобы угостить завтраком. Могло ли (учитывая обстоятельства) приключиться со мной что-то лучшее? Если и был на свете кто-то, способный вызволить меня из лабиринта, то только величайший из всех охотников за книгами.
Но сперва нам предстоял долгий безмолвный переход. Канифолий Дождесвет, судя по всему, не отличался словоохотливостью. Он тяжело топал впереди и в лучшем случае говорил: «Здесь переступи!» или «Осторожно, пропасть!» или «Втяни голову!»
Вскоре мы вышли в ту область катакомб, где не было даже медузосветов, один только серый камень, освещенный танцующим пламенем факела Дождесвета. Долгое время я не видел ничего, кроме спины молчаливого охотника, который, шагал передо мной по узким гранитным туннелям и поднимался по природным ступеням, как жутковатый камердинер в плохом романе ужасов. Чем больше сдвигались стены, тем тяжелее становилось у меня на душе: все эти камни слишком назойливо напоминали о том, что до поверхности так много километров.
Однажды нам заступило дорогу существо с черной шкурой и красным лицом, более всего похожее на обезображенную обезьяну. Оно показало нам дружелюбный оскал и побаловало не менее впечатляющим визгом. Не выпуская из руки факела-, Дождесвет быстро с ним разобрался: достал из-за пояса серебряный топор, и уже через несколько секунд все было кончено. Проходя по тому месту, где состоялась схватка, я увидел, как по стенам стекает зеленая жидкость.
– Кровь не трогай, – предостерег Дождесвет. -Ядовитая.
Наконец помещения стали расти в высь и в ширь. Мы шагали через высокие залы, в которых гулко отдавались шорохи наших шагов и капающей воды. По стенам ползали светящиеся лавовыечервяки, со временем их стало так много, что мой немногословный провожатый погасил и убрал факел. Здесь уже ничто не напоминало о книжной культуре катакомб, это были пещеры, которых (уж не знаю по каким причинам) не касалась рука ни одного живого существа.
Еще через несколько минут мы вошли в черный грот с колоннами из сросшихся сталактитов и сталагмитов. Дождесвет и теперь шел молча, целеустремленно направляясь к каменному лесу, а возле него вдруг остановился. Достав факел, он поднял его повыше и всмотрелся в черноту, будто различил в ней какой-то звук. Затаив дыхание, я тоже прислушался. Там поджидает опасность? Но не успел я задать какой-либо вопрос, как Дождесвет достал из-под панциря большой железный ключ. Ключ он вставил в отверстие в одном из уходивших в темноту сталагмитов. Секунду спустя я услышал щелчок и звон цепей. Сверху из темноты к нам опустился чудовищных размеров белый череп. Он висел на толстых цепях и был так велик, что в нем легко уместился бы дом Фисто-мефеля Смайка. Это был череп великана, вероятно циклопа, поскольку глазница у него была только одна. С гулким стуком он приземлился на землю, и бряцанье цепей стихло.
– Что это? – недоуменно спросил я.
– Моя берлога в катакомбах, – отозвался Дождесвет. – Я его нашел, следовательно, он мой. Уходя, я подвешиваю его повыше, так как там уйма ценных вещей. Подожди тут! Я зажгу свет.
Дождесвет протиснулся в глазницу. Мне вспомнилось, что в своей книге он ни разу не упомянул о том, где отдыхает во время своих долгих вылазок в катакомбы. Неудивительно! Разумеется, каждый охотник держит свое убежище в тайне. Через несколько мгновений в черепе затеплился огонек свечи.
– Входи! – крикнул охотник за книгами.
Боязливо я забрался через необычный вход в жилище Дождес-вета. Охотник как раз втыкал факел в глиняный горшок, заполненный питательной жидкостью, чтобы покормить медузосвета. Внутренность черепа была обустроена как жилая комната и мастерская разом. Тут имелись грубый деревянный стол, стул, ложе из шкур, две полки со стеклянными сосудами и книгами. По стенам висело всевозможное оружие и части доспехов, а между ними.штуковины, которые при рассеянном свете я не смог разглядеть точнее – равно как и содержимое стеклянных сосудов. Должен признаться, убежище Канифолия Дождесвета я представлял себе более изысканным. Кое-какие книги тут все-таки были. Разумеется, исключительно ценные, подумал я про себя. Алмаз, некогда служивший сердцем сфинхххху, поблескивал на столе.
– Тут внизу водятся великаны? – спросил я.
– Очень может быть, – ответил, садясь на стул, охотник. – Живьем я еще ни одного не видел, но если есть гигантские пещеры, гигантские черви и гигантские сфинххххи, почему бы не быть гигантским великанам?
Я тоже с удовольствием присел бы, но больше было не на что. – Вот теперь можно и сказать, – буркнул охотник за книгами. – Меня зовутне Канифолий Дождесвет.
– Что? – ошарашенно переспросил я.
– Я подумал, ты скорее пойдешь со мной, если я назовусь Канифолием Дождесветом. Все любят Канифолия Дождесвета. А меня никто. Мое настоящее имя Хоггно Палач.
Хоггно Палач? Это имя мне совсем не понравилось. Неужели я угодил в ловушку очередного охотника? Сердце у меня билось так, что грозило выпрыгнуть из груди, но я постарался не выдать своего смятения. Хоггно тем временем зажег вторую свечу на столе, и теперь я смог разглядеть почти все мелочи. Учитывая их серебряные и золотые накладки, книги на полках были колоссальной ценности – это было ясно даже такому профану, как я. Среди них я обнаружил и «Катакомбы Книгорода» Дождесвета.
Предметы, висевшие по стенам между оружием, оказались скальпами. В корзине лежали аккуратно отскобленные до бела кости и черепа. Рядом хранились медицинские пилы и скальпели. Одни стеклянные сосуды на полке были заполнены свернувшейся кровью и залитыми формалином органами, другие – живыми червями и личинками. Я видел сердца и мозги, законсервированные в разноцветных жидкостях. Отрезанные руки! Мне вспомнилась встреча с охотником на черном рынке. «Реликвии из Драконгора пользуются в Книгороде большим спросом», – сказал тогда он. Меня передернуло. Я попал в логово профессионального убийцы, возможно, даже маньяка.- Это псевдоним, – продолжал Хоггно. – А тебя как зовут?
– Хильде… гунст… Мифорез, – с трудом выдавил я. Язык у меня практически прилип к небу, во рту совсем пересохло.
– Тоже псевдоним?
– Нет, это мое настоящее имя.
– А звучит как псевдоним, – упорствовал охотник.
Я остерегся ему противоречить. Повисла неприятная пауза.
– Хочешь, немного побеседуем? – спросил вдруг Хоггно так громко, что я вздрогнул.
– Что?
– Поболтаем, – предложил охотник. – Можем же мы немного поговорить. Я уже год ни с кем не разговаривал. – Его голос. упал до шепота. Наверное, он и правда утратил сноровку по части общения.
– А… – протянул я. – Конечно!
Я был готов ко всему, что помогло бы снять напряжение.
– Хорошо. Э… Какое у тебя любимое оружие? – спросил Хоггно.
– Что?
– Твое любимое оружие. М-да… похоже, язык у меня несколько заржавел. Может, сам хочешь задавать вопросы?
– Нет, нет, – поспешно ответил я. – У тебя прекрасно получается. Мое любимое оружие… э… топор. – Разумеется, я солгал. Я вообще оружия не жалую.
– Ага. А ты ко мне случаем не подлизываешься? – подозрительно спросил он.
На это я предпочел вообще не отвечать: сейчас нужно тщатель-, но взвешивать каждое слово.
– Извини, – сказал Хоггно. – Это было невежливо. Ты же просто пытаешься сделать мне приятное. Я год как… но про это я уже поминал.
Снова мучительная пауза.
– Ээээ… – издал Хоггно.
Я подался вперед.
– Ээээ…
– Да?
– Теперь я забыл, о чем хотел спросить.
– Может, ты хочешь что-нибудь про меня узнать? Профессию, откуда я родом и так далее.
Мне хотелось направить разговор в другое русло и как бы невзначай ввернуть, что я писатель. Это должно настроить его на дружеский лад. В конце концов он же живет за счет таких, как я.
– Хорошо. Какая у тебя профессия? – спросил Хоггно.
– Я писатель! – гордо козырнул я. – Из Драконгора! Моим крестным в литературе был Данцелот Слоготокарь.
– Живые писатели меня не интересуют, – фыркнул охотник. – На их книгах не заработаешь. Хороший писатель – мертвый писатель.
– Я еще ничего не опубликовал, – сник я.
– Тогда ты стоишь еще меньше. Да и вообще что ты тут делаешь, писатель без книг?
– Меня сюда затащили.
– Самая дурацкая отговорка, какую я слышал с тех пор, как оттяпал ноги Гульденбарту Мастеровому. Когда я застукал его на моей территории, он заявил, дескать у него компас сломался. Но хотя бы не соврал. Компас у него правда отказал.
Хоггно указал на компас с разбитым стеклом среди прочих трофеев у себя на поясе.
– Ты убил Гульденбарта Мастерового?
– Этого я не говорил. Я сказал, что оттяпал ему ноги. – Хоггно махнул на два сосуда, в каждом из которых плавало по ступне.
– Я не лгу, – сказал я. – Меня затащили в катакомбы. – Тут я углядел в углу кувшин с водой. – А нельзя мне немного попить? – Нет. Воды и так мало. Кто тебя затащил?
– Некто Смайк.
– Фистомефель Смайк?
– Ты его знаешь?
– Нуда. Каждый охотник за книгами знает Смайка. Хороший клиент. Все любят Смайка.
Я натянуто улыбнулся и, чтобы сменить тему, спросил:
– Ты прочел книгу Канифолия Дождесвета?
– Ну да. Каждый охотник ее читал. Во всяком случае, те, кто умеет. Я его не люблю, но у него есть чему поучиться. – Он ткнулпальцем в алмаз на столе. – Что внутри сфинхххха сидит алмаз, до такого еще надо додуматься.
– А что охотники имеют против Дождесвета? – спросил я для поддержания разговора.
Хоггно притворился, что не слышит.
– Что ты, собственно говоря, кто такой? Ящер? – спросил он.
– Э… дракон, – ответил я и почти кожей почувствовал оценивающий взгляд из-под маски Хоггно.
– Ну и? Каковы драконы на вкус? – То есть? – испугался я.
– Каковы вы, драконы, на вкус?
– Откуда мне знать? Я же не каннибал.
– А вот я каннибал.
– Что?
– Я всеядный, – объяснил Хоггно. – И уже целую вечность не пробовал свежатины. Только консервы и червей. – Он пренебрежительно кивнул на бутыли со свернувшейся кровью, внутренностями и копошащимися личинками. – И медузосветов. В последнее время я столько треклятых медузосветов сожрал, что сам могу в темноте светиться!
Я прикинул мои шансы на побег: не велики.
– В последнее время я тоже ел мало, – отозвался я. Может, мне удастся пробудить в нем сочувствие?
– По тебе не скажешь. Ты довольно упитанный.
– Ты не можешь меня съесть! Меня отравили. В моей кровеносной системе уйма яда.
– Тогда почему ты не мертв?
– Я… я… наверное, потому что яд только одурманивает.
– Это хорошо. И наркотиков тоже я давно не употреблял. – В голосе его не было ни тени иронии. Он имел в виду в точности то, что говорил.
У меня понемногу иссякали аргументы.
– У меня есть ценная рукопись, – сказал я. – Если отведешь меня наверх, я отдам ее тебе.
– Глупости, я просто возьму ее после того, как тебя съем, – отозвался Хоггно. – Так проще.
Больше мне ничего не шло в голову.- Хватит болтать, – сказал Хоггно. – Теперь я вспомнил, почему никогда этого не любил. Вечно тебе голову морочат.
Встав, он снял со стены топор и провел большим пальцем в латной перчатке по острию, раздался тонкий писк затачивания.
– Будет быстро и небольно, – пообещал он. – Ну, насчет небольно не уверен, но быстро – это я гарантирую. Я же не психопат, как Ронг-Конг Кома. Я убиваю, чтобы выжить, а не ради удовольствия. Я полностью тебя переработаю. Мясо и органы съем. Лапы законсервирую и сбагрю какому-нибудь дураку-туристу. Голову засушу и продам в антикварную лавку ужасок. Снимай одежду, чтобы ее не кровавить!
Меня прошиб пот. Как же мне выиграть время? Схватку я в любом случае проиграю: он при оружии и в броне, к тому же опытный боец.
– Можно мне хотя бы глоток воды перед тем, как ты меня убьешь? – взмолился я.
Хоггно задумался.
– Нет, – сказал он, наконец. – Поскольку ты сейчас умрешь, это было бы пустой растратой.
Внезапно пронесся ветер, от которого заколыхались язычки свечей и затанцевали по стенам тени. Обернувшись ко входу, Хоггно недоуменно хрюкнул.
– Это… – начал он и, поднимая топор, замолк на середине фразы.
Свечи вдруг погасли, стало совершенно темно, если не считать крохотных алых точек на месте догорающих фитилей. В темноте я услышал шелест, точно штормовой ветер перелистнул страницы большой книги. Потом лихорадочное пыхтение. Изрытая проклятия, Хоггно запустил куда-то топором. Пригнувшись, я опустился на корточки. Треск. Шорох, точно что-то разорвалось. Снова шелест бумаги. А потом тишина.
Некоторое время, дрожа от ужаса, с дико бьющимся сердцем, я сидел неподвижно. Наконец решился ощупью найти стол, нашарил спички и трясущимися руками зажег свечу. Со страхом огляделся.
Хоггно Палач лежал на полу – в двух частях. Его голова была отделена и вместе со шлемом поставлена возле туловища. В левойруке у него было зажато несколько клочков пропитанной кровью бумаги. Мне не хватило хладнокровия снять шлем и посмотреть, из какого народа происходил Хоггно. Задыхаясь от ужаса, я рухнул на стул.
Довольно долго я сухо рыгал, но наконец все же несколько успокоился. И, словно бы очнувшись от транса, схватил кувшин и выпил его до дна. Сняв с гвоздя в стене нож с отверстием в рукояти, я сунул его в карман плаща и взял из глиняного горшка факел. А после покинул это малоприятное место.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав