Благодарности 1 страница

Александра Поттер

Мечтай осторожнее

Александра Поттер

Мечтай осторожнее

Посвящается Саару, который доказал мне, что мечты сбываются

В жизни есть только две настоящие трагедии: одна – когда не получаешь того, чего хочешь, другая – когда получаешь.

Оскар Уайльд

Глава 1

Чего ты хочешь больше всего?

Мира на Земле?

Победы над СПИДом?

Попку, как у Анджелины Джоли?

Морщась от боли – ремешки новых босоножек натерли на пальцах гигантские медузоподобные пузыри, – я жму на кнопку светофора и жду, когда загорится зеленый. Моя мысль проста: каждый о чем‑то мечтает, не важно о чем, но непременно мечтает, ведь правда? Все мы – мечтатели. Разворачивая овсяную коврижку (сегодня это мой завтрак), разглядываю свои несчастные ноги. В том, что касается желаний, я не исключение. Но пока кто‑то борется за мир, спасает человечество или сверкает обалденной задницей в мини‑бикини, я стою здесь, тупо уставившись на мозоли, и мечтаю… знаете о чем?

Ай!

Один из пузырей лопается, и между пальцами становится мокро.

О тапочках, вот о чем!

Уже почти середина июля, и Британию душит жара. Для истосковавшегося по солнцу населения страны это просто дар свыше: можно устраивать пикники в парке, принимать солнечные ванны во дворе или просто кайфовать на лавочке, с мороженым. Для нас же, лондонцев, сущий ад. Город исходит потом, как гимнаст на тренировке. Душные офисы, вонючие выхлопные газы и поезда метро без кондиционеров превращают жизнь в кошмар. Отношения обостряются. Носы облезают.

А тут еще новые босоножки грозят свести меня в могилу. Мысленно проклиная все на свете, нашариваю в сумочке мятый обрывок туалетной бумаги и опускаюсь на корточки.

Шикарно смотришься, говорю я себе, пальцем вытирая с верхней губы капли тонального крема и одновременно запихивая бумажку под ремешок. К чему, спрашивается, каждый месяц покупать модные журналы, если ты и без их помощи способна создавать собственный неповторимый стиль?

Кто‑то толкает меня в спину: зеленый‑то уже горит. Встаю и хромаю через дорогу. Вокруг бурлит людской поток: сограждане треплются по мобильникам, прихлебывают кофе на ходу, торопятся, мельтешат, налетают друг на друга. Чей‑то портфель с размаху врезается мне в ногу. Я сдавленно вскрикиваю. Не впервые ловлю себя на том, что мечтаю жить у моря. У моря, а не в этом загазованном зоопарке, который называю домом вот уже шесть лет.

Откровенно говоря, иногда мне кажется, что я всю жизнь только и делаю, что мечтаю. Причем не о каких‑то грандиозных, невероятных вещах. Не о том, например, чтобы новый фильм с Брэдом Питтом взялись снимать аккурат возле моего дома и – о чудо! – меня, Хизер Хэмилтон, пригласили на главную женскую роль. Нет, речь не о таких мечтах. Не о тех желаниях, которые загадывают, зажмурив глаза, ради которых кидают монетки в фонтаны, высматривают в небе падающие звезды и остервенело полируют волшебные лампы. Я говорю о самых обычных, приземленных и, если уж начистоту, скучных желаниях. Они посещают меня раз по десять на дню, порой я их даже осознать не успеваю. Для меня мечты никак не связаны с волшебством – это часть повседневной жизни.

Например, сейчас, ковыляя по Мэрилебон‑роуд, я думаю: вот было бы классно, если бы я не съела ту коврижку!

Пальцы нащупывают в кармане упаковку. Ладно, купила я чертову коврижку в магазине здоровой пищи, и лежала она на одной полке с курагой и коричневым рисом. Но кого я пытаюсь обмануть? Я ж отлично понимаю, что к здоровью эта «еда» не имеет никакого отношения (если не считать здорового размера). Прищурившись, вчитываюсь в список ингредиентов. Мама дорогая. Да здесь только предупреждения Минздрава не хватает! Догадайтесь, сколько калорий в овсяной коврижке?

Скомкав обертку, поспешно заталкиваю ее в сумочку, как всегда набитую барахлом, которое мне почему‑то не лень всюду таскать с собой. Протекающие ручки, отбившийся от своих «тампакс», блеск для губ – крышечка отлетела, и теперь он весь в соринках… Ну и само собой, штук пять талончиков от электронных весов в аптеке «Бутс».

Кстати, еще об одной мечте. Вчера в обед я заскочила в «Бутс» – хотела просто купить тампоны, но не удержалась и встала на весы, всей душой желая увидеть на дисплее чуть больше пятидесяти кило… а не под шестьдесят, как на самом деле оказалось.

Впрочем, готова поспорить, моя одежда весила килограммов пять.

Втянув живот, ускоряю шаг. Вообще‑то сейчас, когда я задумалась о желаниях, стало ясно: я загадываю их столько, что все едва ли упомнишь. Только за последние сутки, к примеру, вышел бы длиннющий список.

вот бы вчера вечером я осталась дома, а не отправилась в караоке‑бар с моей лучшей подругой Джесс

вот бы кто‑нибудь удержал меня от перехода на текилу

вот бы земля разверзлась и поглотила меня в тот момент, когда я заблеяла «Влюбленную женщину» Барбры Стрейзанд. (В тональности си‑бемоль минор. И зажмурившись от избытка чувств.)

вот бы, завалившись домой в два часа ночи, я не отправила эсэмэску своему бывшему, гаду такому

Позорище. И ладно еще просто отправить сообщение. Но написать такое…

вот бы кто‑нибудь дал мне по рукам, когда я решила выдавить тот прыщик

Но я это сделала, а мерзкий прыщ позвал пару дружков – очевидно, для моральной поддержки.

вот бы кто‑нибудь предупредил меня, что на тридцатый день рождения я не получу в подарок престижную высокооплачиваемую работу (а разве мне не положено?!)

вот бы мужчины тоже мучились от ПМС

вот бы в метро для меня всегда находилось свободное местечко, а в кофейнях обслуживали без очереди, а возле дома можно было спокойно припарковаться…

Есть такая шутка: женщины не умеют парковаться, потому что мужчины внушили им, будто семнадцать сантиметров – это во‑от столечко. На прошлой неделе я рассказала ее мужику из сорок второго дома – после того как попыталась втиснуться сразу за ним и конечно же поцеловала его новый «бумер». Неудивительно, что шутку он не оценил.

вот бы выиграть в лотерею

Кто‑то скажет, что это уж чересчур – если учесть, что я никогда в жизни не покупала лотерейных билетов. Но тем‑то мечты и хороши: им не обязательно быть реалистичными.

вот бы понятие «не твой день» исчезло навсегда

вот бы вчера, когда инструктор по йоге помогал мне сделать стойку на руках, мне удалось сдержаться и не «газануть»

вот бы я выпивала пресловутые восемь стаканов воды ежедневно

Целых восемь стаканов! Тоска зеленая. У нее и вкуса‑то нет.

вот бы встретить мужчину – приверженца моногамии плюс любителя стирки и сексуальных прелюдий

И долой тех, кто разводит грязь, изменяет на каждом шагу и крутит женщине левый сосок, будто это ручка настройки радиоприемника. Не ловите меня на слове, считайте, что Дэниэл, мой бывший, ни при чем.

вот бы мне никогда больше не пришлось имитировать оргазм

(Я же говорила, что реализм и мечты вовсе не обязательно связаны!)

вот бы кремы от морщин оправдывали свое название

вот бы в мороженом с шоколадной крошкой не было калорий, ни единой

вот бы мне хватило ума послать куда подальше продавщицу с ее уверениями, будто автозагар подарит моей коже дивный оттенок а‑ля «только что из Сан‑Тропе» (главное – не забыть сначала использовать скраб)

Бросаю взгляд на свои ноги в ярко‑оранжевую полоску. Сходство с шезлонгом – единственное, что приближает меня к Сан‑Тропе.

вот бы папа в свое время не женился на отъявленной стерве

Отъявленная стерва, которая в миру зовется Розмари, – живое доказательство того, что злые мачехи – не выдумка сказочников.

вот бы я не выпросила у своего брата Эда плеер, отправляясь кататься на роликах

Или хотя бы не выпендривалась, пытаясь проехаться спиной вперед. Потому что в результате со всего размаху хлопнулась на задницу. Уточняю: прямо на плеер. Можете представить, во что он превратился.

вот бы мою «Визу» не заблокировали, что обнаружилось на кассе в «Сейнсбериз»

Это само по себе довольно унизительно, но еще позорнее, когда появляется менеджер с кислой миной, отводит вас в каморку где‑то во чреве магазина, звонит в банк и, щелкнув ножницами, режет вашу блестящую пластиковую подружку пополам – «по требованию банка».

вот бы я сообразила, что ассистент в магазине упражняет свое чувство юмора, называя «Унесенных» [1] с Мадонной классикой киноискусства

Пронзительный свист вырывает меня из раздумий – и что же я вижу? Бригада дорожных рабочих пялится на мою грудь. Моментально рождается очередное желание.

вот бы, собираясь утром на работу, я надела лифчик

Втянув голову в плечи, я пытаюсь шагать свободно и непринужденно. Хизер, не обращай на них внимания. Не поднимай глаз. Иди себе и делай вид, что никого не замечаешь. Подумаешь, сексуально озабоченные работяги! Тоже мне проблема.

– Эй, сиськи покажи!

вот бы у всех дорожных рабочих враз укоротились члены!

С горящими щеками проскакиваю мимо, притворяясь, что смотрю на часы, – лишь бы ни с кем не встречаться взглядом. При этом замечаю, сколько времени. О черт!

вот бы мне удалось не опоздать в ЗАГС, где на десять назначена встреча с Брайаном

Но сейчас уже двадцать минут одиннадцатого. И он меня убьет.

У входа в ЗАГС, явно нервничая, топчется не лишенный привлекательности седовласый мужчина в идеально скроенном темно‑сером фланелевом костюме и отполированных до блеска туфлях. На вид ему немного за пятьдесят, в действительности – на десять лет больше. Он смотрит на часы, вертит головой по сторонам, вздыхает и опускает взгляд на свою бутоньерку. Розовая гвоздичка вянет на жаре, и он суетливо ее поправляет.

Это Брайан. Из‑за толпы на улице он не видит, как я бегу к нему, зато я его уже разглядела. Он снова косится на часы, затем достает из нагрудного кармана сотовый и набирает номер, неуверенно тыкая в кнопки, как делают люди, не умеющие печатать. Прижимает телефон к уху.

До цели остается всего метров сто, когда я слышу знакомую мелодию. Лихорадочно шарю в сумке, нащупываю свою «Нокию» – и в этот момент музыка обрывается. Черт.

Вытаскиваю телефон вместе со спутанным проводом гарнитуры и вглядываюсь в экран. Один пропущенный звонок. Торопливо вызываю голосовую почту. «У вас одно новое сообщение».

Ожидая воспроизведения, изо всех сил машу Брайану, но он отвернулся прикурить сигарету, и мне видна только его сгорбленная спина.

Это Брайан. Я возле ЗАГСа и уже нервничаю. Буду краток – где тебя черти носят?!

Ой…

Судя по его раздраженному шипению, я крупно вляпалась. Звоню ему, он тут же отвечает:

– Хизер?

– Здесь! – Подобравшись вплотную, я хлопаю его по плечу.

М‑да, я всего лишь прибегла к юмору, чтобы разрядить ситуацию, а едва не устроила человеку инфаркт на ровном месте. Брайан разворачивается, схватившись за сердце.

– Ты опоздала! – гневно орет он в мобильник. Сообразив, что к чему, чертыхается, захлопывает телефон и сует в карман.

– Знаю, прости, пожалуйста! Будильник не сработал, метро почти стоит, а еще эти дурацкие новые босоножки…

– Ладно. По крайней мере, явилась, – перебивает он меня, растирает подошвой сигарету и застегивает пиджак. Резкие движения, взъерошенные волосы и пронзительный взгляд делают его похожим на птицу. – Давай поторапливаться.

– А где все? – Я едва поспеваю за ним по ступенькам.

– Внутри. Только нас и ждут. – Он придерживает для меня входную дверь. – Я там бог знает сколько проторчал. Когда все сроки вышли, отправился тебя искать.

– Ну извини, извини! – Цепляюсь за его локоть. Я заметно выше Брайана, особенно в новых туфлях.

В прохладном полумраке фойе я сразу притормаживаю, чтобы изучить свое отражение в зеркале с позолоченной оправой. Я похожа на большинство рыжих: бледная кожа, россыпь веснушек, копна непослушных кудрей и мучительные воспоминания детства. В памяти до сих пор всплывают «морковка», «рыжая‑бесстыжая» и нецензурные кричалки. Достаточно, чтобы до конца своих дней проваляться на кушетке психоаналитика. Не дождетесь – я каждые полтора месяца сажусь в парикмахерское кресло и с помощью мелирования превращаюсь в рыжеватую блондинку. Волосы обычно распрямляю, но в такую жару они неизбежно встают дыбом. Торопливо приглаживаю их… и замечаю в зеркале Брайана – он стоит у меня за спиной, вперившись взглядом в пол.

– Что у тебя с ногами?

– Стерла в погоне за модой! – Наклонившись, пытаюсь поглубже запихнуть туалетную бумагу, торчащую между пальцами.

В другой раз Брайан усмехнулся бы, выдал ответную шутку или поинтересовался подробностями очередного вояжа по магазинам. Он тщательно отслеживает все модные веяния – что, как вы понимаете, для мужчин его возраста нехарактерно, – постоянно таскает у меня «Вог» (под предлогом изучения новых тенденций в фотографии) и крайне щепетилен в отношении внешнего вида. Брайан истый аккуратист – из тех, кто тщательно утюжит даже нижнее белье. Но сейчас он только пренебрежительно фыркает и вопрошает сквозь зубы:

– Может, пойдем наконец? – Желваки так и ходят, серые глаза сверкают. Он невероятно хорош для пожилого мужчины – даже в таком дурном настроении.

– Да‑да… в смысле, да, конечно, – лепечу я, чувствуя себя ребенком, которого отчитали за баловство.

Эхо в мраморном фойе множит наши шаги, что окончательно лишает меня присутствия духа. Брайан тянется к ручке массивной двери из красного дерева, бормоча, что следующая пара прибудет через считаные минуты и если мы не поторопимся, то все испортим.

– Погоди… – Я достаю из сумочки упаковку бумажных платков и разрываю целлофан. – Я же знаю, как ты любишь пустить слезу на свадьбе.

Он стоит как истукан, брови сошлись на переносице.

Я помахиваю белым квадратиком, словно флажком.

Это его добивает. Брайан сдается, морщинки на лбу разглаживаются, лицо светлеет.

– Извини. Понимаешь, я уж было подумал, что ты не придешь. – Выдернув из моих пальцев платочек, он ловко прячет мой дар примирения в рукаве.

– Сдрейфил, что брошу тебя у алтаря? – шепчу я. На его лице появляется легкая ухмылка.

– М‑м, что‑то в этом роде.

Мы улыбаемся друг другу. Он поправляет галстук, приглаживает волосы – маскируя залысины – и приосанивается.

– Готова?

Я одергиваю юбку и заправляю за ухо выбившуюся прядь.

– Готова! – Хотя в действительности я сплошной комок нервов.

С серьезным видом мы смотрим прямо перед собой. Я собираюсь с духом.

– Поехали. – Брайан делает глубокий вдох и вторично протягивает руку к двери. – Шоу начинается!

Глава 2

Переступив порог, мы окунаемся в море шляп всех цветов, фасонов и размеров. Страусовые перья и шелковые вуальки колышутся в потоке воздуха от вентиляторов. Зал набит под завязку. Гости сидят, прижавшись друг к другу поролоновыми плечами, нервно ерзают в духоте и обмениваются последними сплетнями. Двое пацанят, явно скучая, теребят ярлычки – ценники, что ли? – на огромных букетах, установленных по обе стороны от входа, словно охранники‑вышибалы. Где‑то плачет ребенок.

Мы с Брайаном входим через заднюю дверь, никем не замеченные – кроме распорядителя у кафедры. При виде нас он расплывается в улыбке облегчения и по проходу бежит к нам. Точнее, я бы сказала, семенит. Пестрая рубашка и открытые сандалии не оставляют сомнений, что он поклоняется тому же божку, что и Грэм Нортон[2].

– Ну неужели! – громко шипит он. – Еще немного – и народ взбунтовался бы! – Пощипывая эспаньолку и театрально закатив глаза, распорядитель кивает в сторону гостей.

– Без паники, кавалерия прибыла. – Брайан достает из кармана маленькую черную коробочку и, держа ее в вытянутой руке, поворачивается в разные стороны.

– Это еще что? – Распорядитель озадачен.

– Экспонометр. – Я шагаю к составленным в углу футлярам, открываю черный чехол, достаю штатив и принимаюсь его раскладывать. – Нужно определить экспозицию и прочее.

Распорядитель кивает:

– Ясно…

– Как официальный свадебный фотограф, я должен гарантировать, что счастливые молодожены получат именно те снимки, о которых мечтали всю жизнь. – Брайан достает из кофра фотоаппарат, объектив. – Потому как воспоминания тускнеют…

В этом месте традиционно подключаюсь я.

– … но фотография будет жить вечно! – задорно скандируем мы хором.

– Таков девиз компании «Вместе навсегда»! – с нескрываемой гордостью добавляет Брайан, передавая мне крышечку от линзы и нацеливая объектив на распорядителя. – Сам сочинил.

– Правда? – Похоже, тот не слишком впечатлен. – А мне казалось, это расхожая фраза…

Неожиданный щелчок затвора застает распорядителя врасплох.

– Ой, мамочки!

Ослепленный вспышкой, служитель Гименея моргает, по‑рыбьи приоткрыв рот. Звук привлекает к нам всеобщее внимание, и публика в креслах взволнованно и выжидающе поворачивается.

Все глаза обращены в нашу сторону, гомон стихает. Конечно, я понимаю, что смотрят не на нас – мы всего лишь фотографы. Взгляды гостей устремлены за наши спины, на двери, которые как раз в этот момент распахиваются. В ту же секунду кто‑то включает магнитофон, звучит саксофон, и Уитни Хьюстон принимается завывать: «Я вечно буду тебя любить». Распорядитель спешит по проходу к кафедре, и мы с Брайаном занимаем свои места. Все готово.

Затаив дыхание, жду. Сейчас торжественно вплывет невеста – и я увижу платье. Мой любимый момент. Что скрывать, большинство из нас хотя бы раз в жизни предавались мечтам о свадебном наряде. Когда мне было лет шесть, я обожала «понарошку» выходить замуж за Барни, своего плюшевого медвежонка. Наряжалась я при этом в белую ночнушку до полу и старую фату. Однажды при полном параде плюхнулась в лужу в нашем саду, но мама заверила меня, что я все равно красавица, потому что все невесты – красавицы. Только устроившись на эту работу, я поняла, что мама, мягко говоря, привирала.

Разумеется, я видела немало эффектных невест в роскошных платьях. Но видела и чудовищные пирожные‑безе с воланами, при взгляде на которые так и тянет в ужасе зажмуриться. Видела фамильные сокровища, которым лучше бы оставаться на дне прабабкиного сундука. Видела корсеты, затянутые до такой степени, что телеса новобрачной выплескивались наружу, придавая всей конструкции форму рожка с мороженым. Я уж молчу про куцые тюлевые лоскуты вместо фаты, уродливые диадемы со стекляшками и расшитые блестками шлейфы десятиметровой длины. Тринни и Сюзанне[3]работы – непочатый край. Впрочем, кто это говорит? Женщина, у которой между пальцами ног клочья туалетной бумаги?

Мама невесты громко всхлипывает. Престарелые родственницы взволнованно кудахчут. У одного из мальчишек, что играли с ценником, вырывается смешок, и папаша тут же награждает отпрыска подзатыльником.

А я, раскрыв рот, издаю едва слышное «Ах!».

И причиной тому вовсе не мои мозоли.

В ослепительно‑розовом наряде (держу пари – с плеча танцовщицы фламенко) пред наши очи является невеста… годящаяся мне в матери. Нет, постойте‑ка, вношу поправку: в бабушки.

– Великолепно, дорогая! Выглядите роскошно! – с придыханием восклицает Брайан, без устали щелкая затвором.

Что тут скажешь? Профессионал.

– Платье сногсшибательное… можно чуточку влево?.. просто сногсшибательное… А теперь улыбочку…

Передавая очередную кассету, я поглядываю на него с восхищением. Брайан так давно этим занимается, что его глубоко и безнадежно поразил вирус свадебной горячки. Не важно, масштабная церемония или скромная, традиционная или с выкрутасами, – он неизменно в восторге. Когда‑то Брайан сам был женат – на некой манекенщице по имени Фиби. Они поженились, когда ему было немного за двадцать, и расстались друзьями через пару лет (не знаю, до или после того, как он открыто признал свою ориентацию). С тех пор его личная жизнь – череда интрижек, причем всегда неудачных.

Однако от романтизма это его не излечило, скорее наоборот. При виде шелковой ленточки, трепещущей на капоте «роллс‑ройса», глаза у него затуманиваются, первые же аккорды «Свадебного марша» заставляют промокать глаза рукавом, а когда молодожены произносят брачные обеты, он стреляет у матери невесты бумажные платочки и трубно сморкается. Человек напрочь теряет контроль над собой. Чуть только доходит до слов «пока смерть не разлучит нас», Брайан сломя голову бросается наружу глотнуть свежего воздуха.

А кто остается лежать на амбразуре? Ваша покорная слуга. Официально я всего лишь ассистентка, но большинство фотографий, как правило, приходится делать именно мне. Согласно неписаным правилам, существующим в обществе, женщины обязаны пускать слезу при виде младенцев, щеночков, плюшевых мишек и – piece‑de‑resistance [4]– свадебных церемоний, но так уж сложилось, что меня эти мероприятия не особенно трогают. Не то чтобы я была противницей браков. Меня очень даже привлекает перспектива влюбиться до умопомрачения и жить вместе долго и счастливо. А кто бы отказался? Но с некоторых пор я начала задаваться вопросом: а реально ли это самое «долго и счастливо»? По‑моему, реальнее иные варианты: «счастливы сейчас, а что дальше – плевать» или «счастливы, пока не осточертели друг другу». Или же, как в случае со мной и моим бывшим, «счастливы, пока он не начнет трахать девицу из отдела маркетинга». Не подумайте, что во мне говорит обида. Я всего лишь констатирую факт.

От размышлений меня отвлекает громкое шмыганье. Брайан уткнулся в платок, глаза у него красные и опухшие, и он из последних сил старается держать в фокусе новобрачных – те как раз произносят обеты. Похлопав шефа по спине, сую свеженький платочек и осторожно отбираю фотоаппарат. Ловлю в видоискатель счастливую парочку и навожу на резкость.

– Присцилла Кляйн, я хочу, чтобы ты знала: пусть я был женат восемь раз, наш с тобой союз я заключаю навечно.

– Дэвид Уолстенхьюм, обещаю любить и почитать тебя, несмотря на то что тебе придется вернуться за решетку…

У меня немедленно рождается новое желание:

вот бы выйти замуж в чем угодно, только не в розовом наряде для фламенко. И не за уголовника

Видите, я совершенно неисправима.

Щелк. Вспышка.

Молодые (так сказать) поженились, и мы с Брайаном пакуем аппаратуру. Он предлагает подбросить меня до метро, но из‑за дорожных работ Мэрилебон‑роуд превратилась в одну гигантскую пробку, и мы незамедлительно увязаем.

Задрав босые ноги на приборную панель, я опускаю стекло. Брайан водит фургончик с названием фирмы «Вместе навсегда», выписанным на боку романтическими завитушками. Изначально Брайан хотел заказать надпись на фоне конфетти, но это работа долгая и трудоемкая, а художник брал почасовую оплату. Пришлось удовлетвориться серебряной подковкой и парой колокольчиков.

Вообще‑то Брайан не всегда занимался свадебной фотографией. Когда‑то он был удачливым папарацци, объездил весь мир, посещал громкие премьеры, подлавливал знаменитостей с открытым ртом и соскользнувшими бретельками. Все изменила смерть принцессы Дианы. Брайан – убежденный монархист. У него есть на видео свадьбы всех членов королевской фамилии, чай он пьет из любимой кружки, выпущенной к Серебряной годовщине[5], а когда списали королевскую яхту «Британия», он натурально рыдал. Гибель Дианы глубоко его потрясла. Будучи одним из клана папарацци, он решил, что часть вины лежит и на нем, а потому резко все бросил, зачехлил объективы, убрал в чулан лестницу‑стремянку и основал «Вместе навсегда».

Тогда‑то и нарисовалась я.

Я только что окончила курс фотографии в колледже и откликнулась на его объявление о поиске ассистента. Не то чтобы я представляла свою будущую работу именно так – в ту пору я с ног до головы рядилась в черное и снимала преимущественно обшарпанные стены сплошь в граффити, – но решила, что для начала сойдет. Наберусь опыта, выплачу кредит за обучение, обзаведусь портфолио и уйду в свободное плавание. Прошло шесть лет, и я все еще здесь.

Шесть лет! Вы только вдумайтесь. Нет, конечно, время от времени я рассылаю резюме, но в моем положении главное – обрасти знакомствами, завести связи и дождаться своего звездного часа. Мой пока не наступил. Но я убеждаю себя, что он непременно придет. И тогда я стану новой Анни Лейбовиц[6], мои выставки будут проходить в самых модных галереях Сохо, мои снимки будут украшать обложки журналов и первые полосы газет…

Э‑э… прием! Земля вызывает Хизер Хэмилтон! Прием!

– И как тебе свадьба? – спрашивает Брайан.

В пиджаке, обсыпанном конфетти, он листает «Ивнинг стэндард», разложив газету на руле и затягиваясь сигаретой.

– М‑м‑м… любопытное зрелище, – уклончиво отзываюсь я. Смахивает на ситуацию, когда ты вдвоем с кем‑нибудь выходишь из кинотеатра и не знаешь, понравился ли спутнику фильм. – А ты что думаешь?

– Хм… оригинально, – стряхивая пепел в окно, не менее осмотрительно откликается Брайан.

– Хотя я как‑то не уверена насчет платья… (Все еще осторожничаю.)

– По‑моему, она забыла кастаньеты!

Я хихикаю, и Брайан разражается хриплым смехом курильщика.

– Фи, какие мы с тобой злые. – Он пытается вернуть себе серьезную мину. – Не так уж все было и плохо.

– Конечно нет. Гораздо хуже! И мы взахлеб начинаем делиться впечатлениями. Это наша традиция – все равно как сходить на вечеринку вместе с приятелем и по дороге домой разбирать гостей по косточкам.

– Ты видела подружек невесты? Неподражаемы!

– Ага, особенно та белобрысая карлица, что нацепила поролоновые кроличьи ушки и наотрез отказывалась их снимать!

– А когда шафер потерял кольца? Ну и видок у него был!

– Он весь покрылся нервной сыпью!

– И стал чесаться!

– Даже сунул руку в штаны, я видела!

– Не может быть!

– Клянусь! Я засняла!

– Фу‑у, отличный будет свадебный снимок!

От хохота мы сгибаемся пополам. Возможно, работенка у меня и нелепая, зато веселья‑то сколько!

– Завтра когда приходить? – Я вытираю мокрые от слез глаза. – Обещаю не опаздывать. Куплю себе новый будильник.

– Успеешь еще. Завтра у тебя выходной. Отоспись как следует.

Я в недоумении:

– Но завтра же суббота!

Если вы занимаетесь свадьбами, то знаете, что уик‑энд в этом бизнесе – самое горячее время.

– Я в курсе. И у тебя завтра выходной.

– Выходной? – переспрашиваю я, не веря своим ушам. – В субботу?

Тут до меня наконец доходит, и я испытываю тот невероятный подъем, какой чувствуешь лишь в те моменты, когда тебе внезапно сообщают, что завтра можно не ходить на работу. Не помню, когда у меня в последний раз был свободный уик‑энд. Фантастика, да и только. Можно дрыхнуть до обеда. Можно весь день нежиться на солнышке в садике, почитывая глянец. Можно вообще всю субботу и воскресенье проваляться в постели, смотреть кино и уплетать пиццу из соседнего ресторана. В полном одиночестве…

Подарок судьбы мгновенно теряет свою привлекательность. Выходные придуманы для парочек. В эти дни город превращается в Ноев ковчег – каждой твари по паре. На скамейках в скверах, за столиками в уличных кафе, в кинозалах с ведрами попкорна – парочки, парочки, парочки. Я обычно кооперируюсь со своей подругой Джесс. Большинство наших общих знакомых отпочковались в семьи, и мы, одиночки, предпочитаем держаться вместе. Но Джесс – стюардесса, и в эти выходные у нее рейс в Дели.

– Ты уверен? Ведь суббота всегда самая загруженная, – пытаюсь я дать задний ход.

– Раньше была, – поправляет меня Брайан. – Дела идут не очень‑то бойко.

Увы, это правда. Я отметила, что в последние несколько месяцев заказов стало меньше, хотя голову этим не забивала. Но сейчас, приглядевшись к Брайану, вижу, что плечи у него ссутулились, а на лбу пролегла морщина глубиной с Большой каньон. Что‑то неладно.

– Скоро выходных у тебя станет еще больше, – добавляет он.

– Брайан?.. Бизнес идет хорошо, правда ведь? Долгая зловещая пауза.

– Собственно, именно об этом я собирался с то бой поговорить. – Брайан со вздохом поворачивается ко мне, и меня охватывает страх идущего ко дну человека. У нас явно проблемы. – Ты, пожалуйста, не паникуй…

Я паникую.

– … поверь, ты замечательная помощница и фотограф талантливый…

Боже, меня увольняют.

– … и мне всегда нравилось с тобой работать. Нравилось? Он сказал «нравилось»? В прошедшем времени? В животе у меня что‑то обрывается, и я начинаю хватать ртом воздух. У меня и в мыслях не было, что я могу потерять работу. Я, конечно, вечно на нее жаловалась и все надеялась, что подвернется что‑нибудь получше, но… Теперь, перед лицом безработицы, я понимаю, чего лишаюсь: ведь я могу ходить на работу в сарафанчиках и сандалиях, объедаюсь свадебными тортами и канапе с копченым лососем, в начальниках у меня Брайан…

Дата добавления: 2015-11-30