Иррационализм

Рациональное

Рациональное (от лат. rationalis – разумный) – относящееся к разуму, (рассудку), установленное и обоснованное им, проистекающее из него, доступное его пониманию.

Противоположность рациональному в самом общем смысле (но с оттенком непознаваемости, непостижимости) – иррациональное. В гносеологическом плане рациональное как принадлежащее мысли обычно противополагают эмпирическому (опытному) и чувственному познанию (ощущения, восприятия, представления).

Иррациональное

Иррациональное (в самом общем смысле) – находящееся за пределами разума, алогическое и неинтеллектуальное, несоизмеримое с рациональным мышлением или даже противоречащее ему.

Обычно противополагается понятию рационального. Иррациональное как нечто недоступное рациональному познанию и невыразимое в логических понятиях является одним из исходных основных понятий в ряде идеалистических направлений, объединяемых в понятии философии иррационализма (например, в интуитивизме, волюнтаризме и др.). В религиозном мировоззрении иррациональное понимается как дорациональное (стихийно-хаотическое, не оформленное Логосом), в отличие как от рационального, так и от сверхрационального (мистического, данного в Откровении).

Иррационализм

Иррационализм (от лат. irrationalis – неразумный, бессознательный) – обозначение идеалистических течений в философии, которые, в противоположность рационализму, ограничивают или отрицают возможности разума в процессе познания и делают основой миропонимания нечто недоступное разуму или инородное ему, утверждая алогичный и иррациональный характер самого бытия.

Понятие иррационализма объединяет разнородные философские системы и направления, выдвигающие на первый план те или иные внерациональные аспекты духовной жизни человека: волю (в волюнтаризме), непосредственное созерцание, интуицию (в интуитивизме), мистическое озарение, бессознательное и т.п. Иррационалистическими по своему исходному содержанию являются все религиозные и религиозно-философские учения, хотя в своем дальнейшем истолковании они используют формы рационального мышления.

В самом общем смысле иррационалистические тенденции прослеживаются на протяжении всей истории философии. В узком смысле термин «иррационализм» относят к тем течениям философии, которые складывались в противопоставлении себя рационализму Нового времени. Таковы, например, «философия откровения» позднего Шеллинга, волюнтаристическое учение Шопенгауэра и учение Кьеркегора, которые представляют собой своеобразную реакцию на идеалистический рационализм немецкой классической философии. Крупнейшим представителем иррационализма в середине XIX в. был Ницше, родоначальник философии жизни.

Артур Шопенгауэр (1788 – 1860)

Артур Шопенгауэр был отпрыском довольно знатного семейства в г. Данциге. Его отец унаследовал большую часть состояния своего отца и с честью поддерживал репутацию семейства. Он был не только горячим патриотом и удачливым коммерсантом, но и человеком всесторонне образованным.

Отец Шопенгауэра, стремясь дать Артуру хорошее образование, отправил девятилетнего сына во Францию к своему хорошему знакомому, гаврскому купцу. Мальчик обучался у лучших преподавателей города. Когда Артур возвратился домой, он прекрасно говорил по-французски, но на родном немецком изъяснялся с трудом.

В одиннадцать лет Артур поступил в частную гимназию, в которой воспитывались преимущественно дети коммерсантов.

Весной 1803 года Шопенгауэры отправились в длительное путешествие. Они посетили Бельгию, Англию, Францию, Швейцарию и Южную Германию.

В Англии они пробыли около полугода. Артур обучался в школе пастора в Уимблдоне, близ Лондона. В этой школе, кроме общеобразовательных предметов, преподавались рисование, верховая езда, фехтование, игра на флейте и танцы.

Из Англии Шопенгауэры отправились в Париж, где были представлены Наполеону Бонапарту и другим высокопоставленным особам. Неизгладимое впечатление произвели на Артура Альпы. Путешествие завершилось в Берлине.

В январе 1805 года, по воле отца, Артур поступил в торговую контору гамбургского коммерсанта и сенатора. Но несколько месяцев спустя его отец погиб. Артур очень тяжело переживал смерть отца.

Отец оставил семье настолько значительное состояние, что вдова его могла не беспокоиться о завтрашнем дне. Она открыла салон. Два раза в неделю в ее доме собирались такие люди, как Гёте, братья Гримм, Шлегель и другие.

Тем временем, Артур Шопенгауэр продолжал заниматься коммерцией до тех пор, пока один из друзей его матери не убедил ее позволить сыну поступить в Геттингенский университет. Сначала Шопенгауэр записался на медицинский факультет и слушал лекции по естественной истории. Но вскоре заинтересовался философией и перешел на философский факультет. Проучившись несколько лет в Геттингене, Шопенгауэр переселился в Берлин. Он посещал лекции Фихте, который находился в зените славы, неоднократно вступал с ним в дискуссии. По его словам, постепенно преклонение перед Фихте уступило место пренебрежению и насмешке.

Шопенгауэр усердно изучал естественные науки: физику, химию, астрономию, геологию, физиологию, анатомию, зоологию, а также классические языки. Он слушал лекции по истории средневековой философии, скандинавской поэзии. Лишь юриспруденция и богословие его не привлекали.

Еще в молодые годы Шопенгауэр под влиянием Гёте написал трактат о цветах и красках.

Йенский университет, рассмотрев присланную Шопенгауэром диссертацию, заочно провозгласил его доктором философии.

Шопенгауэр познакомился с известной в то время актрисой и серьезно увлекся ей. Впоследствии он признавался, что одно время был даже не прочь жениться на ней. Но этот план расстроился, и Шопенгауэр остался на всю жизнь холостяком. По своим убеждениям он был не только мизантропом, но и мизогином (ненавистником женщин) и мизогамом (ненавистником брака).

В 1818 г. Шопенгауэр закончил главный труд своей жизни, книгу «Мир как воля и представление», которая не была замечена, и почти весь тираж книги автор вынужден был забрать из издательства.

Вернувшись из путешествия по Италии, Шопенгауэр решил добиваться профессуры. Он остановил свой выбор на Берлине, куда и прибыл весной 1820 года. Он прочитал в Берлинском университете пробную лекцию. На ней присутствовал Гегель, профессор этого университета, и не обнаружил в лекции Шопенгауэра ничего достойного внимания. Тот, в свою очередь, называл Гегеля не иначе как «господин невежда» и «шарлатан», а его знаменитую философию Абсолютного Духа именовал «философией абсолютной бессмыслицы». Гегель не был хорошим оратором. На лекциях он запинался, кашлял и сморкался, говорил невыразительным монотонным голосом. А содержание его лекций даже в устах прекрасного лектора не могло стать ясным. Шопенгауэр хотел одержать победу над своим знаменитым соперником и специально назначал свои лекции на те часы, когда в университете читал Гегель. Но его ожидания не сбылись – Гегеля слушали с восторгом, а на Шопенгауэра никто не обращал внимания. Показателен, однако, факт непосредственного столкновения людей, представляющих совершенно разные направления в философии.

Весной 1822 года, отказавшись от берлинской профессуры, Шопенгауэр отправился путешествовать, сначала в Швейцарию, а затем в Италию.

Вскоре Шопенгауэр снова предпринял попытку читать лекции в Берлинском университете, уже в качестве приват-доцента. Но и эта попытка оказалась неудачной. В числе записавшихся на его курс были в основном случайные люди. Раздосадованный Шопенгауэр закрыл свой курс, раз и навсегда отказавшись от профессорской деятельности.

Холера, которая разразилась в Германии, заставила Шопенгауэра покинуть Берлин. В 1833 году он обосновался во Франкфурте-на-Майне, где почти безвыездно прожил двадцать восемь лет. Он мало интересовался местной жизнью, почти не общался с соседями.

Шопенгауэр с юности читал только капитальные труды. Он увлекался аскетической и мистической литературой. Его привлекало все, что связано с буддизмом.

Шопенгауэр был чрезвычайно расчетлив в денежных делах и благодаря своей расчетливости и бережливости сумел почти удвоить состояние, которое досталось ему от отца. В последние годы жизни значительный доход доставляли ему сочинения.

Жил Шопенгауэр предельно скромно и лишь в пятьдесят лет купил себе мебель. Самая лучшая и большая комната его квартиры была занята богатой библиотекой. На мраморной подставке в этой комнате, в которой он и умер, стояла позолоченная статуэтка Будды, на письменном столе – бюст Канта, над диваном висел портрет Гёте, написанный масляными красками. На других стенах висели портреты Канта, Декарта, Шекспира.

До последнего года своей жизни Шопенгауэр практически не болел. Но в апреле 1860 года, возвращаясь после обеда домой, он вдруг почувствовал сердцебиение и стеснение в груди. Затем те же приступы повторялись в течение лета. 21 сентября Шопенгауэр встал в обыкновенное время и уселся на диване пить кофе. Но когда, несколько минут спустя, в комнату вошел доктор, он застал его опрокинувшимся на спинку дивана и без признаков жизни: паралич легких закончил его земной путь. Он всегда рассчитывал на легкую смерть, утверждая, что тот, кто провел всю жизнь одиноким, сумеет лучше всякого другого отправиться в вечное одиночество.

Могилу Шопенгауэра украшает простая надгробная плита, обвитая плющом. На этой плите высечены только два слова: «Артур Шопенгауэр» – и больше ничего. Таково было завещание великого философа. Он был убежден, что все остальное, касающееся его личности и деятельности, предоставляется знать потомству. Когда его спросили, где бы он желал быть похороненным, Шопенгауэр отвечал: «Это безразлично; они уже сумеют отыскать меня».

В своих философских воззрениях Шопенгауэр испытал воздействие Платона, Шеллинга и особенно Канта, которого очень высоко ценил. Философия Шопенгауэра – своего рода реакция на философию Гегеля.

Пришло время, когда о Гегеле почти все забыли, а Шопенгауэра читали многие, не только философы, но и писатели, художники, просто обыкновенные люди.

С точки зрения Шопенгауэра, мир может обнаруживаться нами и как воля, и как представление – это как бы две ипостаси мира по отношению к человеку. Воля – это кантовская вещь в себе, абсолютное начало всего бытия, некая космическая, биологическая по своей природе сила, создающая и мир, и человека. Когда появляется человек, возникает мир как представление, как человеческая картина. Появляются субъект и объект, пространство и время, множественность отдельных вещей и причинная связь между ними. Все это «существует» постольку, поскольку так устроено человеческое сознание с его априорными формами чувственности и рассудка.

Никакой объективной истины и справедливости на свете нет. А что есть? Прежде всего, страх перед смертью. Жизнь лишена смысла, который мог бы хоть как-то сгладить этот страх. Как известно, хорошо то, что хорошо кончается. А чем кончается жизнь? Если мы подведем баланс всех положительных и отрицательных эмоций, то итог окажется явно в пользу последних. Жизнь – это не подарок природы, а большое несчастье. Следовательно, пессимизм – единственная реалистическая философия. Что бы человек ни предпринимал, он все равно обречен на поражение.

Что же тогда заставляет людей жить, а не прекращать это бессмысленное существование, которое доставляет столько страданий? Воля, отвечает Шопенгауэр. Воля – это первая реальность, первый несомненный факт, который знает человек. Если для Декарта отправным пунктом философии было знаменитое «Я мыслю – следовательно, существую», то для Шопенгауэра «Я желаю – следовательно, существую». И эта воля к жизни не оставляет человека, пока он живет. Как только воля исчезает – исчезает и сам человек. Впрочем, воля присуща и животным, и растениям. Ведь есть же у них сила, заставляющая их жить, развиваться. Эта сила и есть воля. Все реальное смертно, преходяще. Только воля бессмертна. Поэтому она – подлинная реальность. Все в мире ею объясняется.

Человек в этом мире является рабом воли, она создала его интеллект, чтобы он познавал законы мира, мог выжить и приспособиться к нему, человек всегда и во всем служит не себе, не своим интересам, а воле. Воля заставляет его жить, каким бы бессмысленным и жалким ни было человеческое существование. Для огромного большинства людей жизнь не стоит того, чтобы ее проживать, мы везде, согласно Шопенгауэру, видим общую нужду, беспрерывные усилия, постоянные столкновения.

Вся жизнь, согласно Шопенгауэру, – сплошные разочарования и страдания. Человек под влиянием воли все время чего-то желает: комфорта, здоровья, продления жизни, которые каждый день нужно завоевывать неустанным трудом, постоянной борьбой с нуждой. Но желания никогда не удовлетворяются, а если удовлетворяются, то приносят с собой равнодушие и скуку. Да и жизнь мы пытаемся сохранить, постоянно имея в перспективе смерть. Жизнь есть нечто такое, что надо «отстрадать».

Страдание – это постоянная форма проявления жизни. Счастье иллюзорно, а страдание неотвратимо, оно коренится в самой воле к жизни. Поэтому оптимизм для Шопенгауэра – насмешка над страданиями человека. Лейбниц называл существующий мир наилучшим из возможных миров, сформулировав теорию оптимизма. Шопенгауэр, наоборот, называл существующий мир «наихудшим из возможных». Он первым в XIX в. дал философское обоснование пессимизма.

Есть лишь две разновидности людей, которые перестали быть рабами воли, победили в себе желания и стремления – это гении в искусстве и святые в земной жизни. Когда человек, поднятый силой духа, перестает рассматривать мир как представление, обусловленное законами причинности в пространстве и во времени, когда он всей мощью этого духа отдается созерцанию, наполняя свое сознание спокойным вúдением окружающего мира, его вещей и предметов, тогда он теряется в них, забывая свою индивидуальность, свою волю и остается только в качестве чистого зеркала мира, вещей, объектов, ландшафта и т.д. Погруженная в такое созерцание личность – это уже не индивид, а чистый, безвольный, безболезненный, вневременный субъект познания.

Основные идеи философии Шопенгауэра становятся все более популярными уже в самом конце его жизни, к нему приходит известность, появляются ученики, выходят новые книги. Мир менялся, и люди замечали, что имеют дело не с чудаковатым философом, а с мудрецом и пророком. Шопенгауэр превращался во властителя дум.

Сëрен Кьеркегор (1813 – 1855)

Сëрен Кьеркегор появился на свет в Копенгагене 5 мая 1813 года. Отцу мальчика было 57 лет, матери – 45. У его родителей было семеро детей, но пятеро из них умерли. Старший брат Сëрена унаследовал не только ум, но здоровье и религиозность родителей, что привело его к сану епископа.

В детстве отец философа пас овец в Ютландии. Двенадцатилетним его привезли в Копенгаген, где он впоследствии разбогател на торговле чулками. Скопив крупное состояние, отец прекратил торговую деятельность и жил на доходы со своего капитала. Мать вначале была служанкой в доме отца. Отец вступил с нею в брак после смерти первой жены. Отец был угрюмым, мрачным человеком, религиозным фанатиком. После прекращения торговли он предался молитвам и покаянию в грехах.

С детства Сëрен находился во власти невыносимой деспотии. Будучи ребенком, он подвергался строгому и суровому христианскому воспитанию. Все детство он находился под полным влиянием отца, о матери почти никогда не упоминал. Такие дети, по мнению психологов, всегда несчастны в личной жизни.

В шесть лет Сëрен пошел учиться в школу. Хилый, болезненный мальчик, с искривленным позвоночником и кривыми тонкими ножками, не оставался в долгу перед насмешниками и обидчиками. Задиристого и язвительного сына отец прозвал «вилкой».

Осенью 1830 года по воле отца семнадцатилетний Сëрен стал студентом теологического факультета Копенгагенского университета. Зачисленный, как и все студенты, в королевскую лейб-гвардию, он через три дня был отчислен из нее по состоянию здоровья. Да и теология не заинтересовала молодого студента. Занятия на теологическом факультете тянулись целое десятилетие, и только в 1840 году он сдал последний экзамен.

Кьеркегор вел легкомысленный образ жизни, свойственный молодежной богеме, предпочитая серьезным занятиям и изучению богословских трактатов попойки с приятелями в ресторанах и посещение оперного театра. Благо отец терпеливо оплачивал все долги своего «блудного сына».

Однако образ жизни повесы привел его к депрессии, из которой вывело неожиданное знакомство с четырнадцатилетней Региной Ольсен. Кьеркегору было тогда 24 года. Она была жизнерадостной, оживленной, он – нервный, ироничный. Но крайности сходятся. Они полюбили друг друга. Это была его первая и последняя любовь. Через три года после знакомства они были помолвлены. А на другой день после обручения Сëрен уже сожалел об этом. Ровно год спустя неожиданно для Регины она получила обратно обручальное кольцо с прощальным письмом. Она была в отчаянии. Сëрен оставался непреклонным. Но, расставшись с Региной, он долгие годы тяжело переживал это расставание, до конца жизни сохраняя в душе верность своей единственной любви. Он искал с ней встреч на улице и в церкви, писал ей письма.

Спустя шесть лет после разрыва Регина вышла замуж за своего бывшего учителя и поклонника, впоследствии датского губернатора на Антильских островах. Кьеркегор обратился с письмом к ее мужу: «В этой жизни она будет принадлежать вам. В историю она войдет рядом со мною». Он завещал Регине все свое имущество. Регина пережила Кьеркегора на полвека. «Он пожертвовал мною Богу», – писала она незадолго до смерти.

Через две недели после разрыва Кьеркегор уезжает в Берлин слушать лекции Шеллинга. По возвращении домой после четырехмесячного пребывания в Пруссии начинается новый этап в его жизни – творческое затворничество.

В 1938 году ушел из жизни отец Кьеркегора. Еще раньше умерли его мать, все сестры и два брата. Остался в живых лишь один старший брат, будущий епископ. В наследство от отца Кьеркегору осталась крупная сумма денег в ценных бумагах. Это не только обеспечило ему комфортабельное, расточительное существование до конца жизни, но и позволило оплачивать издание всех его сочинений. Поселившись в просторном доме, обслуживаемый секретарем и слугой, Кьеркегор не отказывал себе ни в хороших сигарах, ни в изысканных винах. Он жил замкнуто, в полном одиночестве.

За исключением нескольких месяцев преподавания латинского языка и кратковременных занятий в пасторской семинарии, Кьеркегор никогда нигде не состоял «на службе». Он не воспользовался окончанием теологического факультета и получением магистерской степени.

Но работоспособность его поистине поразительна! Стоя у пульта, он писал и писал, денно и нощно, при свечах до рассвета. Его рукописное наследство составляет почти десять тысяч страниц, заполнивших двадцать печатных томов. Сам он сравнивал себя с Шехерезадой, которая спасала свою жизнь сказками, то есть творчеством.

Произведения Кьеркегора вызвали негодование обывателей, нескончаемые кривотолки. На улицах Копенгагена его преследовала брань прохожих. Мальчишки гонялись за ним и швыряли в него камнями. Его замкнутость и одиночество еще более усилились.

Всю жизнь Кьеркегор чувствовал себя несчастным человеком. Но в то же время это был человек большой умственной одаренности, владеющий необычайным литературным мастерством. Не только дневники, но и все литературные произведения Кьеркегора – эстетические, философские, религиозные – устремлены на самого себя, обращены внутрь, к собственным переживаниям, преломлены сквозь призму своего внутреннего мира. Все его крупнейшие сочинения изданы под десятком различных псевдонимов.

Огромное нервное возбуждение не прошло бесследно. Кьеркегор, потеряв сознание, упал на улице и через несколько дней скончался в возрасте 42 лет. Это произошло 11 ноября 1855 года. Чувствуя приближение смерти, философ пожелал причаститься, но не из рук священника, а от частного лица. В этом ему было отказано. Толпа видела в его смерти перст Божий.

Многочисленные сочинения Кьеркегора составляют 28 томов, 14 из них занимают дневники. В его философии предвосхищены основные моменты современной экзистенциальной философии. Сам же Кьеркегор называл себя поэтом или писателем, но никогда – философом.

Кьеркегор с ранних лет понял то, о чем не подозревает большинство людей, понял, какие ужасы таит в себе жизнь. Одной из основных экзистенциальных категорий у Кьеркегора является страх – один из атрибутов человеческого существования. Подлинный страх – это страх грешника перед Богом. Это не низменное чувство, не животный инстинкт, а признак совершенства человеческой природы. Без страха Божьего нет веры, нет религии. Средоточием страха является страх смерти. Жизнь человеческая – это «жизнь к смерти». Неминуемость смерти сочетается с неопределенностью смертного часа. Она скрывается за каждым углом, непрестанно угрожает своей внезапностью. Страх смерти – постоянный спутник жизни.

Но если жизнь есть страдание, страх, вина, то есть ли в ней смысл? Кьеркегор проповедует отчуждение от земных благ. Монашество, аскетизм для этого недостаточны. Решающим является не внешнее проявление, а внутреннее отношение. Достигнув презрения к жизни, надо жить во искупление вины, обретая в жизни возмездие за грех. Страдание – дорогая цена, за которую всемогущий Бог продает человеку грядущее спасение.

Страх смерти уступает место ее ожиданию как избавления. Таким образом, страх смерти устраняется не презрением к смерти, а презрением к жизни, волей к смерти, преклонением перед ней.

В своих книгах Кьеркегор говорил о трех стадиях развития личности: эстетической, этической и религиозной.

Эстетическая жизнь – это жизнь непосредственная, когда человек живет минутой, не задумываясь о смысле своего существования, о последствиях, живет, прежде всего, чувственными удовольствиями. Непосредственный человек никогда не приходит к сознанию того, что он есть дух, никогда не замечает и не ощущает в глубине существования Бога. Люди непосредственной жизни больше ценят не духовную, а свою физическую природу. Отсюда взгляд на здоровье как на величайшее благо в жизни. Более утонченный, но похожий взгляд: выше всего на свете красота. Непосредственные люди живут исключительно ради исполнения своих желаний, правда, очень мало людей, у которых желания по-настоящему исполняются.

Однако человек, живущий внешней непосредственной жизнью, постоянно испытывает чувство тревоги, дисгармонии, страха перед чем-то неизвестным. Это его человеческая природа выдвигает перед ним требование – быть духовным. Человек должен выбрать: оставаться ему в своем поверхностном бездумном существовании, по мере возможности получая эстетическое наслаждение от жизни, или выбрать свою собственную природу, стать человеком нравственным. Путь к этому второму уровню существования идет через отчаяние. Отчаяние – это не средство утешения или состояние, но подготовительный душевный акт, требующий серьезного напряжения всех сил души. Именно он дает победу над миром. Ни один, не вкусивший горечи отчаяния, не в состоянии схватить истинной сущности жизни. Предайся отчаянию, говорит Кьеркегор, и ты не будешь более обманывать окружающий тебя мир, не будешь более бесполезным обитателем мира. Отчаяние – это раскрытие внутренней духовной природы человека.

Однако этическое существование, к которому человек приходит через отчаяние, не является высшим уровнем развития человека. Этический человек считает, что в мире господствует необходимость, долг, которым надо повиноваться. Человек должен вступить в борьбу против бессмысленной, отвратительной, тупой и глупой необходимости, например, необходимости смерти. Человек должен довести борьбу с необходимостью, в том числе, и с необходимостью нравственного закона, – до тех пределов, где начинается вера. Если нравственный закон общезначим, то это, по Кьеркегору, – доказательство его безнравственности. Если говорят, что смысл – в неуклонном выполнении человеком долга, то это псевдоэтическое мировоззрение, потому что его проповедники становятся к долгу во внешнее отношение. Но нет долга вообще, есть только долг по отношению к самому себе, у каждого свой долг – долг быть самим собой, обрести себя.

Когда человек прорывается к вере, то здесь, на религиозном уровне, отчаяние – уже грех, и противоположностью отчаяния является не добродетель, а вера. Вера в то, что для Бога все возможно. Бог даже может сделать бывшее небывшим. Только тот, чье существо так потрясено, что он становится духом и понимает, что все возможно, только тот подходит к Богу. Вера у Кьеркегора выступает как высшее напряжение, как высшая страсть, как наслаждение и мучение. Вера в то, что для Бога все возможно, – это парадокс, это особое измерение мышления, которое «нормальному» рассудку представляется безумием. Эта вера открывается человеку, дошедшему до края, когда для него не остается никакой другой человеческой возможности. Истинная вера является выходом и спасением не для каждого человека. Кьеркегор различает обычный эстетизм (эстетизм ‒ европейское движение в литературе, изобразительном и декоративном искусствах, а также в интерьерном дизайне XIX века, которое подчеркивало преобладание эстетических ценностей над этическими и социальными проблемами) в котором человек живет минутой, когда он является «природно-непосредственным существом», не подозревающем о своем истинном предназначении, и эстетизм демонический, когда человек сознательно делает зло, сознательно грешит и упивается своей греховностью. Такой человек, отрицающий духовность, как бы сознательно заключил союз с дьяволом. Если для победы над своим животным началом достаточно обратиться к этическому, то для победы над дьяволом одной этикой не обойдешься, здесь может помочь только Бог. Своими слабыми силами человек ничего сделать не может.

Кьеркегор приводит библейский пример с Авраамом, которому Бог, испытывая его веру, велел убить собственного сына. И тот заносит нож над сыном, веря, что Бог в последний момент остановит его руку. С точки зрения этики, поступок Авраама, решившего убить сына и верящего, что Бог этого не допустит, просто абсурден. Но точно так же абсурдна и настоящая вера с точки зрения разума, с точки зрения морали. И к такой вере человек прорывается, только поставив себя в совершенно невыносимое положение, поставив себя на край пропасти, отступить от которого невозможно. Истинно верующий всегда, согласно Кьеркегору, должен жить в таком состоянии, никогда не успокаиваясь, всегда мучаясь своей греховностью, несовершенством, нечистыми помыслами, всегда подозревая себя в союзе с дьяволом и пытаясь от этого союза избавиться. Только такая позиция, а не этические постулаты, может сделать человека рыцарем веры.

Фридрих Ницше (1844 – 1900)

15 октября 1844 года в семье деревенского пастора родился первенец. В честь короля мальчика назвали Фридрихом Вильгельмом. Через два года родилась дочь, а еще через два года – второй сын. Но семейное счастье было недолгим. Когда Фридриху исполнилось пять лет, умер отец, а еще через полгода – младший брат.

Весной 1850 года семья Ницше перебралась в старинный город Наумбург. Фридрих, которому еще не было и шести лет, пошел учиться в мужскую народную школу. Серьезный, замкнутый и неразговорчивый мальчик чувствовал себя в школе неуютно и одиноко. Такая отчужденность Фридриха от коллектива сохранилась навсегда.

Учеба в школе, а затем в гимназии давалась Фридриху легко, хотя удивительная тщательность и аккуратность заставляли его засиживаться над тетрадями и учебниками до полуночи. А уже в пять часов утра он вставал и спешил в гимназию. Но больше учебных предметов мальчика волновали поэзия и особенно музыка. Его кумирами стали классики – Моцарт, Гайдн, Шуберт, Мендельсон, Бетховен и Бах.

Осенью 1858 года мать Фридриха получила приглашение продолжить обучение сына в интернате Пфорты, одном из самых престижных учебных заведений Германии.

В Пфорте была отличная библиотека. Юноша увлеченно читал книги великих писателей. Его любимым поэтом стал Джордж Байрон.

Ницше изучал историю литературы и эстетику, библейские тексты и античные трагедии. Широта интересов начала тревожить его, пока он не решил обратиться к изучению филологии. В ней он надеялся найти науку, способную дать простор не только интеллекту, но и чувствам. Тем более что филология лучше всего отвечала его горячей любви к Античности.

В сентябре 1864 года Ницше закончил обучение в Пфорте. Решение продолжить учебу в Боннском университете он принял еще раньше. По желанию матери Фридрих обещал записаться в университете на теологическое отделение.

После почти казарменных порядков Пфорты Ницше полностью захватила вольная и безалаберная студенческая жизнь, пирушки и обязательные поединки на рапирах. Но очень быстро он остыл к развлечениям. Осенью следующего года он перешел на отделение филологии.

Однажды Ницше купил книгу Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Она так потрясла его, что он две недели мучился от бессонницы. Во время этого душевного кризиса он был близок к помешательству.

Ницше твердо решил стать на стезю преподавательской деятельности. Именно в то время произошло одно из значительных и судьбоносных событий в его жизни – знакомство со знаменитым композитором Рихардом Вагнером. Ницше погрузился в чтение его эстетических произведений.

В декабре 1868 года в Базельском университете освободилась кафедра греческого языка и литературы. Пригласили Ницше, чьи работы по античной литературе неоднократно публиковались в журналах. Сам кандидат был польщен выпавшей честью – занять пост экстраординарного профессора университета без диссертации и даже без завершенного полностью курса обучения.

Перед отъездом Ницше намеревался защитить в Лейпциге диссертацию на основе своих исследований о Диогене Лаэртском. Однако совет факультета единодушно решил, что опубликованные статьи Ницше вполне заменяют диссертацию, и в марте 1869 года ему присудили степень доктора без обязательной публичной защиты, дискуссии и экзамена.

Преподавание в университете и гимназии при нем скоро начали тяготить Ницше так же, как и уютная мещанская атмосфера Базеля. В периоды меланхолической депрессии он находил спасение в дружбе с Вагнером. В его дом Ницше стремился при любой возможности, благо до той местности, где жил великий композитор, было около двух часов езды.

Здоровье Ницше столь резко ухудшилось, что в октябре 1876 года он получил годичный отпуск для лечения и отдыха.

В 1878 году была опубликована книга Ницше «Человечество, слишком человеческое» с шокирующим подзаголовком «Книга для свободных умов». В ней автор публично и без особых церемоний порвал с прошлым и его ценностями: эллинством, христианством, Шопенгауэром, Вагнером.

Новый, 1879 год, принес Ницше неимоверные физические страдания: почти ежедневные приступы болезни, частые обмороки, резкое ухудшение зрения. Продолжать преподавание он был не в силах. В июне Ницше получил по его прошению отставку с назначением ежегодной пенсии в 3 тысячи франков. Сгорбившийся, разбитый и постаревший полуслепой инвалид, хотя ему не исполнилось еще и 35 лет.

В жизни Ницше началась полоса бесконечных скитаний: летом по Швейцарии, зимой по Северной Италии. Скромные дешевые пансионаты, убого меблированные холодные комнаты, где он часами писал, почти прижавшись двойными очками к листу бумаги, пока воспаленные глаза не отказывали, редкие одинокие прогулки, постоянные головные боли, частые желудочные судороги – 10 лет длилось это мучительное существование одного из величайших умов Человечества.

В сентябре 1888 гола самочувствие Ницше неожиданно резко улучшилось: пропали бессонница и головные боли. Однако между 3 и 6 января 1889 года произошел трагический надлом в его психике. Быстрое помрачение разума привело к смешению всех понятий. Ницше забыл, что живет в Турине. Ему казалось, будто он находится в Риме и готовит созыв конгресса европейских держав, чтобы объединить их против ненавистной ему Германии. 3 января он написал записку давней знакомой: «Мир преображен, Бог вновь на Земле. Вы не видите, как радуются небеса? Я вступил во владение моей империей, я брошу папу римского в тюрьму и прикажу расстрелять Вильгельма, Бисмарка и Штоккера».

Ницше потерял не только разум. Наследие этого разума быстро и беззастенчиво прибрала к рукам сестра Элизабет. Она быстро отстранила от участия в подготовке собрания сочинений Ницше его друзей, которые противились всяческим подлогам и произвольному редактированию рукописей из архива. В августе 1896 года Элизабет вместе с огромным архивом перебралась в Веймар. Родная по крови, она была бесконечно далека от своего брата духовно.

После покупки большого дома для размещения там архива Элизабет перевезла больного брата в Веймар. Его пребывание там было недолгим. В конце августа 1900 года он простудился, заболел воспалением легких и тихо скончался.

В своей первой крупной работе «Рождение трагедии» Ницше анализировал культуру Древней Греции и утверждал, что она определялась борьбой между культами двух Богов – Аполлона и Диониса. Культ Аполлона – это светлый культ разума, науки, соразмерности и гармонии, самоограничения, свободы от диких порывов. Аполлон – покровитель изящных искусств. Культ Диониса – темный, это культ земли и плодородия, Дионис – Бог вина и опьянения, Бог половой любви, Бог самой жизни в ее биологическом и физиологическом смысле.

Культ Диониса пришел в Грецию с Востока, и под его влиянием были учреждены дионисийские празднества, дионисийские мистерии, напоминающие оргии большого числа людей, которые сливались в совместном экстазе ритуальных песнопений и шествий. Каждый человек в этих ритуалах был уже не индивидом, а частью большого, единого целого. Под влиянием наркотического напитка, писал Ницше, о котором говорят в своих гимнах все первобытные люди и народы, либо при могучем, радостно проникающем всю природу приближении весны просыпаются те дионисийские чувствования, в подъеме которых субъективное исчезает до полного самозабвения. Из дионисийских мистерий возникли театрализованные представления и первые греческие трагедии, которые являли собой синтез аполлонических мифов и дионисийской музыки.

В дальнейшем Ницше везде и всюду ищет это дионисийское начало в человеке, которое характеризует его мощь, силу, способность к выживанию. Всякая культура, по его мнению, есть синтез аполлоновского и дионисийского. Но есть и еще одно начало, возникшее, как и первые два, в Древней Греции – сократическое. Сократ, согласно Ницше, пытался подвергать все критике разума, в том числе, и миф. «Добродетель есть знание», «добродетельный и есть счастливый человек», «грешат только по незнанию» – все эти положения Сократа изгоняли из трагедии веру в судьбу, в рок, полагали начало оптимистическому, логически выверенному мировоззрению. Эта оптимистическая диалектика гонит музыку из трагедии, разрушает само существо трагедии, приводит к тому, что трагедия постепенно становится мещанской драмой.

Современная культура, лишенная мифов, абстрактное воспитание, абстрактные нравы, абстрактное государство, культура, лишенная твердого, священного, коренного устоя, осужденная питаться другими культурами, – это результат безудержного развития сократизма. Современная культура, по мнению Ницше, находится в глубоком кризисе именно в силу явного преобладания рационального начала над жизнью, над инстинктами и, в конечном счете, над свободой человека. Не афиняне убили Сократа. Это он, установивший диктатуру разума, поднес Афинам чашу с ядом.

Ницше размышлял о распаде европейской духовности, низвержении прошлых ценностей и норм, восстании масс и создании для их оболванивания и обслуживания чудовищной массовой культуры, начале борьбы за господство над всем земным шаром, тиранических режимах как порождении демократических систем.

В дальнейших своих работах Ницше проводил следующую основную идею: человек в полной мере еще не возник, еще не вырвался из животного состояния, об этом свидетельствует соперничество людей друг с другом, их бесконечные войны, их конкуренция между собой, их бестолковые и бессмысленные устремления. Только в отдельных индивидах природа достигла подлинно человеческого состояния: в философах, художниках и святых.

Так как каждый служит другому, ни у кого нет призвания жить ради себя самого. Если цель всякого в другом, то общее существование не имеет цели, это «существование друг для друга» – самая комичная из комедий. Человек должен, по Ницше, заниматься своим делом – воспитывать в себе философа, художника или святого, и если каждый будет заниматься своим делом – тогда будет общий прогресс.

Массовые люди придумали себе и массовые религии – религии обиженных и угнетенных, религии сострадания – христианство и социализм. Самая нелепая проповедь – помоги ближнему как самому себе. Помогать, по Ницше, надо дальнему, тому, кто сумеет стать человеком, вырваться из животного состояния. И любить в этом смысле надо дальнего, а не ближнего, ибо ближний, ничего еще не сделавший для своего освобождения, – это просто животное. Нельзя любить человека просто за то, что он – человек, как утверждает христианство и как полагает социалистическая идеология.

Злобная зависть маленьких серых людей и есть главный источник зла в мире. Когда-нибудь, пророчествовал Ницше, предсказывая мировые войны, фашизм и прочие социальные катаклизмы, эта злобная энергия вырвется наружу и принесет немало бед и страданий людям.

И мораль христианская, и мораль социалистическая только ослабляют, с точки зрения Ницше, личностное начало в человеке, это слишком человеческая мораль. А все, что относится к человеку, должно быть преодолено – человек есть только путь к человеку, к тому человеку, что стоит высоко над нами, кто действительно уже не животное, не член стада, а воин, сверхчеловек. Для Ницше сверхчеловек выступает как высший биологический тип, который относится к человеку так же, как человек относится к обезьяне. Ницше, хотя и видит свой идеал человека в отдельных выдающихся личностях прошлого, все же рассматривает их как прообраз будущего сверхчеловека, который должен появиться, его необходимо вырастить. Когда стремишься к чему-либо недосягаемому, то достигается нормальный уровень. Стремясь к сверхчеловеку – такому существу, который обладает мощным дионисийским началом, сильно развитыми инстинктами, силой жизни, смелостью и настойчивостью – можешь стать человеком в подлинном смысле этого слова. Для человека нужна и особая мораль – аристократическая, которая не убаюкивает человека будущим благоденствием и счастьем.

Ницше писал о двух типах морали, которые даже могут уживаться в одном и том же человеке, – морали господ и рабов. Для морали господ характерна высокая степень самоуважения, возвышенное, гордое состояние души, ради которого можно пожертвовать и богатством, и жизнью. Мораль рабов есть мораль полезности. Малодушный, унижающийся человек, который с покорностью выносит дурное обхождение ради своей выгоды, – вот представитель морали рабов, на какой бы высокой ступени социальной лестницы он ни находился. Рабская мораль жаждет мелкого счастья. Строгость и суровость по отношению к себе – основа морали господ.

Ницше твердо верил в то, что и наука имеет свои пределы. В исследовании отдельных явлений она, по его мнению, в конце концов, натыкается на то первоначало, которое уже невозможно познать рационально. И тогда наука переходит в искусство, а ее методы – в инстинкты жизни. Так что искусство неизбежно корректирует и дополняет науку. Это положение стало краеугольным камнем основ «философии жизни» Ницше.

Ницше первым в XIX в. заговорил о наступлении нигилизма, который темной ночью уже накрывает эпоху и вызывает радикальную переоценку всех ценностей. Самой исчерпывающей характеристикой нигилизма является смерть Бога. Бог европейской истории, а именно христианский Бог, утратил свою значимость для человеческой воли, а вместе с Ним пали и его исторические производные – идеалы, принципы, нормы, цели и ценности. Прежний сверхчувственный мир идеалов, целей и мер уже мертв, христианская вера еще существует, но правящая в этом мире любовь уже перестала быть действенным принципом всего совершающегося теперь. Однако для Ницше нигилизм – это не явление упадка. Если мертв Бог и мертвы Боги, тогда господство над сущим переходит к человеку, тогда и может осуществиться сверхчеловеческий идеал. Человек, отрезвленный нигилизмом, который разоблачил и отверг все виды и формы иллюзий относительно будущего счастья, гарантированности смысла человеческого бытия, победы добра и высшей справедливости, прогресса, должен взять на себя ответственность за бессмысленность мира, научиться жить с ней, найти мужество восторжествовать над обломками иллюзий, жить, постоянно увеличивая свою силу и власть над миром.

Анри Бергсон (1859 – 1941)

Французский философ Анри Бергсон появился на свет 18 октября 1959 года в Париже, в семье евреев-космополитов. Его отец был великолепным музыкантом. По семейному преданию, уроки ему давал сам Шопен.

Детство Анри проходило в Лондоне, где он познакомился с английской культурой. Когда ему исполнилось 8 лет, семья возвратилась во Францию. В возрасте 21 года Анри Бергсон стал гражданином Франции.

Анри учится в парижском лицее, подавая большие надежды как в области гуманитарных наук, так и в математике. В 19-летнем возрасте юноше удалось решить сложную математическую задачу, за что он был удостоен почетной премии. Имея блестящие перспективы в естественных науках, Бергсон, тем не менее, предпочел изучать философию в Высшей нормальной школе. После получения диплома он преподает в лицее.

За первую свою фундаментальную работу «Непосредственные данные сознания» (1889), а также небольшую диссертацию на латинском языке об Аристотеле Бергсон удостаивается степени доктора философии Парижского университета. Его вторая основополагающая работа «Материя и память» была опубликована в 1896 году.

В 1903 году выходит работа Бергсона «Введение в метафизику». Он показывает различие между естественными науками и философией. Научное сознание стремится подчинить себе природу, «замораживая поток времени», сводя целое к дискретным, поддающимся анализу элементам. Философия же проникает в суть вещей посредством интуиции и сопереживания. По убеждению Бергсона, для развития человека одинаково необходимы и естественные науки, и философия, однако, только философия по-настоящему созидательна и жизнеспособна.

Третья книга Бергсона «Творческая эволюция» (1907), ставшая эпохальной, оказала огромное влияние и на академические круги, и на читающую публику. О его таланте стали говорить в профессорской консервативной среде. Студенты ходили за ним по пятам с разинутыми ртами.

У Бергсона была жена и дочь.

Во времена всеобщего энтузиазма, который охватил Европу перед первой мировой войной, популярность Бергсона еще больше возросла. Его приглашали читать лекции в разные страны, в том числе, и в США. В 1914 году философ был избран во Французскую академию, стал президентом Академии нравственных и политических наук.

Во время первой мировой войны Бергсон представлял Францию в дипломатических миссиях, направленных в Испанию и США. Позднее философ принял деятельное участие в работе Лиги Наций, исполняя обязанности президента Комиссии по интеллектуальному сотрудничеству.

Оптимизм, который порождала философия Бергсона в предвоенные годы, начал сходить на нет. Тем не менее, в 1927 году он был удостоен Нобелевской премии по литературе «в знак признания его ярких и жизнеутверждающих идей, а также за исключительное мастерство, с которым эти идеи были воплощены».

Бергсон не смог лично участвовать в Стокгольме на церемонии вручения премии и послал в Шведскую академию письмо, в котором, в частности, говорилось: «Исторический опыт доказал, что технологическое развитие общества не обеспечивает нравственного совершенства живущих в нем людей. Увеличение материальных благ может даже оказаться опасным, если оно не будет сопровождаться соответствующими духовными усилиями».

Представления Бергсона о религии наиболее полно выразилось в его последней работе «Два источника морали и религии» (1932). Философ доказывает, что мораль, равно как и религия, имеет эмоциональную, а не логическую основу. В большинстве религиозных учений делается попытка скрыть жизнеутверждающие прозрения своих великих учителей для создания «замкнутого общества», ориентированного на защиту от враждебного мира. По утверждению Бергсона, Бог – это процесс, а не вневременнáя субстанция. «Функция Вселенной состоит в том, чтобы быть машиной по производству богов».

В последние годы жизни Бергсон погрузился в христианскую мистику и принял католичество. Когда началась вторая мировая война и нацисты стали преследовать евреев, он, невзирая на последствия, сохранил верность своим национальным традициям. Когда правительство решило сделать исключение для известного философа и сообщило ему, что на него антиеврейская мера не распространяется, Бергсон от подобного привилегированного положения отказался. Как все евреи, он прошел унизительную регистрацию, несмотря на свой преклонный возраст и болезни. Этот молчаливый протест предрешил его конец. 4 января 1941 года Анри Бергсон скончался от воспаления легких.

Дарвиновской теории естественного отбора Бергсон противопоставляет свое учение о «жизненном порыве». Жизненный порыв как некая космическая сила обусловил ход эволюции. Жизнь является первичной субстанцией. Жизнь первична, материя вторична. Жизненный порыв подобен космической ракете, она рвется ввысь, а сгоревшие ее остатки образуют мертвую материю. Преодолевая сопротивление этой косной материи, жизнь разбивается на три рукава: растения, животные и человек. И соответственно разбиваются, раскалываются основные способности жизни: инстинкт (интуиция) и интеллект. Инстинкт в ходе эволюции остался у животных, а интеллект – у человека. Но инстинкт без интеллекта слеп, а интеллект без инстинкта – бессодержателен. Интеллект дает нам только моментальные снимки с движущихся предметов, но на снимках предметы покоятся. Жизнь как сущность мира не охватывается понятиями, законами науки, которыми руководствуется интеллект. Животные способны к познанию, но для реального познания у них нет интеллекта. Человек познает мир, но только формально, внешне, поскольку для истинного познания, познания сущности, ему не хватает инстинкта (интуиции). Инстинкт – реальное познание, он познает сами вещи, их внутреннюю сущность, а интеллект – формальное.

Интеллект имеет дело с мертвой материей, которую он расчленяет, комбинирует. Он никогда не смотрит на ту или иную форму как окончательную, а считает, что материю можно расчленять, руководствуясь человеческим произволом. Тем не менее, формальное искусство интеллекта – очень важное средство познания.

Инстинкт и интеллект – два одинаково красивых решения одной и той же проблемы. Если мы познаем мир интеллектуально, мы превращаем его в мертвую, развернутую в пространстве материю, расчлененную на отдельные предметы. Интеллект все разрывает, делит, классифицирует, разграничивает. Если мы познаем мир с помощью интуиции, он превращается в живое динамическое целое, непостижимое в понятиях и законах.

Интуицией Бергсон называет особый род интеллектуального вчувствования, или эмпатии, посредством которого мы проникаем внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что в нем есть единственного и невыразимого. Когда мы говорим о деятельности гения, об искусстве, то мы обнаруживаем, что интуиция все-таки существует, она не совсем угасла в нас.

Интеллект имеет дело только с пространственной материей, а жизнь – со временем. Под влиянием ньютоновской физики время стало восприниматься как константа, последовательность дискретных моментов, наподобие точек на прямой или секундных отметок на часах. Бергсон, напротив, доказывает, что время, воспринимаемое живым организмом, является динамичным, изменчивым и качественным. Прожитое время, которое он именует «длительностью», может быть воспринято только интуитивно. Всему живому свойственно время как длительность. Сознание никогда не возвращается в прошлые состояния, оно длится, оно тащит за собой весь прошлый опыт, всю свою память. Это же можно отнести к любому живому организму. Длительность – синоним психологического субъективного времени, которое коренным образом отличается от статического времени науки и научного познания.

Сознание – поток переживаний, которому присуще свое время. Главные характеристики этого времени – неделимость и целостность. В нем невозможно выделить отдельные моменты. Оно предполагает постоянное взаимопроникновение прошлого и настоящего, постоянное творчество новых форм. В длительности человек тянет за собой все прошлое. И чем более он живет внутри себя, тем более он оригинален и неповторим.

Сознание – это не совокупность состояний, а процесс, в котором нельзя вычленить ничего устойчивого. Как только мы пытаемся отдать себе отчет в состоянии сознания, анализировать его, это в высшей степени личное состояние разлагается на безличные элементы, каждый из которых представляет идею и выражается словом. Но чем глубже мы проникаем в сознание, чем больше наше «Я» становится самим собой, тем в большей степени наши состояния сознания начинают сливаться и окрашивать друг друга. Так, каждый из нас по-своему любит и ненавидит, и эта любовь, эта ненависть отражает всю нашу личность. Но язык обозначает эти переживания одними и теми же словами. Поэтому он в состоянии фиксировать только объективный и безличный аспект любви и ненависти.

Существуют как бы два различных «Я». Мы достигаем первого «Я» в углубленном размышлении, которое представляет наши внутренние состояния как живые, непрерывно возникающие существа, как состояния, не поддающиеся никакому измерению. Их последовательность в длительности не имеет ничего общего с рядоположенностью в пространстве. Но подобные моменты очень редки, потому что мы редко бываем свободными. Большей частью мы существуем как бы вне самих себя. Мы замечаем только призрак, тень нашего «Я». Наше существование развертывается скорее в пространстве, чем во времени. Мы живем больше для внешнего мира, чем для себя. Мы больше говорим, чем мыслим. Мы больше подвергаемся действию, чем действуем сами. Действовать свободно – значит овладевать самим собой, поместить себя в чистую длительность.

Наше внутреннее «Я» характеризуется глубочайшей индивидуальностью. Напротив, общая и безразличная природа внешнего «Я» выполняет чисто практические функции, в первую очередь, создает условия для общения с другими. Это внешнее, поверхностное «Я» произвело язык и науку. Предмет его интенции (направленности) – косная материя, на которую оно воздействует количественно. Подлинная же суть сознания – глубинное «Я» – не поддается никаким количественным определениям, характеризуется абсолютной свободой.

Эволюция представляет собой не просто пассивное, механическое приспособление организмов к среде обитания, но целенаправленный и творческий процесс. Жизнь невозможно понять при помощи исключительно интеллектуального анализа, поскольку она подвижна и изменяема и поскольку поток сознания находится в постоянной борьбе с инертной материей.

Дата добавления: 2015-11-30