Рассматривая итоги опричного правления,важно понять его влияние на все стороны общественной жизни: политическую, социальную, экономическую и духовную.

Во-первых, за годы опричнины страна значительно продвинулась вперед по пути централизации: ослабло влияние титулованного московского боярства; со смертью Владимира Старицкого исчезло последнее удельное княжество; с низложением митрополита Филиппа Колычева нарушались прежние отно­шения государства и церкви; с разгромом Новгорода окончательно подрыва­лась общественная самодеятельность «третьего сословия».

Во-вторых, опричнина наряду с Ливонской войной вызвала экономиче­ский кризис в стране. Села центра и северо-запада, где побывали «опричные экспедиции», обезлюдели. Многие крестьяне либо были убиты, либо бежали в Литву, на Дон или новые восточные земли, либо их вывезли в свои поместья опричники. Большинство владельцев вотчин и поместий было разорено. По кадастровым земельным книгам, на Псковщине и Новгородчине 90% сель­скохозяйственных земель не возделывалось. В Московском уезде, по писцо­вым книгам, обрабатывалось лишь 15% пашни.

В-третьих, следствием сокращения посевных площадей стал голод. По свиде­тельству современника, люди убивали друг друга за кусок хлеба. Общие потери населения от террора, чумы и голода составили 500 тыс. человек (население России в целом составляло 7—9 млн... жителей).

В-четвертых, опричнина, разорив крестьян и стимулировав их бегство, послужила одной из причин принятия первых закрепостительных актов. В 1581 г. был издан указ «о заповедных летах», в которых запрещались пере­ходы крестьян. Помещики, потеряв часть людей, пытались получить боль­шой оброк с оставшихся.

В-пятых, были подорваны резервы России в целом. Еще в 1565 г. Иван Гроз­ный взял с земщины себе «на подъем» 100 тыс. рублей. По тем временам на эти деньги можно было купить 5 млн... пудов ржи или 100 тыс. рабочих лошадей.

Оценка опричнины в отечественной исторической науке. В исторической науке ведутся многолетние споры о смысле и цели опричнины.

Начиная с Андрея Курбского, написавшего после своего бегства в Литву «Историю о великом князе Московском» (1573), и авторов «Хронографа» (нача­ло XVII в.) многие русские историки — Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский и др. — придерживались концепции «двух Иванов»: «доброго, нарочитого» правителя в 40—50-е гг. XVI в. и злобного тирана в 60—80-е гг. (этот взгляд не противоречит событиям). Опричнина трактовалась как прихоть полубезум­ного деспота, лишенная (или почти лишенная) государственного смысла.

В середине XIX в. в русской историографии ведущим направлением стала так называемая государственная школа. Ее представители, и прежде всего основоположник «государственников» С. М. Соловьев, рассматривали исто­рический процесс с точки зрения становления государственности. Все, что способствовало упрочению государства, признавалось положительным, так как в государственной власти Соловьев и его последователи видели движу­щую силу истории.

Деятельность Грозного, по мысли Соловьева, сводилась к замене старых «родовых, семейных начал» новыми, «государственными», и Иван IV в этом преуспел. Однако Соловьев осуждал жестокость Ивана Грозного. «Не произ­несет историк, — писал он, — слово оправдания такому человеку».

Последователи Соловьева отбрасывали моральные оценки личностей XVI в. как «ненаучные» и «неисторические» и оправдывали опричные репрессии как необходимые, по их мнению, для становления великого государ­ства. Так, по мнению К. Д. Кавелина, «опричнина — учреждение, оклеветан­ное современниками и непонятное потомству», имела государственный смысл.

Выдающийся историк конца XIX—начала XX в. С. Ф. Платонов считал, что содержанием царствования Ивана IV являлась борьба царя и дворянства с главным тормозом на пути централизации — боярством. Реформ 50-х гг. XVI в. было недостаточно, и потребовалось организованное в масштабах страны насилие — опричнина.

Этот взгляд развивали все отечественные историки 20—50-х гг. XX в. — М. Н. Покровский, И. И. Смирнов, С. В. Бахрушин, а в последующие годы — В. К. Корецкий, Р. Г. Скрынников и др.

Крупные бояре-вотчинники рассматривались как сторонники «удельной системы», т. е. раздробленности. Царь, опиравшийся на мелких и средних феодалов-помещиков — боярских детей и дворян, олицетворял централизаторские тенденции. Опричнина была тем шагом, который ослаблял эко­номические и политические позиции боярства, укрепляя положение мелких и средних служилых людей, царскую власть и в итоге завершил централиза­цию России.

В 30—50-е гг. данная теория оставалась господствующей, так как импони­ровала лично Сталину. Подчеркивая прогрессивный характер опричнины, фигуры Ивана Грозного, Сталин тем самым не только оправдывал свой соб­ственный террор, но и определенным образом внедрял в массовое сознание культ мудрого, но строгого вождя, беспощадно сметающего на своем «пра­вильном» пути многочисленных и коварных изменников.

Ученый Г. Н. Бибиков, изучая проблему опричнины, выяснил, что в оп­ричнину вошли не боярские вотчинные земли, что было бы логично пред­положить, а уезды, заселенные преимущественно рядовыми служилыми людьми.

Исследования С. Б. Веселовского, А. А. Зимина, В. Б. Кобрина и других исто­риков показали, что опричнина не изменила структуру феодального земле­владения в России. Более того, А. А. Зимин в книге «Опричнина Ивана Гроз­ного» опроверг тезисы о том, что опричный террор был направлен против бояр — противников централизации страны, и о прогрессивности опричнины.

С. М. Каштанов подчеркнул роль опричнины в утверждении крепостно­го права.

В 70—80-е гг. В. Б. Кобрин в ряде работ доказал, что боярство не являлось аристократической оппозицией централизаторским силам. В отличие от за­падноевропейских графов, герцогов и прочих крупных феодалов русские бояре не имели замков и компактно расположенных в одной местности владений. Принадлежавшие им деревни были разбросаны по 5—6 уездам, и возврат к удельному сепаратизму серьезно угрожал бы хозяйственным интересам бояр.

Кобрин также заметил, что все централизаторские реформы XV—XVI вв. совершались по «приговору Боярской думы», т. е. были разработаны монар­хом в союзе с верхами боярства. Следовательно, и политически боярство было заинтересовано в централизации.

И наконец, вопрос о направленности опричного террора. В XVI в. поме­щиками и вотчинниками являлись как бояре, так и дети боярские и дворяне. Изучив земельные владения опричнины и земщины, Кобрин пришел к выво­ду, что они мало чем различались. Причем массовых выселений бояр, даже объявленных в указах Ивана IV, не осуществлялось. Во главе опричнины, в ча­стности опричнины Боярской думы, стояли также бояре. По подсчетам исто­рика С. Б. Веселовского, на одного казненного боярина приходилось 3—4 каз­ненных родовых дворянина, а на одного «служилого по отечеству» — с десяток простолюдинов. В конечном счете опричнина выродилась в бессмысленную войну Ивана Грозного со своим народом.

По мнению Т. В. Черниковой, современные психиатры видят в Иване Грозном психически больного человека, параноика, страдающего манией преследования. Но только почему-то во всей Европе во времена становления единых государств на престолах сидели мнительные тираны — Эрик XIV (Швеция), Людовик XI (Франция), Филипп II (Испания), Генрих VIII (Анг­лия). Они, конечно, не отправили в могилу столько людей, сколько Иван Грозный, но в изощренности пыток и казней ему не уступали. Людовик XI, к примеру, расставлял в окрестностях своих резиденций капканы на крупно­го зверя, в которые попадались исключительно люди. Его вельможи конча­ли жизнь в оправленных железом деревянных клетках, где можно было си­деть лишь на корточках, причем заботливые тюремщики по указу короля усиленно кормили жертвы, гадая, заполнит ли их скрюченное тело все про­странство клетки.

В новейшей историографии превалируют негативные оценки личности и политики Ивана Грозного для развития России, ее политических судеб. Од­нако исследователь В. Ф. Патракова отмечает, что в контексте общероссий­ского развития деспотизм Ивана IV мало чем отличался от деспотизма евро­пейских дворов, а количество жертв опричного террора было на порядок меньше жертв религиозных преследований в Европе XVI в.

В целом опричнину можно рассматривать как форсированную централи­зацию (но в таких формах, которые нельзя признать прогрессивными), пред­принятую без достаточных экономических и социальных предпосылок, а по­тому вылившуюся в массовый террор. Это не была антибоярская политика. Скорее, это был конфликт внутри всего господствующего сословия, спрово­цированный Иваном IV с целью укрепления своей власти (разделил сословие на две части и натравил их друг на друга).

Внешняя политика. Основные задачи внешней политики России в XVI в.: на западе — борьба за выход к Балтийскому морю, на юго-востоке и востоке — борьба с Казанским и Астраханским ханствами и начало освоения Сибири, на юге — защита страны от набегов крымского хана.

Татарские ханы совершали грабительские набеги на русские земли. На территориях Казанского и Астраханского ханств в неволе были тысячи рус­ских людей, захваченных во время набегов. Жестоко эксплуатировалось мест­ное население — чуваши, марийцы, удмурты, мордва, татары. По террито­риям ханств пролегал Волжский путь, но Волга не могла использоваться русскими людьми на всем своем протяжении. Привлекали русских помещи­ков и плодородные малозаселенные земли этих краев.

Сначала Иван Грозный предпринял дипломатические шаги, направлен­ные на подчинение Казанского ханства, но они не принесли удачи. В 1552 г. 100-тысячное войско российского царя осадило Казань. Оно было лучше во­оружено, чем татарское. Артиллерия Ивана IV имела 150 крупных пушек. Ис­пользовав подкоп и бочки с порохом, русские взорвали стены Казани. Казан­ское ханство признало себя побежденным. Народы Среднего Поволжья во­шли в состав Российского государства. В 1556 г. Иван Грозный завоевал Астраханское ханство. С этого периода все Поволжье являлось территорией России. Свободный Волжский торговый путь значительно улучшил условия торговли с Востоком.

В середине XVI в. в состав России вошли Башкирия, Чувашия, Кабарда. Присоединение Казанского и Астраханского ханств открывало новые перс­пективы, становился возможным доступ к бассейнам великих сибирских рек. Сибирский хан Едигер еще в 1556 г. признал вассальную зависимость от Моск­вы, но сменивший его хан Кучум отказался признать власть Москвы (угнетал местных жителей, убил русского посла).

Купцы Строгановы, имевшие от царя грамоту с пожалованием земель к востоку от Урала, по разрешению Москвы наняли большой отряд казаков для борьбы с ханом Кучумом. Предводителем отряда стал казацкий атаман Ермак. В 1581 г. отряд Ермака нанес войскам Кучума поражение, а через год занял столицу Сибирского ханства Кашлык.

Армия Кучума, состоявшая из татар, остяков и вогулов, разбежалась. Хан ушел в степь. Окрестное население признало власть Ермака, принеся ему дань. Но местные князья не порвали окончательно отношения с Кучумом. Нередко происходили столкновения с населением. Войско Ермака поредело. Мало что изменило прибытие в конце 1584 г. 500 казаков Ивана Глухова и от­ряда князя Семена Волховского.

В августе 1585 г. Ермак, ночевавший в одном из острогов на Иртыше, был окружен. Казаки не выставили охрану. От них сбежал пленный татарин, кото­рый и привел неприятеля. Татары напали на спящих, началась резня. Ермак пытался доплыть до противоположного берега Иртыша, но тяжелая кольчуга — подарок царя — утащила его на дно.

Окончательно Кучум был разбит в 1598 г., и Западная Сибирь была присо­единена к Российскому государству (ее столицей стал Тобольск). На присо­единенных территориях утвердились общероссийские законы. Началось освое­ние Сибири русскими промышленниками, крестьянами и ремесленниками.

Внешнеполитические действия России на Западе — борьба за выход к Бал­тийскому морю, за прибалтийские земли, захваченные Ливонским орденом. Многие прибалтийские земли издавна принадлежали Новгородской Руси. Бе­рега реки Невы и Финского залива входили раньше в состав земель Великого Новгорода. В 1558 г. русские войска двинулись на Запад, началась Ливонская война, продолжавшаяся до 1583 г. Правители Ливонского ордена препятствова­ли связям Российского государства с западноевропейскими странами.

Этапы Ливонской войны:

• 1558—1561 гг. — русские войска завершили разгром Ливонского ордена, взяли Нарву, Тарту (Дерпт), подошли к Таллину (Ревелю) и Риге;

• 1561—1578 гг. — война с Ливонией превратилась для России в войну против Польши, Литвы, Швеции, Дании. Военные действия приобрели за­тяжной характер. Российские войска вели борьбу с переменным успехом, заняв летом 1577 г. ряд прибалтийских крепостей. Однако положение было осложнено:

— ослаблением хозяйства страны в результате разорения опричниками;

— изменением отношения к русским войскам местного населения в ре­зультате военных набегов;

— переходом на сторону врага князя Курбского, одного из самых видных русских военачальников, знавших к тому же военные планы Ивана Грозного;

— опустошительными набегами на русские земли крымских татар;

2) 1578—1583 гг. — оборонительные действия России. В 1569 г. произошло объединение Польши и Литвы в единое государство — Речь Посполитую. Из­бранный на престол Стефан Баторий перешел в наступление; с 1579 г. рус­ские войска вели оборонительные бои. В 1579 г. был взят Полоцк, в 1581 г. — Великие Луки, поляки осадили Псков. Началась героическая оборона Пскова (возглавлял ее воевода И. П. Шуйский), продолжавшаяся пять месяцев. Му­жество защитников города побудило Стефана Батория отказаться от дальней­шей осады.

Ливонская война завершилась подписанием невыгодных для России Ям- Запольского (с Польшей) и Плюсского (со Швецией) перемирий. Русским при­шлось отказаться от завоеванных земель и городов. Земли Прибалтики были захвачены Польшей и Швецией. Война истощила силы России. Главная зада­ча — завоевание выхода к Балтийскому морю — решена не была.

Оценивая внешнюю политику России в XVI в. — завоевание Казанского (1552) и Астраханского (1556) ханств, Ливонскую войну (1558—1583), начало колонизации Сибири, создание оборонительной черты Московского госу­дарства, защищавшей от разорительных набегов, главным образом со сторо­ны Крымского ханства, важно иметь в виду, что наибольших внешнеполити­ческих успехов страна добилась в первый период правления Ивана Грозного (50-60-е гг.):

Кроме того, необходимо подчеркнуть и то, что военная политика России обусловливалась не только ее естественными в своей основе стремлениями отстоять молодую государственность, обезопасить границы, преодолеть синд­ром более чем двухсотлетнего ига, выйти, наконец, к Балтийскому морю, но также и экспансионистскими и захватническими устремлениями, порождае­мыми самой логикой формирования централизованного государства и инте­ресами военно-служилого класса.

Особенности политического развития Московского государства в XVI в. В отличие от Европы, где сложились национальные централизованные госу­дарства, объединение русских земель в Московское государство еще не озна­чало слияния их в единое политическое и экономическое целое.

На протяжении XVI в. шел сложный и противоречивый процесс центра­лизации, изживания удельной системы.

В изучении особенностей политического развития русского государства в XVI в. можно выделить несколько наиболее дискуссионных проблем.

В отечественной и зарубежной литературе отсутствует единое мнение по определению государственной формы, утвердившейся в России. Одни авторы характеризуют эту форму как сословно-представительную монархию, другие — как сословную.

Некоторые определяют политическую систему России XVI в. как самодер­жавие, понимая под ним деспотическую форму абсолютизма и даже восточно­го деспотизма.

На ход дискуссии оказывают влияние следующие обстоятельства:

— во-первых, демонизация в оценке личности и политики Ивана Грозного, начало которой положил Н. М. Карамзин;

— во-вторых, неясность понятий «самодержавие», «абсолютизм», «вос­точная деспотия», их соотношения.

Формально-юридическое, или чисто рациональное, определение этих понятий не учитывает характерной для средневекового мировосприятия традиционности власти, что оказывало влияние на сущность и форму госу­дарственности. Самодержавие XVI в. — это русская национальная форма пра­вославной сословной государственности, оцерковленного государства, кото­рая не может быть отождествлена ни с разновидностями восточного деспо­тизма, ни с европейским абсолютизмом, во всяком случае до реформ Петра I (В. Ф. Патракова).

М. М. Шумилов обратил внимание на то, что в характеристике русского самодержавия мнения авторов расходятся. Так, согласно Р. Пайпсу, самодер­жавный строй в России сформировался под влиянием Золотой Орды. Амери­канский историк полагает, что поскольку на протяжении веков хан был абсо­лютным господином над русскими князьями, то и «его могущество и величие почти полностью стерли из памяти образ византийского василевса». Послед­ний являл собой нечто весьма отдаленное, легенду; ни один из удельных кня­зей не бывал в Константинополе, зато многим из них была очень хорошо из­вестна дорога в Сарай.

Именно в Сарае имели князья возможность вплотную лицезреть власть, «с которой нельзя входить в соглашение, которой надо подчиняться безус­ловно». Здесь они научились облагать налогами дворы и торговые сделки, вести дипломатические отношения, управлять курьерской службой и рас­правляться с непокорными подданными.

С. Г. Пушкарев полагал, что политический строй Русского государства сложился под влиянием византийской церковно-политической культуры, а власть московских великих князей (Ивана III, Василия III) и царей (за ис­ключением Ивана IV) была неограниченной лишь формально. «Вообще же московский государь был — не формально, а морально — ограничен старыми обычаями и традициями, в особенности церковными. Московский государь не мог и не хотел делать того, что «не повелось».

В зависимости от ответа на вопрос о сущности монархической власти в России историки по-разному высказываются и относительно политиче­ской роли Боярской думы. Так, по мнению Р. Пайпса, Дума, не обладая ни законодательной, ни исполнительной властью, выполняла лишь функции регистрационного учреждения, утверждавшего решения царя. «У Думы, — по его словам, — не было ряда важнейших особенностей, которые отличают уч­реждения, обладающие настоящей политической властью. Состав ее был крайне непостоянен... Регулярного расписания заседаний не было. Протоко­лов дискуссий не велось, и единственным свидетельством участия Думы в выработке решений служит формула, записанная в тексте многих указов: «Царь указал, а бояре приговорили». У Думы не было четко оговоренной сфе­ры деятельности».

В XVI в. Дума превратилась в постоянное правительственное учрежде­ние, где думские люди выступали не только советниками царя по вопросам законодательства и управления, не только участвовали в выработке реше­ний, зачастую дискутируя, а иногда возражая царю, но также управляли центральными приказами, исполняли особые поручения по делам цент­ральной и местной администрации (В. О. Ключевский).

Другая грань вопроса о сущности российской государственности XVI в. — деятельность земских соборов 1549—1550, 1566 и 1598 гг., изучение их форми­рования, функций и взаимоотношений с царем.

Попытки решить эту проблему в духе европоцентристских концепций, господствующих в историографии, дают полярные, порой взаимоисключаю­щие точки зрения исследователей. Земские соборы в России не имели посто­янного состава, четко определенных функций в отличие от сословно-пред­ставительных органов власти европейских стран. Если парламент в Англии, генеральные штаты во Франции и другие сословно-представительные органы возникали как противовес королевской власти и были, как правило, в оппо­зиции к ней, то Земские соборы никогда не вступали в конфликт с царем.

В исторических исследованиях нередко высказывается мнение о сословно-представительной природе Земских соборов (С. Г. Горяйнов, И. А. Исаев и др.). Однако М. М. Шумилов считает, что, по всей видимости, Земские со­боры XVI в. не были ни народными, ни сословно-представительными учреж­дениями и ни совещательными органами при царе. В отличие от соответству­ющих учреждений Западной Европы они не вмешивались в государственное управление, не испрашивали для себя каких-либо политических прав, не вы­полняли даже совещательных функций. Участники первых Земских соборов не были выборными представителями. В их составе преобладали назначае­мые или призываемые самим правительством представители высшего сто­личного дворянства и купечества. Хотя в работе Земского собора 1598 г. в от­личие от предыдущих участвовали и выборные представители, ручавшиеся за свои миры, однако преобладали по-прежнему не они, а представители самого правительства: разностепенные носители власти, должностные лица, управ­ленцы, «агенты военных и финансовых учреждений» (В. О. Ключевский). Все они созывались на соборы не для того, чтобы заявить правительству о нуждах и желаниях своих избирателей, и не для обсуждения общественно значимых вопросов, и не с целью наделения правительства какими-либо полномочия­ми. В их компетенции были ответы на вопросы, а сами они должны были вер­нуться домой ответственными исполнителями соборных обязательств (фак­тически правительственных решений).

Тем не менее трудно согласиться с мнением некоторых зарубежных и отечественных историков о неразвитости Земских соборов. По мнению В. Ф. Патраковой, если на Западе формируется идея разделения властей, то в России развивается идея соборности власти на основе ее духовной, право­славной общности. В идеале в Соборах достигалось духовно-мистическое единение царей и народа (в том числе и через взаимное покаяние), что соот­ветствовало православным представлениям о власти.

Таким образом, в XVI в. Россия превратилась в государство с самодержавно-политическим устройством. Единоличным носителем государственной власти, ее главой был московский великий князь (царь). В его руках сосредо­точилась вся полнота власти законодательной, исполнительной и судебной. Все правительственные действия совершались от его имени и по его имен­ным указам.

В XVI в. в России происходит зарождение империи и имперской полити­ки (Р. Г. Скрынников). Практически все историки видят в опричнине один из факторов, подготовивших Смуту начала XVII в.

Дата добавления: 2015-11-30