|
Читайте также: |
— Бежать? Не сносить мне головы… — Радим быстро продумывал возможные ситуации. — Поймают — железо благом покажется. А что ты сделала со сторожем?
— Им занялся Валуня. Поторопись, пожалуйста! Вот твой мешок! Я туда еще пирогов положила…
— Добро, — увидев свои пожитки в целости и сохранности, Радим воспрял духом и решил, что свобода дает больше возможностей, чем неволя. — Пойдем.
Следом за Младой скоморох осторожно вышел из баньки и двинулся к плетню. Месяц светил ярко, поэтому дорогу было хорошо видно. С одной стороны, это на руку — идти легче, с другой — самих беглецов тоже издалека видно. Подбираясь к калитке, Радим заметил безвольно замершее в стороне тело. Свет падал человеку на лицо, потому скоморох без труда признал одного из дружинников, которые вели его к князю, а затем в баньку. Третьяк. Ратник был мертв, его тело было рассечено. Валуня из-за Радима зарезал сотоварища? Скомороха покоробило. Сомнения закрались в душу, но он не дал им воли. Решившись на побег, нельзя останавливаться на полдороге.
Млада вывела Радима на опушку леса и здесь попрощалась.
— Иди вдоль ручья. Слышишь, за бурьяном журчат? Он выведет тебя к Мете. Пойдешь против течения. Дойдешь до Волочка. Удачи!
— Спасибо, Млада. И Валуне передай мою благо-дарность!
— Передам, обязательно! До встречи!
Млада на прощание поклонилась и спешно пошла к Березейке. Радим постоял, глядя ей вслед, а потом двинулся на звук бегущей воды. Он свободен и вроде как не внакладе. Потеряно только ожерелье, а мешок с пожитками остался нетронутым. Не самое худшее развитие событий.
Глава 4
В лесу Радим на себе испытал, что осенние ночи теплом не балуют. До сих пор его согревала непрерывная череда приключений, теперь же холод, проникнув сквозь рубаху, пробирал до костей. Радим достал из мешка кафтан и немеющими пальцами натянул на себя. Чтоб стало веселее, решил перекусить, благо сразу нашел завернутые в тряпицу пироги Млады.
Набив рот вкусной выпечкой с начинкой из смородины, скоморох почувствовал себя гораздо лучше. Даже сил прибавилось, страх перед преследователями улетучился, а ноги зашагали быстрее.
Конечно, ночной лес опасен. Это Радим знал не понаслышке, самому приходилось бедовать, и в ямы падать, и с тропы сбиваться. Но в этот раз выбирать не приходилось — чем дальше он уйдет, тем больше выиграет. По остывшему следу псы вряд ли пойдут, а людям его век не сыскать.
Ночной лес был полон жизни. То там, то здесь кто-то хлопал крыльями, надрывно ухал, потрескивали ветки, шумели деревья. Радим был на короткой ноге с лесными тварями. Конечно, он боялся встреч с медведем-шатуном или волками, но был готов к ним. На этот случай в мешке лежал длинный нож с прочной костяной рукоятью.
Не слишком пугали и лесные духи. Против леших и шишиг хорошо помогали висящие на шее обереги. Гораздо больше Радима страшила встреча с людьми. Князь по малому поводу в такую глухомань с дружиной не пойдет. Значит, в новгородской земле действительно серьезные неприятности. Похоже, тати совсем распоясались и спуску никому не дают, вон даже целые села вырезают. А где разбойному люду прятаться, как не в лесу? Не ровен час, наткнешься на татей. Вот тогда придется попотеть.
Радим будто в воду глядел. Не успел он пройти по ручью пары верст, как увидел отблески костра. Впереди кто-то был.
Собственно, вариантов у Радима имелось немного: обойти костер справа либо слева. При этом нельзя потерять из виду ручей — местность незнакомая, можно заблудиться.
Скоморох присел, вслушиваясь в доносящиеся от костра звуки. Там разговаривали люди. Они вели беседу в полный голос, ничего не остерегаясь. Разобрать слов Радим не мог, но это его не волновало. Главное, что люди у костра заняты собой и, вероятно, не обратят внимания, если мимо осторожно проскользнет случайный путник.
Чтобы не создавать шума, Радим решил не переходить ручей. Он отправился по тому берегу, на котором стоял, — лишь чуть углубился в чащу. Ступал теперь с огромной осторожностью, старался не хрустеть валежником, не задевать развесистые еловые лапы. Это удавалось с трудом. Скоморох бесшумно поравнялся с костром, отделенным от него лишь несколькими кустами, и затаился, переводя дыхание. Пройти еще столько же — и он в безопасности.
У костра сидели человек десять. Одеты небогато: в некрашеные холсты и кожи. На ногах — либо драные лапти, либо грязные мозоли. Однако когда Радим перевел взгляд выше, у него вмиг похолодело в груди.
Их лица скрывали грубо выделанные личины. Ни один уважающий себя скоморох не стал бы выступать в таком виде. Ценились личины, искусно расписанные признанными мастерами. Брови, нос, рот — все должно было светиться яркими красками. Здесь же — невыразительные деревяшки с двумя отверстиями для глаз. Именно эта невыразительность более всего и пугала. У людей отсутствовали лица. Перед костром сидели безликие.
— Время на исходе. Но все складывается в нашу пользу, братья. Князь здесь, значит, победа близка.
Говорил человек, чья личина выделялась отсутствием второго ока. Кроме того, на его голове не было ни единого волоска.
— Он оказался глупым, — усмехнулся щербатый старик в полуличине — она скрывала его лицо только ото лба до носа, оставляя открытыми рот и седую бороду.
— Все, кто не вернулся в лоно, — глупцы! — ответил одноглазый.
Услышав слово из ужасного сна, Радим встрепенулся. Ох, неприятная компания здесь собралась, надо скорее уносить ноги. Однако любопытство оказалось сильнее.
— Мудрецы — те, кто принял спасение. Сегодня среди нас трое новых братьев. Они побывали на Горе, они говорили с Господом, они получили посвящение кровью и плотью. Братья, встаньте!
Трое мужей послушно поднялись.
— Принесли ли вы доказательства своего возвращения? Есть ли у вас то, что обрадует Господа?
— Есть, брат, — нестройным хором ответили мужи.
— Покажите нам.
Первый муж поднял с земли дерюгу и, развернув, извлек отрубленную голову:
— Купчина отказался принять крест и вернуться в святое лоно.
Второй муж поднял за длинные волосы другую голову:
— Полдюжины грешниц застал я на купании. Ни одна не приняла спасения. Моя рука покарала их во имя Господа.
Третий муж тоже принес человеческую голову:
— Мой отец был закоренелым грешником. Одноглазый одобрительно кивнул:
— Вы вернулись в святое лоно, братья. Садитесь! Господь радуется вместе с нами.
Скоморох был благодарен ночи, скрывшей от него кровавые детали происходящего. Бурная жизнь закалила его, но не настолько, чтобы безучастно взирать на жестокость душегубов.
— Скоро заблудших не станет, — начал вещать одноглазый. — К Покрову все будет закончено. Нам придется многое для этого сделать, но Господь вознаградит нас. На небесах верных рабов Божьих ждет сущий рай.
Речь напоминала христианскую проповедь. Нечто подобное Радим неоднократно слышал, когда бывал в церкви. Только говоривший был не пресвитером. Немытые мозолистые руки явно привыкли к топору, а не к кадилу. А эта лысина… Где-то он уже видел подобную. Ах, да, тот воевода в Лощинке. Но не может же это быть он? Что ему делать среди грязных смердов?
— Нам предстоит снова убивать. Готовьте свои души к смертельной схватке, братья. Господь поможет. Помолимся!
Люди у костра сложили ладони и зашептали молитвы. Радим разглядывал сидевших и все больше убеждался в том, что надо улепетывать. Очи безликих безумно блестели в отблесках пламени, придавая и без того ужасным татям невыносимо жуткий вид. Еще страшнее было их снаряжение. Безоружных среди молящихся не водилось. Длинные ножи и тяжелые рогатины были у каждого. Некоторые, как, например, одноглазый, имели топоры. Кое у кого за спиной виднелись луки и колчаны, полные стрел. Но более всего пугало, что слова одноглазого очень напоминали речь, услышанную во сне. Может, сна не было вовсе? А все это — жуткая явь?
— У тех, кто не примкнул к нам, еще есть время, — снова заговорил лысый. — Они должны покаяться в грехах и вернуться в святое лоно. Это единственное, что их спасет. Другая дорога — смерть и вечная мука в геенне огненной до самого Страшного суда. Выходи, Радим, мы тебя ждем.
Одноглазый повернул голову в сторону затаившегося скомороха. Глаз жуткого проповедника полыхнул огнем, его взгляд впился в Радима. Если произошедшее назвать громом среди ясного неба, то это будет слабое сравнение. Скоморох буквально остолбенел, не в силах уразуметь, как его обнаружили, как узнали его имя.
— Не противься воле Господа, что привела тебя сюда. Иди к нам или умри! — Одноглазый резко взмахнул рукой, метнув топор. Оружие с треском рассекло кусты и вонзилось в березу, за которой прятался скоморох.
Радим будто оттаял, он резко вскочил и, более не размышляя о смысле происходящего, рванул прочь от костра. Вдогонку закричали, забряцали оружием, кинулись следом, поэтому скоморох бежал что было сил. Ветви хлестали по лицу, оставляя болезненные царапины, ноги ударялись о корни и пни. Непроходимые заросли, как назло, вставали стеной каждый раз, когда скоморох прибавлял скорости. Приходилось их огибать, метаться из стороны в сторону, теряя время и ориентиры. Благодаря ловкости Радим все же избежал опасностей ночного бега. Пару раз свалившись, он не разбил голову и не свернул шею.
Выскочив на берег реки, скоморох не успел остановиться и с разбегу влетел в воду. Холод привел его в чувство. Куда дальше? Идти вдоль Меты, как предлагала Млада, было опасно. Радиму казалось, он еще слышит звуки погони, а значит, на этом берегу его в покое не оставят. Надо плыть.
Скоморох скинул кафтан и рубаху, снял боты и сложил добро в мешок. Осенняя Мета была холодна. Боясь окоченеть, скоморох спешно поплыл к противоположному берегу, гребя правой рукой, а в левой держа на весу мешок. Однако на середине силы оставили беглеца. Начали неметь мышцы. Радима охватил страх. Он с тоской подумал, что утонуть в реке еще глупее, чем свалиться в медвежью яму. Вот будет радости у раков — пощипать его бренное тело. Правда, говорят, к утопленникам благоволят русалки. Интересно, они красивы или нет?
Наконец, правая рука напрочь отказалась слушаться. Радим пошел ко дну. Бросив мешок, он попытался помочь себе левой, но тщетно. Скоморох тонул, барахтаясь из последних сил. Внезапно ноги коснулись твердой поверхности. Или ему показалось? Радим попытался встать и на самом деле ощутил илистое дно. Подхватив плавающий рядом мешок, скоморох, по грудь в воде, медленно побрел к берегу.
Он добрался до ближайших ивовых зарослей. Там свалился на землю и мгновенно заснул.
Глава 5
В тинистой заводи нудно гудели мухи. Сидевшая на склоненной к воде иве сойка наблюдала за трудягами-муравьями. Рядом куда-то спешил важный черный жук. Заяц вынырнул из леса на берег и, принюхавшись, осторожно приблизился к реке. Розовый язык заметался по поверхности воды. Внезапно длинноухий насторожился, завертел головой. Потом зверек торопливо отскочил от берега и припустил к лесу. Вслед понесся громкий чих.
Радим проснулся. Он поднялся с песка, протирая заспанные глаза. Скоморох чувствовал себя сносно, гораздо лучше, чем можно было предположить после вчерашних невзгод. Небольшая простуда была платой за ночевку в мокрой одежде.
Первым делом скоморох осмотрелся: не видно ли давешних преследователей. На берегу вырисовывалась лишь одна цепочка следов, и они принадлежали Радиму. В лесу пахло опадающей листвой, но не людьми. Река безмятежно несла свои воды в необозримую даль.
Скоморох скинул исподнее и в чем мать родила встал под лучи горячего солнца. Сладкая нега распространилась по телу, тепло заструилось в жилах, пришло ощущение жизни. Сила наполнила затекшие мышцы. Радим с наслаждением несколько раз выгнулся, потом сделал пару дюжин приседов, попрыгал на месте и наконец нырнул в реку.
Взбодрившись, скоморох вышел на берег и, обсыхая, предался думам. Нечистое дело творится в земле новгородской. Волшбой не просто пахло — так разило, что не по себе становилось. Хотелось как можно скорее утечь подальше и забыть ужасные лица лысого татя с топором и его приспешников. Пусть разбойным людом занимаются князь и его дружина. Это им не одинокого скомороха имать, потрудиться явно придется.
Скоморох перекусил подсохшим пирожком, попил свежей речной воды и, быстро собрав вещи, выступил в поход. Пошел против течения, как сказала Млада. Надо добраться до Волочка, а уж оттуда то ли через Торжок идти в смоленские пределы, то ли повернуть к Суждалю.
Погода стояла замечательная. Пожалуй, даже ле-теница не часто радовала такими ясными и теплыми днями. Легкий ветерок дул с полудня, приятно холодя раскрасневшееся лицо. Радим шел быстрым шагом, временами огибая заболоченные участки, однако стараясь не упускать реку из виду. Заблудиться в незнакомых местах — проще простого. Даже такому опытному страннику, как Радим, не выжить, заплутав в глухой чаще. Тут ведь добрых людей поприщ на десять нет, а может, и более.
Солнце клонилось к закату, когда Радим заметил ладью. Это было серьезное судно, тридцати локтей в длину и трех в ширину, способное выдержать волну Ильмень-озера. Основу струга составлял ствол осины, аккуратно выдолбленный и распертый еловыми опру-гами от носа до кормы. Верхний обрез борта имел небольшой выступ с отверстиями, к нему дубовыми гвоздями была прикреплена внешняя обшивка корабля — насад. В середине судна торчала одинокая мачта со спущенным парусом. Ладья стояла у берега, привязанная пеньковым канатом к небольшой березке.
Радима насторожило отсутствие какого-либо движения на струге и около него. Вокруг не было ни Души.
Скоморох приблизился к берегу, чтобы внимательнее рассмотреть ладью. Быть может, она дала течь или села на мель? Но, даже подойдя ближе, Радим не смог разгадать загадку. В голове завертелись шальные мысли.
А вдруг на борту какое добро осталось? Хозяева незнаемо где, а Радиму только протянуть руку.
Скоморох почесал затылок. Последний раз, когда он покусился на брошенное добро, дело закончилось полоном у Остромира. Стоит ли рисковать? Безопасней идти своей дорогой.
Скоморох прекрасно сознавал, что делает глупость, но тем не менее ступил на самый край берега и заглянул через борт. От смерти его спасла великолепная реакция. Копье, пущенное рукой притаившегося на дне человека, просвистело у виска.
Метатель выскочил из-под белого плаща, выхватил меч и с криком бросился на скомороха. Его примеру последовали еще четверо воинов, прятавшихся под дерюгами. Радим хотел бежать в лес, но дорогу заступил косматый ратник, размахивающий черненым топором. Скоморох понял всю бесплодность сопротивления и рухнул на колени с мольбами о пощаде:
— Помилуйте, люди добрые! Не со злым умыслом я к вам заглянул! Помилуйте!
Косматый занес топор над шеей Радима и обратился к предводителю:
— Сечь?
— Секи… — коротко откликнулся тот с ярко выраженным норманнским говором.
Радим резко повернулся и упал в ноги норманну. Он хорошо знал эту породу людей, грозных викингов, убийц без совести, способных на гораздо большую жестокость, чем казнь непутевого скомороха. Сальные волосы, сплетенные в косицы, маленькие злые глазки под густыми бровями, грязное тело, распирающее мышцами старую кольчугу, — вот типичный облик искателя приключений из далекой Норги. Спастись от их ярости можно было только двумя способами: победить в бою или смутить речами. Выиграть схватку не удалось, оставалась надежда на язык.
— Не надо, господин Грим! Ведь тебя зовут Грим? Ты служил Эйливу в Ладоге? Мы знакомы! — залепетал Радим, целуя сапоги воина.
— Нейт, проходимец… Меня совут Хельги Тюленьи Яйца. Хоть я и бывайт в Ладога, но тебя не помнит. Секи, Чтибор… — Норманн пнул скомороха, чтобы тот откатился в сторону.
— Тюленьи Яйца, помилуй! — скоморох видел блеск стали и уже прощался с жизнью.
— Чтибор, стой! — раздался громкий женский голос. — Я беру этого человека под свою защиту.
Чтибор подчинился и опустил оружие. Норманн насупился, ему явно не нравилось вмешательство женщины.
— Дорогая, зачем ты опять мешаешь мужчинам? — послышался тонкий, хотя, несомненно, мужской голос. — Мы наняли Хельги, чтобы он защищал нас в пути. Не надо вмешиваться!
Мужчина говорил по-хазарски. Этот язык скоморох пытался учить, зимуя у богатого полоцкого менялы Моисея. Хозяину очень нравилось, когда шутят на его родном наречии. И хотя остроумно высказывался Радим редко, но уже сами попытки говорить по-хазарски приводили Моисея в веселое настроение.
— Это не защита, мой милый Яков, это убийство. Видишь, он совсем не сопротивляется.
— Госпожа, — вступил в разговор норманн. — Он, возможен, лазутчик.
Радим сообразил, что жизнь висит на волоске и сейчас все зависит от того, кто кого переубедит. Предстояло блеснуть знанием хазарского.
— Добрая госпожа! Благодарствую! Я не лазутчик, клянусь Сварогом, я — скоморох. Я могу доказать. Хотите, колесом пройдусь или через голову прыгну?
— Скоморох? Ты знаешь наш язык? — улыбнулась женщина. — Это интересно. Я люблю затейников. Пустите его.
— Ай, не надо, Сара, быть беде, — сказал обладатель тонкого голоса — невысокий седой мужчина в длинном черном кафтане и маленькой бархатной шапочке. Судя по многочисленным перстням, унизывавшим его пальцы, и по аккуратным заплатам на платье, он был богат, но скуп.
Хельги сделал своим воинам знак, и они спрятали оружие. Сара подошла к Радиму и помогла подняться на ноги.
— Как твое имя, скоморох?
— Радим, госпожа.
— И куда ты идешь?
— Пока на Волочек, а там погляжу.
Сара была немолода, но не старше Якова. Черные с проседью волосы женщины аккуратно лежали под веревочной сеткой. Ее глаза были прищурены, и потому казалось, что она постоянно смотрит оценивающим взглядом. Небольшие черные усики пробивались около уголков рта, добавляя облику неожиданные мужественность и суровость. Ее платье было такого же густого черного цвета, как у мужа, но, в отличие от него, Сара не носила золота.
— Чудно. Мы тоже на Волочек идем. Хочешь отправиться с нами?
— О, нет, дорогая! — воскликнул Яков.
— Не надо так делайт, — одновременно с хозяином возразил Хельги.
Предложение Сары мужчинам не понравилось, но скоморох уже понял, кто здесь главный, и коротко ответил:
— Хочу. Последовала бурная сцена.
Яков срывающимся голосом начал уговаривать жену:
— Ай, Сара! Это поистине глупо — так верить случайным людям. Он сказал, что скоморох, а вдруг он такой же скоморох, как те, в личинах? Ты уже забыла, что мы потеряли вчера трех человек, когда эти оборванцы напали на нас? Сара, мы даже не знаем, может, он был среди них, сбросил личину и погнался за нами!
— Радим, ты — христианин? — спросила женщина. Скоморох замялся. Господа были иноземцами и, похоже, иудеями. По крайней мере, выглядели они так же, как полоцкий меняла Моисей, который регулярно посещал синагогу и уговаривал Радима сделать обрезание.
— Когда как, госпожа. В Бога я верую. Сара усмехнулась:
— Хороший ответ, скоморох. Ты точно не из татей. Те были христианами. — Женщина повернулась к мужчинам: — Вы же помните, что они кричали.
— Лазутчик может притворяйт, — заметил Хельги.
— Но он не станет надевать языческие обереги. Посмотри на него. Разве он похож на вчерашних врагов?
— Дорогая, язычники не менее опасны, чем христиане. Вспомни бедного Езуса, что пару годов назад отправился в эту страну искать древности. Ты точно не могла забыть этого тощего рабби, одержимого страстью к хазарским печатям, пыльным пергаментам и глиняным черепкам. Его очень заинтересовал твой платок, вышитые на нем узоры и орнаменты. Ты получила за платок хорошие деньги, помнишь? Так вот, Езус сгинул бесследно, Сара. А ведь тогда еще и слуху не было об этих ужасных татях.
— Наш Хельги и его люди тоже не иудеи, Яков. Ты забываешь важные вещи, милый.
— Ай, Сара, плох я стал, очень плох. А все от чего? От волнений. Бесконечно боюсь напастей. То ли в пути ограбят, то ли в Новгороде товар отберут, то ли в родном Булгаре мятеж учинят. Тревожные времена, ой, тревожные! Ежели возьмешь этого человека, я буду переживать, очень сильно переживать.
Сара подошла к мужу и обняла его:
— Милый, успокойся! Все будет хорошо! Веришь мне?
— Сара, ты же знаешь, я всегда верю тебе.
— Вот и чудно. Садимся в ладью. Отдохнули — и хватит.
Яков тяжело вздохнул и подчинился. Следом за ним в ладью забрались воины и Радим. Скоморох хотел было удобно устроиться на корме, когда Хельги поманил его пальцем и указал на скамью в середине. Радим вздохнул, скинул с плеч мешок и обреченно сел к веслу.
Глава 6
На ладье могли бы поместиться более дюжины человек, но плыли только одиннадцать: Яков, Сара, Радим, шестеро ратников и двое холопов. Грести пришлось всем, кроме хозяев и одного раненого воина из ватаги Хельги, усаженного к кормилу. Темп задавал Тюленьи Яйца, и нельзя сказать, чтобы он жалел команду. Струг шел против течения как на парусах, мягко рассекая водную гладь.
Когда пришло время передохнуть, ладью привязали к нависшему над рекой тополю, а Сара вдруг вспомнила, что основное занятие скоморохов — вовсе не гребля. — Покажи, Радим, что-нибудь забавное. Повесели душеньку. Можешь?
Скоморох был изнурен непривычным трудом, однако поспешил уверить, что представить забаву готов в любое время в любом месте.
Радим прошел на корму, достал из мешка плащ, сшитый из разноцветных кусков полотна, накрылся им, спрятав голову и плечи, отыскал выточенную из липы личину и надел ее. В руки скоморох взял короткие палки с бубенцами на концах. Ими можно одновременно жонглировать и звенеть. Пока Радим готовился, в голове созрел план представления. Насколько он себя помнил, подобного вытворять еще не приходилось, но — тем интереснее.
Резко распрямившись и скинув плащ, Радим явил зрителям личину: ярко-красный рот, неимоверных размеров нос и широкие черные очи. Руки начали вращать палки — бубенцы мерно зазвенели. От неожиданности присутствующие охнули, а Хельги чуть было не обнажил меч. Потом, поняв, что это забава, все расслабились, некоторые даже засмеялись. Радим тем временем прошелся по борту, подвергнув ладью такому крену, что она чуть не черпнула воды, прыжком достиг мачты и ловко полез наверх, зажав палки в зубах. Добравшись почти до верхушки, скоморох повис, обхватив мачту ногами. Его руки начали подбрасывать и ловить звенящие палки. Зрители восторженно закричали, даже суровый Хельги перестал хмуриться и убрал руку с рукояти меча.
Совершив пару трюков на мачте, Радим спустился вниз и начал прыгать по ладье. Судно закачалось, Яков недовольно заворчал, и Саре пришлось остановить представление:
— Хватит, хватит, Радим! Замечательно! И кто, милый, тут говорил, что он не скоморох?
Как только Радим закончил развлекать народ, оказалось, что время стоянки вышло и предстоит снова вернуться к веслам. Потный скоморох начал протестовать, но его не послушали. Спорить с Хельги было бесполезно.
К вечеру один из холопов купца потерял сознание, работа веслами на ярком солнце окончательно сломила его. Несчастного тут же окатили холодной водой, потом, когда он стал подавать признаки жизни, выкинули на веревке за борт. Хельги сел грести за двоих. Радим не приметил, чтобы от этого ладья пошла медленнее.
На ночь остановились у небольшого островка, возвышавшегося посередине реки. Протоки слева и справа были недостаточно глубоки, чтобы пропустить ладью с полной нагрузкой, поэтому перед ночевкой пришлось ее разгрузить. Тюки с мехами и бочки с медом были тщательно посчитаны Яковом и сложены вокруг того места, где он собирался спать.
При разведении костра случилась интересная сцена. Кресало никак не могло запалить собранный на островке влажный хворост. Сначала мучился один из холопов, потом его место занял Хельги. Безрезультатно. Сухие веточки прогорали, но большое пламя не занималось. Норманн уже хотел послать своих людей через протоку за валежником, когда Радим остановил его. Он взял тлеющую травинку, склонился с нею к Дровам и сильно дунул. Огненный шар вырвался изо Рта и мигом охватил хворост. За один удар сердца разгулялось такое пламя, что ратники в ужасе шарахнулись по сторонам.
Шептун!
— Чародейство! — воскликнул Хельги. — Ти…
Воины схватились за оружие. Радим дружелюбно улыбнулся в ответ:
— Вовсе нет. Я — скоморох!
Прибежал встревоженный Яков. Он не видел, что случилось, но тут же набросился на жену, которая тихо сидела на поваленном дереве:
— Я предупреждал, дорогая! Он накличет беду!
— Не надо шума, милый Яков! Радим просто зажег костер. Это был греческий огонь, так, скоморох?
— Ай, Сара! Откуда этот бродяга может знать великую тайну?
О греческом огне Радим слышал много. Именно на него списывали поражение русского войска в походах на греков. Говорили — метая этот огонь, можно так поджечь ладью, что никто уже не потушит. Вода бессильна против жуткого оружия.
Доселе скоморох относил существование греческого огня к волшбе, с которой ему не хотелось встречаться. Однако слова Сары зародили странную мысль: а вдруг так и есть? Ведь скоморох купил жидкое пламя в Чернигове много лет назад у хазарина из Херсонеса. Может, грязный купец, больше похожий на разбойника, продал секретное оружие кесаря? Любой, кто откроет тайну греческого огня, получит княжью награду. Любой? Не хотелось бы, чтоб такая думка пришла в головы варягам или их хозяевам. Если это произойдет, скоморох, вернее всего, до Волочка не доедет.
— Никакой тайны я не знаю, госпожа. Это ловкость рук и ничего более! Сухих прутиков настругал, дерево в пыльцу растер, долонями рассеял да запалил. Хочешь, еще всяких забав покажу?
Сара не отказалась, и Радиму пришлось попотеть, крутясь колесом и извлекая речную гальку из рукавов завороженных зрителей.
Тем временем холопы наловили стерляди и сварили сытную ушицу. Спутники сели вокруг костра и, по очереди черпая еду, повели разговор о жизни. Сначала начал жаловаться Яков: и то плохо стало, и это, вот когда Ярослав сидел в Новгороде, все было по-другому. А Владимир слишком молодой и слишком советников любит, что ни скажут — все делает.
После пары чарок медовухи беседу поддержал Чтибор, как оказалось, коренной ильменец. Он родился в бедной новгородской семье и с ранних лет подрабатывал на купеческих ладьях. После пары стычек с лихими людьми Чтибор решил посвятить жизнь ратному делу, тогда и прибился к ватаге Хельги. Воин часто бывал в родном граде, Ярославова времени он не помнил, но что нынче порядку стало больше, чем лет десять назад, знал точно. Разгорелся спор, Сара встала на сторону ратника, и ее мужу стоило больших трудов отражать двойные нападки.
Радиму показалось, что женщина затеяла спор ради забавы. Она подтрунивала над Яковом, смеялась и развлекалась, глядя, как он пытается сказать что-то дельное. Хельги и другим воинам беседа была явно скучна. Они бы с интересом поговорили о женщинах и добыче, а заумные темы их не трогали. Радим тоже молчал до поры, до времени, но потом не сдержался и ляпнул:
— Ох, а у скоморохов вся жизнь полосами. Кто б ни княжил — попы нас гоняют, да добрые люди привечают. Попов не было, так тоже кто-то гонял, кто-то угощал. Не в князьях дело.
Радим промочил горло сладкой медовухой. В голове приятно зашумело.
— Не знаешь ты Тору, скоморох, — после паузы тяжело вздохнул Яков. — Рыба с головы гниет. Куда пастырь стадо поведет — туда оно и двинется. Дурной царь целый народ погубить может.
— Господь не допустит, милый, не допустит, — успокоила расчувствовавшегося мужа Сара.
— На то его воля! Только у пророков о Руси и слова нет. Ты ведь знаешь, Сара, я древних книг много прочел… К добру ли такое молчание?
— О нашем Булгаре там тоже ничего нет. Но стоит и процветает.
— Ай, долго ли так будет? Неисповедимы пути Господни.
Радима не тянуло вдаваться в глубокомысленные споры, поэтому он многозначительно промолчал. Беседа постепенно свернула к обсуждению дорог. Чтибор рассказал о мощеных набережных Царьграда, Яков поведал об узких проходах в Каспийских горах, а Ра-дим поделился впечатлениями от своего трехдневного путешествия через полоцкую топь.
Когда уха и медовуха закончились, все разошлись спать. Ратники организовали посменную стражу, поэтому скоморох впервые за долгие месяцы спал совершенно спокойно.
На рассвете двинулись в путь. Снова светило солнце, пели лесные птицы, квакали лягушки, опять грубые весла мозолили ладони, ныли натруженные плечи. Днем останавливались пару раз, чтобы перекусить и отдохнуть. Сара опять просила показать забаву, но Радим был обессилен. Женщина пощадила его и больше просьбами не донимала.
К Волочку подошли уже в сумерках. Это было крупное село, получившее свое название из-за того, что здесь находился волок между Метой и Тверцой. Купцы, шедшие к Торжку от Новгорода или наоборот, были вынуждены проходить тут. Князь удачно использовал волок на свою пользу. В Волочке всегда находился княжий мытарь, собиравший плату за проезд. Именно он встретил судно Якова.
— Исполать, гости дорогие! Что везете? — мытарь был низкорослым смуглым человечком с большим орлиным носом и явно неславянской внешностью. Темная длинная одежда и большой серебряный крест на груди выдавали в нем пресвитера, а речь с чудесным выговором — одного из тех чужеземцев, что приходили с Полуденных гор.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав