|
Читайте также: |
Пока не удавалось.
Радим рассчитывал хорошенько отдохнуть в селении, благо сохранилось несколько кун, заботливо спрятанных на дне мешка. Месяц в пути — немалый срок. Хотелось хорошенько попариться, стряхнуть дорожную пыль, расслабиться, отъесться. А главное — надо было подумать, куда идти дальше.
С новгородской землей у Радима были связаны не самые лучшие воспоминания. Тут ему в прошлом довелось не на шутку бороться за свою жизнь, и кое-кто из врагов, вероятно, еще жив. Встречаться с ними совсем не хотелось. Но на полудне тоже делать было нечего.
Скоморохов в последние годы развелось пруд пруди, многие тиуны и воеводы из-за тихой жизни ударились в разгул, ушлый народ это почувствовал, быстро напялил личины и бубенцы, толпами пошел по богатым дворам. На закате Радим только что побывал, посетил Полоцк, отзимовал в Минске. Особых восторгов эти земли у него не вызвали: люди там жили скаредные, скупые на еду и серебро. Можно было отправиться на восход, к Ростову и Ярославлю. Грады — хоть куда, не богатые, но на пропитание хватит. Другой путь — рискнуть и податься в Новгород, благо тут недалеко. Эта полуночная столица давно манила скомороха, да только именно в Новгороде жили те, кому Радим не был особенно люб.
Думы не помешали путнику заметить, что на участке поля еще колосится овес — это в канун Родогоща дня, когда урожай должен быть собран и сосчитан! — а в селении подозрительно тихо. Ни кудахтанья кур, ни коровьего мычания. Не блеют козы, не звучит молот коваля, не скрипит колодезный журавль. И ни над одной избой не вился дым очага. А день нынче хоть и погожий, но не настолько, чтоб забывать о тепле и горячей пище.
Подозрения усилились, когда скоморох приблизился к околице: нигде ни души. На грядках росли заботливо посаженные репки, морковь и свекла, вокруг изб стояли усыпанные плодами яблони, но хозяева будто исчезли. Пройдя село до конца, Радим обеспокоился не на шутку. Изб было не меньше полусотни, однако все казались покинутыми.
Что это? Куда подевались жители?
Радим громко крикнул, однако никто не ответил. Мертвое село; два ряда заброшенных домов. Страх охватил скомороха. На спине и шее выступил липкий пот. Надо скорее убираться отсюда.
Скоморох ясно сознавал опасность, но любопытство вкупе с шевельнувшейся в душе алчностью принудили задержаться на время. Может, пожитки в домах остались нетронутыми? Стоит посмотреть, нельзя ли чем поживиться. Главное — все сделать ловко и быстро. А это Радим умел как нельзя хорошо.
Скоморох легко перепрыгнул плетеную изгородь. Быстро подбежал к двери в избу, распахнул и скользнул внутрь. На всякий случай негромко спросил:
— Кто живой есть?
Ответа не было. Пока глаза привыкали к сумраку помещения, Радим двигался плавно, боясь что-нибудь задеть и раздавить. Освоившись, он цепким взглядом окинул клеть. В центре горницы стоял грубо сколоченный стол, рядом — широкая скамья. На стене бурая медвежья шкура. В углу темнел холодный очаг. На длинном воронце теснилась глиняная утварь. Хозяева будто вышли ненадолго, оставив хозяйство как есть.
Радим прошел вокруг стола, коснулся пальцами шкуры, бросил взгляд в красный угол. Точно! На полке отсутствовали деревянные фигурки домовых. Это непорядок. Вернее всего, хозяева ушли навсегда. И, похоже, не по своей воле…
Радим заметил, что пол под ногами покрыт темными пятнами. Света не хватало, но скоморох был готов поклясться всеми богами, что это засохшая кровь.
Бешено стучало сердце. Радим сдернул со стены шкуру и поспешил покинуть избу. Конечно, следовало поглядеть и в подполе, прибрать запасы, коли остались, но нервы буквально звенели от напряжения. Неладно здесь. Лучше уходить, покуда не поздно.
Выйдя на улицу, Радим отдышался и аккуратно скатал шкуру — можно продать при случае. Ее мех случайно коснулся висевшего на шее неброского ожерелья из камней. Один из серых камней вдруг полыхнул алым.
Радим охнул, чуть не выронив добычу. О волшебном ожерелье из говорящих камней он совсем позабыл. Нельзя сказать, что скоморох ненавидел волшбу. Скорее, он ее боялся. Как всякий разумный человек, носил с собой множество амулетов и оберегов — на разные случаи жизни. Большинство заговоренных вещей лишь придавали Радиму уверенность. В деле он никогда их не видел, да и не стремился попадать в ситуации, когда помогают такие штуки. Совсем иное — говорящее ожерелье. Это был подарок могущественного волхва Туровида, великого заводилы Коло скоморохов. Камни на самом деле говорили. Прикоснувшись к предмету, они брали часть его памяти, впитывали и хранили до поры до времени. Алый цвет показывал: камни готовы поделиться знанием. Чтобы их выслушать, надо погрузить ожерелье в воду.
Радим огляделся: невдалеке виднелся колодезный журавль. Любопытно, что расскажут камни? Может, они прольют свет на события, приведшие к запустению?
Скоморох нечасто использовал волшебное ожерелье. Он его боялся, как-то даже хотел выбросить. Жадность, однако, всегда побеждала страх. Негоже разбрасываться такими редкими вещицами. В нужный момент они могут оказать неоценимую помощь.
Скомороха сразу насторожило, что колодезное ведро опущено в глубину, вместо того чтобы стоять на срубе. Рачительные хозяева так не делают.
Радим снял ожерелье и осторожно коснулся колодезя. Все камни, как один, вспыхнули алым цветом. Такого скоморох еще никогда не видел. Каждому камню было что сказать! А ведь Радим давно подметил: камни всегда вещали только о важном. Скоморох торопливо сунул ожерелье за пазуху. Надо скорее поднять ведро и выслушать волшебную молву.
Журавль заскрипел и с трудом поддался сильным рукам. Что такое? Ведро с водой не может столько весить. Вновь накатили дурные предчувствия. Однако Радим не отступил, и вскоре очам предстала жуткая картина.
На веревке висела обнаженная женщина. Ее шея была затянута прочной петлей, язык свисал синим куском мяса, глаза вылезли из глазниц. Тело было перепачкано кровью и нечистотами.
Радим опустил труп. Тело с глухим звуком осело на землю. Ведро, все еще закрепленное на конце веревки, ударило покойницу по плечу и опрокинулось набок. Изнутри потекла зловонная жижа. Радим поморщился, а когда разглядел то, что еще вывалилось из ведра, его чуть не стошнило. На зеленой траве лежала голова ребенка.
Замешательство было столь велико, что Радим пропустил миг, когда появились вершники. Они окружили бледного скомороха плотным кольцом. Радим понял, что объяснений не избежать.
— Кто таков? — раздался первый вопрос.
— Радим… Скоморох…
Копья вершников склонились к горлу Радима. Дело приняло скверный оборот.
— Где другие душегубы?
— Что?
— Отвечай!
Железо царапнуло щеку, оставив красный след.
— Я не душегуб! Я просто скоморох!
— И личина есть?
— Личина? Конечно, есть, — Радим скинул заплечный мешок и начал его развязывать.
— Точно душегуб! Вздернуть татя!
— Спокойно, ребята. Я его знаю. — Вперед выехал важный боярин — ладно сложенный муж средних лет в синем бархатном кафтане поверх блестящей кольчуги. Вот и встретились. — Вершник снял золоченый шишак с узорчатым наносьем, открыв холеное, гладкое лицо и светлые, почти белые волосы.
Радим с ужасом признал говорившего. Это был один из тех новгородцев, с которым скоморох меньше всего хотел встречаться: Остромир, правая рука князя Владимира Ярославича.
Простолюдина и боярина связывала история, случившаяся год назад в Ладоге. Тогда в посадничьей усадьбе начались ужасные отравления, и Радим был поставлен боярыней Параскевой, женой ладожского воеводы Эйлива, искать злоумышленника. В результате скоморох сам стал подозреваемым, а Остромир этим ловко воспользовался, чтобы воплотить свой замысел по изгнанию Эйлива из Ладоги. Радим по его плану должен был обвинить воеводу в отравлении ц вызвать на суд.
Скоморох не оправдал ожиданий Остромира: он нашел настоящего отравителя, ведьму-оборотня, мстившую за поругание, принятое в молодости от Эйлива. Это смешало замыслы Остромира, и Радим скрылся, заботясь о собственной шкуре. Несомненно, боярин затаил обиду на Радима и теперь, похоже, был в силах взыскать за нее.
«Лучше бы сразу повесили, но Остромир на пытки отдаст, как пить дать».
— Не вели казнить, господин великий боярин! — Радим рухнул на колени.
— А есть почто?
— Нету! Клянусь Сварогом, нету! — Скоморох согнулся в земном поклоне.
— Как объяснишь вот это? — Остромир указал на труп женщины и голову ребенка.
— Никак, господин великий боярин! Не виноват я! Хотел водицы испить, а там такое…
Остромир приметил торчащее из-за пазухи Радима ожерелье. Брови боярина вопросительно шевельнулись, взгляд заинтересованно скользнул по камням.
— А это что?
— Это? — Радим надел ожерелье на шею. — Оберег мой из камушков жабьих, от воды ядовитой.
— Подай, — велел боярин и протянул руку.
Как ни жалко было расставаться с волшебной вещью, с жизнью прощаться еще жальче. Радим поднялся на ноги и, косясь на суровые лица вершников, протянул ожерелье Остромиру:
— Пожалуйста, господин великий боярин! Остромир поднес камни к глазам, потом к носу, понюхал и сурово нахмурился:
— Морочишь голову, смерд! Уж жабьи камни я знаю. Недоброй волшбой несет от твоего оберега. Не для того он, чтобы потраву чуять. Меня не проведешь.
В это время к ватаге, окружившей скомороха, подскакали еще несколько дружинников. Их старшой, осадив гнедого жеребца, заговорил:
— Село пусто. Все колодцы забиты мертвецами. Голова старшого блестела, как медный котел: он был совершенно лыс и по-нездешнему загорел. Лицо воина пересекали старые шрамы, задевая левое веко правое ухо. Черненая бронь ладно сидела на крепком теле, за плечами топорщился снятый кольчужный колпак, длинные кожаные полы прикрывали ноги по самые сапоги. Голос отдавал норманнским про-1зношением. Остромир нахмурился и сжал золоченую эукоять длинного меча.
— Опять те же тати потрудились?
— Такого они еще не творили. Караваны разоряли, было дело. Сел не трогали.
— Дурное дело нехитрое. Сигват, останься со своими. Внимательно осмотрите все избы. Мертвых похороните.
Лысый кивнул.
— А мы — в Березейку. Скомороха прихватим с собой. Третьяк, возьми его.
Такой оборот событий Радиму не понравился. Он 1редпочитал вольную жизнь и потому попробовал воз-эазить:
— Господин великий боярин, пощади! Дай уйти своей дорогой!
— Молчи, смерд! Как я решил, так и будет! Остромир резко повернул коня и, хлестнув его плетью, галопом помчался по дороге. За ним потянулись Дружинники. Названный Третьяком молодой черноволосый ратник ухватил Радима под мышки и перебросил на круп чалого скакуна. Лука седла больно впилась под ребро. Скоморох начал дергаться, но был Успокоен ударом поперек спины.
— Не ерзай, а то уроню!
Радим понял, что ничего иного не остается, как смириться. Хорошо, хоть сразу не порешили.
Глава 2
Исключительной красоты новгородская земля исстари славилась густыми лесами и добрым народом. Радим, несомненно, сохранил бы об этой стороне самые лучшие воспоминания, если б не те невзгоды, которые его здесь настигли. Вот угораздило! И ведь думал обойти новгородские пределы, наведаться в Смоленск или даже в стольный град Киев. Но необъяснимо потянуло на полночь. Вот так всегда и случается, когда нет удачи. В том, что он неудачник, Радим уверялся каждый раз, как появлялись неприятности.
Ему хотелось жизни безбедной и сытой, однако чем дольше скоморох путешествовал, тем больше уверялся в несбыточности своей мечты. Шел 6560-й год. На Руси было тихо и сытно несколько лет кряду. В селах и градах царил мир, строились новые хоромы, процветали торговые пути. Вороги — что ляхи на закате, что чудь на полуночи, что печенеги на полдне — изредка пощипывали приграничье, но серьезного урона не наносили. Тиуны судили не по своей выгоде, а по Правде Русской. Слава великого князя Ярослава гремела от Булгарии до Франкии, от Норги до Греции. Казалось бы, живи да радуйся!
Но Радиму в этом порядке было неуютно. Куда б он ни пришел, в Туров — к Изяславу, в Чернигов — к Святославу, да пусть в сам Киев — к великому князю, — нигде не мог найти себе места. Скомороха если и привечали, то радости он находил мало, везде оставался чужаком, гостем, зашедшим ненадолго и уже готовым снова пуститься в путь. А ему так хотелось стать своим, почувствовать, что для кого-то он важен, незаменим…
Нынче важным он был лишь для Третьяка, которому поручили доставить пленника в Березейку. Про целость и сохранность Остромир не предупредил, поэтому дружинник со скоморохом особо не церемонился. Добравшись до деревни — несколько изб на небольшом лугу посреди леса — Третьяк сбросил полуживого Радима на траву и пнул в бок, чтобы привести в чувство.
— Вставай!
Кряхтя и охая, Радим поднялся. Порыв ветра чуть не опрокинул скомороха наземь. Чьи-то крепкие руки поддержали его.
— Вот так встреча! — На лице подсобившего Радиму ратника появилась улыбка.
Перед скоморохом стоял отрок в потертой рубахе, широких штанах и пыльных сапогах, с мечом на кожаном поясе и ножом за голенищем. Светлые волосы свисали вихрами, шевелясь на ветру. Радим не признал отрока и начал предполагать худшее. Если это кто-то из новгородских недругов, сможет ли Остромир защитить своего пленника? Захочет ли?
— Что глазами хлопаешь, Радим! Ужо не узнаешь Валуню? Зазнался али как? Третьяк, я знаком с ним. Он — дюже забавный скоморох.
— Мне без разницы. Я его по указу господина привез.
— Пусть у меня на постое побудет. Господину сейчас не до веселья. Сам государь княже со старшею дружиною пришел. Думу сели вершить.
— Слово дашь, что в целости и сохранности скоморох у тебя будет?
— Даю. Пусть меня Исусе покарает, ежели обману.
— Забирай. Его крому не забудь!
Третьяк с видимым удовольствием передал пленника товарищу, взял коня под уздцы и повел в стойло. Радим тем временем вспомнил Валуню, и на душе стало спокойно. Это был добрый дружинник. Некогда он изрядно помог скомороху и явно сохранил к нему симпатию.
— От зелена вина не откажешься, Радим? У нас еще много осталось! Тати караван Мерзоя-купца разорили, людей поубивали, а товар не взяли. Все господину досталось! А он — добрый, с дружиною всегда рад поделиться. На, пей!
Валуня протянул Радиму мех с ядреной жидкостью.
— Вот, благодарствую! — Радим с удовольствием припал к меху, — А то с полудня маковой росинки во рту не было. А ты какими судьбами в дружине княжьей? Ты же в Ладоге у Эйлива рядовичем лямку тянул?
— Тут рассказов на долгий вечер! Я все тебе поведаю, пойдем в хоромы. Вот тут я сейчас живу не тужу…
За плетеным палисадом в окружении зеленых кустов бузины стоял небольшой домик с соломенной крышей и глиняной трубой. У порога гостей встретила миловидная молодица в чистой льняной рубашке, подпоясанной бисерным ремнем. Ее волосы были уложены в толстую русую косу, скреплены кожаным шнуром и спрятаны под узорчатую кичку. На шее женщины висело изящное ожерелье из ракушек, камешков и кусочков серебра.
— Знакомься, Радим, это — Млада — любушка моя. На прошлой седмице обвенчались.
— Рад за вас, очень рад, — скоморох улыбнулся. — Неужто к сохе потянуло?
— А вот и не угадал! Господин меня тиуном обещал тут поставить. Вот со дня на день с татями расправимся, так ряд и учиним.
Через сени гостя провели в светлицу, где усадили на широкую лавку. Млада тихо посетовала, что угощением хозяева не богаты. Валуня велел ей отправиться в погреб и нести лучшее, что там есть.
— Хорошо ты зажил, Валуня, — сказал Радим, заметив повешенные на стену доспехи и оружие. — Прошлый раз, как виделись, ходил в старой кольчужке. А тут, смотрю, броня добрая. Новая, поди?
— Угадал, — Валуня плеснул вина в глиняные чаши. — Еще в бою не пробована. Надеюсь, как стычка случится, не подведет. Пей, сейчас Млада вернется, закусим.
— Так расскажи, как дошел до жизни такой? Не хотел же из Ладоги уезжать?
— Не хотел. Тогда матушка была жива и ухода требовала. Прошлой летеницей все изменилось. Прибрал Бог бедную страдалицу, царствие ей небесное! — Валуня перекрестился. — А потом ты помог. Не согрешу, коли скажу: без тебя меня бы тут не было.
Млада принесла большой свиной окорок и жбан хмельного пива. Еду дополнили зеленый лук, репка и отваренная в соленой воде свекла. Когда заботливая хозяйка выставила на стол пышущий жаром хлеб, гость мог с полным правом сказать, что угощение выдалось на славу.
— Вот дюже любопытно! Как это я тебе помог?
— Господин очень хотел тебя найти, вестников в стороны разослал. Да ты ж утек. А бояре скоро замятию затеяли: Эйлив против Остромира стал подговаривать, мол, это он ту ведьму подослал. — Не прерывая рассказа, Валуня ножом разделил краюху на части. — Я же тут под руку подвернулся. Мне говорят — Радима знал? Я отвечаю: «Знал! Добрый скоморох!» Тогда господин велел все рассказать, как потраву ты искал, как боярыне служил. Мне что, жалко? Я правду завсегда готов молвить! Ты угощайся, угощайся!
Радим, поощряемый Валуней, принялся за еду. Мясо и хлеб после тяжелой дороги казались невероятно вкусными.
— Вот так и попал я в услужение Остромиру. Эйлива с Ладоги прогнали, нового посадника прислали. Из дружины кто с Гримом варяжить отправился, кто новый ряд учинил, меня ж господин в Новгород увез, определил к себе гридем, одарил богато, вот и Млад у сосватал.
— Добрый боярин. Жену тебе нашел, красавицу… С чего бы так?
— Догадываюсь, — усмехнулся Валуня. — Отец Млады был местным старостой, а детей, кроме дочери, не оставил. К ней все тутошние ужо сватались, да ни у кого не вышло. Право сирот выдавать князю дано, считай, Остромиру. Ну, а господину тиун здесь нужен. Вот на меня выбор и пал.
— Сам-то рад?
— Еще как! Млада — любушка моя, женушка, каких поискать!
Млада залилась стыдливым румянцем и отвернулась. Радим хмыкнул и приналег на угощение. Валу-ня хохотнул, разлил из братины пиво, залпом выпил.
— А теперь ты рассказывай, какими судьбами в наши края?
Скоморох не успел начать свою историю, как за дверью послышались голоса и тяжелые шаги. Млада отворила на стук. В избу вошли трое широкоплечих гридей без доспехов, но с оружием. Своими могучими телами они заняли всю клеть, заслонив скудный свет, падавший из маленького оконца. Радим сразу догадался, что это за ним.
— Добрый вечор, — поприветствовал незваных гостей Валуня. — Радим, это сотоварищи мои, братья Свистуны. Первой, Вторый. А с Третьяком ты уже знаком. Угоститься хмельком не желаете ли?
— Будь здрав, Валуня. Не время нам. Князь скомороха к себе требует. Немедля.
— Жаль, но на то воля княжья…
Валуне явно не хотелось отпускать скомороха, однако службу он знал хорошо.
— Я тебя ждать буду. Как отпустят, сюда иди. Дом Валуни и Млады в Березейке все знают.
— Добро, — Радим напряженно улыбнулся. Внутренний голос подсказывал, что вернуться в эту гостеприимную светлицу ему не суждено.
В сопровождении сторожей скоморох миновал деревню и вскоре очутился возле большого шатра, раскинутого на околице. Вокруг суетились многочисленные холопы, подле костров сидели воины, у коновязи топтались взнузданные кони. Первой перекинулся парой слов с вооруженными отроками, один из них прошел в шатер, потом вернулся. Радима подвели ко входу, приподняли полог и толкнули внутрь.
Шатер был огромен, свод терялся в темноте, ибо все освещение состояло из пары смоляных факелов, воткнутых в землю, и небольшого костра, полыхавшего посреди круга, выложенного гладкими валунами. Нехитрая походная утварь стояла в дальнем от входа конце. Ларцы, лежанки, оружие занимали пространство вдоль стен. В центре высился большой резной стул с высокой спинкой и массивными подлокотниками, испещренными плотной вязью из огнедышащих змеев и диковинных растений. У подножия лежали ворсистые ковры с восхода, уставленные кувшинами и корзинами с яствами.
Радим сразу разглядел хозяина шатра, крепкого бородатого мужа, одетого в шелк и бархат. Князю Владимиру Новгородскому, старшему сыну Ярослава Киевского, было чуть больше тридцати лет. Мягкий запах свидетельствовал, что князь не пренебрегает дорогими греческими благовониями. Шею Владимира охватывала массивная золотая цепь с крупным крестом. Волосы подстрижены коротко. На руках — самоцветные браслеты и драгоценные перстни.
Князь сидел на стуле, лениво обгладывая куриную голень. На коврах вокруг расположились бояре, старшая дружина, все видные люди новгородского двора. По Правую руку от князя сидел Остромир. Он переоделся в Мирное платье и смотрелся отменно. Шелковая рубаха Подчеркивала ладную фигуру. Волосы зачесаны на затылок и перехвачены жемчужной нитью.
Слева располагался Сигват, даже без брони выглядевший грозно. Как заметил Радим, в шатре собрались Ратники, а не беззаботная знать: суровые лица носили следы былых сражений, рукояти мечей потерты, пятки большинства присутствующих были увенчаны блестя-Щими острогами фигурной ковки.
— Так это ты, скоморох, был в Лощинке? Радим рухнул на колени и склонился в земном поклоне. Опыт показывал, что, прежде чем что-то говорить. высокородным господам, надо тщательно обдумать слова.
— Он, он это, — ответил за скомороха Остромир.
— Так поведай нам, что там видел, что там делал? — Князь швырнул обгрызенную косточку в глиняный горшок.
— Убитых видел, мой господин светлый княже. В колодезе их схоронили лихие люди.
— Значит, ты знаешь, что там были лихие люди? Кто? Отвечай, что видел!
— Помилуй, светлый княже, не ведаю ничего. Я в сельце том недолго был. Только заглянул, а тут добрый боярин подъехал и меня взял.
— Не кривишь ли душой, скоморох? Со мной шутки плохи!
— Ни в коем разе, светлый княже! — Радим уткнулся лбом в землю.
— Подними глаза! Я должен их видеть! — приказал Владимир Ярославич.
Радим подчинился.
— Отвечай, почто кудесничаешь?
— Поклеп это, светлый княже! Не кудесник я. Мое искусство людей забавлять, а не духов гневить.
— Что ж, боярин мой Остромир — лжец, по-твоему?
— Ни в коем разе, светлый княже!
— Тогда лжец — ты. Ибо нашел он у тебя вещь чудесную, ожерелье бесовское. Может, это ты Лощинку извел? Отвечай!
— Помилуй, господин мой светлый княже! Не ведал я, что вещь эта бесовская! Как оберег носил ожерелье! Вот вам крест! — Радим старательно перекрестился.
Похоже, скоморох ничего не перепутал, поскольку разошлись грозно сдвинутые брови князя и сам он будто бы подобрел.
— Что ж, Бог тебе судья. Но о татях местных расскажи все, что слышал.
— Ничего не слышал, светлый княже. Вот вам крест!
— Усердный! — князь улыбнулся. — А обереги дикие носишь. Неужто не слыхал о ватаге, что у Березейки разбойничает, людей убивает, а добро не трогает? Их еще безликими прозвали, ибо личины надевают.
— Только краем уха, светлый княже. Я в пределы новгородские недавно пришел. Не вели казнить, но о татях ничего не слыхал.
— Поверим скомороху? — обратился князь к боярам.
— Когда проверим — тогда поверим, — ответил Остромир. — Вели, господин, держать его покуда. И крепко держать! За ним пригляд нужен.
— Что ж, так тому и быть. Бери и приглядывай. А я еще рябушки отведаю. Эй, Кутепка, вина мне и грудинки!
Бояре зашумели, возвращаясь к еде. Радим понял, что самого страшного он избежал, однако расслабляться не следовало. Остромир поднялся на ноги и подошел к скомороху:
— Вставай! Двигай!
— Исполать тебе, светлый княже! Понукаемый боярином, Радим выбрался из шатра.
Остромир вышел следом и позвал своих гридей. Они немедленно явились, веселые от молодого вина и свежего мяса.
— Первой! — сказал Остромир. — У хором, где я на постой встал, — банька есть добрая. Туда скомороха запри. Сторожем Третьяка поставь, после полуночи замену пришли.
— Будет сделано, господин, — кивнул дружинник.
— А ты, смотри, не бузи, — напутствовал Радима боярин. — Попробуешь утечь — пощады не жди.
Радим тяжело вздохнул. Будущее рисовалось ему Черными красками.
Глава 3
Банька была неказиста — сруб в шесть венцов врытый в землю по самую крышу. Половину клети занимал очаг, сложенный из закопченных камней. Когда баню топили, дверь следовало держать открытой, ибо никакого другого выхода для дыма преду, смотрено не было. Внутри находилась нехитрая утварь — бадья да скамья, хотя и та и другая на вид бывалые, но вполне крепкие.
Радима затолкнули в баньку и затворили дверь. Снаружи подперли бревнышком. Запор, конечно, не слишком надежный, но на стороже оставался Третьяк.
Опустившись на скамью, скоморох впервые за последние полдня понял, насколько он устал. Глаза слипались, клонило в сон. Мешали только назойливые мысли. Их было так много, что Рад им не на шутку испугался, как бы не лопнула голова. Думалось обо всем сразу: и об убитых селянах, и о неведомых татях, и о своем невезении, и даже о том, как хорошо все устроилось у Валуни.
Внезапно где-то в темноте послышался шорох. Пленник напрягся, прислушался. Звук не повторился, и скоморох успокоил себя — показалось. В голову лезли новые тяжелые думы о собственной горемычной судьбе.
Внезапно шорох раздался вновь. А потом — скрип.
Что это? Мыши, крысы, змеи? Радим сжал висевшие на шее обереги. А вдруг это обдериха — злобный банный дух, хозяин четвертого пара? Много страшных историй приходилось слышать Радиму на своем веку, но одной из самых жутких была былина о мальчике и бане.
Давным— давно на Смоленщине, в одной небольшой деревеньке, жила семья смердов —отец, мать и двое отроков.
Жили — не тужили. Однажды истопили они баньку и париться решили по старшинству. Первым пощел отец — поддал парку, пропотел — ив озеро. Потом была матушка — попарилась, согрелась — и купаться. Затем наступила очередь детей. Раньше они парились вместе, в баньке малышам места хватало. Нынче же подросли оба, росту и весу набрали. Заупрямился младший мальчишка, мол, не хочу в тесноте жаться, идем париться по очереди. Ответил ему старший отрок, что не дело так поступать — четвертый пар испокон веков обдерихе принадлежит. Злобен тот дух и мстителен. Коли его не почтить, каверзу страшную учинить может.
Уверил брата младший отрок, что отдаст обдерихе четвертый пар, сам же и пятым удовольствуется. Попарился старшой, попотел, и в озеро к бате и матушке отправился. Младшой же в баню отправился. Как внутрь вошел — так больше и не вернулся.
Обеспокоились родичи, что младший братец на озеро не идет, к бане возвратились, а там пар коромыслом. Отец хотел внутрь бежать, да только ошпарился. Мать хотела в дверь войти, — чуть не задохнулась. А брат старший и пытаться не стал, знал, что это проделки обдерихи, а с ним шутки плохи. Как остыла банька, внутрь родичи попали — ив плач. Увидели, что от братца младшего осталось, чуть без чувств не свалились: кости да мясо вареное, кожа с тела клочьями сползла, будто ящерица старую шкурку сбросила.
Как вспомнил ту историю Радим — мигом вспотел. Ох, не к добру эти шорохи и скрипы.
В лицо пахнуло жаром. Скоморох явственно ощутил, что в бане становится все жарче. Причину происходящего понять не мог, а потому только крепче сжал обереги. Радим попытался вспомнить какой-нибудь древний заговор от злых духов, но, кроме пары отбрехов про Чура, ничего на ум не шло. Скоморох скороговоркой прошептал заклинания, включая обрывок христианской молитвы, однако это не помогло. — В бане стало очень горячо. Раскаленные камни в кладке засветились алым огнем, наполняя клеть зловещим светом. Радим решил, что пришло время звать на помощь. Пусть немедленно откроют дверь!
— Ш-шлуш-шай ш-шлово Гош-шпода, ш-шмерт-ный! — раздался шипящий голос. — Покайш-шя в грех-хах-х! Верниш-шь в ш-швятое лоно!
Радим инстинктивно упал на колени. Он никак не мог понять, кто говорит.
— Кто? Кто здесь?… — Скомороху было страшно до дрожи.
— Ух-ходи отш-шюда! Верниш-шь в ш-швятое лоно! — шипение доносилось со стороны очага.
Присмотревшись, Радим удостоверился, что голос исходит от каменной кладки. Пленник с ужасом распознал полыхающее алым светом человеческое лицо, сложенное из раскаленных булыжников. Жуткий лик смотрел единственным оком прямо на скомороха.
— Ещ-ще еш-шть время! Ш-штупай в лес! Ш-шту-пай сквозь него! Верниш-шь в ш-швятое лоно!
У Радима пересохло в горле, руки и ноги отказались повиноваться.
— Твои грех-хи уш-шасны! Покайшшя в них-х, и будеш-шь прощ-щен! Ш-штупай, или ш-шдохни! Верниш-шь в ш-швятое лоно!
Вид алого лица был отвратителен. Огненные губы шевелились в такт словам, но в то же время скомороху чудилось, что голос звучит прямо в голове. Огромным усилием воли Радим заставил себя закрыть глаза. Он хотел, чтобы кошмар исчез, растворился без следа.
Боги вняли мольбам скомороха. Шипение прекратилось, жар спал, и когда Радим рискнул открыть глаза, он не увидел ничего, кроме темноты, наполнявшей баню. Сон, страшный сон… Это казалось наиболее простым объяснением случившегося. Или все-таки не сон? Если это был обдериха, то что он хотел сказать?
Не успел пленник как следует обдумать смысл кошмара, как скрипнула входная дверь. На миг ярко сверкнул месяц, потом его заслонила темная фигура. Радим прищурился.
— Не бойся! Это я — Млада! — раздался шепот. — пришла тебя освободить.
Радим был несказанно удивлен ее появлением.
— Зачем? Что случилось?
— Господин Остромир уговорил князя заковать тебя в железо и завтра отправить в Новгород. Неизвестно, что он дальше с тобой сделает. Валуня сказал: надо бежать.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав