БЛАГОДАРНОСТИ 12 страница

— Ой... да! Вы гляньте, сколько времени! — Я всплескиваю руками.

— Желаю хорошо провести вечер, ребята. — Гейб открывает дверь. — Джеймс, рад был познакомиться.

— Я тоже, Дейв.

— Гейб, — поправляю я.

— Извини, Гейб. — Провожая его глазами, Джеймс привлекает меня к себе. (Подозрительно что-то: он нарочно ошибся?) — Переодеться не хочешь? — Джеймс оглядывает меня с головы до ног.

Господи, да я ж все еще в пижаме!

— Да-да, конечно.

Что это со мной? Никак не могу сосредоточиться. До чего же хочется залезть в душ и вымыть голову. У меня видок, как у бродяжки.

— Не волнуйся, я подожду, — галантно обещает Джеймс.

— А как же ужин...

— Не торопись. — Чмокнув меня в щеку, он удаляется в гостиную.

Не торопись? Я глазею ему вслед. Да это же мечта каждой женщины! Если у меня и возникли какие-то сомнения насчет Джеймса, теперь они полностью испарились. Направляюсь в ванную, чтобы принять душ и привести себя в надлежащий вид. В конце концов, меня ждет романтический ужин!

ГЛАВА 24

В квартире Джеймса повсюду горят свечи, массивный дубовый обеденный стол накрыт на двоих, в ведерке со льдом остужается шампанское. Словом, ни малейшего отклонения от романтических стандартов. А когда Джеймс отодвигает для меня стул и с хлопком открывает "Вдову Клико", я и вовсе начинаю думать, не многовато ли красивых жестов.

— Итак, тост! — провозглашает Джеймс, передавая мне узкий бокал.

Разглаживая ладонью участок платья, который каким-то образом ускользнул от утюга, смотрю на Джеймса. Он звякает своим бокалом о мой, не сводя с меня пристального взгляда, и я понимаю, что должна испытывать... романтическое томление, что ли...

— За нас, — произносит он с многозначительной интонацией.

... а на деле чувствую себя по-идиотски, вроде меня занесло в пародийную мелодраму.

— За нас, — шепчу в ответ.

Ни с того ни с сего меня охватывает непреодолимое желание захихикать. Отпустить какую-нибудь дурацкую остроту — необязательно смешную. По примеру Гейба, который на днях не давал мне по-человечески насладиться "Реальной любовью", — пришлось даже огреть его подушкой, чтобы угомонился.

— Ну как? — тем временем говорит Джеймс, гладя меня по щеке. — Тебе понравились розы?

— Изумительные, — отвечаю я, а сама отчаянно пытаюсь выбросить из головы своего жильца с его идиотскими шуточками. Но Гейб, судя по всему, застрял в ней накрепко. — Я ведь оставила тебе сообщение. Ты слышал?

— Конечно. Но хотел лишний раз удостовериться. — Наклонившись ко мне, Джеймс водит губами по моей шее.

— Правда? — шепчу я в ответ, не двигаясь и уже не испытывая ни малейшего желания хихикать.

Надо отдать Джеймсу должное, у него истинный дар целовать меня именно там, где... О-о. Его губы касаются кожи у меня под подбородком, и я запрокидываю голову, едва не пуская слюни от удовольствия.

— Потому что я невольно заметил...

Растворившись в волшебных ощущениях — пузырьки шампанского пощипывают язык и кружат голову, Джеймс покрывает мое лицо легкими, нежными поцелуями, — я зажмуриваюсь и куда-то плыву... плыву...

—... в вазе только девять роз.

Приплыли.

— Ты разве не обратила внимания? — озабоченно спрашивает Джеймс.

Не могу поверить. Сосчитал.

— Э-э... нет... вроде нет.

Голова у меня все еще запрокинута, и взгляд утыкается в карниз для занавесок.

— Их точно было всего девять. — Джеймс продолжает целовать меня в шею, но теперь это не возбуждает, а скорее раздражает. — Я сосчитал, пока ты переодевалась. Завтра же позвоню в цветочный магазин.

— Ой, да не надо. Какая разница, все замечательно.

Даже не знаю, что меня больше тревожит — то, что он собрался скандалить с цветочниками, или то, что пересчитал розы. Отстранившись, я тянусь за бутылкой шампанского, чтобы наполнить свой бокал, слегка промахиваюсь, и по хрустальной стенке сбегает струйка искрящейся пены.

— Но я же заказывал дюжину красных роз! — Поспешно схватив салфетку, Джеймс останавливает пенный ручеек.

— Не волнуйся, мне вполне хватило. — Я сжимаю его локоть.

— Не в этом дело. — Опустившись на колени, он лихорадочно трет салфеткой ковер, хотя я, кажется, пролила не так уж много. Разве что капельку-другую. — Девять роз не дарят.

— Почему нет? — поддразниваю я, наполовину в шутку, наполовину всерьез. Взяв со стола еще одну замысловато сложенную салфетку, пытаюсь ему помочь, но он машет рукой: "Ты гостья!" Мне становится совсем уж не по себе, и, повинуясь мгновенному импульсу, я восклицаю: — Что это вообще за правило — двенадцать роз? Почему не девять?

— Ну как... нельзя — и все! — Джеймс в замешательстве. Будто я осмелилась замахнуться на аксиому мирового значения. К примеру, заявила, что Земля похожа на блин или что мужчины умеют делать несколько дел сразу. — Так не положено.

Кем не положено? Кому не положено? Влюбленным?

Пока он елозит коленями по ковру, мои самые искренние и глубокие убеждения грозят рассыпаться в прах. Я всю жизнь встречалась с вызывающе неромантичными мужчинами и мечтала о том, чтобы мне присылали цветы и устраивали ужины при свечах. Но теперь — оглядываю шампанское в ведерке, канделябры на столе, скатерть без единого пятнышка, — вместо того чтобы воспарить душой, начинаю подозревать, что все эти романтические премудрости попросту не для средних умов вроде моего.

— Давай забудем, ладно? — Излучая оптимизм, я вынимаю салфетку из его руки и заменяю ее бокалом шампанского. — Неужели такая мелочь испортит нам вечер?

— Ты права, дорогая. Извини. — Джеймс выпрямляется и нежно смахивает челку с моего лба. — Просто я хотел, чтобы у нас с тобой все было идеально.

— Так и есть! — До чего же у него убитый вид. Надо бы хоть как-то утешить. — Слушай-ка, я завтра еду в Корнуолл. Моя семья собирается там каждый год, и я... я подумала... Не хочешь составить компанию?

Для основного поголовья мужчин словосочетание "семейное торжество" — синоним "ада кромешного", но Джеймс не таков: его лицо мгновенно светлеет.

— У нас дом в деревушке Порт-Исаак. Небольшой, но уютный. Стоит на вершине холма, это местечко называют "Бухта в утесах".

— Замечательно! Мне уже не терпится. — Он обнимает меня, но вдруг серьезнеет: — Значит, ты представишь меня своим родителям?

— Не переживай, это просто неформальные посиделки. — Мне вовсе не хочется его спугнуть.

Опасения, к счастью, не оправдались — воодушевление Джеймса очевидно.

— Я буду искренне рад познакомиться с твоей семьей! — Он целует меня в кончик носа.

— Правда? — Господи, так не бывает.

— Разумеется. А мои родители ждут не дождутся, когда увидят тебя.

— Серьезно?

— Абсолютно. Я им все-все о тебе рассказал. Может быть, в следующие выходные съездим к ним в Кент?

Не знаю, что и думать. Кажется, дело принимает серьезный оборот. "И уж очень быстро", — предупреждает тоненький голосок у меня в голове.

— Что скажешь?

— Ага... — Перспектива знакомства с его родителями смутно тревожит, но я топлю свои страхи в большом глотке шампанского. — Прекрасная мысль!

Изысканная еда, шампанское и музыка сливаются в восхитительный туман, в котором и проходит остаток вечера. Джеймс оказался талантливым кулинаром. Мы едим устриц, ризотто с тыквой, вкуснейший десерт из маракуйи, рецепт которого он сам изобрел, запиваем все это тремя видами вина, и, когда он приглашает меня потанцевать, я понимаю, что порядком захмелела.

— Нам нужна музыка, — полупьяно хихикаю я.

Джеймс нацеливает пульт на стереосистему, мурлыча:

— Как скажешь, милая, так и будет.

С легким шорохом включается проигрыватель, Джеймс помогает мне подняться и обнимает за талию. Вот это, я понимаю, романтика.

Наши пальцы сплетаются, в ожидании мелодии я мечтательно кладу голову ему на грудь. Интересно, что он выбрал. Должно быть, нечто мягкое и чувственное, вроде композиций Саймона и Гарфанкела, или классическую любовную песню, например "Something" Джорджа Харрисона, которую я готова слушать бесконечно.

Звучат вступительные аккорды, я прикрываю глаза. Что-то знакомое... Нет! Только не это. Но увы.

"Уэт Уэт Уэт" [57].

Джеймс кружит меня по комнате, самозабвенно распевая про чувства, которые переполняют его до кончиков пальцев, а я тихо сатанею. Скажите, что это розыгрыш.

— Прекрасные слова, верно?

Он спятил? Открыв глаза, я встречаю его взгляд и киваю:

— Угу.

А что я еще могла сказать? Брякнуть прямо в лоб, что это пошлятина? В мозгу всплывает образ ухмыляющегося Марти Пеллоу.

— Я так и думал, что ты оценишь, — продолжает Джеймс. — Пусть это будет наша песня, согласна?

Бо-же-мой. Меня аж крючит от неловкости, ноги будто свинцом налились. Чертова песня все не кончается, и с каждой секундой романтическая атмосфера тает. Еще чуть-чуть — и, считай, свидание безвозвратно погибло.

Пока мы медленно вальсируем, я с надеждой ожидаю перехода к следующему этапу. Ужин, шампанское, музыка... По законам романтики, дальше должна быть постель. Жду. Предвкушаю. Ну все, довольно! Не в силах больше терпеть завывания Марти Пеллоу, я решаю проявить инициативу. Подталкиваю Джеймса в сторону спальни и начинаю расстегивать на нем рубашку.

К счастью, намек понят. Мы по очереди раздеваем друг друга, и вот я уже лежу обнаженная на его сексодроме, а Джеймс... Где Джеймс?

С усилием приподнимаю тяжелые веки и несколько секунд жду, пока глаза привыкнут к темноте. Ага, стоит у меня в ногах. В чем мать родила. И готовый к бою, если я хоть что-нибудь понимаю в физиологии. И аккуратно складывает нашу одежду.

— Джеймс? Это обязательно делать сейчас? — Я сажусь на постели.

— Это займет всего секунду, дорогая.

Здорово? Я тут, понимаете ли, лежу. Голая. Умирающая от нетерпения. А мой мужчина аккуратненько скатывает носки. Оскорбленная в лучших чувствах, прикрыв грудь руками, наблюдаю, как он берет мое платье, в порыве страсти сброшенное на пол, и расправляет его на вешалке. Нет, ну в самом-то деле. Я ценю опрятность и чистоплотность. Но всему есть предел!

— Вот и все.

Проскользнув под одеяло, он прижимается ко мне обнаженным телом и обхватывает рукой за талию.

— Так на чем мы остановились?

Мне хочется притвориться рассерженной — согласитесь, не очень приятно сознавать, что в системе ценностей твоего любовника ты на втором месте после красиво сложенных трусов. Но так трудно злиться, когда Джеймс целует тебя за ушами — медленно, сладко... М-м-м... хочу, чтобы это длилось вечно...

Пока его губы ласкают мою шею, закрываю глаза, отдавшись блаженству. Может быть, я умерла и попала в рай сексуальных прелюдий? Его желание очевидно, судя по тому, что вжимается в мое бедро; я тяну руку, но Джеймс отводит мою ладонь. Перемещается ниже и осыпает поцелуями мой живот.

Мне нравится, как он дразнит меня. Блаженствую и снова тянусь к желанной цели.

— К чему торопиться? — шепчет Джеймс, упорно отталкивая мою руку.

Ах вот как. Я вроде как не у дел? Валяюсь тут куклой, пока он гладит все мое тело и целует соски. Ух ты... Потрясающе... Волшебно... Подавляю зевок.

Скучновато.

В жизни бы не поверила, что и прелюдии может быть слишком много. Но оказывается, такое бывает... Я поерзываю, давая ему понять, чтобы закруглялся. Игнорируя мои немые призывы, Джеймс методично покрывает поцелуями мое лицо.

Надо брать дело в свои руки.

— Э-э... а презервативы у нас есть? — бормочу я, пока Джеймс зарывается лицом у меня между грудей. Понимаю, это, должно быть, не очень тактично, но что прикажете делать девушке, которой очень хочется перепихнуться?

— Ш-ш-ш! — Не уловив намека, он приступает к своему коронному трюку — трепетанию ресницами вокруг сосков.

Над его плечом вижу горящий в темноте дисплей электронного будильника. Почти два. Мы в постели уже больше часа.

— М-м-м, как ты восхитительно пахнешь... — стонет Джеймс, крепко обняв меня и уткнувшись лицом мне в волосы.

— М-м-м, ты тоже, — сладострастно шепчу в ответ. И давай уже наконец займемся сексом, умоляет голос внутри меня. Я покрепче прижимаюсь к Джеймсу и пробую подвигать бедрами. Обычно это срабатывает, но он лишь стискивает меня еще сильнее и снова замирает.

Во всем надо видеть хорошую сторону. Редко встретишь мужчину, который ценит ласки, — как правило, у них сразу встает, бум-бам, спасибо — и привет. А Джеймс обожает всякие нежности. В прошлый раз он всю ночь держал меня в объятиях. Откровенно говоря, спать в такой позе трудновато, поскольку я предпочитаю дрыхнуть лицом вниз, раскинув руки-ноги. В результате на следующий день я была как выжатый лимон, постоянно клевала носом — зато какая романтика! Просыпаешься рядом с возлюбленным. Макияж идеальный, прическа — волосок к волоску. Прямо как в кино.

Впрочем, если уж начистоту, мой внешний вид был далек от совершенства. Проснувшись, я обнаружила, что вся моя тушь перекочевала с ресниц на его белоснежные наволочки.

— Хизер? — Голос Джеймса едва различим, будто доносится издалека. — Ты спишь?

Сонно мотаю головой. Вновь наступает тишина, и, уже отбывая в страну грез, вдруг слышу:

— Я люблю тебя.

Я вздрагиваю. Меня охватывает паника. Легкая такая паника, ничего особенного, и вообще — это абсолютно нормальная реакция, ведь я не привыкла, чтобы мужчина первым признавался в любви. Моя специализация — эмоциональные калеки, не умеющие толком выражать свои чувства.

Конечно, в этом все дело. Оттого-то мне чуточку не по себе. А еще меня как будто что-то душит, но это просто одеяло слишком теплое, да еще Джеймс прижался, неудивительно, что стало трудно дышать.

Ворочаюсь в его объятиях, пытаясь хоть немного отодвинуть перину. О, так лучше. Перестав вертеться, кокетливо улыбаюсь Джеймсу, только вот ответной улыбки не вижу.

О черт. Он ждет ответа.

Мне всего-то хотелось этак славненько перепихнуться, а Джеймсу приспичило сообщить о своей неугасающей любви. Вообще-то мне полагается быть в восторге. Визжать от счастья. Сходить с ума от радости. Не к этому ли я стремилась, не того ли желала? Но... хотите посмеяться? Я вовсе не ликую. Я чувствую, что меня приперли к стенке. Мне очень, очень нравится Джеймс. Честное слово. Он милый и добрый, и я никогда не прощу себе, если его обижу.

Но?

"Но ты не любишь его, Хизер", — звучит голосок у меня в голове. Не может быть. Джеймс — мечта любой женщины, верно? И так ли уж важно, что нашим отношениям от роду... я подсчитываю в уме... всего неделя?

Неделя. И вот я лежу в его объятиях, сконфуженная и раздраженная. А виной всему — три коротеньких слова.

Не шевелясь, из-под прикрытых век гляжу на него — так стреляют глазами фамильные портреты в ужастиках. Он лежит рядом и смотрит на меня с обожанием. Вижу его оливковую кожу, шоколадные глаза, волевую квадратную челюсть... Оцени, Хизер! Идеал. Само совершенство. Ты должна его любить. В смысле... что в нем можно не любить?

И я сдаюсь. Шепотом отвечаю:

— Я тоже...

В ответ получаю улыбку и... скажем так: исполнение своего сокровенного желания.

ГЛАВА 25

— Твое местонахождение на данный момент?

Голос Эда ржавым шурупом ввинчивается в мой несчастный мозг.

— М-м... уже недалеко, — уклончиво отвечаю я, плечом прижимая мобильник к уху.

Глаза слипаются. Сидя на постели, швыряю все, что попадается под руку, в старый кожаный чемодан. Предполагалось, что мы с Джеймсом ни свет ни заря выедем в Корнуолл, где сегодня собирается моя семья. Мы должны были прибыть... о-о-о. Щурюсь на часы. Десять минут назад.

Твою мать.

Предполагаться-то оно предполагалось, но я проспала все на свете — близится время обеда. Обхватив руками голову, пульсирующую тупой похмельной болью, делаю несколько глубоких вдохов.

— Конкретнее? — настаивает Эд.

— Ты ж меня знаешь! — Непринужденно хихикаю в манере "ой, я у вас такая дурочка!". — Ориентирование на местности — не мой конек.

Ничего подобного — на самом деле у меня встроенный компас, но я не могу выдать Эду свое истинное местонахождение, правильно? Он-то думает, что я на всех парах несусь по шоссе, а не ползаю на четвереньках по полу спальни в поисках фена.

— Какой ближайший населенный пункт?

— Э-э... Брайтон. — Первое, что приходит в голову.

— Брайтон? Но это же десятки миль в сторону! — шипит Эд. — Чем ты думала?

"Не тем местом, братец, которым вообще думают", — готова я ляпнуть, но вместо этого, углядев под шкафом фен, отбрасываю телефон со словами: "Секунду, щас скорость переключу". Распластавшись на животе, тянусь за феном, а высунув голову из-под шифоньера, слышу бубнеж Эда:

— Ты ведешь машину и говоришь по телефону одновременно? У тебя нет наушника? Законом запрещено использование за рулем мобильного телефона без гарнитуры...

Пока он крутит свою шарманку, выдвигаю ящик комода, где, намертво сплетясь в самых немыслимых сочетаниях, обитают предметы моего нижнего белья. К черту. Последнее, что меня беспокоит при таком похмелье, — это гармония лифчика и трусиков. Вместо того чтобы подбирать комплекты, я сваливаю все белье в чемодан.

— Полиция беспощадна к нарушителям, тебе грозит крупный штраф и новые баллы...

Все, завелся. Пора положить конец его страданиям. Да и моим тоже.

— Ладно, ладно, Эд, уймись. Не надо так волноваться. Я, собственно, не за рулем.

— Хороша шутка! — выдыхает он. — Ты что, поехала поездом?

Тьфу, и зачем только я начала с этого идиотского вранья? Ложь до добра не доводит, Хизер. Тут же вспоминаю прошедшую ночь. Я в постели с Джеймсом... говорю, что люблю его. Сожаление тисками сжимает сердце. Если бы только... если бы только я не произносила этих слов. Увы, я их произнесла, а сказанного не воротишь, и тут никакой счастливый вереск не поможет.

— Я еще не выезжала, если честно.

Брату требуется несколько секунд, чтобы переварить мое признание.

— Невероятно! Ты еще дома? Но уже почти два часа дня! Ты в курсе, что сейчас все дороги забиты?

— В курсе.

Я заслужила его гнев. Разглядываю груды одежды вокруг. Взять купальник? А вдруг дождь? Ладно, возьму — на всякий случай.

— Ты пропустишь обед. Розмари очень расстроится.

Ну конечно. Да она завизжит от радости, когда узнает, что падчерица не помешает ей из кожи вон лезть, изображая гостеприимную хозяйку.

— Куплю ей цветы по дороге.

А не взять ли еще одни джинсы? Вытягиваю их из кучи. Мало ли что.

"Мало ли что" — проклятие путешественника. Именно эта мысль всякий раз заставляет меня набирать вагон и маленькую тележку ненужных шмоток. Последние три раза, когда я отправлялась в отпуск, в аэропорту приходилось платить за перевес. Брала бы лучше пример с Джесс. Вот уж кто спец по сборам в дорогу — как всякая стюардесса. Послушать ее, так все, что нужно человеку, — это две белые футболки и черные штаны на завязке-веревочке.

В отчаянии смотрю на распахнутый чемодан с горой барахла. Я уезжаю на выходные, а уже запаслась десятком топиков и четырьмя парами брюк. Но как обойтись без нежно-голубых вельветовых брючек, камуфляжных бермудов и белых джинсов, которые я до сих пор ни разу не надевала? Последние — а ведь я даже не уверена, что они мне идут, — пытаюсь упихать в крошечный свободный уголок рядом с косметичкой.

—...Надеюсь, ты вызовешь такси, а не поедешь на своей машине. Она крайне ненадежна, Хизер. Единственный разумный выход — ее продать. И зачем тебе спортивный автомобиль в Лондоне, где бесперебойно функционирует общественный транспорт? Ума не приложу...

— Я поеду вместе со своим парнем на его машине, — перебиваю брата, не успев подумать, что делаю.

Какое странное чувство. Я впервые назвала Джеймса своим парнем, и мне слегка неудобно — как в новых туфлях, когда надеваешь их в первый раз. Но конечно, привыкну. Возьмите, к примеру, атласные туфельки. Эффект новизны пропал — и я чувствую себя в них как в старых тапочках.

Хм... А ведь мысль-то скорее настораживает, чем успокаивает. Пройдет время — и я начну воспринимать Джеймса как пару старых тапочек? И это якобы хорошо?

— Мы будем вести по очереди, — обещаю я в трубку. Взгромоздившись на потертый чемодан, несколько раз подпрыгиваю, чтобы все умять. — Причем вести будем, заметь, не спортивную машинку, а вполне надежный "ренджровер".

В трубке мертвая тишина.

— Эд, ты здесь?

Слышу приглушенное бормотание. Все ясно — сообщает потрясающую новость остальным. Семья наверняка собралась вокруг, чтобы послушать, куда там еще Хизер вляпалась. Как же меня это бесит! Не могу разобрать ни слова, но, держу пари, его речь звучит примерно так: "Срочное сообщение! Младшая сестра — по мнению экспертов, потенциальная старая дева — обнаружена живой и здоровой в шикарном автомобиле рядом с молодым человеком".

— Кхм, да, мы все здесь.

Ну? А я что говорила?

— Все, кроме меня, Эд! — Сую ноги в блестящие сандалии. — Именно поэтому я не могу с тобой трепаться весь день. Иначе никогда до вас не доберусь.

Самодовольно ухмыляясь — в кои веки за мной осталось последнее слово, — отключаюсь.

Через десять минут от моего задора не остается и следа.

— Что значит, ты не можешь? — ною я. (Джеймс объясняет, что вылетает в Париж на срочные переговоры с важным клиентом: отвертеться нет никакой возможности.)

— Я тоже расстроен, дорогая. Мне очень хотелось познакомиться с твоей семьей.

Моя семья... Эд будет пилить меня все выходные. Про Розмари вообще молчу.

Распрощавшись с Джеймсом, тянусь к подоконнику за ключами от пресловутого ненадежного авто, рядом вижу счастливый вереск и на мгновение замираю, любуясь. Крохотные белые цветочки купаются в лучах солнца, пробивающихся между планками жалюзи, и у меня даже на душе становится светлее. Удивительно, до чего он живуч. Правда, я за ним ухаживаю: пристроила в подставку для яиц, регулярно меняю воду... но я привыкла, что всякое растение, к которому я прикасаюсь, тут же чахнет, сохнет и дохнет. Например, я угробила прекрасную орхидею, выставив ее на солнце. Словом, мы явно имеем дело с силой куда более могущественной, нежели мои неумелые ручки.

Кто-то назовет это удачей.

Но я предпочитаю другое слово. Чудо.

Чудо — мысленно произношу я, и вдруг происходит нечто... нечто из ряда вон! Я стою в квадратике света на линолеуме, и такое чувство, будто... будто за мной наблюдают.

Меж планок жалюзи гипнотически сверкают два изумрудно-зеленых глаза. Я дергаюсь, как от удара током. Не может быть!

Старая цыганка. Та самая.

— Хизер?

Сердце едва не выпрыгивает из груди. Хватая ртом воздух, поворачиваюсь и вижу в дверном проеме человека. Я настолько ошарашена, что в первую секунду даже не узнаю Гейба. Его наряд представляет собой очередной выверт дизайнерской мысли: ярко-оранжевый комбинезон плюс шлепанцы.

— Уф-ф... Привет.

Мозги буквально плавятся, работая в усиленном режиме. Что же сейчас произошло? Неужели это была?.. Тщась объяснить необъяснимое, нервно бросаю взгляд на окно. Перед глазами мелькает рыжее пятно, и с карниза, пронзительно мяукнув, прыгает Билли Смит. Уж не кошачьи ли глаза я увидела?

— Уезжаешь на выходные? — Гейб направляется к чайнику и нажимает на кнопку.

— Мы едем в Корнуолл. Повидаться с семьей, — бормочу, сама не своя. И трясу головой: — То есть я одна еду. — Присаживаюсь за кухонный стол, кладу ладони на его исцарапанную поверхность. От теплого дерева веет покоем. — Собирались с Джеймсом, но не выходит — у него срочные переговоры.

— О... — Гейб заглядывает мне в глаза. — Расстроилась?

Поначалу мне и впрямь так казалось, но сейчас, когда первое разочарование ушло, понимаю, что ничего похожего. Если уж честно, меня даже радует, что мы с Джеймсом немного отдохнем друг от друга. Чудесная была ночка, и все же остался какой-то неприятный осадок.

— Да нет, просто путь долгий... и пробки ужасные... — Тьфу, да я копирую своего братца! Пытаюсь свести все к шутке: — Главное, взять побольше шоколада, чтобы не заскучать в дороге.

— Или, к примеру, захватить меня.

Он смеется, а я сижу разинув рот.

— Планов на выходные у меня нет, а ты вроде говорила, что там неплохой прилив... — частит Гейб, шаркая ногами и почесывая нос. — Вот я и подумал... — Он умолкает в ожидании моей реакции.

А как мне реагировать?

Гейб? Гость у нас в Корнуолле? Мои-то будут не против, но как же Джеймс? Гм. А что — Джеймс? У нас с Гейбом чисто дружеские отношения, к тому же я уверена — в Корнуолле ему понравится. Займется серфингом, полакомится местными коврижками с кремом — короче, отдохнет, как настоящий турист. Уж если он счел Хэмпстед "милым старомодным местечком", то Порт-Исаак его точно очарует.

А ты сама-то, Хизер? Плевать на остальных — чего хочешь ты лично?

Тяну паузу, размышляя. Не то чтобы мне это было нужно, но в такой ситуации полагается хорошенько подумать, ведь так? Хотя я знаю ответ. Знала еще до того, как пустилась в пространные рассуждения. Я хочу, чтобы Гейб поехал.

— Волны там и правда отличные...

— Класс! — радуется Гейб и выбрасывает ко мне руку. Я вяло шлепаю его по ладони. Терпеть не могу эти дурацкие ритуалы. — Внимание! Суперпредложение! — Гейб вынимает у меня из пальцев ключи от автомобиля и швыряет их на стол. — Пробки отменяются. Рванем на мотоцикле!

ГЛАВА 26

Это конец.

Я мертвой хваткой цепляюсь за кожаную куртку Гейба. Мы точно разобьемся. Превратимся в жуткое месиво искореженного металла и обезображенной плоти. Наши тела будут так изуродованы, что опознавать придется по зубам!

Мы летим по шоссе в Корнуолл. Зажмурившись, еще крепче обнимаю Гейба, хотя и без того сжимала его как клещами. На старте он бросил мне: "Держись!" — ну я и обхватила его за шею (по-моему, именно это значит "держаться"). Но на заправке он предложил мне обратить внимание на металлическую скобку позади его сиденья. Так, дескать, удобнее.

Удобнее? Он в своем уме? О каком удобстве может идти речь, если я несусь на скорости сто пятьдесят километров в час безо всяких ремней безопасности, едва удерживая задницу в седле, пытаясь выжить?

Выжить-то я, может, и выживу, но оглохну точно. Оглушительный рев мотора атакует барабанные перепонки. Натуральная пытка. Меня тошнит. Голова кружится. Тело бьет озноб. Нервы звенят. Кошмар.

Гейб прибавляет газу, мы обходим "ягуар".

Класс!

Что это? Неужели вой сирены?

Нам на хвост села полицейская машина с включенной мигалкой. Такое превышение скорости — это не шутки.

Гейб тормозит, мы оба спрыгиваем на землю. Полицейский выходит из своего "ренджровера" и с суровой миной шагает к нам.

— Вы представляете, с какой скоростью ехали, молодой человек? — негодующе интересуется он.

— Простите, офицер. Я только что из Калифорнии... — Гейб разыгрывает туриста-лопуха.

Но британского дорожного полицейского на мякине не проведешь. Лицо у него каменеет.

— А в Калифорнии разрешено перемещаться со скоростью 145 километров в час? Думаю, нет. — Офицер поднимает бровь. — Предъявите, пожалуйста, права и страховку.

Гейб послушно передает ему права:

— Других документов у меня с собой нет. Видите ли, мотоцикл у меня всего две недели...

Настал звездный час этого полицейского.

— В таком случае попрошу вас проследовать вместе со мной в участок.

Вот невезуха. Штраф — само по себе неприятно, участок... во много раз хуже. Мы рискуем вообще не попасть в Корнуолл.

Гейб удрученно пожимает плечами и поворачивается к офицеру, который включает рацию.

Я впиваюсь в полицейского взглядом и желаю... вот бы он просто вынес нам предупреждение и отпустил!

— Мистер Габриэль Хоффман?

— Да, сэр.

Полицейский возвращает Гейбу права.

— Так и быть, отпущу вас с предупреждением. В будущем попрошу придерживаться правил дорожного движения, установленных в нашей стране.

— Благодарю, офицер! — Гейб бросает на меня изумленный взгляд. Я округляю глаза: изображаю невинное удивление. — Мне говорили, что британские копы — лучшие в мире, так, я смотрю, это правда.

Пыжась от гордости, офицер марширует обратно к своей машине. Оборачивается:

— А вы часом не голливудский актер? Лицо знакомое.

Я давлюсь смешком, а Гейб краснеет.

— Боюсь, нет.

— Хм-м... — Полицейский пожимает плечами — не убежден, похоже. Коротко нам кивнув, страж порядка забирается в свой автомобиль.

К повороту на Порт-Исаак мы добираемся уже в сумерках. Съехав с шоссе, Гейб сбрасывает скорость, и мотоцикл с размеренным рокотом петляет по проселочной дороге. Я поднимаю забрало шлема и полной грудью вдыхаю корнуоллский воздух. Какое наслаждение! Запахи соли, прибоя, древесного дыма, как всегда, пробуждают ностальгию. Вспоминаю, как дни напролет собирала ракушки на морском берегу и выписывала свое имя на мокром желтом песке. Как гуляла с папой и мамой по скалистым холмам — родители подбрасывали меня высоко в воздух, крепко держа за руки с обеих сторон, а я визжала от восторга и требовала еще. Как играла в прятки среди рыбацких лодок, пришвартованных в гавани, и ссорилась с Эдом — брат вечно грозился наябедничать родителям...

Дата добавления: 2015-11-30