|
Читайте также: |
— Тридцать?
— Ага, полчаса, — признаюсь я. — Посвященные мне и только мне.
— Вот это да! Похоже, твое желание и вправду сбылось.
— Желание?
Произношу это как бы между прочим, но где-то в подошвах ног возникает уже хорошо знакомое покалывание и разливается по всему телу вплоть до кончиков пальцев рук. Восторг пополам со страхом — как в детстве на карусели.
— Ну да. Помнишь, ты загадала идеального кавалера?
Забыла... А ведь она права. В Джеймсе есть все, что я хотела бы видеть в мужчине. Сегодня утром, когда я пожаловалась на боль в животе, он даже предложил сбегать в аптеку за тампонами. Правда, оказалось, что меня просто-напросто пучило от спиртного, выпитого накануне, но все равно — он предложил купить тампоны! Я бы начертала эти слова на скрижалях.
— Освободите свой разум и позвольте ему уплыть...
Рядом с нами возникает пара ног, явно принадлежащая инструктору, и это избавляет меня от необходимости продолжать разговор. Слава богу. Голова слегка кружится, и, пока тренер массирует мне плечи, я пытаюсь следовать его совету. Представить, что мой разум — это воздушный шарик, который летит... летит...
Закрываю глаза и улетаю. В сон.
ГЛАВА 22
Ускоренная перемотка: утро пятницы, восемь часов. Я стою на крыльце в домашнем халате, благодарю мальчика-курьера и любуюсь огромным букетом в целлофане, который держу в руках. Дюжина алых роз, перевязанная широкой блестящей розовой лентой, кажется, отвечает мне преданным взглядом. Рядом с пакетиком подкормки (чтобы стояли дольше) маленькая белая карточка. Извлекаю ее и пробегаю глазами.
Ты прекрасна. Джеймс.
Душа у меня поет. Боже, до чего романтично! Никогда со мной такого не было. Я не раз видела, как фургончики из цветочного магазина шныряют вокруг, и частенько желала, чтобы один из них остановился у моего порога. Увы, они всегда катили мимо.
До сих пор.
Начиная с утра среды этот фургон подъезжал к моей двери не один, не два — целых три раза! Просто в голове не укладывается. Кто-то скажет, что это чересчур, но разве не о таком мечтает каждая девушка? О мужчине, который будет присылать цветы и записочки с милой романтической чепухой. Думаю о тебе каждую минуту или Уже скучаю. Помню, когда я жила с Дэниэлом, мне ужасно хотелось, чтобы он был хоть чуточку внимательнее. Джеймс в этом отношении — предел мечтаний. Он постоянно звонит, шлет эсэмэски... будь на его месте любой другой, казалось бы, что он навязывается, но Джеймс — не "другой", он особенный.
Прижимая цветы к груди, поворачиваюсь, чтобы войти внутрь, но букет уж очень громоздкий, из-за него я ничего не вижу. Пытаюсь протиснуться бочком, вместе с розами застреваю в проеме и ломаю несколько стеблей.
Проклятие.
Алые головки поникли. Я запускаю пальцы в целлофановую упаковку, пытаясь их выправить. В кожу вонзается шип, проступает капелька крови. Ой! Сую палец в рот. Больно, однако.
Джеймсу я этого не говорила, но вообще-то я не большая поклонница красных роз. На мой взгляд, пошловаты... а если уж начистоту, я в принципе не люблю срезанные цветы. От них веет больничным духом. Сразу вспоминаю, как в детстве навещала маму. Ее палата всегда была уставлена вазами с розовыми гвоздиками, которые ей так нравились. Сидя в ногах кровати, я печально размышляла о том, что такой красоте суждено погибнуть через считаные дни, и желала, чтобы они могли жить вечно.
Но я не хочу показаться неблагодарной. В конце концов, главное не поступок, а мотив, так? И розы прекрасны — такие... солидные, идеальные. За исключением двух-трех сломанных, но я их выброшу. Все равно никто не будет пересчитывать, верно?
Семеня по коридору, вдыхаю розовый аромат. М-м-м... прямо голова кружится. Делаю глубокий вдох. М-м-м... ой! В носу щекочет. Чертова аллергия — цветы спровоцировали приступ. До этой недели аллергии у меня не было много лет, и я думала, что переросла эту проблему, но розы... о-о-о, я сейчас, кажется... Запрокинув голову, оглушительно чихаю.
Могучее "апчхи!" сотрясает тело... Уф-ф... Осторожно открываю слезящиеся глаза, шмыгаю носом. Фу-у, гадость. Мой восхитительный букет усыпан блестящими капельками. Спешно вытираю целлофан рукавом, но так еще отвратительней.
Тьфу. Надо найти тряпку.
В кухне Гейб, в мятой белой футболке и цветастых шортах, сгорбился над тостером, шуруя в нем китайской палочкой для еды. Он как будто пытается что-то выудить, и это что-то очень странно пахнет. Напоминает горелую клубнику.
— Чертово печенье, — бормочет он, поправляя очки. Выпрямляется, и его лицо светлеет. — Bay! Тайный поклонник?
Оказывается, причина его улыбки — вовсе не я, а розы. А почему это меня обижает?
— Не такой уж и тайный.
— Парень-то, гляжу, круто подсел. — Гейб чешет маковку, взлохмачивая волосы, и они торчат в разные стороны пшеничными пучками. — Пора ему вступать в общество анонимных любителей алых роз.
— Не смешно! — Я выуживаю из кармана спрей для носа и пшикаю пару раз. На этих букетах, точнее, на моей аллергии ближайшая аптека неплохо разжилась: я приобрела капли для глаз, батарею спреев, две коробки таблеток от аллергии и воз носовых платков. А все равно — оно того стоит.
— Как это — не смешно? — вскидывается Гейб.
Конечно, нельзя вот так запросто говорить эстрадному комику, что его остроты никуда не годятся. Даже если, по случайному совпадению, это чистая правда.
— Дурачок, я пошутила. Ты уморительно смешной.
Уложив букет возле раковины, принимаюсь хлопать дверцами шкафчиков в поисках какой-нибудь посудины.
— Ищешь вазон? — спрашивает Гейб.
— Что? — Я с головой закопалась в кастрюли и сковородки.
— Вазон, — повторяет он громче.
С пустыми руками выпрямляюсь, захлопываю шкафчик под раковиной и озадаченно смотрю на Гейба.
— Какой еще... вазон?
— Стеклянный. Или керамический. Для цветов.
— Ах, ты хочешь сказать "ваза"?
— Нет, я хочу сказать "вазон".
Я смеюсь.
— Ну ты и упрямец.
— Сама такая.
— Я же Рыба. Мне положено быть упрямой, — говорю я самодовольно.
Кажется, его это забавляет.
— Вообще-то положено Тельцам. И ты говорила, что не веришь в астрологию.
Краснею.
— Не верю. Но в Англии говорят "ваза".
— А в Америке — "вазон".
— Ты же сейчас в Англии! — упорствую я.
Не знаю, как так получилось, но между нами разгорелся самый настоящий спор, и я твердо намерена его выиграть.
— Ну и что. Я же американец.
— Ага, значит, будешь у нас тут называть шоссе — хайвеем, метро — подземкой, ночнушку — рубахой... — Что же еще, что же еще... О, нашла! — И вместо "перепихнуться" говорить "трахнуться"?
Ха! Получил? Теперь я точно его уела. В восторге от своей сообразительности, возобновляю поиски вазы.
Секунду он молчит. Затем:
— А вы что, "трахнуть" в другом смысле употребляете?
— Представь себе, — хохочу я. Наконец-то нашла какой-то старый кувшин.
— А если ты мне, к примеру, скажешь "трахни меня" — что мне нужно будет сделать?
— "Трахни меня"? — повторяю рассеянно. Гм... интересно, если запихнуть в этот кувшин дюжину роз, он устоит или опрокинется?.. Что он сказал?! Я каменею — точь-в-точь как герой мультика, который бежал, не замечая, что земля давно кончилась, а потом остановился, поглядел под ноги и с воплем ухнул в пропасть. Вот и я сейчас камнем улечу вниз. — Э-э... — На груди у меня выступают красные пятна, и я поплотнее запахиваю халат. Ладно тебе, Хизер, не будь смешной. Вы с ним взрослые люди, чего смущаться? — М-м-м... — Теряюсь окончательно.
Извините, не могу. Можете считать меня ханжой, но мы тут очень интимные вещи обсуждаем. Или нет?
— Ты вроде не договорила? — невинно интересуется Гейб.
Честно признаться, я ненавижу проигрывать, но в эту минуту, глядя в голубые глаза Гейба, увеличенные стеклами очков, не могу не пожелать, чтобы в этом споре я потерпела поражение.
— Нет, ничего. — И я меняю тему, стараясь скрыть свой конфуз: — Можно попросить об одолжении? Ты выше меня, загляни-ка вон туда... — Я вытягиваю руку в сторону шкафчика над плитой и... выбрасываю белый флаг: — Нет ли там вазона?
Силясь сдержать торжествующую ухмылку, Гейб привстает на цыпочки, но даже этого недостаточно при моих викторианских потолках высотой почти три с половиной метра, и в итоге он взбирается на стол. Погремев несколько минут посудой, достает пустую банку для спагетти.
— Пойдет?
Качаю головой:
— Слишком узкая.
Поставив банку обратно, он берет в руки стеклянный кувшин от кофеварки, которой я никогда не пользуюсь. Кстати, там где-то рядом должны быть еще блендер, мороженица, машина для попкорна и паста-машина, к которым я тоже не прикасаюсь.
— А это?
До хруста в позвонках вытягиваю шею.
— Нет, маловат.
Пожав плечами, он продолжает поиски.
— Это?
— Ух ты! Везде ее искала!
В руках у него оранжевая пластиковая лейка, купленная в "Икее" несколько месяцев назад.
— Хотя нет... — Беру у него лейку и ставлю на стол. — Оранжевый и алый не сочетаются. И вообще, она слишком большая.
— И все тебе не так и не этак, — ворчит он.
Наблюдаю, как он шарит на шкафу, но вскоре у меня устает шея, я опускаю голову — и, естественно, упираюсь взглядом в его ноги. Я как-то прежде не замечала, что у Гейба красивые голени. Покрыты темным пушком и издали кажутся загорелыми, однако, если приглядеться — нагибаюсь так, что почти касаюсь их носом, — видно, что кожа усыпана мириадами крошечных веснушек; сливаясь друг с другом, они и порождают эффект загара. Все равно что приблизить лицо к телевизору и увидеть, как картинка распадается на малюсенькие точечки.
— Потрясно!
Размахивая какой-то пыльной штуковиной, Гейб глядит на меня через плечо.
— Смотри, что я...
Осознав, что практически сунула голову ему между ног, отпрыгиваю.
—...нашел.
Я, наверное, похожа на похотливую одинокую мадам, из тех, кто пристает к сантехникам, разносчикам пиццы и собственным жильцам. Приняв максимально отсутствующий вид, беру его находку — огромную, уродливую керамическую вазу, которую мне когда-то подарила Розмари. Глаза бы мои на нее не глядели. Но на безрыбье... что ж...
— Отлично, спасибо! — выдаю я радостно, а у самой от смущения уши горят. Ставлю вазу в раковину и притворяюсь, будто занята-занята-занята, — открываю воду, достаю из-под раковины желтые резиновые перчатки, лихорадочно вывожу на губке зеленые каракули жидкостью для мытья посуды...
— Слушай, давай я. На работу опоздаешь.
— Все нормально. Сегодня у меня выходной. — Остервенело намыливаю вазу.
— Клево, — бодро отзывается он.
Слава богу, наконец-то он уйдет. Но нет, продолжает болтаться по кухне у меня за спиной.
Краем глаза вижу, как он подходит к тостеру. Выуживает нечто обугленное и принимается задумчиво жевать, расхаживая взад-вперед.
— Кстати, насчет траханья... — как бы между прочим произносит он, остановившись у двери.
Замираю.
— Э-э... что?
Наши взгляды встречаются, и, когда я уже чувствую, что вот-вот сорвусь в бездну унижения, он подмигивает:
— Я прикалывался, не бери в голову.
Взяв пачку "Мальборо", он удаляется в садик выкурить утреннюю сигарету.
Этот спор я точно проиграла.
ГЛАВА 23
Ну и что дальше?
Я выбросила сломанные розы, остальные поставила в вазу и водрузила ее на подоконник, сделала себе еще чашку растворимого кофе и в качестве завтрака прикончила пакет лакричных подушечек. Сидя за столом на кухне, размышляю, как провести выходной. Обычно я люблю понежиться в постели до обеда, но благодаря своему новому будильнику — курьеру из цветочного магазина — я уже встала, и сна ни в одном глазу. Барабаню пальцами по кружке.
Придумала! Посмотрю-ка я телик!
Отлично. Обожаю утром смотреть телевизор. Это моя тайная постыдная страсть — все равно как носить панталоны с начесом или млеть от Энрике Иглесиаса. В приливе энтузиазма тянусь за пультом, чтобы включить переносной телевизор, втиснутый рядом с микроволновкой, и случайно бросаю взгляд на электронные часы. Ну надо же, как обидно! Еще и девяти нет. Тришу[55] ждать и ждать.
Планы сорваны. Мрачно допиваю кофе. Интересно, что поделывает Гейб? Раздвинув планки жалюзи, выглядываю в сад. Мой жилец лежит в шезлонге на животе, вокруг высятся горы юмористической литературы, и он что-то увлеченно строчит в записной книжке, которую повсюду таскает с собой. Занят человек, лучше не беспокоить.
Да и мне надо бы чем-то заняться, устыдившись, говорю себе. Тем более что дел невпроворот.
При этой мысли бросаю взгляд на дверцу холодильника, сверху донизу облепленную бумажками: липкие листочки с напоминаниями, счета, два билета на "Шоу ужасов Рокки Хоррора"[56] в понедельник вечером. Надо же, совсем забыла. Поход в театр организовала Джесс вместе с компанией своих голубых коллег-стюардов, и я взяла билеты для нас с Джеймсом. Хотя не уверена, что мужики в сетчатых чулках — зрелище в его вкусе. Итак, достаю ручку и усаживаюсь за кухонный стол.
Первым делом надо набросать список. Открыв блокнот, обнаруживаю десяток тех, что составляла ранее и о которых напрочь забыла.
Ничего, будет еще один.
Пятница. Список дел
• Позвонить Джеймсу.
Ну, это просто. Набираю номер, но он не берет трубку, так что оставляю сообщение с благодарностью за великолепные розы.
• Постирать.
Даже у активной сексуальной жизни есть свои минусы. До того, как я начала встречаться с Джеймсом, носила себе уютные старые трусы, которые можно было спокойно забрасывать в стиральную машину. А теперь приходится заново привыкать к кружевным лоскуткам, годящимся исключительно в качестве украшения. Ни одну из функций нормального белья — поддерживать, защищать, создавать комфорт — они не выполняют, зато стоят бешеных денег и стирать их замучаешься.
• Найти новую престижную работу.
Ох.
Может, перескочить этот момент и сразу перейти к следующему — "Купить новую занавеску для душа"? Тем более что я давно не была в "Икее"... Нет, халтурить не годится. В течение последних шести лет этот пункт неизменно входит в первую пятерку моих неотложных дел, и в то время как прочие мало-помалу выполняются, он остается. Мозолит мне глаза. И не дает спокойно жить.
Вот почему спустя несколько часов я сижу за компьютером и в сотый раз забиваю в поисковик: "вакансии для фотографов".
— Как дела?
Гейб появляется в дверях моей спальни с двумя дымящимися кружками мятного чая и новым пакетиком лакричного ассорти.
— Лучше не бывает, — уныло ответствую я, беру кружку, дую на чай, шумно прихлебываю. — Торчу здесь уже четыре часа, и все, что удалось найти, — работа в журнале "Ежемесячник агротехники". — Перебираю свои распечатки. — Ага, вот. "Многообещающее предложение для опытного фотографа. Знание тракторов и силосного оборудования приветствуется. Желателен интерес к крупному рогатому скоту и готовность проводить время на свежем воздухе в любую погоду..."
С озадаченным видом Гейб молча протягивает мне лакричную помадку.
— Это я работу ищу, — поясняю, раскусывая желтую конфетку.
Он присаживается на мою неприбранную кровать и, медленно жуя, поглаживает Билли Смита, калачиком свернувшегося на одеяле.
— А я думал, проблема отпала. Вам же досталась эта... королевская свадьба?
Несмотря на свое мрачное настроение, я улыбаюсь.
— Не совсем королевская. Невеста — дочь герцога и герцогини Херли.
Гейб явно не в теме, и это меня веселит.
— Она не принцесса, она всего лишь носит титул "леди".
— Леди на мопеде, — молниеносно реагирует он.
— Все это ерунда, но такие вещи хороши для бизнеса. Нам заплатят кругленькую сумму, к тому же один из популярных журналов про светскую жизнь хочет купить фотографии со свадьбы, и мы договорились, что они укажут наши имена...
— Но? — Гейб чувствует, что я не вполне довольна.
Притвориться, что нет никакого "но"? А зачем? Кажется, Гейб искренно за меня переживает.
— Я, конечно, всегда мечтала, что мои снимки опубликуют, но не рассчитывала, что это будет журнал, в котором пишут про Джейд из "Большого брата".
— Что за Джейд из "Большого брата"?
— Не в курсе? О том и речь.
Ничуть не обескураженный, он трясет передо мной пакетом лакричных подушечек:
— А ты меня подсадила на эти штучки. Особенно люблю голубые и розовые, из желе.
— Фу, терпеть их не могу.
— Ничего себе, а я от них тащусь! Зато кокосовые — гадость.
Вынимаю из пакетика кокосовую помадку и демонстрирую со всех сторон, дразня Гейба:
— М-м, вкуснятина, мои любимые!
— Значит, если нам дать мешок таких конфет, мы не подеремся.
— Выходит, так.
Пару секунд мы просто улыбаемся друг другу, и мое дурное настроение улетучивается. Вот это меня и раздражает в Гейбе — ну никогда не дает мне толком пожалеть себя, посетовать на превратности судьбы, отдаться старому доброму британскому пессимизму. Гейб неизменно полон сил и уверен в будущем. Должно быть, американское происхождение дает о себе знать. Янки, как известно, вечно скалят зубы, и вечно у них все о'кей.
— А о каком журнале ты мечтаешь? Где бы ты хотела напечатать свои фотки?
Краснею. Такого вопроса мне еще никто никогда не задавал.
— Ну?
Я думаю об этом с тех пор, как была подростком, и все же неловко произносить такие вещи вслух перед посторонним человеком.
— В "Санди геральд", — бормочу я. Но он надо мной не потешается, и я смелею: — Причем на первой полосе!
Память возвращает меня в воскресное утро в Корнуолле. День начинается с "Санди геральд": Лайонел изучает раздел "Культура и искусство", Эд уткнулся в деловые новости, а я листаю глянцевое приложение.
— А почему ты не пойдешь к ним работать?
Послушать Гейба, так устроиться в "Санди геральд" — раз плюнуть.
— Ты хоть представляешь, насколько трудно к ним попасть? Да об этом все фотографы мира мечтают. Я несколько лет пыталась.
— Почему бы не попытаться еще раз? — Гейб сгребает в охапку Билли Смита, который уже успел с довольным урчанием прикорнуть у него на коленях.
Нет, он меня все-таки завел. С другой стороны, откуда американцу знать, как сложно получить хотя бы приглашение на собеседование в "Санди геральд", не говоря уже о работе.
— Толку-то? Откажут в очередной раз, и все дела.
— Не факт. Может, на этот раз все будет по-другому. Вдруг повезет?
Во мне будто лампочка загорается. Даже не знаю, что на меня так подействовало, то ли его интонация, то ли выражение лица? Ну конечно! Теперь все действительно будет по-другому. В этот раз можно попробовать загадать работу.
Как только эта мысль приходит мне в голову, я замечаю рядом с компьютером счастливый вереск. Странно. Уверена, только что его здесь не было. Но я на этом не зацикливаюсь — меня уже захлестывает радостное предчувствие. И как я раньше не додумалась, черт побери? Если исполняются мелкие желания — место для парковки, дизайнерские туфли со скидкой, — почему бы не попробовать сыграть по-крупному? Воплотить мечту, которую лелею уже много лет? О том, чтобы стать фотографом "Санди геральд"?
— Хорошо. Что писать?
Создаю новый вордовский документ и бойко настукиваю: "Добрый день..." Гейб ухмыляется.
— Пиши как есть: я классный фотограф, и только полный кретин может отказаться принять меня на работу.
— Сдурел?
— На скромности в этом деле далеко не уедешь. — Гейб повелительно машет рукой, чтобы я продолжала печатать. — Давай, я буду диктовать.
Что он и делает. Расхаживает по комнате, потирая подбородок, а я, сгорбившись над клавиатурой, набираю текст. Письмо выходит откровенно нахальным, словно я бессовестно набиваю себе цену, но, по мнению Гейба, оно "всего лишь представляет меня с наилучшей стороны".
Мы как раз препираемся по этому поводу, когда раздается звонок в дверь.
— Ждешь кого-то? — Поправляя очки на переносице, Гейб смотрит в направлении входа, будто научился видеть сквозь стены.
— Нет вроде бы... — Я встаю из-за компьютера.
Гейб меня останавливает:
— Распечатай письмо и подпиши. Дверь я и сам могу открыть.
Поставив кружку на стол и прижав к груди Билли Смита, он шлепает босыми ногами по коридору. Повернувшись обратно к дисплею, слушаю вполуха, как Гейб кричит: "Небось опять цветочки приперли!" — и с хохотом открывает дверь. Курсор многозначительно мне подмигивает. Преисполнившись надежд, я быстренько закругляю послание. Как лучше: "Искренне ваша" или "С уважением"? Увы, я не знаток этикета. Впрочем, невелика разница! Наблюдая за тем, как листок выезжает из принтера, вдруг слышу:
— Хизер?
В дверях спальни стоит Джеймс и смотрит на меня, нахмурив темные брови, словно ждет каких-то объяснений.
— Джеймс? А ты здесь откуда?..
Мама дорогая! Романтический ужин. Как я могла забыть?
— Я ждал тебя. Уже начал волноваться.
В его голосе звучит настоящая обида. Застыв в кресле, я вижу себя со стороны: клетчатая застиранная пижама, вся в катышках, волосы забраны на макушке в неряшливый хвост, и голова смахивает на ананас. Сгорая от стыда, вскакиваю.
— Прости, я как раз... — Нет, не стану я рассказывать о поиске работы. — Ничего. Забудь. — Захлопываю ноутбук и в качестве извинения улыбаюсь. — Ты располагайся, будь как дома. А я приведу себя в порядок. — Опустив голову (на лице-то — ни капли косметики), я обвожу рукой комнату. Комнату, которая еще три секунды назад казалась мне вполне приличной. Но сейчас, когда я вижу ее глазами Джеймса — чистюли и аккуратиста, — с ужасом понимаю, что это самый натуральный хлев.
— Э-м-м...
Он стоит столбом и неуверенно улыбается. Только взгляд мечется туда-сюда и наконец упирается в пол — точнее, в мои стринги, со вчерашнего вечера вывернутые наизнанку самой интимной частью вверх. Как говорится, здравствуйте, гости дорогие.
Происходящее вызывает у меня две мысли:
а) черт, как я их не заметила, думала, что все уже постирала;
б) хочу умереть.
Я теряю дар речи. Да и что тут скажешь? Джеймс осыпает меня цветами и ради меня возится на кухне, а я забываю о нашем романтическом ужине и демонстрирую ему грязное бельишко. Поднимаю глаза. Красавец, гладко выбрит, со вкусом одет — бледно-голубая рубашка и джинсы, — благоухает изысканным парфюмом. Словом, как всегда, идеален.
А я выгляжу как огородное пугало. Я попросту не дотягиваю. Он заботливый, добрый, внимательный, он до такой степени безупречен, что рядом с ним я чувствую себя замарашкой и неблагодарной эгоисткой. У этого мужчины недостатков нет. У меня же их полный набор.
• моя жизнь — сплошной хаос
• у меня ничего не держится в голове, даже мелочи. Приходится писать напоминалки на десятках разноцветных бумажек. О которых я сразу же забываю
• я бросаю грязное белье на пол (или на стол)
• мой диван покрыт кошачьей шерстью
• я не пользуюсь зубной нитью
• у меня самая обычная зубная щетка, а не супер-пупер-модная с моторчиком
• к тому же я забываю покупать новую каждые полгода, поэтому в центре щетинки уже стали плоскими, а по краям торчат в разные стороны
• у меня нет пенсионного плана и ноль накоплений
• зато у меня есть нездоровое пристрастие к глянцевым журналам
• иногда мне неохота долго заниматься любовью, а просто хочется перепихнуться по-быстрому
• я с шумом прихлебываю чай
• мои чашки оставляют на столе мокрые круги, потому что подставок у меня отродясь не водилось
• этот восхитительный золотистый оттенок кожи — не от природы. Раз в месяц я посещаю салон красоты и за 25 фунтов получаю право постоять голой в бумажных трусах и шапочке для душа, пока ассистентка наносит автозагар из флакончика с распылителем. Нет, вы не ослышались. Из флакончика
• я ужасна, когда выпью
• а самое страшное — это когда я пою караоке
• я уже больше года не размораживала холодильник, и в морозилке нарос такой айсберг, что хватило бы потопить пару "Титаников"
• я понятия не имею, зачем нужно ароматизированное оливковое масло, и те бутылочки, что собирают пыль рядом с плитой, — просто для понта
• мои кулинарные навыки сводятся к тому, чтобы достать полуфабрикат из коробки, проколоть вилкой целлофан и забросить судок в микроволновку
• в кружке, что стоит рядом с моей кроватью, обитает плесень размером с гриб-дождевик
• шоколадного печенья мне всегда мало. Известны случаи, когда я в один присест съедала всю пачку. Ладно. Две пачки
• я не умею парковаться. Вот, я это сказала. И пусть феминистки меня отмутузят
• как правило, я не ношу кружевное белье. Предпочитаю хлопок с обычными резинками
• у меня не оплачен штраф за парковку. И не один
• я редко хожу в спортзал, а когда туда попадаю, то незаметно для себя оказываюсь в сауне — с маской на лице и журналом в руках
И последнее, но отнюдь не наименее стыдное признание.
• мне случалось ковыряться в носу
— Пожалуй, я лучше вернусь домой, пригляжу за ужином.
Очнувшись, вижу, как Джеймс пятится из комнаты в коридор. Я огорчена донельзя. Господи, Хизер, какая же ты идиотка.
И как раз когда я окончательно уверяюсь в том, что все безнадежно испортила и хуже быть не может... Джеймс наступает Билли Смиту на хвост.
С душераздирающим воплем мой кот встает на дыбы и впивается зубами и когтями Джеймсу в ногу. Дальнейшие события разворачиваются с бешеной скоростью. Джеймс с криками скачет по квартире на одной ноге; я кручусь рядом, попугаем повторяя идиотский вопрос "Ты в порядке?"; Гейб прибегает, испаряется, снова материализуется с тюбиком антисептика и оказывает первую медицинскую помощь. Чистой воды комедия, только вот ни капельки не смешно.
К счастью, через десять минут порядок восстановлен, и при ближайшем рассмотрении выясняется, что это просто царапина. Джеймс немного смущен из-за того, что наделал столько шума, но, как говорит Гейб, орал он скорее от шока, нежели от боли.
— Слава богу, с тобой все в порядке.
Мы втроем сидим в гостиной, и я наливаю Джеймсу бокал вина.
— Да, слава богу. — Он делает глоток. — Но когти у него, надо сказать, очень острые. Ты никогда не думала их удалить?
Цепенею с вином во рту.
— Удалить?
— Угу. — Джеймс преспокойно кивает.
— Но это жестоко! — Я прижимаю Билли Смита к груди, вроде хочу защитить его от всех напастей этого мира.
— "Чтоб добрым быть, я должен быть жесток", — и глазом не моргнув, цитирует Джеймс.
— О какой доброте речь?
— По отношению к твоей мебели, например. — Джеймс взглядом указывает на диванчик, ножки которого мой котище за эти годы безжалостно ободрал.
Я беспомощно пялюсь на изуродованные деревяшки, и мечта о том, чтобы жить вместе с Джеймсом долго и счастливо, сдувается как воздушный шарик.
— Подумаешь, диван-то доброго слова не стоит. Старье!
— Это заметно. — Джеймс пытается счистить с джинсов кошачью шерсть, но она пристала намертво — как железные опилки к магниту.
— Я так понимаю, кошек ты не жалуешь. — Гейб присаживается на корточки и подзывает Билли Смита. Тот моментально спрыгивает у меня с коленей и бежит к новому приятелю.
— Почему же, я люблю животных, — протестует Джеймс. — И они обычно отвечают мне взаимностью. — Он шлет мне игривую улыбку — А твой кот, должно быть, просто ревнует тебя к другому мужчине.
Почему-то комплимент, прозвучавший в присутствии Гейба, меня смущает. Мой жилец и мой новый возлюбленный видят друг друга впервые, и между ними чувствуется холодок. Или мне кажется?
— Я прекрасно его понимаю. — Джеймс перетягивает меня к себе на колени. Сторонний наблюдатель мог бы по ошибке счесть этот жест собственническим. Не я, заметьте. А сторонний наблюдатель.
— Мне пора уходить. Забросить письма в ящик? — Вопросительно приподняв брови, Гейб встает.
— Да, спасибо.
— Письма? — с любопытством спрашивает Джеймс.
— Счета и все такое, по мелочи, — небрежно откликаюсь я.
Хм-м, почему я не сказала правду? У нас ведь не должно быть секретов друг от друга, так? Хотя... мы с Джеймсом толком не говорили о моей работе, я не делилась с ним своими планами. Не то чтобы он не интересовался. Интересовался, да еще как! Но я почувствовала себя таким ничтожеством на фоне его блестящих достижений, что поторопилась замять тему.
— Погоди, письмо у меня в спальне, сейчас принесу!
Вскочив, я бегу в свою комнату, хватаю послание, сую в конверт, черкаю адрес и тороплюсь в прихожую, где меня ожидает Гейб.
— Спасибо, — шепчу я, передавая конверт.
— Нет проблем.
— Хизер? — Высунув голову из гостиной, Джеймс переводит внимательный взгляд с меня на Гейба. — Может, пойдем?
Я краснею. Такое ощущение, будто меня застали за чем-то неприличным. С чего бы это?
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав