Теперь мы все андрогины, или, по крайней, мере такими нас хотели бы видеть популярные масс-медиа. В 70-80 гг. всколыхнулась волна интереса к андрогинии, т.е. смеси маскулинных и феминных черт в новом якобы типе человека. Сторонники андрогинии отрицают значение биологической основы мужских и женских социокультурных ролей. По их мнению, человеческое поведение детерминируют, скорее, социальные факторы. Каждый человек (мужчина или женщина) является уникальным сочетанием мужских и женских поведенческих характеристик. И только андрогины, добавляют они, сочетают в себе всё наилучшее, что есть в маскулинности и феминности. Андрогины подвижны, открыты, свободны, счастливы и ужасно эффективны: прямо-таки давно обещанный и давно ожидаемый ницшеанский <сверхчеловек>.
Многие журналисты быстро приняли на веру идею о мессианской роли андрогинов. Газета TheNewYorkTimes сообщала, что духовная андрогинность придает человеку <некоторый род свободы>, отрицая, тем самым, её наличие в старом стереотипе мужчины. Журнал U.S. News & WorldReport доказывал, что возврат во времена Рейгана образа мачо является всего лишь яркой, но весьма краткой вспышкой на долгом пути к андрогинности: на самом деле наше будущее лучше всего являют нам Бой Джордж и Майкл Джексон. Журнал Newsweek вел летопись весьма <чувствительной> активности Национальной Организации Меняющегося Человека, отрицавшей <рабский код чести мачо >. Андрогинность демонстрирует <подлинный потенциал обоих полов:, являясь наилучшим выражением космического единства>, - сообщал журнал Cosmopolitan. Не существует двух полов, а есть <спектр индивидуальных склонностей, более или менее мужских и более или менее женских>. Журнал Vogue восхищается как идеалом андрогинности Дэвидом Боуи, певцом, актером и бисексуалом, обладателем <сверкающих золотом изящных жестов, ангельского выражения лица и шелковистых волос>. Газета SaturdayReview радуется тому, что поворот к экономике услуг якобы требует наличия большей андрогинности. По словам одного психолога, <если наша культура хочет выжить, мы должны всё дальше отходить от системы, основанной на различиях социальных ролей двух полов>. Журнал People пришел к выводу, что <в наши дни андрогинность кажется почти столь же характерной приметой Америки, как и яблочный пирог>. Как выразился менеджер клуба трансвеститов в Западном Голливуде, <когда мы только-только открылись, у нас бывала исключительно элитарная публика. Теперь же целые толпы осаждают нас, желая 'выпить пива и пропустить стаканчик'>[272].
Наиболее неистово бил в барабаны журнал PsychologyToday, поднявший андрогинность на пьедестал ортодоксального нормативного явления. Джозеф Плек на страницах журнала жаловался на то, что старая ролевая идентичность мужчин разрушала и их самих, и женщин, и общество в целом. Мужские черты, такие, как ригидность, презрение к слабости и нетерпимость к отклонениям, являются одной из причин фашизма.. Общество, по мнению Плека, ошибается, требуя от американского мужчины соответствия <нереалистическим ролевым ожиданиям>. В другом номере того же журнала его редактор Говард Мейсон доказывал, что пилоты, прошедшие тест на мачо, больше не требуются для работы на космических станциях и аппаратах. Будущее космических путешествий, подчеркивал он, связано с андрогинами, мужчинами и женщинами, в равной степени способными как к работе, так и к эмоциональной теплоте. Журнал PsychologyToday в одной из своих редакционных статей пришел также к выводу, что андрогины - это наиболее <желанные и гибкие любовники>. Это, вероятно, можно считать лучшим комплиментом из всех, которыми редакторы могли бы одарить андрогинов[273].
Этот всенародный энтузиазм возник отнюдь не в вакууме. Напротив, он, скорее, отразил изменения в теориях личности, господствовавших в психологии и психиатрии. Этот идейный сдвиг начался в 1960-е гг. и стал преобладающим в следующее десятилетие. Сражения, разворачивавшиеся на научных конференциях и на страницах специальных журналов, широкая общественность первоначально практически не замечала. Например, между 1974 и 1985 гг. наблюдался шестикратный рост числа журнальных статей (учтенных в библиографических индексах) в которых шла речь о маскулинности, феминности и андрогинии. Возник и журнал (SexRoles), специально посвященный этой тематике. Однако лишь много позже андрогинные взгляды проникли на страницы изданий общего характера и стали частью поп-культуры.
Курьез, однако, заключается в том, что как раз в тот момент, когда победа андрогинной точки зрения стала казаться обеспеченной, теория психологической андрогинии заколебалась и в итоге рухнула в глазах интеллектуалов, став жертвой новых и честных социальных, психологических и медицинских исследований. Тем не менее, популярные защитники андрогинного идеала с упорством, достойным лучшего применения, продолжали утверждать, что мы вступили в Эру Андрогинности. И даже если бы они были правы, новые научные факты неопровержимо доказывали, что американцы - это весьма ненадежный в этом смысле народ.
Чтобы быть успешной, андрогинная теория нуждалась в том, чтобы оказаться встроенной в контекст примечательного оживления традиционных ценностей в период 1945-1960-х гг.. В те годы защитники семьи рассматривали феминизм как злобного врага. Их главной целью было утвердить строгость мужских и женских половых ролей как основу и руководящий принцип нормального поведения и душевного здоровья. Одной из самых известных в этом отношении была вышедшая в 1947 г. книга докторов медицины Фердинанда Лундберга и Маринии Фэрнхэм <Современная женщина: потерянный пол>. Авторы книги утверждали, что модернизация, символами которой были промышленный переворот и французская революция, резко снизили роль семьи (домохозяйства) и место женщины в ней. Результатом этого, продолжали Лундберг и Фэрнхэм, стала стрессогенная, вызывающая нервные срывы культура, в которой мужчина утратил свою идентичность, а <миллионы женщин превратились в гарпий>.
Но самые резкие слова авторы припасли для феминисток. Эти активистки, утверждали Лундберг и Фэрнхэм, добиваются не справедливости, а того, чтобы быть мужеподобными. <Но женщины, которые стремятся к этому, на самом деле психически больны, подобно мужчинам, желающим стать женственными>. Феминистки боятся и презирают детей, отмечали Лундберг и Фэрнхэм, и потому становятся адептами идеологий, которые <резко отрицают женственность>. В той мере, в какой феминистки достигают своих целей, <это увеличивает неимоверные страдания как мужчин, так и женщин, а также усиливает дезорганизацию общества>[274].
С гораздо меньшей риторикой ученые cплотились в поддержке старой мысли о том, что мужчины - это мужчины, а женщины - это женщины. Исследователи, изучавшие в 1950-гг. действие гормонов на поведение животных, установили, к примеру, что регуляция менструального цикла у крыс опосредуется мозговой деятельностью. Эта работа послужила моделью для исследования половых различий человека, касающихся таких параметров, как агрессивность, интеллект, сексуальность. Социолог Толкотт Парсонс убеждал своих коллег и студентов в необходимости возвращения к признанию традиционных половых ролей, назвав мужские роли <инструментальными>, или ориентированными на действие, и соответственно женские роли <экспрессивными>, или ориентированными на заботу и уход. Первые, утверждал Парсонс, помогали сохранению и развитию социальной системы, в то время как вторые - способствовали снятию внутригрупповых напряжений и укреплению семейной солидарности. Стремясь выявить корни этих различий в природе человека, Парсонс доказывал, что они были <главной осью дифференциации половых ролей во всех обществах>[275]. Аналогично доминирующие во фрейдовском психоанализе комплексы Эдипа и Электры вновь привлекли внимание к индивидуальному снятию их и к формированию специфических черт личности как мужчин, так и женщин - являющихся предпосылкой успешного социального приспособления.
Благодаря этим идеям, теория <естественной взаимодополнительности>, в своих главных пунктах разработанная ещё в XIX в., вновь обрела признание. Мужчины и женщины обладают совершенно различными особенностями и возможностями, вытекающими из их разной природы. Мужчины крупнее, сильнее, агрессивнее, и для них естественнее быть добытчиками и производителями благ, служить в армии. Женщины рожают детей, и это делает их более восприимчивыми к потребностям других людей. Соответственно гетеросексуальный союз мужчины и женщины является естественной формой любовных взаимоотношений. Вместе они образуют единое целое. Любовь между мужчиной и женщиной - это притяжение между дополняющими друг друга силами, каждая из которых равно полновластна и могущественна в своей сфере: мужчина в мире, женщина - дома. Психолог Энсли Монтегю выразил этот послевоенный консенсус, достигнутый после десятилетий философского хамелеонства, в следующих словах: <Быть хорошей женой, хорошей матерью и, говоря коротко, хорошей домохозяйкой гораздо важнее любых профессий в мире>. Джером Каган и Говард Мосс доказали, что человеку свойственна <потребность - быть может, уникальная -верить в те действия, которые согласуются с заранее установленными нормами>. Желание быть <идеальным мужчиной> или <идеальной женщиной> является <существенным компонентом> личности. Поэтому следует поддерживать усилия воспитателей по сохранению различий между мужчинами и женщинами, различий <традиционных норм поло-ролевых характеристик>[276].
Всё же с выходом в США в начале 1960-х гг. книг Симоны де Бовуар <Второй пол> и Бетти Фридан <Загадка женственности> силы традиции были вынуждены перейти к обороне. С появлением новой волны самоуверенного феминизма <признание> психологической андрогинности стало нарастать, что отразило действие нескольких тенденций.
Во-первых, идея андрогинии была необходима, чтобы заполнить огромный пробел в феминистских взглядах на мир и его будущем. В 1964 г. социолог Элис Росси обобщила феминистскую критику американского общества и попыталась обосновать идею о том, что поло-ролевое поведение нуждается в новом определении и так, чтобы каждый пол мог бы культивировать позитивно оцениваемые характеристики, которые в прошлом традиционно связывались с противоположным полом. Пятью годами спустя в новой большой работе Росси к сказанному выше добавила мысль о том, что движение к равенству полов было ограничено тем фактом, что <более свойственным для женщин типом человеческих отношений является исключительно гетеросексуальный брак>. Эти узы были <главным тормозом к гендерной солидарности среди женщин. Отрицая <ассимиляционную модель равенства>, утверждавшую поиск женщинами якобы равного с мужчинами места в мужском мире экономических и социальных институтов, Росси взамен предлагала <гибридную модель>, которая, по её мнению, могла бы вытеснить ориентацию <белой англосаксонской Америки> на автомобиль и потребление. Новой ориентацией могла бы стать <радикальная цель, которая бы:заключалась в поисках: новой природы мужчин и женщин и нового представления о будущем>. Этот <воображаемый прыжок> к обновлению концепции общества основывался на смешении половых ролей, знаменуя собой как бы <первоначало> новой идеологии[277].
Масла в огонь уже в 1970-е гг. подлила статья, написанная авторским коллективом, руководимым Ингой Броверман. Авторы статьи ополчились на клинических психологов, придерживающихся <двойного стандарта> в определении душевного здоровья. Эти специалисты, склонны соотносить общие стандарты здоровья только с мужчинами, рассматривая женщин как значительно менее здоровых. Броверман и её соавторы заклеймили этот крен в <приспособлении понятия здоровья> к доминирующему среди профессиональных психологов пониманию душевного здоровья как обусловленного поведенческими нормами одного пола. Подобная <настройка> понятий, говорили они, нарушает американские ценности равных возможностей и свободы выбора[278].
Адвокат освобождения мужчин Пол Хоч также обратился к андрогинии как пути выхода из <феминистского тупика>. По его словам, радикальные феминистки, такие, как Кейт Миллет и ей подобные, характеризуют мужчин как угнетающий, шовинистический класс, отрицая любую возможность примирения мужчин и женщин. Для них война женщин против мужчин является чем-то неизбежным и вечным. Хоч доказывал, что женское движение в принципе способно хоть чего-нибудь добиться только, когда сможет заручиться поддержкой <товарищей> мужчин. Критический заряд Хоча нацелен на разрушение <экстремально высоких физических и психологических нагрузок, вызываемых стереотипами половых ролей как мужчин, так и женщин>. По его словам, только устранение полоролевых требований способно обеспечить подлинную гуманизацию общества[279].
Однако на более глубоком уровне теория андрогинности связана с побуждением к всеобщей социальной и экономической революции. Суламифь Файерстоун, чьей заслугой является доведение феминистской точки зрения до логического конца, показала в работе 1970 г., что феминизм означает стремление к насильственному и всеобщему разрушению существующего социального порядка. Коллапс коммунистической революции в России, доказывала она, вызван отказом от полного разрушения семьи, являющейся источником психологического, экономического и социального гнёта. Для устранения семьи только детских садов и равенства в оплате и видах труда совершенно недостаточно. С другой стороны, капиталистическая символика является ложью и обманом: < Мать - вот что составляет подлинную суть американской жизни, является жизненно необходимым для неё, при том существенно более значимым, чем яблочный пирог. Она есть институт, без которого система не может существовать>. Поэтому, < Мать > должна быть устранена, вытеснена <феминистским социализмом>, который станет концом капиталистической эксплуатации.
В логической связи с этим Файерстоун настаивает на необходимости освободить женщин от деторождения. Свои надежды она связывает с развитием новых репродуктивных технологий зачатия и выращивания детей <в пробирках>, с клонированием, а также с полной передачей ухода за детьми государству. Женщины и дети свободны вести себя в сексуальной сфере так, как они считают нужным, благодаря чему человечество в конце концов вернется к <своей естественной 'полиморфно перверсивной' сексуальности>. В новую эпоху, по мнению Файерстоун, <отношения с детьми могли бы включать в себя столько генитального секса, сколько дети смогут вынести>. Кроме того, исчезнет табу инцеста. В итоге, эта истинная революция потребует тотального разрушения различий между мужчинами и женщинами, а также между взрослыми и детьми. Как пишет Файерстоун, <революционный феминизм является единственной радикальной программой, которая немедленно разрушит эмоциональные перегородки, лежащие в основе <серьезной политики>, воссоединяя, таким образом, личное и общественное, субъективное с объективным, эмоциональное с рациональным - т.е. женские принципы с мужскими. Благодаря андрогинии революция в итоге одержит психологическую победу>[280].
Энн Фергюсон из Университета штата Массачусетс обобщила и дополнила проделанный <историческим материализмом> анализ сексуального угнетения, начатый такими марксистскими теоретиками, как Ф. Энгельс и участники <Франкфуртской школы> Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Э. Фромм и Г. Маркузе. Фергюсон доказывает, что связанные с полом черты личности являются не биологически, а социально детерминированными. Фергюсон соглашается с тем, что в доиндустриальную эру с её ограниченными материальными ресурсами и отсутствием контроля над рождаемостью традиционное разделение труда по полу (женщины как матери и домохозяйки, мужчины как охотники, торговцы и воины) имело смысл. Теперь же, когда достижения науки и техники позволили женщинам контролировать деторождение, применять искусственное вскармливание и даже воевать, половое разделение труда потеряло всякий смысл и должно быть устранено.
В современном обществе, приходит к выводу Фергюсон, только андрогины могут полностью реализовать свой человеческий потенциал. Только эти суперлюди, освобожденные благодаря перенаселению от необходимости вообще иметь детей, могут наслаждаться чистой <бисексуальной любовью>. Однако капиталистическое общество, основанное на нуклеарной семье и репродуктивной функции женщин, по-прежнему не дает возможности возникнуть новой эре. До тех пор, пока социальный порядок продолжает поддерживать ценность биологического родительства, многие дети вынуждены развиваться в истощающей их гетеросексуальной идентичности. Андрогиния, заключает Фергюсон, возможна только в социалистическом обществе, организованном на принципах феминизма. Более того, замечает она, переход к андрогинному, социалистическому обществу мог бы быть удивительно легким: <Если будет разрушено разделение труда по полу, то точно также будет разрушен и механизм, толкающий мальчиков и девочек к гетеросексуальной половой идентичности,: и тогда бисексуальность станет нормой, а не исключением>. Другими словами, радикальное обобществление средств производства и ухода за детьми как первый этап социалистической революции не является необходимостью. На самом деле, всё, что нужно, - это обеспечить женщинам равную с мужчинами социальную, экономическую и политическую власть. Всё остальное со временем приложится[281].
Социолог Эдвард Тирикян из университета округа Дюк в статье, опубликованной в журнале SocialForces, обращает внимание на то, что изменения, имевшие место в сексуальности и сексуальном поведении, <образуют, вероятно, самую драматическую и значительную трансформацию социального мира в XX-м столетии>. Сторонники <старой школы> социологии, замечает он, обычно рассматривали гедонистическую сексуальность как разъедающую общество коррозию. Тирикян утверждал, что хотя революция в стандартах сексуального поведения и <освобождение женщин (как и мужчин) от предписанных образцов>, и дезориентируют людей, если их оценивать с традиционной точки зрения, в действительности они могут быть <проводниками обновления социальной жизни>. В самом деле, доказывал он, человеческая раса достигла устойчивого состояния <на главных стадиях эволюции, одним из творческих агентов чего были женщины в той же или даже большей мере, чем мужчины>. Идеология андрогинности, настаивал Тирикян, должна рассматриваться как <истинная революция>, одним из направлений которой является устранение не только полового разделения труда, но и <нынешнего преобладания нуклеарной семьи как источника воспроизводства гетеросексуальности>. Победа андрогинности кажется неизбежной. В достижении этого успеха, по словам Тирикяна, сыграли существенную роль два события - прогресс в технологии <производства детей в пробирках> и решение Верховного Суда США, объявившего неконституционным поддержку гетеросексуальности в школах. Эта идеология победителей, пришел к выводу Тирикян, могла бы реально представлять запоздалый триумф древней христианской гностической ереси, которая тоже помогала создавать андрогинную личность[282].
Идеологии опирались на авторитет некоторых тяжеловесов в области биологии и психологии, стоявших за их спиной. Рут Блейер, профессор нейропсихологии и женских исследований университета штата Висконсин, объявила большинство исследований роли гормональной регуляции и влияния гормонов на деятельность мозга, проведенных на животных, нерелевантными для объяснения человеческого поведения. Говоря проще, она отвергла результаты всех исследований, подтверждавших биологическую основу психологических различий между мальчиками и девочками: <Тот факт, что мальчики и девочки социализируются совершенно по-разному, более, чем достаточен для объяснения имеющих место тривиальных различий между полами,:без того, чтобы обращаться к спекуляциям относительно дифференциальной эволюции мозга у мужчин и женщин, о которой нам ничего не известно>. Сходным образом Р.С. Левонтин и его коллеги из Гарвардского университета отрицали возможность делать какие-либо содержательные выводы из того хорошо известного факта, что рожают детей и вскармливают их грудным молоком только женщины. <То, как осуществляется уход за детьми, - утверждали эти авторы, - принадлежит более культуре, чем природе>. Обобщая этот тезис, они декларировали: <Мы не можем предсказать неизбежность патриархии или капитализма на основе наших знаний о клеточных гормонах или психологии полового размножения>. В ряде своих книг Джон Мани из Медицинской школы им. Джона Гопкинса доказывал, что биологические основы пола, будучи вполне реальными, тем не менее, имеют весьма широкий, даже бесконечный, спектр вариаций. К примеру, говоря специально о материнстве, он цитировал работу, описывающую эксперимент, в котором самцам крыс делалась инъекция вытяжки гормонов в преоптическую зону мозга, т.е. имитировался естественный процесс, протекающий у самок. В результате у самцов появлялись признаки <материнского поведения>, в частности они начинали строить гнёзда. Другой автор производил мужским плодам крыс инъекцию <антиандрогенов>, в результате чего они <феминизировались>, приобретая даже способность к лактации (правда, вскормленные <мужским> молоком детёныши умирали). Исходя из этого, Мани пришел к выводу, что материнство <должно быть:более точно обозначено как отцовство. Это бисексуальная черта>[283].
Андреа Дворкин соединила эти научные открытия и идеологию в андрогинной картине будущего. Наука показала, утверждала она, <что 'мужчина' и 'женщина' являются фикциями, карикатурами, культурными конструктами. Как модели эти понятия являются редукционизирующими, тоталитарными и совершенно не годящимися для объяснения становления человека. Как роли они статичны и бессмысленны применительно к женщинам и совершенно безнадежны применительно и к мужчинам, и к женщинам>. Мужчины и женщины, продолжает она, имеют одинаковое строение тела: клитор - это атрофированный пенис; предстательная железа - это, скорее всего, атрофированная матка. Люди, доказывает Дворкин, - это биологические андрогины. И приходит к выводу: <Мы все, ясное дело, многополые существа, половая принадлежность которых представляет собой протяженный континуум, в котором элементы, называемые мужское и женское недискретны>. Следовательно, все формы сексуальной жизни имеют право на существование. Андрогиния требует <отказа от всех форм конвенциональных половых ролей, генитальной сексуальности и от представлений, будто половые отношения возможны только между гетеросексуальными парами>. Нуклеарная семья - эта <школа, прививающая ценности в сексистском, подавляющем сексуальность обществе> - также должна быть сокрушена. В качестве позитивного образца Дворкин рассматривает гомосексуальные отношения как наиболее близкие к идеалу андрогинности. Ещё лучше было бы скотоложество, в котором <отношения между человеком и другим животным могли бы стать эротически более яркими>. Отказ от табу инцеста также является существенно важным для <свободного потока естественного андрогинного эротизма>. Дети - это также <эротические существа, притом более близкие к идеалу андрогинии, чем взрослые, которые их подавляют>. И потому они имеют <право жить в соответствии с их собственными эротическими импульсами>. Всеобщей целью является культурная трансформация, т.е. <становление и развитие нового человечества и новых форм человеческого общества>[284].
Стремясь выявить специфику своей науки, социальные психологи также спешили доказать, что психологическая андрогиния - это нечто наилучшее из всего. Среди них ведущую роль играла Сандра Бем. Она совершенно открыто говорит об идейных предпосылках своей работы: <Моя главная цель всегда была феминистской: я хотела помочь освободить человеческую личность от ограничивающей её тюрьмы поло-ролевых стереотипов и создать концепцию психического здоровья, свободную от навязанных культурой понятий маскулинности и феминности>.
С этих позиций Бем доказывает, что личность, свободная от желания вести себя в соответствии с предписанными её полу образцами, является более адаптивной, более гармоничной и психологически более здоровой. Эта личность могла бы создать собственный репертуар образцов мужского и женского поведения и обращаться к ним в соответствии с конкретной ситуацией или проблемой.
Чтобы проверить эти предположения, Бем разработала специальный тест, названный её именем (BSRI, или Поло-Ролевой Опросник Бем) и предназначенный для того, чтобы провести различия между андрогинами и теми, кто имеет более поло-определенную Я-концепцию. В сущности, тест состоит в том, что индивиды оценивают себя по перечню личностных и поведенческих характеристик, одни из которых считаются <маскулинными> (агрессивный, амбициозный, аналитический, напористый, самоуверенный, атлетический, легко принимающий решения, склонный к риску), а другие <феминными> (эмоциональный, жалостливый, сострадательный, любящий детей, доверчивый, чувствительный, нежный, понимающий). Бем провела серию экспериментов, чтобы проверить возможности BSRI и оценить, насколько успешно андрогинные индивиды исполняют те или иные предлагаемые им роли. Один из опытов показал, к примеру, что андрогинным мужчинам очень нравятся котята, а феминным женщинам - гораздо меньше. Другой опыт выявил, что феминные и андрогинные мужчины были очень доброжелательно настроены по отношению к пятимесячным младенцам, в то время как маскулинные мужчины- отнюдь нет. В целом, Бем пришла к выводу, андрогинные мужчины <исполняют роли весьма эффектно>, не избегая поведения, которое культура относит к <женскому>. <Ясно, что такой мужчина является для многих из нас (феминисток) другом, свободным от условностей>. Бем также отметила почти полный провал своих экспериментов, когда опрашивались феминные женщины, сообщавшие о том, что они, подчиняясь конформному давлению, испытывали дискомфорт, когда от них требовалось исполнить роли, нормативно связываемые с мужским полом. Некоторые из них даже не сумели показать, как кормят маленького ребенка[285].
Психологи, Дж.Т. Спенс и Р. Хельмрайх, вслед за Бем, разработали альтернативный BSRI Вопросник Личностных Характеристик (PAQ). Они использовали его для того, чтобы оценить, в какой степени индивиды обладают маскулинными (<инструментальными>) или феминными (<экспрессивными>) характеристиками. В конце 1970-х гг. их работа привлекла значительное внимание прессы благодаря содержавшейся в ней информации о том, что андрогинные родители превосходят обычных матерей и отцов[286]. Другие исследователи описали мультипликативную модель андрогинии, в которой <приращение психологической феминности вызывает соответственно большее приращение креативности среди высоко-маскулинных индивидов>. Другие авторы описывали процесс поло-ролевой трансценденции, предполагая самый высокий уровень развития там, где гендер иррелевантен и где индивиды движутся к <текучей, интегрированной целостности>. Некоторые рассуждали относительно когнитивной схемы, в которой андрогины преуспели в освобождении своего разума от любых, связанных с полом коннотаций[287].
Появлялись всё новые и новые свидетельства. Группа исследователей из университета Цинциннати сообщала, что андрогинные студенты колледжа имели лучшие навыки <межличностного общения>, чем обычные студенты. Группа исследователей из университета Эмори обнаружила, что андрогинные женщины лучше выполняют учебные задания, чем обычные женщины (хотя, как ни странно, андрогиния абсолютно ничем не могла помочь в выполнении учебных заданий мужчинам). Исследователь из Университета МакКвайр (Австралия) сообщал, что андрогинные отцы были более заботливы и больше ухаживали за детьми, чем маскулинные отцы (хотя его исследование в некотором отношении было очевидной тавтологией). Определив <простую> когнитивную систему как использующую категориальное мышление, защищающую существующие стандарты и подчиняющуюся моральным авторитетам и <сложную> как релятивистскую, свободную от внутренних моральных и культурных ограничителей и лишенную категориального мышления, двое исследователей из Нью-Джерси пришли к незабываемому выводу о том, что люди с четкой половой определенностью <нетолерантны>, в то время как андрогины являются более <сложными> индивидами[288]. Александра Каплан доказывала, что андрогиния должна стать новой моделью психического здоровья. Терапия должна помогать усиливать андрогинные черты как в женщинах, так и мужчинах. Как патология или душевная болезнь должны восприниматься сверхмаскулинность мужчин и свехфеминность женщин. Эти поло-акцентированные личности должны подвергаться психотерапевтическому лечению, которое могло бы <ресоциализировать> их, совлечь с них <стереотипические нормы, которые навязала им наша культура>[289]. Отталкиваясь от такой теоретической и эмпирической базы, теория психологической андрогинности к настоящему времени приобрела в Америка широкое влияние. В среде психиатров, например, доминантное определение здоровья резко изменилось с конца 1960-х гг.. В 1980 г. 72% психиатров и психотерапевтов - т.е. персонала, ответственного за психологическое консультирование и лечение взрослых и детей, - считали, что <здоровый, зрелый и социально компетентный> взрослый - это андрогин. Только 2% из них считали феминную женщину здоровой, зрелой и компетентной. Психолог Джин Марасек видела в андрогинии символ психологической институционализации революции в сексуальности и образе жизни, замещающей собой маскулинность и феминность как социальные нормы мужского и женского поведения[290].
Андрогинная революция свершилась и в школьных учебниках. В своем обзоре, основанном на анализе более ста подобного рода книг Пол. К. Витц из Нью-Йоркского университета, пишет, что <в изученных учебниках преобладающей идеологической позицией была феминистская точка зрения>. Не было ни одного текста или темы, в которых бы брак и материнство описывались как позитивные ценности. (<Например, вот сказка о принцессе, которая хотела избавиться от дракона, терроризировавшего её царство. Она изобретает первое в мире оружие, и с его помощью убивает дракона. Убитый дракон превращается в принца, который просит принцессу выйти за него замуж>). Очевидная цель этой истории - вытравить из сознания детей всякие представления о половых ролях, чтобы проложить путь к андрогинному порядку[291].
Феминистская активность внутри главных протестантских церквей также преуспела в деле проникновения в центр их идеологий. Здесь имеет место теологическая идентификация, в частности, со старой гностической ересью, верой в то, что бог - это одновременно и мужчина, и женщина и что <Святая мудрость>, женская ипостась бога, опосредует <падение> человеческой души в физическую телесность, а также бегство из Творения в духовную жизнь. Мужчины и женщины, говорят эти теологи, могут подняться выше своих телесно заданных половых ролей и достичь высот спиритуалистической андрогинии. Некоторые из них отрицают, что слово андрогиния применимо для свойственного их взглядам, но скрываемого предположения, что мужское и женское начала всегда существовали как отдельные сущности. Как подчеркивала Розмари Ройтер из Гарретской Теологической Семинарии, <нам необходимо признать не понятие андрогинности, сбивающее с толку, а то, что все люди обладают полной и равной человеческой природой>[292].
Корпорации также были увлечены андрогинией как последним криком моды. В своей книге <Менеджер-Андрогин>, опубликованной Американской Ассоциацией Менеджмента, Элис Сарджент доказывала, что <андрогинная поведенческая смесь является наиболее эффективным управленческим стилем в 1980-гг.>. Низкий моральный уровень и столь же низкая эффективность труда на рабочем месте, уверяла она, свойственны большинству маскулинных менеджеров. Напротив, в наше время от менеджера требуются такие качества, как сострадание, способность к сотрудничеству, заботливость, интуиция, спонтанность и ярко выраженная эмоциональность[293].
Наконец, даже вооруженные силы поддались очарованию андрогинии. Любимой темой критиков вьетнамской войны была её связь с кризисом американской маскулинности. В своей статье в журнале Transaction Чарльз Леви указывал на чрезмерный психосексуальный крен в базовой подготовке моряков, обращая внимание, в частности, на культ маскулинности и на боязнь гомосексуализма. Другой автор обвинял военных в излишне грубой неадекватной программе подготовки новобранцев, которую он увидел в учебных лагерях. Связь агрессивной маскулинности солдат с успехами в боевой подготовке, продолжал он, имела неприятные последствия в пассивной, сбивающей с толку, женской обстановке во Вьетнаме. В истории американских мужчин, по мнению Джо Добберта, Вьетнам стал подлинным Ватерлоо <загадки мужественности>. Марк Фейган Фасто обсуждает ту же тему в статье <Мужская машина>, в которой он не скрывает свой радости оттого, что ему удалось обнаружить в официальной точке зрения Вашингтона фаллический символизм (например, клан Кеннеди считал, что <снятие напряженности возможно только после того, как они докажут свою твердость>, или вера Президента Кеннеди в то, что <уход> из Вьетнама может представить его в невыгодном свете как человека <мягкого по отношению к коммунизму>).
Существенно, однако, то, что Фасто говорит о 1970-1975 гг. как о периоде, который был отмечен отказом значительного числа мужчин и женщин от традиционных половых ролей. Эти новые андрогины <были уверены в своей способности достичь положения, связанного с властью и ответственностью, и при этом у них не было внутренней потребности отвечать на каждый вызов времени. Женщины или мужчины, эти люди могли надолго задержать нас во Вьетнаме>. Два социолога пришли в 1978 г. к выводу о том, что военная подготовка, вероятно, осталась единственным мощным институтом социализации взрослых в Америке. В то время как психология военной подготовки продолжала быть замкнутой на установках формирования мужественности и силы, рассмотрения женщин как сексуальных объектов, а рекрутов как символических мучеников своих семей, в армии происходили быстрые изменения. Проникновение женщин во многие военные профессии ставило под сомнение способность военной модели маскулинности к выживанию. Сохранившиеся ещё живые ископаемые, вроде адмирала Роберта Барроу, продолжали, разумеется, доказывать, что <война - это чисто мужское дело. Биологическая конвергенция на поле боя: создавала бы невыносимое психологическое напряжение для мужчины, который привык думать, что он сражается за женщину, находящуюся, где угодно, за его спиной, но только не в том же самом окопе, что и он сам: Когда вы поймете правоту этих слов, вы должны будете защищать то, что война - эта работа для мужчин>. Всё же такие поло-ролевые стереотипы шли вразрез с политикой Пентагона, обычно встречая отпор с его стороны. Андрогиния казалась всё более вероятным будущем для армии и военного дела[294]. Такова ужасная правда андрогинной революции, которая, тем не менее, никак ни теоретически, ни научно не обоснована. Честные исследования последнего десятилетия доказали, что психологическая андрогиния является мистификацией и ложью.
Существует огромное число доказательств этого. Группа исследователей из Миннесотского университета показала, что некоторые вариации в психологической андрогинии логически некорректны. Если, к примеру, учитывать т.н. <аддитивную структуру>, в которой андрогины идентифицируются по простой сумме их маскулинных и феминных качеств, то само по себе понятие <андрогиния> становится излишним. <Учитывая эту предсказательную избыточность, - заключают эти авторы, - андрогиния предстает также и концептуально излишней>. Андрогиния может стать научным понятием только в том случае, когда взаимодействие маскулинных и феминных свойств порождает синергетические эффекты, когда целое больше, чем сумма его частей. Затем исследователи проверили BSRI на его соответствие этому критерию и выявили, что он не обнаруживает <взаимодействий, доказывающих существование андрогинии>. Таким образом, они фактически выступили против использования психотерапии для трансформации маскулинных и феминных типов личности в андрогинный, а также отказали андрогинии в праве считаться новой моделью душевного здоровья[295].
В своем комплексном исследовании Диана Баумринд из Калифорнийского университета в Беркли показала, что понятия, связанные с андрогинией, не складываются в основополагающую, внутренне взаимосвязанную рабочую теорию. Вдобавок к этому, критичное для концепции андрогинии предположение о том, что поло-определенное поведение разрушительным образом действует на психологическое здоровье личности, <практически не нашло подтверждения>. Имеющиеся данные в действительности говорят о том, что маскулинность и феминность не комплементарны. Они, скорее, связаны отрицательной зависимостью (например, личность не может быть одновременно <агрессивной> и <пассивной> по желанию, не будучи одновременно душевно больной). Баумринд отметила, далее, что андрогинная классификация сама по себе является социокультурно детерминированной. Например, по упоминавшемуся выше вопроснику PAQ были опрошены бразильские мужчины. Согласно данным теста, 29% из них оказались феминными, и лишь 12% - маскулинными. Подобные тесты, пришла к выводу Баумринд, не могут служить измерителем гендера, поскольку их шкальные оценки могут в некоторых культурах зависеть от пола[296].
Во всестороннем исследовании психологической андрогинии Эллен Кук обращает внимание на базовые недостатки концепции: измерители андрогинии относятся только к позитивным характеристикам личности, негативные же не берутся в расчет. Поскольку научные данные, касающиеся этого аспекта, весьма ограниченны, Кук использовала результаты некоторых клинических исследований, показывающих, что андрогинные личности дисфункциональны: <Будучи не в состоянии интегрировать свои маскулинные и феминные черты, пациенты демонстрировали такие особенности поведения, как уязвимость, закрытость и неспособность эффективно контролировать свое поведение>[297]. Кук также отметила в своей работе, что некоторые теоретики андрогинии уже перешли к интеллектуальному отступлению. Спенс, к примеру, называет свой PAQ не иначе, как <Конвенциональный личностный тест>. Ярлыки <маскулинность>, <феминность> или <андрогиния> и т.п., добавляет Кук, являются <темными, не поддающимися анализу понятиями>.
Существует также много свидетельств того, что претензия андрогинии на превосходство совершенно неосновательна. Джон Рей и Ф.Х. Лавджой из университета штата Новый Южный Уэльс (Австралия) обратили внимание на то, что практически все исследования андрогинии, давшие позитивные результаты, были проведены на выборках студентов колледжей. Они утверждали, что специфическая атмосфера кампусов не может давать нормального распределения оценок, и потому протестировали случайную выборку избирателей. Джон Рей и Ф.Х. Лавджой в ходе этого исследования обнаружили тесную связь высоких баллов андрогинности с негативным, невротическим поведением и с низкой самооценкой. Эти результаты, пришли к выводу австралийские авторы, <являются однозначно опровергающими феминистские построения Бем и её сторонников>[298]. Социологи Джоан Хеммер и Дуглас Клейбер показали, что дети, обычно диагностируемые как <девчонки-сорванцы> и <изнеженные трусишки>, на самом деле являются маленькими андрогинами. Однако ученые пришли к выводу, что эти дети в действительности характеризуются антисоциальным поведением, неспособностью эффективно взаимодействовать со своими близкими[299].
Давид Харрингтон и Сьюзен Андерсен из Калифорнии установили, что когда андрогины получают высокие оценки по креативным тестам (разумеется, подогнанным к маскулинным атрибутам), это обязано исключительно их маскулинным характеристикам. Андрогиния здесь была ни причем[300]. Филлис Сеннекер и Клайд Хендрик из Университета Майами показали, что в тестах, ориентированных на выявление способности действовать в кризисной обстановке, андрогины не продемонстрировали никакой специальной компетенции. В самом деле, маскулинность оказалась <наиболее важным измерением с точки зрения эффективности действий>[301]. Эвелин Бассофф и Джин Гласс из Университета Колорадо-Боулдер подвергли вторичному анализу данные 26 исследований, в которых проверялась гипотеза о том, что андрогины обладают лучшими адаптационными возможностями, чем их поло-определенные коллеги. Исследовательницы установили, однако, <наличие сильной позитивной связи между маскулинностью и душевным здоровьем>. Во всех случаях, когда андрогины обнаруживали более высокий уровень душевного здоровья, чем феминные личности, <это было результатом действия маскулинного компонента андрогинии, а вовсе не следствием интеграции феминности и маскулинности, как это предполагалось исследователями>[302].
Кук описала серию исследований, опровергавших андрогинную теорию. В своей статье 1979 г. она сообщила, что ни в одном из случаев, когда <высоко феминные> и <высоко маскулинные> женщины имели тенденцию делать выбор различных жизненных стилей, изученные не были должным образом выровнены по тем или иным параметрам. Другие авторы установили значимую корреляцию между маскулинностью и тревожностью среди женщин-членов феминистских групп и между высокими оценками по андрогинности и тревожностью среди женщин-работниц. Кук цитирует большое число работ, однозначно доказывающих, что именно маскулинность, а не андрогиния, является наиболее сильным фактором душевного здоровья. Среди психопатических личностей-мужчин серьезные душевные заболевания были связаны с низкими тестовыми оценками маскулинности и высокими по феминности[303].
Диана Баумринд была более радикальна в своем отрицании андрогинии. Используя изощренные измерения личностной и родительской компетентности, проведенные в течение ряда лет, она показала, что поло-определенные родители лучше исполняли свои родительские обязанности (курсивом выделены характеристики, которые измерялись в её исследовании): <Феминные матери демонстрируют наибольшую теплоту отношения к детям. Они более репронсивны/любящи/заботливы и наименее раздражительны. Таким образом, они реже выражают гнев и реже используют негативные и насильственные меры принуждения, чем другие родители:Будучи менее жесткими, чем другие родители, феминные матери в то же время более склонны к директивному стилю контроля на повседневным поведением своих детей. Маскулинные отцы используют более позитивные по сравнению с другими отцами меры принуждения. По сравнению с другими родителями обоих полов они также более жестки и в большей мере требуют от своих детей помощи в домашнем хозяйстве, однако менее склонны к директивному стилю контроля на повседневным поведением своих детей>.
В противоположность описанным выше поло-определенным родителям андрогинные родители исполняли свои родительские обязанности в более суровом стиле. Андрогинные отцы были респонсивны, но не жестки, в то время как андрогинные матери не выражали никаких особых родительских качеств вообще, если <не считать их тенденции постоянно прибегать к обвинительному тону >.
Баумринд обнаружила также, что дочери поло-определенных родителей были гораздо более умственно и операционально компетентны, чем дочери всех других родителей. Сыновья поло-определенных отцов были более социально амбициозны. С другой стороны, Баумринд установила, что дети андрогинных отцов или матерей <неизменно менее компетентны, чем дети поло-определенных родителей: сыновья андрогинных матерей являются менее социально респонсивными, чем сыновья поло-определенных матерей.:Дочери андрогинных отцов - менее когнитивно компетентными, чем дети поло-определенных отцов>. Более того, она выявила четкую связь между феминностью отцов и социальной некомпетентностью дочерей, и соответственно между маскулинностью матерей и социальной некомпетентностью сыновей.
В итоге, Баумринд пришла к выводу, что традиционная половая определенность является благотворной как для общества, так и для детей. Андрогиния как позитивное понятие является полной и совершенной чушью[304].
Причины, по которым андрогиния является нелогичным и ошибочным понятием, стали ещё более четкими: она насильственным образом разрушает естественный порядок. В то время как социальные факторы и факторы окружающей среды являются внешними по отношению к человеческой природе и лишь оказывают на поведение человека то или иное влияние, поло-определенное поведение коренится в человеческой биологии.
В 1973 г. Г. Райсман и П.М. Фильд на примере крыс впервые описали структурные различия в строении мозга самцов и самок. Более того, они показала, что эти различия имеют место в тех зонах мозга, которые ответственны за регуляцию уровня гонадных (половых) гормонов. Самым ярким достижением этих ученых было открытие того, что изменение относительной концентрации мужских и женских половых гормонов в перинатальный период меняет и мозговые структуры[305]. По словам одного комментатора, это открытие <дает реальные основания для веры в возможность того, что часто встречающиеся в предподростковом возрасте половые различия в агрессивности имеют биологическое происхождение, как и более простые для понимания аналогичные различия в постподростковом возрасте>[306]. Исследования на приматах подтвердили этот вывод. Чарльз Х. Фёникс, изучавший влияние гормонов на пренатальное развитие макак-резусов, установил, что повышенный уровень тестостерона в мужских плодах реально <маскулинизирует нервную систему>, предопределяя, таким образом, преимущественно маскулинное поведение после рождения. Эта биологическая <маскулинизация>, имеющая место быть в фетальный период, приводит к четко идентифицируемой стимуляции последующего <мужского> поведения, такого, как драки, грубость и т.п.[307].
Нейл МакЛаски и Фредерик Нафтолин из Йельской Медицинской Школы обобщили наблюдения, доказывающие, что мужские и женские модели поведения в значительной степени зависят от половых гормонов. Они пришли к выводу, что у многих высших позвоночных <составной частью этого процесса является формирование постоянных и существенно необратимых половых различий в функциях центральной нервной системы, обязанных своим происхождением половых гормонам, продуцированным на ранних стадиях развития>[308]. Как справедливо заметил Томас Флеминг, даже случаи ненормального сексуального развития коренятся в мощном влиянии природы. Мужчины, больные синдромом Кляйнфельтера (генетическая болезнь, вызванная наличием в клетках мужчин лишней X-хромосомы), отличаются ослабленной половой активностью и повышенной эмоциональной зависимостью. У женщин, имеющих повышенный уровень мужских половых гормонов, обусловленный заболеванием надпочечников, развиваются внешние мужские гениталии. Их поведение в значительной мере следует мужским моделям: они драчливы, агрессивны и т.п. Флеминг пришел к выводу, <что некоторые, если не все, наблюдаемые психологические различия между мужчинами и женщинами детерминированы или генетически, или гормонально>[309].
Психологи описывают аналогичные наблюдения. Говард Мосс из Национального института Психического Здоровья изучал поведение младенцев в первые дни и недели после рождения, когда влияние социальных факторов или отсутствует, или весьма мало. Он пишет, что <новорожденные мальчики демонстрируют поведение, менее организованное и менее эффективное, чем девочки того же возраста>. Мальчики раздражительны и менее адекватны в ответах на прикосновения и другие <социальные стимулы>. Девочки, напротив, были более тихими, быстрее успокаивались, и демонстрировали значительно большее внимание к улыбкам и другим <лицевым> стимулам. Коротко говоря, новорожденные девочки, были более социальны[310]. Марвин Симмер из Брауновского университета исследовал реакцию новорожденных на плач других младенцев. Выяснилось, что они могут различать плач других новорожденных, плач пятимесячных младенцев, плач <синтетического> бэби и <белый шум> того же уровня громкости. Совершенно неожиданно Симмер также обнаружил, что девочки реагируют на плач других младенцев гораздо сильнее, чем мальчики[311]. Дороти Улиан из Гарварда показала, что агрессивное поведение мальчиков - игры с оружием, драчливость, стремление выбирать роли, подчеркивающие опасность, или роли великанов и т.д. - было психологические необходимо, в то время как девочки приобретали свою женственную идентичность естественным образом. Улиан предупреждала, что распространение игр, в которые играют дети обоих полов, а также другие <поло-ролевые интервенции> могут психологически искалечить маленьких мальчиков[312]. Работая с новорожденными, психиатр Аннелиза Корнер из Стэнфордского университета, установила, что девочки были гораздо более восприимчивы к поглаживанию, голосовым стимулам, к сладостям. Их мимика также была гораздо более активной и разнообразной. Мальчики, напротив, показывали б?льшую мускульную энергию и силу и б?льшую <спонтанную пугливость>. Корнер даже утверждала, что <половые различия в поведении новорожденных могут оказывать трудно уловимое влияние на родителей>, вызывая у них разную реакцию>[313].
Коротко говоря, природу не отменить. Как сказала Хелен Льюис из Йеля, истинная феминистка, вынужденная признать разочарование своими идеологическими товарками: <Разница между теми, кто имеет XX-, и обладателями XY-хромосомы [генетическое различие между женщинами и мужчинами - А.К.] чрезвычайно велика>[314]. Надеясь с помощью Шкалы Феминности Гуга найти свидетельства конвергенции полов в сторону андрогинии между 1973 и 1986 гг., психолог Роберт Болдуин, получил отрицательный результат: различия между полами вообще не уменьшились в этот период. Вероятно, заключил он, <мы должны поставить под вопрос понятие андрогинии>[315]. Тем не менее, вопрос остается: как мы можем объяснить успехи андрогинной теории, если имеется подавляющее большинство медицинских, социальных и психологических свидетельств естественности и критической важности традиционных половых ролей?
Чтобы правильно ответить на этот вопрос, прибегнем к одной исторической параллели. В 1948 г. заместитель и главный идеолог И. Сталина, Андрей Жданов, пытался усилить марксистскую чистоту естественных наук в Советском Союзе. Жданов поддерживал малообразованного селекционера Т.Д. Лысенко, который раболепно-угодливо атаковал общепринятые генетические теории, называя их <метафизически-идеалистическими>. Лысенко утверждал, что наследование благоприобретенных признаков вполне возможно, <открытие> чего имеет огромное значение для марксистско-ленинской теории формирования <нового советского человека>. Теория Лысенко, одобренная ЦК компартии, на общем собрании всех советских биологов была официально признана единственно верной. Ведущие генетики - менделисты-морганисты - были устранены с научной сцены.
В Соединенных Штатах небольшая команда идеологов схожим образом преуспела в навязывании всем своей мошеннической, опасной идеологии, маскирующейся под науку. С самого начала идеологическое происхождение <психологической андрогинии> было совершенно очевидно. Здесь уже цитировалось высказывание Бем, главного теоретика этой концепции, в котором она открыто признает, что её цели всегда были не научными, а политико-идеологическими.
Следует заметить, что, хотя и с некоторым опозданием, честные ученые провели аутентичные исследования. Они выявили ошибки теоретиков андрогинии и вернули силу фактам. Как только дискуссии вышли на уровень обсуждения научных открытий, истина смогла победить. Однако среди широкой общественности ситуация до сих пор несколько иная. Здесь, в среде т.н. <помогающих профессий> - социальных работников, консультантов, разработчиков учебных программ, учителей - и среди журналистов популярных изданий - People, PsychologyToday, Vogue, Cosmopolitan - коррумпированная наука поднята на пьедестал истинности. Эти люди и эти журналы несут ответственность за неисчислимые психологические травмы, нанесенные американцам, молодым и старым, и за то, что многие американские институты оказались поражены этой заразой.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав