Названные братья 5 страница

Оба старшины стоят там и о чем-то разговаривают.

На юго-востоке всплыла полная луна и повисла над горами.

Унтер-офицер оглядывается, ища укромного уголка, где бы он незаметно мог исследовать содержимое свер­тка. Сделать это на дворе нет никакой возможности.

̶ Я сейчас вернусь, – говорит он старшине и исчезает за углом козьего стойла. Там он считает сумму. Верно.

̶ Так он, этот осетин, честный малый! – думает он и возвращается к остальным. Вскоре он приказывает пуститься в путь.

Но старшина из Тагаурска знает Габо и боится, что тот убежит. Он просит, чтобы преступника привязали к двум солдатам. Офицеру нравится это предложение и он охотно исполняет его.

Унтер-офицер открывает шествие, за ним идут солда­ты с Габо посередине. Он на целую голову выше обоих конвоиров. Эльбисд верхом замыкает шествие. Бесшум­но продвигаются они к северу.

Неповторимо красива и очаровательна зимняя ночь! Ни малейшего дуновения ветра! Полный месяц освещает все, как днем; снег хрустит под ногами солдат. Направо горы поднимаются все выше и выше. Голые отвесы, усея нные большими каменными глыбами, – все это теперь под снегом. Налево, на протяжении многих верст, обшир­ном долина Ламардона, а за нею широким полукругом величественно громоздящиеся громады гор... Где-то внизу, у подножья, неистово шумит быстротечный горный поток...

Через полтора часа шествие приближается к ущелью, где бурно пенящийся горный ручей, огибая с востока причудливые выступы скал, соединяет свои воды с Ламардоном. Здесь дорога поворачивает вправо, на восток, и следует по течению ручья. Крутой подъем. Шествие находится в тени горы. Дорога делается уже, люди вынуждены идти гуськом. Вправо от них, почти отвесно, на несколько сот футов поднимается к небесам скалистая стена, свешивающаяся над узкой тропинкой, налево сияет пропасть. Везде скалистые глыбы и камни... Изредка – искалеченное дерево. Люди длинной вереницей медленно продвигаются все выше и выше. Облака окутывают их, насквозь промоченные плащи покрываются ледяной корой...

Вот они подошли к тому месту, где узкая тропинке остроугольно огибает резко выдающийся выступ скалистой стены. Осторожно ступая, прижимаясь друг! к другу, робко огибают они скалистый выступ...

«Вот он – момент! – думает Габо. – Я не допущу чтобы меня сослали в Сибирь, Святой Георгий, покровитель воинов, помоги мне!»

Один из солдат, к которым он был привязан, уже обогнул угол, другой шел за ним. Когда Габо очутился на углу, он на минуту остановился, повернулся лицом к скале, напряг до крайности мускулы своих рук и натянул веревки; затем он вдруг обернулся, схватил обеими руками веревки, которыми был привязан к солдатам и камнем бросился вниз со скалы. Не успевшие опомниться солдаты вместе с ним полетели в пропасть. Тот солдат, который шел впереди Габо, был увлечен его тяжестью, тот же, который шел сзади, видя прыжок Габо и падение своего товарища, напрягал все силы, чтобы удержаться на узкой тропинке... Руки его конвульсивно хватаются за гладкую скалистую стену, ища опоры, но напрасно: и он с раздирающим душу крикам валится в пропасть. Остальные с боязливой осторожностью жмутся к отвесу скалы и следят за падением в пропасть троих людей, пока те не исчезают в страшной глубине. Объятые ужасом, они останавливаются. Потом возвращаются, решив позвать на помощь для обыска долины людей из ближайшего аула.

Габо же со своими спутниками летит через облака. Вдруг он чувствует толчок: веревка обвилась за верхушку дерева – падение на одну минуту задерживается, но дерево не может выдержать свалившуюся на него тяжесть, корни его поддаются, со свистом и грохотом оно также летит в глубину.

Габо слышит, как трещат чьи-то кости.

«Солдат, вероятно, ударился о скалу головой. Святой Георгий, спаси меня!»

Опять ужасный толчок, падение на что-то мягкое и Габо лежит без памяти. Когда через некоторое время он приходит в себя, то чувствует, что все его тело как бы парализовано, однако болей нет.

«Меня сохранил святой Георгий», – шепчет он, все еще не веря, что остался в живых.

Он пробует двигать членами, – нет, он не разбит. Его наполняет радость, что он жив и свободен. Потом взгляд его падает на лежавшего рядом солдата.

Он ударился головой о скалу и представляет из себя бесформенную кровавую массу!

Габо озирается и делает открытие, что лежит на другом солдате, которого спас от верной гибели огром­ным разросшийся куст. Габо встает и окончательно убеждается, что он, действительно, отделался счастливо.

Он развязывает веревку, которая привязывала его к обеим солдатам, и осматривает второго, который еще жив. У него, по-видимому, переломан позвоночник. «Нет, я ничем не смогу ему помочь», – думает Габо.

Он берет лежащее поблизости ружье солдата и делает два выстрела, чтобы те, которые находятся наверху, слышали это и пришли на помощь своему това­рищу. Габо обыскивает карманы солдат, нет ли в них денег или чего-нибудь съестного. Он находит ножи, табак и немного мелочи, меньше рубля, – все это он кладет себе в карман; так как сам без оружия, то берет лежащую неподалеку на снегу винтовку солдата, патро­ны обоих и пускается в путь. Около часа он идет вверх по ручью; здесь вдруг ему приходит мысль, что его сле­ды па снегу могут его выдать. Чтобы скрыть их, он возвращается по снегу назад, стараясь оставить за собой отчетливый след; затем прыгает в воду, которая ему выше колен, и идет вброд вверх по реке. Через несколь­ко часов, когда месяц уже зашел и на востоке заалела узкая полоска света, предвещая утро, он сел на камень, чтобы отдохнуть, но вдруг до слуха его донеслись чьи-то голоса.

Это были его преследователи, которые осторожно спускались вниз, чтобы отрезать ему отступление.

"Что делать? Бежать?.. Невозможно!» – думает Габо.

Он прячет в куст ружье и патроны и ищет место в воле; только нос он изредка высовывает из воды, чтобы сделать глубокий вдох.

И как раз в это время несколько солдат сползли вниз и, болтая между собою, подошли к тому месту где лежал в воде Габо. Сердце его билось так сильно, что казалось вот-вот разорвется.

Но, к счастью, они проходят мимо.

Габо ждет долгое время. Затем он выходит из ледяной ванны, надевает ружье и патроны и идет по течению реки вверх, в горы. Он старается согреть свои окоченевшие члены быстрой ходьбой.

Он решил идти в Ксарзан искать убежища у Саида и совета, что делать дальше.

Солнце встает, Габо ложится, чтобы отдохнуть в защищенном от ветра месте. Днем он вынужден скрываться, а ночью продолжать своей нелегкий путь в Ксарзан.

Когда он проснулся, солнце уже было высоко над головой. Сильный голод дает себя знать. Но у него нет ничего, чтобы утолить его. Расположенная высоко в горах пастушья хижина заперта и необитаема. Пастухи на зиму покинули ее.

Отдыхая по пути, мучимый голодом, плетется он дальше.

Солнце заходит.

Нечего есть.

Кругом только пустыня, скалы и снег. Он утоляет жажду тем, что сосет снег. Он устал, изнемог, но всю ночь бредет дальше, вперед. На рассвете он приближается к степи. Его путь лежит через лесную чащу Трудно держать верное направление. Он вынужден все чаще отдыхать. Силы его убывают. Как только он садится, сразу же погружается в дремоту. Когда же он просыпается, ему кажется, что от голода он лишится рассудка. Он видит на кусте несколько старых засохших ягод, срывает их и проглатывает.

«Если бы я мог убить какую-нибудь дичь, я сырой съел бы ее, потому что у меня нет ничего, чтобы за жечь огонь».

Во второй раз он видит солнечный закат, во второй раз бредет он всю ночь. Солнце опять всходит. Он достиг степи. На опушке леса, у подножья горы, он останавливается, чтобы собрать силы для последнего перехода.

Мысль о Куаре поддерживает его.

Он радуется, что придет к Саиду и поест.

До Ксарзана еще около двадцати верст. Он надеется, что им его искать не будут.

«Будут сторожить в Тагаурске и в Джимаре, где у меня родные», – размышляет он.

Днем он снова не решается идти через степь. Он остается в лесу и ждет, мучимый голодом, пока вечер­ние тени не лягут на степь, тогда он отправляется даль­ше.

Уже безостановочно плетется он по направлению к Ксарзану.

«Есть, есть!» – это единственная мысль, которую ему удается уловить. Его ноги как бы налиты свин­цом.

Наконец, после долгих часов странствия он видит перед собой Ксарзан. При входе в деревню стоит ма­ленькая лавочка, где продается черствый белый хлеб, доставляемый из города. Он входит в лавку, покупает целую буханку и с жадностью проглатывает ее.

При выходе из лавки он внезапно лицом к лицу сталкивается с унтер-офицером, который задержал его в Джимаре.

̶ Ах, так вот ты где! – восклицает тот.

Но Габо ударяет его кулаком под ложечку и так сильно, что тот валится на землю. У него захватило дыхание. Габо пробегает мимо него и исчезает в темно­те.

Унтер-офицер встает, зовет своих солдат, находив­шихся поблизости, и бросается вдогонку за Габо. Од­нако они тщетно ищут его.

«Он, наверно, прячется у своего друга», – говорит себе унтер-офицер, который через Эльбисда, тагаурского старшину, узнал, что у Габо в Ксарзане живет названный брат. Он ставит об этом в известность нахо­дящегося в Ксарзане с небольшим отрядом казаков пристава, который тотчас же отправляется к старшине аула, берет его с собою и спешит к дому Саида, чтобы там захватить Габо.

В этот вечер Саид сидит в своей комнате и чистит разобранное ружье. Лампа тускло освещает помеще­ние...

Вдруг – стук в окно. Саид открывает дверь, и в комнату вбегает Габо. Он бледен и смертельно изнурен, платье его разорвано и грязно, только глаза ярко сверкают.

̶ Спаси меня, Саид! Преследуют!

Саид сначала закрывает окно, завешивает его и запирает дверь на задвижку. Потом он отодвигает от стены низкий турецкий диван, приподнимает люк, который находится под ним, и делает Габо знак спуститься вниз.

̶ Я сейчас принесу тебе поесть, – шепчет Саид. Никто не знает об этом убежище, кроме моей матери и меня; я его вырыл сам для подобных случаев. Позже ты мне все расскажешь.

Габо слишком взволнован, чтобы говорить. Он подает Саиду руку и прыгает в свое убежище.

Это темное помещение, длиною в семь футов, шириною в четыре фута и глубиною приблизительно в три фута. Отсюда Саид в стене провел до дымовой трубы другую трубу, чтобы снабдить помещение воздухом. Это яма в степной земле. Пол состоит из нескольких досок, стены также обиты досками. На полу лежит немного сена.

Габо ставит в угол винтовку и бросается на сено, не снимая обоих ремней с патронами, которые у него надеты вокруг пояса и наискось на груди. Саид снова осторожно спускает люк, подвигает диван на место, идет к двери и отодвигает задвижку.

«Клянусь аллахом, они не найдут его!» – облегченно вздохнув, произносит Саид.

После этого он идет к матери на кухню и что-то шепчет ей на ухо. Она сначала с испугом смотрит на него, затем кивает ему головой. Сестры Саида, которые тоже работают на кухне, вопросительно глядят на брата; но они не слыхали ничего из того, что он сказал матери. Саид знает, что мать умеет молчать и поможет ему спасти беглеца. В этот момент, когда он хочет попросить, чтобы ему принесли пищу в его комнату, во дворе раздается энергичный стук в ворота; когда сестра Саида бежит, чтобы отпереть их, во двор входит пристав со старшиной аула в сопровождении двадцати казаков, в высоких черных папахах; лица их суровы и мрачны.

̶ Саид, – говорит ему старшина, – пристав и казаки ищут осетина Габо, он, наверное, у тебя? Ты должен выдать его!

̶ Да, – прибавляет пристав, – мы шли до аула па но следам, и ты здесь единственный его друг.

̶ Да, я его друг, – спокойно говорит Саид, – поэто­му-то именно он у меня и не спрячется, так как знает, что его прежде всего будут искать у меня. Как же я выдам, если не знаю, где он.

̶ Саид, – пристав подходит к нему вплотную, – беглец в твоем доме; никакой другой ингуш не принял бы его, ты это сам знаешь. Отдай его добровольного и не заставляй меня оставить тебя одного на четверть часика с казаками на конюшне, чтобы свести знакомство с их плетками!

Саид ничем не выдает себя, а между тем это и есть самое ужасное у кавказцев. Взгляд смертельной ненависти направлен на пристава, но он говорит с полнейшим спокойствием:

̶ Обыщите мой дом и весь двор – я не знаю, где он.

Тогда старшина посреднически обращается к приставу:

̶ Господин пристав, не обыскать ли раньше дом? Может быть, Габо, действительно, нет здесь.

̶ Молчать! – приказывает пристав. – Я знаю, как, надо поступать с вами. Позовите ко мне урядника Ефимова.

Вскоре появляется урядник, держа правую руку у папахи.

̶ Возьми этого слишком гостеприимного хозяина, све­ди его на конюшню и заставь его говорить. Ты это умеешь.

Широкая усмешка освещает лицо урядника.

̶ Слушаюсь! – говорит он и поворачивается к Саиду, вместе с ним сейчас же подходят несколько казаков. Но Саид выхватывает свой кинжал и говорит угрожающе:

̶ Никто, кому дорога жизнь, не смеет меня тронуть.

Сжавши губы, грозно нахмурив брови, бледный, но решительный, стоит он перед казаками, которые невольно отступают назад, смущенные его озлобленностью и решительностью. Саид пользуется этим колебанием. Он разбивает окно и с быстротой и ловкостью кошки исчезает в темноте. Все выскакивают во двор и пускаются в погоню за Саидом.

Старшина вызывает мать и сестер Саида к приставу на допрос. Они держатся робко и замкнуто и утвержда­ют, что не видели никого чужого и ничего не знают о беглеце, которого ищут. Пристав с двумя подручными подвергает дом и весь двор тщательному осмотру: отпирает каждый шкаф, смотря под каждой кроватью, перерывают каждый угол, сбрасывают сено с сеновала, но ничего не находят.

Старшине очень неприятна вся эта история. Он должен лавировать. С полицией он, естественно, не хочет ссориться, но также и Саида, который известен своей храбростью, он не желал бы иметь своим врагом. Потому он решает искать Габо везде, заранее зная, что такие поиски не дадут желаемого результата.

̶ Господин пристав, – с вежливым поклоном обращается он к своему начальнику, – вы, может быть, голодны? Не приказать ли женщинам, чтобы они вам что-нибудь приготовили? Многого здесь, в ауле, мы вам предложить не можем, но у нас есть баранина для шашлыка, свежие яйца и молоко.

̶ Хорошо, приготовь мне что-нибудь поесть, а я тем временем отдохну.

Он отворяет дверь в комнату Саида и, усталый от дальней поездки по степи, бросается на турецкий диван. Выкурив папиросу, пристав начинает дремать.

Саид между тем бежит до тех пор, пока он совсем не слышит более за собой погони казаков. Он останавливается, опускается на камень и соображает:

«Что толку в том, что я убежал? Они будут караулить дом, если даже они не найдут Габо, я не могу отнести ему поесть, пока они в доме. Я должен вернуться».

Но он не желает, чтобы казаки его поймали, а хочет прокрасться в дом и явиться к приставу добровольно. Ему, действительно, удается незаметно прокрасться в дом. Он проскальзывает в свою комнату и видит пристава, который, храпя, лежит на турецком диване. Саид садится так, что пристав, проснувшись, с первого же взгляда должен его заметить. Его план готов. Он является к приставу, потому что он, действительно, невиновен, уже несколько недель ничего не слышал о Габо и не встречался с ним.

С напускным спокойствием ждет он пробуждения пристава. Когда тот просыпается через некоторое время, то зевает, затем приподнимается и, садясь на диван, замечает Саида.

̶ Ты?.. Ты?.. Что тебе здесь нужно?

̶ Я жду, чтобы господин пристав проснулся, – Саид встает.

̶ Да, разве казаки тебя не… – спрашивает пристав.

̶ Нет, казаки меня не поймали, – отвечает Саид. – Я сам пришел к господи приставу, потому что невиновен, я действительно не знаю, где спрятался Габо.

Пристав недоверчиво глядит на него, но его уверенность, что Габо спрятан в доме, начинает уже колебаться. В это время входит мать Саида и приносит приставу кушанье. Саид стоит перед ним, как подобает по кавказскому обычаю хозяину дома и прислуживает.

Во время ужина входит Ефимов, чтобы доложить приставу, что задержанный бесследно пропал, но не может от удивления выговорить ни слова, так как видит стоящего перед приставом Саида. Озадаченный, смотрит он то на Саида, то на пристава. Он молчит, так как понимает, что приготовленный доклад излишен.

̶ Слушай, Ефимов, Габо нет в доме, но, вероятно, он где-нибудь близко, а Саид знает, где. Ты с твоими казаками займешь теперь дом и будешь следить за тем, чтобы никто не мог говорить с Саидом и его семьей. Ты же, Саид, должен будешь нас кормить, пока не найдется беглец. Вели зарезать пару овец и смотри за тем, чтобы казакам ни в чем недостатка не было. Не забудь, что им дано приказание отвести тебя на конюшню. Приказание ещё не отменено.

Саид выходит, чтобы дать указания матери и сестрам. Едва только он вышел, пристав сделал знак Ефимову, чтобы тот подошел ближе, и сказал ему в полголоса:

̶ Слушай, Габо должен быть где-нибудь в другом месте. Он не так уж глуп, чтобы спрятаться здесь, ибо знает, что дом Саида будет обыскан прежде всего. Но он где-нибудь поблизости и рассчитывает на то, что его друг Саид будет ему приносить пищу. Так ты расставь своих караульных так, чтобы никто не мог выйти из дома незамеченным; если бы Саид или старуха вздумали уйти, то следуй за ними осторожно, чтобы они этого не заметили, и тотчас же доложи об этом мне. А теперь позови ко мне старшину.

̶ Слушаюсь!

Старшина не посмел удалиться, а ждал на ступеньках веранды, которая тянулась вдоль дома по всей стороне двора, что пристав его позовёт.

̶ Послушай-ка, Габо в деревне, твоя обязанность помочь мне поймать его.

̶ Хорошо, господин пристав, – поклонился старшина.

̶ Итак, возьми двадцать человек и обыщи мне каждый дом, каждую конюшню, всё! Завтра рано утром ты возьмешь двадцать других человек, и вы будете искать, пока не найдете.

̶ Слушаюсь, господин пристав, – проговорил старшина и вышел из дому.

На улице у него невольно вырвался вздох. Он человек, любящий покой, теперь принужден был согнать пол-аула и отправиться на поиски этого осетина; как будто Габо так и даст себя найти! Он торчит именно там, где менее всего предполагают. Ефимов между тем поставил половину своих казаков караулить так, что никто не мог войти в дом или выйти из него незамеченным, а сам с остальными десятью остался ожидать в кухне ужина, который готовили мать и сестры Саида. Саид с помощью сестер приготовил в чистой комнате постель для пристава и даже учтиво спросил, достаточно ли удобна она. Его цель была удалить пристава с турецкого дивана, и это ему удалось. Пристав нашел постель удобной и начал раздеваться. Саид смиренно просит рам решения помочь господину приставу снять сапоги. Пристав приказывает еще раз явиться Ефимову и спрашивает его, у всех ли дверей, у всех ли окон поставлен караул, Ефимов заверяет его, что все сделано так, как было приказано. Он приказывает ему сменить караульных в два часа ночи. Затем сам запирает Саида в маленькой комнате с турецким диваном, берет ключ и револьвер к себе под подушку, и скоро Саид слышит ровное дыхание спящего.

Он радуется. Обильные остатки от ужина пристава остались в его комнате, и скоро ему можно будет снести пищу вниз своему другу. Он гасит лампу, и тихо-тихо отодвигает диван от стены; потом поднимает люк и шепчет:

̶ Габо!

Никакого ответа.

Еще раз:

̶ Габо!

Опять молчание.

Он осторожно прыгает в яму и шарит кругом:

«Да, это тело... оно пока еще теплое».

Саид щупает его и трясет, но он на все это не реаги­рует. «Он потерял сознание от голода и истощения», – догадался Саид.

Саид охотно дал бы ему вина, да у него его нет. Но он вспоминает, что в кружке есть еще молоко, которое пил пристав. Он опять осторожно вылезает из убежища, берёт кружку с молоком, опускается на колени, ощупывает голову друга и льет ему в рот молоко.

Габо открывает глаза, из груди его вырывается легкий стон.

Саид пугается и шепчет на ухо Габо:

̶ Габо, Габо, это я, брат твой, Саид... будь осторожен, казаки окружили дом.

Габо приходит в себя и говорит слабым голосом:

̶ Дай мне есть. Они три дня преследовали меня, я хочу есть.

Тихо, как кошка, крадется Саид опять из убежища, чтобы вскоре вернуться с большим куском хлеба, с козьим сыром и парой яиц, он про себя хвалит мать, что та в таком изобилии принесла кушанье приставу. С жадностью голодного зверя накидывается на все это Габо, но Саид предостерегает его:

̶ Не ешь сейчас слишком много, оставь, часть на завтра. Только завтра вечером можно будет опять принес­ем тебе пищу.

Габо послушно откладывает сыр и хлеб в угол и говорит потихоньку на ухо другу:

̶ Ах, Саид, когда же все это кончится?

̶ Один аллах ведает! Не тревожься, все кончится хорошо.

̶ Одно лишь желаю я себе: когда наступит час конца, пасть с честью.

̶ Пошли тебе аллах то, о чем ты его просишь, а теперь отдохни. Я только завтра вечером приду опять.

̶ Да благословит тебя аллах за то, что ты для меня делаешь!

Саид выбирается из убежища, закрывает люк: подвигает диван назад, на место, ложится на него и засыпает с сознанием, что преданно сторожит своего друга.

С этого времени в семье Саида начинается тяжелая неделя. Семья его и он сам не имеют права ни с кем в ауле общаться. К ним никого не допускают. Женщинам немало хлопот с кормлением казаков.

Габо лежит в своем убежище. Саид по ночам носит ему пищу. Он всегда устраивает так, что стол для пристава накрывается в маленькой комнате и после обеда не убирается. Он делает вид, как будто сам ест то, что остается от стола пристава.

У казаков же смутное чувство, что их водят за нос и они со дня на день делаются угрюмее. В ауле идет брожение. Жители аула неохотно несут сторожевую службу, к которой их привлекли. Им надоели постоянные домашние обыски. Недовольны старшиной, приставом, Саидом, но больше всего – Габо.

Для чего понадобилось этому последнему избрать именно их, ингушский, аул, чтобы здесь исчезнуть?

Ведь это же понятно, что Саид не выдаст друга, но тот должен был бы подать признак жизни в другом ауле, чтобы их аул освободить от тяготы.

Через три дня пристав сообщает, что за поимку Габо назначено 300 рублей. Через неделю Ефимов докладывает приставу, который в ту минуту лежит на диване и курит папирос, что таким «манером» беглеца никогда не поймаешь. Надо заставить говорить Саида. Пристав некоторое время размышляет.

̶ Хорошо. Мы можем попробовать. Позови его ко мне и встань за дверью с пятью – шестью человеками как только он выйдет из комнаты, сейчас же схвати его, не дай ему возможности удрать, как в первый раз.

̶ Будьте покойны, господин пристав, на сей раз он не убежит.

̶ И не шути с ним!.. Пустите в ход ваши плетки, пока он не заговорит.

̶ Слушаюсь!

Ефимов идет на кухню, где Саид помогает сейчас женщинам потрошить барана, и посылает его к приставу. Затем он берет шестерых самых решительных из своих людей и ставит их по обеим сторонам двери.

Саид между тем входит туда и останавливается у дверей.

̶ Саид, – начинает пристав, – тебе, вероятно, тяжело содержать казаков?

Саид ничего не отвечает.

̶ Я прекрасно понимаю, что мои малые разоряют тебя.

̶ Что же я могу поделать, господин пристав? – вырывается у Саида, которому. Содержание двадцати человек стоит более, чем все, что он имеет.

̶ О, ты прекрасно это можешь изменить! Скажи мне только, где скрывается Габо?

̶ Господин пристав, я не предатель.

̶ Но себя ты только что выдал, когда сказал, что ты не предатель. Значит, ты что-нибудь знаешь, но упорно таишь. Вот я тебя и поймал!

Саид мрачно смотрит перед собою.

̶ Саид, я мог бы вознаградить тебя из суммы, которая назначена за голову Габо...

Саид размахивается, изо всей силы ударяет пристава в грудь. Тот, всплеснув руками, отскакивает назад.

̶ Искуситель, ты думаешь, что я бесчестен! – гневно произносит Саид.

Он бросается вон из комнаты, чтобы бежать в лес, но за дверью натыкается на вытянутый кулак Ефимова и падает на пол. Казаки кидаются на него и в одну минуту у него связаны ноги, а руки стянуты на спине ве­никами.

̶ Так, а теперь на конюшню! – командует Ефимов, и Саида, поднятого на руки четырьмя людьми, уносят через двор на конюшню. Наружно он совсем спокоен – глаза его неподвижны, губы сжаты.

В конюшне его ставят на ноги, чтобы раздеть. В это время входит пристав с лицом, искаженным от ярости, и кидается на Саида.

̶ Как смеешь ты, собака, ингуш, оскорблять меня! Ты посмел ударить меня там, в комнате, собачий сын!

Он поднимает кулак и ударяет Саида по лицу так, что у того течет кровь изо рта и из носу.

Саид связан. Он не может стереть кровь с лица, но глаза его сверкают.

̶ Да, я ударил, но я не бил связанного, – бросает он приставу.

И в голосе его такое презрение и столько гордости, что пристав отворачивается и обращается к казакам:

̶ Делайте, что вам приказано!

На руках Саида развязывают веревки, срывают с него го черкеску, бросают его на землю, стаскивают сапоги и штаны, так что он лежит лишь в одной рубашке. Затем четверо становятся коленями на его распростертые руки и ноги.

По знаку Ефимова к Саиду с обеих сторон подходят два других и вытаскивают из-за голенища плетки.

Ефимов делает последнюю попытку:

̶ Ну, может, одумаешься и скажешь, где скрывается Габо?

Но Саид ничего не отвечает. Он полный твердой решимости не издать ни звука, чтобы не выдать брата.

̶ Начинайте! – приказывает Ефимов.

До слуха Саида доносится зловещий свист плеток, и острая боль впивается в его тело.

После одиннадцати–двенадцати ударов Ефимов приказывает:

̶ Стой! Ну, скажешь ты теперь, где скрывается Габо, или ты хочешь еще?

Снова ни звука.

̶ Продолжайте!

И опять сыплются удар за ударом. Но вот после нескольких ударов у Саида начинается рвота. Наконец обморок окутывает его сознание: он более уже ничего не чувствует.

Подходит пристав.

̶ Что он говорил?

̶ Ни слова, ни крика!

Пристав знаком приказывает прекратить пытку и нагнувшись к Саиду, приподнимает его голову. Лицо серое, глаза потухли, наполовину закрыты, у плотно сжатых губ немного кровавой пены.

̶ Бестии! – накидывается он на казаков. – Да вы же убили его! Теперь будет пренеприятная история: в дело вмешаются следствие и газеты.

Ефимов также смущен: он опускается на колени. Казаки, державшие ноги Саида, вскакивают и поворачивают его на правую сторону. Ефимов прикладывает ухо к груди Саида.

̶ Сердце бьется, господин пристав.

̶ Ну, тогда приведите его в чувство, облейте холодной водой.

Ведро за ведром выливают на спину и голову Саида, но он все не приходит в себя. Тогда пристав велит казакам поднять Саида и отнести его в дом. Когда его проносят через двор, мать и сестры с громким воплем бросаются к нему. Его вносят в чистую горницу и там бросают на пол.

Мать проворно вытирает слезы и с помощью дочерей поднимает своего сына, несет его в комнату и кладет на диван спиною кверху. Она посылает дочерей за маслом и с молчаливой скорбью промывает его раны. Саид открывает глаза и глядит на мать.

̶ Мать!.. – радостно шепчет он. Гордая улыбка освещает его бледное лицо.

̶ Я не предал Габо!

̶ А разве ты знаешь, где он? — с любопытством спрашивают сестры.

̶ Молчать! - приказывает им старуха.

̶ Да будет прославлен аллах, — говорит она сыну, — который помог тебе сохранить верность!

И она продолжает врачевать его раны.

А пристав тем временем постановил на следующий день оставить аул. Он решил доложить своему ближайшему начальству, что беглец не мог быть найден, что жители аула, вероятно, способствовали его бегству; за такое сопротивление посоветует обложить аул большим денежным штрафом. Он зовет Ефимова и сообщает ему и споем решении завтра, на рассвете, покинуть аул.

̶ Пускай сегодня ночью люди отдохнут, да и кара­ульных ставить больше нет надобности. Ведь через этого проклятого Саида мы все равно ничего не узнаем.

Его лихорадит. С мертвенно-бледным лицом лежит Саид на диване, но, не желая чтобы слышал друг, старается не стонать. Вечером мать Саида замечает, что караул у дома снят, и сообщает об этом сыну. Казаки разгуливают по улице аула, заходят в аульскую лавоч­ку, чтобы купить себе немножко табаку, приготовляют лошадей и рано ложатся спать.

Сестры Саида готовят приставу ужин. Пристав вы­ходит во двор и видит там старшину, который явился на всякий случай за приказаниями, потому что известие о расправе с Саидом, об его молчании и предполагаемом выступлении казаков с быстротой молнии разнеслось по аулу.

̶ Слушайте-ка, старшина, завтра, рано утром, мы выступаем; я доложу, что Габо при вашей помощи удалось удрать.

Дата добавления: 2015-11-14