Тогда слушай, сладкий мальчик. Камасутра, глава 1, поза льва.

— Я вовсе не хочу сказать, что в истории нет примеров неравенства — как раз наоборот. Не мне с моим цветом кожи объяснять вам, как много в истории неравноправия, — Джефферсон молча оглядел зал. — И всё из-за того, что сама история — это запутанный рассказ о постепенном, идущем с переменным успехом преодолении неравенства, хотя постмодернизм и отказывается рассматривать такое обобщение. К примеру, в обществах всех без исключения типов,включая охотничье-собирательское,садоводческое иаграрное, в той или иной степени практиковалось рабство.

— Так продолжалось до тех пор, пока модернизм с его пониманием все-общего формализма не провозгласил равенство всех мужчин, а чуть позже, с появлением зачатков плюрализма, было провозглашено равенство всех людей. Так что модернизм впервые в истории, без оглядки на какие бы то ни было обстоятельства, поставил рабство вне закона. До модернизма в истории всегда присутствовало рабство, сексизм или расизм, потому что только с модернизмом в истории появилось всеобщее равноправие, и только после модернизма — плюралистическое многообразие.

— Но культурологи, изучавшие историю и не находившие в ней плюра-лизма, решили, что его там не было из-за угнетения, которое они свалили на своих любимых козлов отпущения. Вспомните: с точки зрения зелёного

мема, в мире всегда есть жертвы, и есть палачи. Так были выбраны несколь-ко главных палачей: патриархат, западное Просвещение, ньютоно-картезианская парадигма и логоцентризм, причём большинство из этих палачей оказались вариантами ужасной «линейной рациональности», которая якобы подавляла женщин, природу, телесность и т. д.

— Формальная рациональность действительно способна подавлять то, что плохо с ней согласуется. Но какой бы «плохой» ни была формальная рациональность с точки зрения дискриминации, дорациональное познание было во много раз хуже, поскольку придерживалось исключительно эгоцентрических и этноцентрических взглядов. Другими словами, как бы ни был плох оранжевый мем, пурпурный, красный и синий были намного хуже!

— Итак, спеша «свергнуть» и «преодолеть» рациональность, бумерит совершил две роковые ошибки: он не признал достижений оранжевого в деле эмансипации (а это отмена рабства, феминизм, экология) и приписал дорациональным мемам освобождающую силу, которой они на самом деле не обладали.

Джефферсон подошёл к краю сцены, посмотрел в зал и огласил офици-альное обвинение:

— Культурология намеревалась освободить мир, основываясь на двух ложных посылках. Бумерит был готов к своему кровавому маршу.

— Вы с Дарлой поцеловались? Одно из главных событий в твоей жиз-ни — это ваш поцелуй? — Джонатан ухмыльнулся.

— Ты, блин, шутишь, да? Слушай, Стю, малыш-мистик, детка, тебе надо почаще общаться с людьми, понимаешь, о чём я? Потому что если твоё

главное событие — это поцелуй, то, наверно, твоё главное развлечение — это смотреть, как опрыскивают овощи в «Сэйфвей»⁷⁸.

⁷⁸ «Сэйфвей» (англ. «Safeway») — английская сеть супермаркетов. — Прим. пер.

Стюарт его не слушал — его никто не слушал.

— На следующий день я встретил Дарлу после показа для Дэйтонс, чтобы отвезти в аэропорт — она летела обратно в Чикаго. У неё не было времени переодеться, поэтому её лицо покрывал обильный макияж и мерцающие блёстки, а тело было едва прикрыто.

— В аэропорту мы стояли у стойки до последнего предупреждения об окончании посадки. Мы страстно целовались, а когда она отстранилась, то начала хохотать, потому что моё лицо всё было измазано в косметике и блёстках. Я как пьяный, шатаясь, вышел из аэропорта. Покрывавшие меня блёстки прекрасно отражали моё ощущение жужжащего экстаза. Я шёл мимо людей, на лицах которых читался немой вопрос: «Что с ним такое стряслось?» Про себя я придумал на него ответ: «Господи, какие у неё потрясающие губы». Ту искру, которую я заметил в глазах Дарлы, я теперь видел в глазах всех прохожих. И как я раньше этого не замечал?

— Потом мы несколько дней круглосуточно разговаривали по телефону, изучая друг друга изнутри, всё глубже и глубже погружаясь в воды друг друга. Я только что прекратил отношения, длившиеся восемь лет, а она только что порвала с парнем по имени Билл, с которым встречалась три года. Впервые в этом десятилетии оставшись в одиночестве, я решил посвятить свою жизнь музыке и медитации. Таков был мой план. Но проведя всего один день с Дарлой, я свернул свой план и поставил на нём большой знак вопроса.

— Мы решили, что скоро должны снова увидеться. Мы договорились встретиться в выходные в Мэдисоне, посредине между Миннеаполисом и Чикаго. Я немного нервничал перед поездкой. Мой рациональный ум без конца нудил: «Какого черта ты делаешь? Это в высшей степени иррацио-нально, даже для артиста. Так что прижми свою задницу — скорее всего, это отдача от твоих предыдущих отношений». Но скепсис заглушала интуиция:

я должен её увидеть. Мне было необходимо как можно скорее встретиться с этой женщиной, и не для того чтобы переспать с ней или развлечься, но потому что моя душа что-то в ней разглядела, и теперь кричала об этом не

затыкаясь.

Марк Джефферсон покинул сцену под сдержанные уважительные апло-дисменты, и откуда-то выплыла Карла Фуэнтес.

— Внешность обманчива, — прошептала Ким. — Она бывает по-настоящему горячей. Знаешь, сколько раз она была замужем? Пять.

— А сколько ей лет? Сорок с чем-то?

— Она говорит, это потому, что она не терпит, когда мужик ведёт себя как дерьмо. Она ненавидит феминистские разговоры о жертвах и считает, что они губят или даже уже погубили всё движение. Она говорит, что феминизм доживает последние дни в кабинетах стареющих, озлобленных, учёных женщин-бумеров. Но Фуэнтес хочет возродить феминизм, только на этот раз на интегральной основе, без зелёной моды на жертву. Она просто крутейшая феминистка.

— А они бывают разные?

— Ну, приехали. Первая волна феминизма была либеральной, вторая — радикальной, третья — силовой. У каждого направления были свои кусочки паззла, но собрать его целиком они так и не смогли, и поэтому, как утвер-ждает Фуэнтес, оказались на обочине, то есть попросту передохли. Сейчас возникает новая волна — интегральная; её представляют Карин Свонн

(Karin Swann), Джанет Чейфиц (Janet Chafetz), Виллоу Пирсон (Willow Pearson), Джойс Нильсен (Joyce Nielsen), Дженни Уэйд (Jenny Wade), Лиза Пауэлл и Карла Фуэнтес — я от неё просто балдею.

— Ты согласна с тем, что она говорит?

— Скажем так: чем больше я её слушаю, тем больше понимаю. Но многие женщины уходят с её выступлений, особенно если её начинают поддержи-вать мужчины, так что не делай этого, хорошо?

Фуэнтес начала с того, на чём остановился Джефферсон.

— Рациональность или угнетающая сила, как её видят феминистки, — это

просто мужской, патриархальный способ анализа, классификации, подчине-ния и порабощения. Они рассматривают историю как хронику угнетения женщин мужчинами.

Не успев начать, Фуэнтес замолчала, вышла на передний край сцены, помахала руками и посмотрела на нас.

— Мы ведь все знакомы с этой идеей, верно? С тем, что на самом деле патриархат — это угнетение и рабство женщин.

Зал согласно зашумел.

— Но, люди, пожалуйста, постарайтесь понять одну вещь: поскольку количество женщин всегда было примерно равно количеству мужчин, значит, соглашаясь с утверждением радикальных феминисток о том, что женщин угнетают, вы неявно признаете, что женщины слабее и/или глупее мужчин. Если угнетаемых столько же, сколько и угнетателей, угнетение невозможно! — выкрикнула Фуэнтес. — Нельзя быть сильной и умной и при этом угнетённой.

Эта обезоруживающая мысль заставила слушателей ворчать, перегляды-ваться, хмуриться, ухмыляться и перешёптываться. Некоторые, в том числе

и Катиш, совсем недолго пошумев, угрюмо и сердито замолчали.

— Изучив историю, феминистки обнаружили, что женщины во всех уголках планеты постоянно принимали решения, которых они, современные феминистки, никак не могли одобрить (справедливости ради надо заметить, что современные феминистки не одобряют большинства решений, которые женщины принимали в прошлом, недавнем прошлом и настоящем). На основании этого был сделан вывод, что женщин заставляли принимать такие решения. (Чем, как не принуждением, можно объяснить то, что некоторые женщины не согласны с феминистками?) Иными словами, всех этих несчастных женщин обманывали, водили за нос и угнетали. Вместо того, чтобы допустить, что в прошлом женщины наравне с мужчинами участвовали в создании социальных ролей и моделей,в том числе ипатриархальных, и что женщины были такими же сильными и умными, как

мужчины, феминистки начали писать научные труды о том, что женщины всего мира — это бедные овечки, а мужчины, естественно, свиньи.

Нервные аплодисменты, сквозь которые иногда прорывались неодобри-тельные выкрики и вздохи. Похоже, что зал в своей реакции делился по половому признаку: большинство мужчин аплодировало, большинство женщин молча смотрело перед собой. Фуэнтес вернулась за кафедру.

— Здесь уже можно почувствовать приближение бумерита. Именно нарциссизм, который всегда считает, что не может добиться полного триумфа и абсолютного успеха только потому, что ему кто-то мешает, заставил многих феминисток рьяно искать Другого, виноватого в положении женщин. Феминистки, заражённые бумеритом, как правило, отказывали женщинам в ответственности за условия их собственной жизни. Почему я не добилась того блестящего успеха, на который рассчитывала? Потому что я жертва, мной помыкают, меня угнетают.

— Увлёкшись модой на жертву, бумерито-феминистки ненароком объяви-ли женщин беспомощными, зависящими от Другого, подчиняющимися Другому и угнетаемыми Другим существами. Теперь вы видите, насколько порочна эта логика? — спросила она у зала. Ответом ей была мёртвая тишина.

— Ладно, люди, попробуем так: я женщина, и я вижу, что в некоторых важных для меня вопросах общество отдаёт предпочтение мужчинам. Почему так происходит? Феминизм пытается найти ответ на этот вопрос.

— К настоящему моменту было предложено три варианта ответа. Самым ранним направлением феминизма был либеральный феминизм, который распространил утверждение «все мужчины созданы равными» на женщин, заявив таким образом, что «все люди созданы равными». Из этого следова-ло, что власть женщин ограничена только потому, что их угнетают мужчи-ны.

— Второе направление феминизма — радикальный феминизм — возра-жал: «Минуточку. Мужчины и женщины не одинаковы — они не созданы

равными. Они созданы очень разными: у них разные ценности, желания, мотивы и даже способы мышления» — помните: мужчины классифицируют, женщины устанавливают связи, мужчин интересуют действия, женщин — отношения. Радикальный феминизм называется радикальным потому, что ценит женский способ существования наравне с мужским, а то и больше. Главной проблемой он считает преобладание в мире мужских, а не женских ценностей. Хотя так было не всегда, утверждает он. Первые человеческие сообщества были матриархальными или матрицентрическими, они уважали женские ценности, со временем вытесненные мужскими.

— Потом появилась третья волна феминизма, которая заявила: «Минуточ-ку. Не важно, одинаковые ценности у мужчин и женщин или разные, но большую часть времени в большинстве мест на земле женщины количест-венно превосходили мужчин. Мы всегда были большинством, поэтому можем винить в своём положении только самих себя — особенно в условиях современной демократии». Такова точка зрения силового феминизма, который, в отличие от многих других направлений, включая либеральное и радикальное, уже не пытается сделать из женщины жертву.

— Первая волна, вторая волна, третья волна… Ля-ля-ля, тополя… А это тебя волнует?

---

Дата добавления: 2015-11-14