СР — Грэи ТЬрсоде. 11 страница

Л/л^е iVo Mistake, которая там вместе со роллинговской Thru and Thru. Мы былм готовы вернуться в строй и съехаляа в Нью-Йорке чтобы все тщательно обставить. Отряд на этот раз был более потрепанный, не те музыканты-новобранцы, которых впервые призвали за пять лет до того. На место вина в качестве любимого напитка коллектива уже давно заступил jack Daniel's. Еше когда мы уезжали в Канаду записывать пер­вый альбом, мы забурились куда-то в глушь и оприходовали весь Jack Daniel's в радиусе пяти миль! До единой бутылки, причем к концу первой недели. Мы вычистили все местные магазины — пришлось послать гонца в Монреаль, чтобы закупиться дополнительно. И, когда теперь мы собрались для второго действия, Jack снова полился рекой, и также вся­кое другое, и все немного пошло вразнос и стало занимать как-то слишком много времени. Настолько, что лично я, Кит Ричардс, наложил запрет на употребление Jack Dameh во время записи. Это был мой официальный момент пере­ключения с виски на водку, и запрет действительно попрали ситуацию. Два, если не три члена группы после этого броси­ли пить и с тех пор не брали капли в рот.

Еще до того, как я урезал алкогольный паек, нам довелось пережить внезапный приступ негодования со стороны Дорис, которая увидела через стекло аппаратной, как мы, по ее мне­нию, отлыниваем от работы, и взорвалась. Она тогда приеха­ла погостить ко мне в Нью-Йорк и заглянула в студию. Ее встречал Дон Смит. Дон умер, пока я писал эту книгу, ы мы все о нем сильно скорбим. Вот как он описал визит Дорис.

Дон Смит: Кит с мужиками собрались за стеклом в студии для записи бэк-вокала, но вместо этого они просто стоп и чешут языками минут двадцать. И Дорис меня спрашива­ет, чем это они там заняты, а после этого говорит, чтоб я ей

показал, как с ними говорить. Я ей показал переговорную кнопку, а она вдавила ее и как заорет: “А ну кончайте там ва­лять дурака и давайте за работу... Студия, между прочим, денег стоит, а вы там стоите, болтаете ни о чем, да и вообще здесь никто ни черта не разберет, что вы там бубните, так что марш работать. Я сюда аж из Англии на самолете прита­щилась, не могу я тут сидеть всю ночь и слушать вашу бол­товню”. Вообще-то это было гораздо дольше и сильно креп­че. Она их даже напугала на секунду, а потом они заржали, но работать начали сразу же.

В общем, благодаря Дорис мы снова приступили к ударному

труду. И режим у нас установился не щадящий ни капельки.

Пусть Чщди про него расскажет.

Уодди УОКТЕЛ: По первой мы начинали в семь вечера и от­рабатывали как минимум по двенадцать часов. Потом по­степенно народ начал толкать идеи: а давайте собираться в восемь, нет, давайте в девять, нет, давайте в одиннадцать. И не успели мы опомниться — клянусь, тем все и кончи­лось, — и мы уже приходим на работу в час ночи, а то во­обще в три. И однажды мы едем в машине утречком, а Кит сидит с выпивкой в руках и в темных очках, солнце уже во­всю сияет, и он такой говорит: эй, а ну-ка стойте! Сколько сейчас времени? Мы говорим: восемь утра. А он говорит: поворачивай обратно! Чтоб я приезжал на работу в во­семь утра? У него время прокрутилось на целый день впе­ред. Зависали мы там неделями, все никак не могли добить пластинку. Это происходило в Нью-Йорке летом, но солн­ца я пока не видел ни разу. Когда расходились рано утром, было еще серенько. Я добредал до номера, засыпал на весь День, вставал вечером и возвращался в студию. Чтобы вы

имели представление, как долго все это тянулось: я тощ курил пачками, у меня была биковсхая зажигалка, мини, Джейн Роуз сказала, у нас на запись по плану полтора меа- ца. И я тогда сказал Киту: “Знаешь, — и в это время как ра прикуриваю сигарету, — эти зажигалки — их как раз хва­тает на полтора месяца. Так что, когда эта розовая фигови­на кончится, мы как раз должны будем сворачиваться". Он сказал: “Ладно, старик, будем следить за твоей зажигалкой*. Потом проходит полтора месяца. Я покупаю еще одну ро­зовую зажигалку, но никому ничего не говорю, Мы на этот момент отмотали уже почти два месяца. И каждый раз, когда Кит вытаскивал сигарету, я специально давал ему прикурить от розовой зажигалки. И он поглядывал на нее с таким вы­ражением: ну, значит, время еще есть. Три зажигалки спусти приезжает к нам в Нью-Йорк в гости моя жена Энни. Я го­ворю: родная, у меня для тебя задание. Будешь ходить по ма­газинам — скупай все розовые биковскне мини-зажигалки, какие только встретишь. Потому что сейчас начнется фаза сведения. Время прошло, мы сводим последнюю песню, De­mon, которая получается прямо как надо. И последние три или четыре дня я хожу со складом розовых зажигалок — на­пихал себе в карман по крайней мере дюжину. Наконец мы доделали Demon, и Кит заходит в комнату, такой весь до­вольный, и говорит: а-а-а, теперь покурим. А я говорю; по­зволь угощу тебя огоньком — и сую руку в карман и достаю все эти зажигалки. А Кит мне: “Ах ты, сучий потрох! Вот чувствовал же, что что-то не то”.

Иногда даже добраться до студии было проблемой. Один раз имело место легкое недопонимание в одном нью-йоркском баре, когда я зашел туда с Доном пропустить немного по до­роге. Сколько уже со мной бывало, что какой-нибудь урод

прямо рвется меня достать, и все из-за того, кто я такой, — и» этот раз меня вывела из себя его какая-то непробиваемая гупизна. Дон был свидетелем.

ДОН СМИТ: Я обычно встречался с Китом у его квартиры, мы шли до работы пешком и заходили в один бар выпить по чуть-чуть. А диджей, который там ставил музыку, — стоило нам только войти, и он через несколько минут начал заводить роллингов- ские вещи. И после второй Кит поднялся к нему и вежливо попросил: можно больше этого не делать? Мы тут просто зашли выпить по дороге на работу. Но парень не унимается, ставит и ставит. Кит тогда подошел, перепрыгнул стол, схва­тки чувака и успел даже его уложить, придавил коленом. И мы такие: эй, Кит, нам разве не пора? “А? Ага, иду”.

Мы откатали еще одни бурные гастроли с Winos с заез­дом в Аргентину, где нас встретило массовое помешатель­ство, не виданное мной с начала 1960-х. Stones там никогда не были, так что нас накрыла полноценная бптломания — застывшая во времени и размороженная по случаю нашего приезда. Мы играли первый концерт на сорокатысячном стадионе, и шум этой толпы, энергия были фантастические. Л убедил Stones, что это определенно достойный рынок, что здесь полно людей, которые нас любят. Я тогда взял с со­бой Берта, и мы жили в Буэнос-Айресе в этом крутейшем отеле, одном из моих любимейших, — в Mansion, поселились там в прекрасном, нехилых пропорций люксе. Берт просы­пался и посмеивался каждое утро — он слышал за окном: 'Out, оле, оле, Ричардс, Ричардс,..” Такое было впервые — чтобы его фамилию скандировали под барабаны в качестве побудки к завтраку. Он сказал: "Я уж подумал, что это они про меня орут”.

Мы с Миком уже в основном научились уживаться, невзирая на разногласия, но все равно потребовалась некоторая дипло­матия, чтобы свести нас под одной крышей в 1994-м. Нено­ва выбрали Барбадос — здесь проверялось, сможем ли бы общаться друг с другом достаточно мирно, чтобы сделать еще один альбом. Я взял с собой только Пьера, который те­перь работал на меня. Жили мы там в усадьбе на плантации лимонного сорго, и там же я обзавелся дружком, который дал свое имя альбому и дальнейшему туру — Voodoo Lounge.

В тот день налетела буря, типичный тропический ливень, и я собирался по-быстрому смотаться за сигаретами. Вдруг слышу звук. Я подумал, что это одна из тех огромных жаб, которые обитают на Барбадосе и которые умеют издавать ко­шачьи звуки. Смотрю, а там у выхода дренажной трубы на до­рожке сидит промокший котенок. Оказался кусачий. Я знал, что тут полно диких котов. Ах ты, вылез из трубы, убежал из маминой норки? И я пихнул его обратно в трубу, отвер­нулся, а он вывалился снова. Его там не ждали, одним словом. Я снова попробовал. Говорю: ну ты что, свое дите не призна­ешь? Но он снова вылетел оттуда. И смотрит на меня, этот шкет. И тогда я сказал: хрен с тобой, ладно, пойдем. Поло­жил его в карман и побежал домой, сам уже теперь хоть вы­жимай. Появляюсь на пороге в этом вымоченном леопардо­вом халате до пола. Колдун оби¹, попавший под брандспойт, с кошариком. Пьер, у нас тут небольшое приключение вышло. Было совершенно ясно, что, если б мы о нем не позаботились, он бы до утра не дотянул. Так что мы с Пьером сделали самое простое: налили блюдце молока, ткнули его туда мордой, и он

i Название определенной ритуально-магической традиции на острому Карий­ского моря, ритуалов, сходных с гаитянским вуду.

_V№ лакать. В общем, стойкий боец оказался, нужно было только поддерживать его силы. Вырастить. Мы его назвали Вуау потому что дело было на Барбадосе и потому что он вы­пи наперекор обстоятельствам — как заговоренный, по ву­дуистскому везению. И после этого котенок везде за мной хо- liu. В общем, зверь получил имя Вуду, а терраса стала Voodoo towage (гостиная Вуду) — я даже таблички расставил по пе­риметру. И он всегда сидел у меня на плече или где-то ря­дом. Мне его несколько недель пришлось охранять от всех окрестных котов. Эти котяры хотели до него добраться, им w нужен был еще один конкурент. Я их разгонял камнями, юни собирались, как какая-то толпа на расправу: “Отдай нам слюнка!" Вуду потом стал жить в моем доме в Коннектикуте. После такого мы, конечно, уже не расстались. Он пропал ку- да-то в 2007-м. Дикий был кот.

Мы всей компанией разбили лагерь в ирландском доме йшни в графстве Килкенни, чтобы начать работу над Voodoo Imp, и все шло путем, но в один прекрасный день мы выяс­нили, что Джерри Ли Льюис тусуется где-то по соседству — та ли бегает от налоговой службы, то ли что. До него было ад-два езды, поэтому мы его спросили; не хочешь приехать поиграть? Однако, видимо, Джерри в тот момент понял это приглашение по-другому — или так оно до него дошло, — too ему вроде как предложили записать сольный альбом Джерри Ли Льюиса, a Stones должны были ему подыгрывать. Но мы только позвали его приехать поиграть, в смысле под­совать: график нас не прессует, студия подготовлена, гак toro бы нам не устроить небольшой рок-н-ролл? И мы с ним нашли материала, классного причем, и где-то он сущеет-

на пленке. Потом мы сидели слушали, что получилось ^вЭДясн, и Джерри вдруг начинает: слышите, ударник здесь Опаздывает. Начинает отчитывать, устраивать разнос группе.

Мы с Миком уже в основном научились уживаться, невзир,, на разногласия, но все равно потребовалась некотораяди% матия, чтобы свести нас под одной крышей в 1994-м. Исно. ва выбрали Барбадос — здесь проверялось, сможем ли fa общаться друг с другом достаточно мирно, чтобы пущ еще один альбом. Я взял с собой только Пьера, который и- перь работал на меня. Жили мы там в усадьбе на плантации лимонного сорго, и там же я обзавелся дружком, которыйди свое имя альбому и дальнейшему туру — Voodoo Loung.

В тот день налетела буря, типичный тропический ливещ, и я собирался по-быстрому смотаться за сигаретами. Вдруг слышу звук. Я подумал, что это одна из тех огромных юб, которые обитают на Барбадосе и которые умеют издавать»- шачьи звуки. Смотрю, а там у выхода дренажной трубы на» рожке сидит промокший котенок. Оказался кусачий. Я знц что тут полно диких котов. Ах ты, вылез из трубы, убежах из маминой норки? И я пихнул его обратно в трубу, отвер­нулся, а он вывалился снова. Его там не ждали, одним сломи Я снова попробовал. Говорю: ну ты что, свое дите не прида­ешь? Но он снова вылетел оттуда. И смотрит на меня, ям шкет. И тогда я сказал: хрен с тобой, ладно, пойдем. Поло­жил его в карман и побежал домой, сам уже теперь хоть вы­жимай. Появляюсь на пороге в этом вымоченном леопардо­вом халате до пола. Колдун оби¹, попавший под брандспойс с кошариком. Пьер, у нас тут небольшое приключение выш» Было совершенно ясно, что, если б мы о нем не позаботились он бы до утра не дотянул. Так что мы с Пьером сделали самое простое: налили блюдце молока, ткнули его туда мордой,и®*

1 Название определенной ритуально-магической традиции на островах ского моря, ритуалов, сходных с гаитянским вуду.

начал лакать. В общем, стойкий боец оказался, нужно было только поддерживать его силы. Вырастить. Мы его назвали Вуду, потому что дело было на Барбадосе и потому что он вы­жил наперекор обстоятельствам — как заговоренный, по ву­дуистскому везению. И после этого котенок везде за мной хо­дил. В общем, зверь получил имя Вуду, а терраса стала Voodoo Lounge (гостиная Вуду) — я даже таблички расставил по пе­риметру. И он всегда сидел у меня на плече или где-то ря­дом, Мне его несколько недель пришлось охранять от всех окрестных котов. Эти котяры хотели до него добраться, им ненужен был еще один конкурент. Я их разгонял камнями, аони собирались, как какая-то толпа на расправу: “Отдай нам сучонка!” Вуду потом стал жить в моем доме в Коннектикуте. После такого мы, конечно, уже не расстались. Он пропал ку­да-то в 2007-м. Дикий был кот.

Мы всей компанией разбили лагерь в ирландском доме Ронни в графстве Килкенни, чтобы начать работу над Voodoo Lojtnge, и все шло путем, но в один прекрасный день мы выяс­нили, что Джерри Ли Льюис тусуется где-то по соседству — толи бегает от налоговой службы, то ли что. До него было час-два езды, поэтому мы его спросили: не хочешь приехать поиграть? Однако, видимо, Джерри в тот момент понял это приглашение по-другому — или так оно до него дошло, — что ему вроде как предложили записать сольный альбом Джерри Ли Льюиса, a Stones должны были ему подыгрывать. Но мы только позвали его приехать поиграть, в смысле под- «мовать: график нас не прессует, студия подготовлена, так чего бы нам не устроить небольшой рок-н-ролл? И мы с ним налаяли материала, классного причем, и где-то он сущест­вует на пленке. Потом мы сидели слушали, что получилось в записи, и Джерри вдруг начинает: слышите, ударник здесь запаздывает. Начинает отчитывать, устраивать разнос группе.

А вот здесь гитара... И я тогда посмотрел на него и гово­рю: Джерри, мы же просто на пленку наиграли, мы не трек пишем. Меня опять стал накрывать красный туман. Я сказал: если хочешь разнести мой бэнд, то как твоя фамилия — Лью­ис, правильно? Значит, ты из Уэльса. Говорю: моя фамилия Ричардс, так что мы с тобой оба валлийские. И давай с глазу на глаз: я посмотрю в твои голубые зенки, как у деточки, а ты в мои черные, и, если хочешь, пойдем выйдем. Но не смей мне, на хуй, тут разборки устраивать. И вышел — вскочил и протопал на улицу, и, кстати, сочинил из этого Sparks Wl Fly, когда сидел у костра. Чач Маджи, многолетний брига­дир нашей артели техников, рассказывал, что Джерри про­сто повернулся ко всем и сказал: “А что, обычно срабаты­вает”. Но записали мы с ним в тот вечер что-то офигенное. И для меня было по-настоящему почетно играть в такой си­туации, когда мы спрашивали: Джерри, какие твои предло­жения? О'кей, играем House of Blue Lights. Роскошно. Нако­нец-то мы встретились с Джерри на том уровне, на котором такие, как мы, должны встречаться, и с тех пор он уже стал мне как брат.

Новой котлетой в сандвиче между Миком и мной стал Дон Уоз, которого мы взяли продюсером. Слишком умный парень, чтобы его запросто съесть. Дон владел редкой комби­нацией: отточенные дипломатические навыки и музыкальное чутье. Свое, не виляющее — не за модой уж точно. И если что-то не могло получиться никак, он так и говорил: “По-мо­ему, ничего не получится” — а это очень мало кто умеет. Обычно нам просто дают возможность колупаться с этим дальше — безрезультатно. Или вежливо говорят: ну давайте оставим это пока, давайте займемся чем-нибудь другим, а по­том вернемся. С такими способностями Дон прекрасно от­работал на всех следующих четырех альбомах, включая этот.

ftcifoo Lounge. У него звездная репутация в бизнесе как у га­дливого продюсера, длинный послужной список луч­ших из лучших клиентов, но в первую очередь он музыкант, усильно все облегчает. Плюс к этому он сам закаленный боен впсихологической внутригрупповой войне, а мы с Ми­ко*старейшие ветераны этого дела. У Дона была груп­пами (Not VKas), он ее основал с чуваком, с которым вместе трос. Они никогда ни о чем не спорили, пока не накрыл успех. Потом они шесть лет не разговаривали друг с другом, з потом все потонуло во взаимном озлоблении. Знакомая органа, да? У Дона тоже и группа, и дружба все это пере- ши. По его пониманию, в генах каждой группы заложено, что рано или поздно два главных человека начнут конфликто- mb, потому что один из них начнет беситься от мысли, что, чтобы выдавать лучший продукт, он должен работать и играть иесте со вторым, и поэтому необходимо, чтобы этот второй точно так же был на виду, необходимо принимать его в рас­чет. И это заставляет первого ненавидеть второго. Ну, правда, вмоем случае со мной такого не случилось — я хотел, чтобы мы могли положиться друг на друга, хотел и дальше работать вдвоем.

Пусть Дон расскажет, к чему все пришло, когда мы сели сводить альбом в Лос-Анджелесе.

Дон Уоз: Когда мы делали Voodoo Lounge, Кит с Миком встре­чались, обменивались любезностями насчет какого-то фут­больного матча секунд тридцать и расходились по разным углам. А потом они начинали играть, и их уровень взаи­модействия друг с другом — на нем держалась вся группа. Пока мы записывали альбом, я всю дорогу думал, что они перезваниваются часов, наверное, в пять утра каждый день и обговаривают, что они будут сегодня делать, и все такое.

И только под самый конец я выяснил, что они вообще между собой не общались. Единственный раз, когда кто-то из них позвонил другому, как рассказывал мне Мик, — это когда Кит, сидя у себя в гостинице, в Sunset Marquis, ткнул не ту кнопку быстрого набора на телефоне, а Мик снимал от­дельный дом на холмах, и Кит позвонил Мику и попросил принести еще льда. Он думал, что звонит в обслуживание номеров.

При всем при этом Дон на самом первом этане здорово запа­никовал из-за одной стычки между мной и Миком, внезапной и, как всем казалась, смертельной, в студии на Уиндмилл-лейн в Дублине — ни с того ни с сего, несмотря на наше видимое примирение. Произошло все из-за начисто отсутствовавшего общения, из-за накопившегося, нагноившегося раздражения. Взрыв стал кульминацией множества вещей, но в основном, я думаю, дело было в этой мании все контролировать, кото­рую я с большим трудом переваривал и вообще терпел. Мы с Ронни вернулись тогда в студию, а Мик изображал спертые у кого-то риффы на новеньком “Телекастере”. Песня была его, она называлась I Go Wild, и он что-то бил по струнам, при­седая. Как говорят, я сказал следующее: “Вообще-то в этой группе только два гитариста, и тебя среди них нет”. Наверное, хотел просто приколоться, но Мику прикол не покатил —он его воспринял не так, как надо, а потом все стало еще хуже. Я на него наехал, и, по свидетельству очевидцев, мы снова понеслись гвоздить друг друга словами по всем возможным поводам, от Аниты до контрактов и предательств. Разошлись не на шутку, задевали друг друга чем побольнее. “А как насчет того?” — “А как насчет другого?” И все остальные тут же смы­лись: ассистенты, и Ронни, и Дэррил, и Чарли, и все —бро­сились в аппаратную, как в укрытие. Не знаю, слушали они

_Й}С через микрофон или нет, но несколько людей эту ругань летали. Дон Уоз, который назначил себя арбитром, попро­бовал устроить небольшую челночную дипломатию, потому до после этого мы разошлись в разные концы здания. “Но вы зеаь говорите одно и то же” — такого рода тактика. Старый (рюк. Дон сказал мне, что абсолютно искренне считал: если будет произнесено еще хоть одно слово, все сядут на само- деш и наша лавочка прикроется навсегда. Чего он не учел ~ до что мы занимались этим переругиванием уже тридцать дет. В конце концов часа, наверное, через полтора мы обня­лись и пошли дальше делать наше дело.

Вообще-то Дона Уоза изначально рекрутировал Мик. Мик всегда хотел работать с Доном, потому что Дон — гру- аовый продюсер. Он делает грув, музыку, чтоб танцевать. Но, когда мы добили Voodoo Lounge, Мик сказал, что больше не будет работать с Доном, потому что он нанял его делать грув, а Дон хотел сделать Exile on Main St. А Мику нужен был Ihe Slack Album Принса или что там, не знаю. Мику опять хотелось чего-нибудь эдакого, что он услышал вчера вечером в клубе.

Самый большой страх у Мика в это время, как он сам твер­дил журналистам, — это что ему, как он выразился, навечно прилепят ярлык Exile on Main St. Но Дону было интересней адитить все хорошее, что было у Stones, он не хотел делать ничего ниже планки, взятой в конце 1960-х и начале 1970-х. Почему Мик боялся Exile? Слишком уж была хороша штуч­ка — вот почему! Каждый раз я слышал это: “Нет, у нас нет желания возвращаться в прошлое и заново записывать Exile 4nMmSt.”, и тогда думал про себя: “Чувак, блин, да ты б его сейчас не потянул!”

Так что когда потом, в 1997-м, настала пора тура и аль- боэд Bridges to Babylon, Мик обязательно хотел, чтобы мы

выпустили что-то суперактуальное на тот момент. Док % так и остался у пас продюсером, несмотря на недовольство Мика, потому что прекрасно справлялся и потому что хо­рошо контачил с нами обоими. Но теперь Мику приац в голову на первый взгляд недурная идея взять еще разни продюсеров, чтоб они трудились под присмотром Дои каждый над своим треком. Но, когда я приехал работай в Лос-Анджелес, выяснилось, что он взял и нанял кого хотел, а меня спросить забыл. Подрядил целую бригаду продюсе­ров, которые успели навыигрывать кучу “Грэмми”, продви­нутых по всем статьям. Была только одна проблема —толку из этого не вышло никакого. Я честно старался подстроить­ся под одного из этих приглашенных: когда меня просили перезаписать дубль, я послушно перезаписывал, как бы хо­рошо ни получилось с самого начала, и снова перезаписи- вал, пока не понял, что они ни хрена ни во что не врубаются. Они сами не знали, чего хотят. И тогда все встало. А потом Мик осознал свою ошибку и сказал: больше не хочу, сделайте что-нибудь. Чего еще было ждать, когда обнаружилось, на­пример, что один из продюсеров сделал луп из Чарли Мят- са — просто взял из него кусок и зарядил им драм-машину. Как хотите, но Stones так не звучат. Ронни Вуд, говорят, тогда простонал с дивана, на котором валялся: “Тут от Чарли оста­лось — тень левой ноги”.

Мик перебрал трех или четырех продюсеров. В том, чего ему хотелось, не было никакой общей идеи. Немудрена что со всей этой колодой на руках, продюсерами и музыкан­тами, включая восемь человек бас-гитаристов, весь процесс понесло черт знает куда. Кончилось вообще тем, что в пер­вый раз за всю историю мы практически делали параллельные альбомы: мой и Мика. Кто только там не записывался кроме самих Stones в половине случаев. На каком-то этапе — когда

у нас с Миком отношения натянулись до предела — наше со­вместное творчество превратилось в посиделки Мика и Дона Уоза, который вместе с ним сочинял слова к песням. Дон там был как мой адвокат, доверенный представитель: он за­читывал Мику все выписки с набросками текста, которые де­лала одна канадская девица, пока я что-то набарматывал в ми­крофон, — использовал это дело как шпаргалку, когда они подыскивали строчки, рифмы и все остальное. Далеко же мы ушли от кухни Эндрю Олдхэма — соавторство, при котором мы даже не пересекались. Мик нанял всех, с кем хотел рабо­тать, а я еще хотел, чтобы был Роб Фрабони. Никто не знал, сто чем занимается, а у Роба есть эта доставучая привычка, когда он поворачивается ко всем и говорит: “Вы, конечно, в курсе, что если это пропустить через микрофон М35, то все пойдет коту под хвост?” — а на самом деле, конечно, никто не в курсе.

При всем этом я до сих пор ловлю большой кайф от Bridges to Babylon — есть там кое-что интересное. Мне все еще нравятся Thief in the blight. You Don't Have to Mean It и Flip the Switch. Роб Фрабони познакомил меня с Блонди, настоящее имя — Теренс Чаплин, когда мы сводили Wingless Angels в Коннектикуте, и Блонди пришел что-то дописать, что было нужно. Он из Дурбана. Его отец, Харри Чаплин, был среди главных банджонстов в Южной Африке, работал на “Голубом поезде” между Йоханнесбургом и Кейптауном. Вместе с Рикки Фатааром, ударником, который сейчас ча­сто работает с Бонни Рейтт, и Риккиным братом у Блонди был свой бэнд, Flames. Они были самой крутой группой в ЮАР, и это несмотря на то, что Блонди классифициро­вался как “цветной” вместе с остальным коллективом, хотя по другим статьям проходил как белый. Такая была штука — апартеид. Когда они приехали в США, их взяли под крыло

Beach Boys, и они поселились в Лос-Анджелесе, Блонди стал постоянно подменять Брайана Уилсона, даже пел на бич- бойзовском хите Sail On, Sailor, а Рикки стал их ударни­ком. Фрабони продюсировал для Beach Boys альбом Holland, и таким образом еще одно семейное древо музыкантов вы­растило новые веточки. Блонди по моей просьбе находил­ся рядом во время репетиционного периода перед туром Bridges to Babylon, и с тех пор мы с ним в постоянном кон­такте. Песни, которые у меня тогда появлялись, очень мно­гим обязаны нашей работе с Блонди и Бернардом, потому что их бэк-вокал был частью сочинительского процесса, Те­перь он все время со мной работает. Золотой человек, один из лучших, кого я знаю.

★

Очень часто в песнях и в их сочинении имеет место парал­лельное повествование — одна история рядом с другой. Вот вам несколько, где к каждой прилагается свой рассказ.

Flip the Switch — это песня на Bridges to Babylon, которую я написал чуть ли не по приколу, но почти сразу выяснилось, что она вещая — меня аж пробрало.

/ got ту money, ту ticket, all that shit I even got myself a little shaving kit What would it take to bury me?

I can’t wait, l can’t wait to see.

I’ve got a toothbrush, mouthwash, all that shit I'm looking down in the filthy pit I had the turkey and the stuffing too } even saved a little bit for you.

Pick me up — baby, I'm ready to go Yeah, take me up — baby, I'm ready to blow Switch me up — baby, if you 're ready to go, baby I’ve got nowhere to go — baby, I'm ready to go.

Chill me freeze me To my bones Ah, flip the switch

В девяноста милях к югу, в Сан-Днего, сразу после того, цк я дописал эту вещь, — дня, наверное, через три — про­изошло коллективное самоубийство тридцати девяти чле­нов НЛО-культа под названием “Врата рая”, которые реши­ли, что Землю скоро уничтожат и что как раз пора пересесть I НЛО, которое летит в хвосте кометы-убийцы. Посадочным талоном у них стали фенобарбитал, яблочное пюре и водка, которые принимались посменно. После этого ложись в своей униформе и жди прибытия транспорта. Пока ребята реаль­но все это проделывали, я был ни сном ни духом и услышал только на следующий день, когда проснулся, — про всех этих людей, покончивших с собой, разлегшихся рядками в ожида­нии переброски на новую планету. Диковатая ситуация, мяг­ко говоря, и больше мне такого бы очень не хотелось. Глава культа выглядел как персонаж из "Инопланетянина”, и звали fro Маршалл Эпплуайт.

А я-то так еще весело писал:

' "Деньги есть, билет в кармане, вся херил / Даже есть в запасе скромный брит* •еяный набор i Что же еще нужно, чтоб меня похоронить? / Мне неймется, мне хочется узнать. // Есть зубная счетка, полоскание для рта, вся херн* > Смо­трю сверху вниз в помойную яму / Я уже пробовал и индейку, и ее начинку: Даже оставил чуть-чуть тебе, if Забери меня, детка, я готов в дорогу / Правда, возьми меня с собой, детка, а не то я взорвусь / Вруби меня, детка, если ты г> том t Мне некуда податься — я готов вперед. // Закали меня, заморозь.меня / Насквозь f А-а-а, щелкни рубильником”.

Lethal injection is a luxury I wanna give it To the whole jury Ym just dying For one more squeeze'.

★

Есть один бордель рядом с Очо-Риос, моим ямайским лого- во— называется Shades, и хозяином там один вышибала, которого я знал по Тотенхэм-Корт-роуд. Выглядит заведение как классический дом терпимости: балконы, галереи, танцпол с клеткой и шестами и солидный запас местных'красоток. Все как полагается: силуэты за занавесками, и зеркала, и минет прямо в танцзале. В один вечер я поехал туда и снял комнату, Мне нужно было выбраться куда-нибудь из дома. Я пособа* чился с моими Wingless Angels, которые играли кое-как, и весь заряд куда-то делся. В общем, я оставил их разбираться самш с этой херней, прихватил Ларри Сесслера и Роя и отправился в Shades. Мне хотелось поработать над одной песней, поэто­му я попросил владельца заведения привести мне пару из его лучших девиц. Мне они ни для чего такого не были нужны - просто я хотел где-то перекантоваться в уютной обстановке, Пришлю к тебе лучших, сказал он. И я обосновался в одной комнате: кровать под красное дерево, одно пластиковое бра на стене, шкафчик для уборщицы, красное покрывало, стол со стулом, диван с красно-зелено-золотой обивкой, красная подсветка по полу. У меня с собой была гитара, бутылка вод­ки, немного колотого льда, и я сказал девчонкам, чтоб они представили, что мы здесь застряли навсегда втроем, и как бы

t Смертельная инъекция — это роскошь / Я хочу ее назначить / Всему жюри присяжных / Мне просто до смерти нужно / Еще одно нажатие".

они украсили это место. Леопардовая шкура? Парк Юрского периода? Что они говорят заезжим канадцам? Да ну, отвеча­ют, у них пара секунд — и все кончено. Говоришь что угод­но—что ты их любишь. Не обязательно же это чувствовать'. Й потом они уснули, лежали в своих бикини и тихо поса­ливали. Это для них была не самая обычная работа, и они утомились. Если мне не приходили в голову слова, я их бу­дил, и мы еще немного разговаривали. Спрашивал их всякое. А теперь как вам, ничего звучит? Ладно, спите дальше. За ту ночь в Shades я и написал You Don't Have to Mean h.

Уок don't have to mean it You just got to say it anyway I just need to hear those words for me.

Дата добавления: 2015-11-14