Индивидуальная самооборона

Противодействие агрессии (индивидуальная самооборона и справедливая война)

Насильственное пресечение посягательств на жизнь, достоинство, здоровье или собственность в живом нравственном опыте выступает в качестве одного из морально оправданных действий. Оно воспринимается как случай наименее сомнительного с точки зрения морали применения силы против другого человека. Причина такого восприятия состоит в том, что противодействие нападающему лицу или коллективу (агрессору) создает возможность прямого и непосредственного предотвращения тех явлений, к уменьшению которых обязан стремиться нравственный человек. Речь идет о невиновной смерти, невиновном страдании, невиновной потере здоровья и т.д. Пресечение агрессии выступает как частное выражение долга предотвращать вред, который в особых случаях может перевешивать долг не причинять вред другому человеку. Моральное обоснование силового противодействия агрессии сводится к доказательству возможности ситуативного приоритета позитивного требования над негативным, а также к определению условий, в которых такой приоритет следует соблюдать.

Индивидуальная самооборона

На уровне общераспространенного "морального чувства" силовое противодействие агрессии рассматривается как оправданное, если соблюдается ряд правил, которые существенно ограничивают количество случаев допустимого или обязательного применения силы (в особенности, смертельно опасного применения силы) для защиты самого себя или другого человека. Эти правила по-разному формализуются и конкретизируются в разных системах уголовного права, однако являются повсеместно признаваемыми. Первое правило предполагает, что причинение ущерба оправдано только в условиях непосредственного и неминуемого характера угрозы со стороны агрессора. Покушение должно быть уже начавшимся, агрессор должен предпринять такие действия, которые с высокой степенью вероятности указывают на его намерение причинить вред. Покушение также должно быть незакончившимся, поскольку в противном случае действия, направленные против агрессора будут не обороной, а отмщением. Второе правило делает оправданными только те случаи причинения вреда нападающему, в которых применению силы не было приемлемой альтернативы. И на уровне интуитивных моральных суждений, и в нормативном пространстве уголовного права это положение может артикулироваться с разной степенью категоричности. Так, допустимость применения смертельно опасных средств самозащиты часто связывается лишь с теми ситуациями, в которых обороняющееся лицо не может отступить без ущерба для самого себя. Если такая возможность существует, то оно должно выполнить так называемую "обязанность отступления". Однако данное правило может быть выражено и в менее требовательных формулировках, касающихся необходимости предупреждать агрессора до начала использования смертельно опасных средств противодействия о возможности их применения. Третье правило устанавливает отношение соразмерности между применяемыми средствами и способами обороны, с одной стороны, и характеристиками покушения - с другой. Нарушение соразмерности, или превышение пределов необходимой обороны, лишает ее моральной санкции. При этом и средства, и способы должны быть пропорциональны как намерению агрессора (характеру предпринимаемых им действий), так и реальной степени опасности, которую эти действия создают для обороняющегося или защищаемых им людей. Такая пропорциональность, естественно, не означает строгого соответствия средств нападения и защиты и не имеет никакого отношения к созданию честных (паритетных) условий противостояния агрессора и обороняющегося. Необходимо также иметь в виду, что все перечисленные правила относятся исключительно к ответным действиям человека, подвергшегося нападению, поскольку тот, кто инициирует нападение, не имеет морального и юридического права противодействовать применяемой по отношению к нему силе.

Для того чтобы уточнить критерии морально оправданной самообороны, в современной этике используется следующая классификация случаев, в которых для сохранения собственной жизни действующему субъекту приходится причинять смерть другому человеку. Они отличаются по намерениям нападающего и причинно-следственной структуре ситуации:

1) оборона от виновного агрессора. Давно угрожавший обороняющемуся лицу человек направляет на него самосвал на узком мосту. Остановить самосвал можно, только выстрелив в него из переносного ракетного комплекса;

2) оборона от невиновного агрессора. За рулем самосвала находится водитель, которому ввели сыворотку ненависти или сообщили о том, что обороняющееся лицо приступает к совершению террористического акта. Доступный способ остановить самосвал остается тем же;

3) оборона от невиновной угрозы. За рулем самосвала находится водитель, находящийся в обморочном состоянии. Способ остановки остается тем же;

4) необходимое для спасения причинение ущерба третьему лицу. Спастись от колес самосвала можно лишь вытолкнув на опасный участок моста человека, находящегося на безопасном участке.

С точки зрения разработчиков этой классификации, первый случай выступает в качестве несомненно допустимого, четвертый - в качестве несомненно недопустимого, а где-то между ними проходит граница морально допустимого в вопросах силовой защиты собственной жизни. Эта граница должна соответствовать нравственной интуиции и вместе с тем опираться на определенное нормативно-теоретическое обоснование.

Существует несколько линий рассуждения, обосновывающих насильственные действия обороняющегося. Первая восходит к Т. Гоббсу, с точки зрения которого угроза жизни человека возвращает его в морально нерегулируемое естественное состояние: "Пока не будет гарантии от нападения со стороны других, у каждого сохраняется его исконное право на самозащиту теми средствами, какими он посчитает нужным и сможет воспользоваться, значит, право на все, т.е. право войны". Совершение любых действий ради сохранения собственной жизни не может быть никому поставлено в вину. Однако из подобных оснований самообороны невозможно вывести те интуитивно очевидные правила, которые требуют, чтобы сила применялась в качестве последней из доступных альтернатив, а ее применение сдерживалось уважением к жизни другого человека, несмотря на то, что тот выступает в качестве агрессора. Особенно неприемлемым является то обстоятельство, что в гоббсовой перспективе четвертый из упомянутых выше случаев оказывается случаем нравственно допустимого применения силы. Можно сказать, что Т. Гоббс полностью стирает грань между самообороной и иными ситуациями сохранения жизни за счет причинения ущерба другим людям.

Иная линия рассуждения восходит к Дж. Локку и состоит в том, что начавший свое покушение агрессор оказывается поражен в правах, лишается защиты со стороны тех норм, которые предписывают уважение к его жизни и достоинству. "Деспотическая" власть в отношении жизни другого человека возникает только тогда, когда этот человек инициировал войну. Таким образом, агрессор сам подвергает себя "угрозе утраты... собственной жизни", он "сам ставит себя в такое положение, когда пострадавший и остальная часть человечества, которая присоединится к последнему для осуществления правосудия, вправе уничтожить его как любого другого дикого зверя или любое вредное животное". Предложенное Дж. Локком решение имеет несколько недостатков, которые требуют либо отбросить его, либо усовершенствовать.

Во-первых, Локк рассматривает предельно простую ситуацию, в которой покушение на жизнь другого влечет за собой утрату права агрессора на жизнь. Однако личные права, нарушаемые потенциальными агрессорами многообразны и подчас слабо соизмеримы между собой. Нарушение каких-то из них может влечь утерю права на жизнь, нарушение других - нет. Для практического решения этой проблемы необходимо найти общий объект покушений разного рода для того, чтобы затем соотносить их по степени тяжести. Однако это задача оказывается совсем не простой: телесная целостность является для этого слишком узким понятием, а личное достоинство или индивидуальная автономия - слишком широкими.

Во-вторых, на фоне описанных выше правил самообороны потеря права агрессором носит нелогично прерывистый характер. Она исчезает вместе с завершением нападения: агрессор вновь обретает свое право на жизнь, как только он закончил свое злодейство. Она зависит также от возможностей отступления обороняющегося: агрессор восстанавливается в правах, если такие возможности вдруг возникают. Для Дж. Локка эта проблема решена тем, что "деспотическая власть" справедливого победителя не оканчивается в момент исчезновения опасности его жизни. Он может сам ее аннулировать, заключив с агрессором договор, но до того "может лишить его жизни, когда ему заблагорассудится". Очевидно, что это утверждение противоречит господствующим на настоящий момент нравственным интуициям.

В-третьих, концепция утраты агрессором права на жизнь ведет к тому, что в случае невиновного покушения или невиновной угрозы их жертва не вправе защищать себя с помощью силы. Ведь такая утрата непротиворечиво может быть представлена лишь как следствие виновного деяния. К примеру, Дж. Локк делал специальный акцент на том, что агрессор отрекается от разума, "делая силу... своим законом и правом", и именно поэтому "пострадавший и остальная часть человечества" получают право его уничтожить. Но это значит, что права на самооборону оказывается лишен не только воображаемый обороняющийся из второго и третьего примера Дж. Томсон, но и все те, кто подвергаются нападению душевнобольных или малолетних. Такой вывод вызывает очень существенные сомнения.

В качестве выхода из тупика, в который попадает локковская теория самообороны, часто предлагается следующий комплексный тезис: тот факт, что невиновный агрессор (например, малолетний или душевнобольной) не потерял своего права на жизнь, не означает, что защищающееся лицо каким-то образом это право утратило, и значит, в ситуации конфликта двух равнозначных прав, решение должны определять дополнительные моральные соображения. Дело лишь за тем, чтобы их выявить. Для этого следует обратиться к одному из ключевых разграничений, касающихся нравственного долга, - разграничению между поступками, которые совершаются по обязанности, и теми морально одобряемыми действиями, которые превышают требования последней. Такие действия предполагают избыточную по сравнению с долгом жертвенность. Жертва собой в ситуации, когда на тебя покушается невиновный агрессор, может рассматриваться именно в этой перспективе. Собственная жизнь для человека при прочих равных условиях имеет несколько больший вес, чем жизнь другого. Таким образом, открывается возможность построения комплексной теории противодействия агрессии. Виновная агрессия может предотвращаться с помощью смертельно опасных средств в силу утраты агрессором права на жизнь, а невиновная агрессия (или невиновная угроза) - в силу оправданной пристрастности обороняющегося в отношении собственной жизни. С этим обстоятельством могут быть связаны разные пределы необходимой обороны, относящиеся к этим двум случаям.

Впрочем, и комплексная теория противодействия агрессии сталкивается с существенными трудностями. Ее перенос на ситуацию защиты другого человека ведет к весьма парадоксальным выводам. Если самооборона от невиновного агрессора оказывается морально оправданной, то защитить другого человека от его покушения уже нельзя, ведь жизни этих двух людей имеют для потенциального защитника одинаковую ценность. Трудности комплексной теории сохраняют открытость рассматриваемой проблемы и актуальность иных теоретических подходов к необходимой обороне. Среди них - идея о снижении "удельного веса" счастья, благополучия или даже жизни нападающего лица в сравнении со счастьем, благополучием и жизнью жертвы при определении этической значимости последствий действия или бездействия в ситуации нападения, другими словами при определении итогового ущерба. Основные проблемы такой концепции связаны с обоснованием самообороны от большого количества нападающих, которая может оказаться неоправданной в свете суммирования потерь и приобретений. Даже с учетом понижающих коэффициентов благополучие множества агрессоров может перевесить благополучие одной единственной жертвы. Другой обладающий значительным количеством сторонников подход - томистская идея о возможности двойного эффекта любого индивидуального действия. Известно, что преследующее нравственно положительную цель действие может иметь негативные следствия, причинение которых формально попадает под те или иные нравственные запреты. Однако при условии важности положительной цели и того, что негативные следствия не являются причинно необходимыми для ее достижения, порождение негативных следствий, например причинение смерти или страдания агрессору, не должно рассматриваться как намеренное деяние. Оно выступает как результат, не входивший в намерения защищающегося лица. Основная трудность доктрины двойного эффекта состоит в необходимости обосновывать столь специфическое, далеко не очевидное разграничение намеренного и ненамеренного в поведении человека.

Дата добавления: 2015-11-14