В другой жизни. 16 страница

Ани-Ра, глядя вперед, холодно улыбнулась.

Какая искренняя забота – деточку расчесали, похлопали по голове и снарядили цветами – отдашь учителю.

- Я смогу с ним справиться.

- Не недооценивай противника!

- А ты не п%*ди без умолку.

- Ани!?

- Что, Ани?

- Рот вымою с мылом!

- Ах, да! Ани же все это время была хорошей. Послушной.

Эльконто какое-то время переваривал смену настроения собеседницы – теперь браслет носила не та, кого он знал, приходилось с этим мириться.

- Хорошо. У часового по-любому винтовка. Если засечет любой отблеск, сразу будет палить, так что…

- Так что я выключу фары, и не буду пользоваться зеркалами…

- Не только зеркалами!

- Все, Дэйн, умолкай. Я почти на месте.

- Опасайся того, кто на вышке! Не лезь в близкую дистанцию к Тоду, бородача лучше укладывать сразу, а Ульрих…

- Помню, мастер ножей. Лучше пожелай мне удачи.

Браслет не то хрюкнул, не то взволнованно фыркнул. Затем выдал сквозь помехи:

- Удачи. Ани.

- И тебе.

Она припарковалась вне пределов видимости, заглушила мотор – все-таки, ненавистно водить чужие машины, особенно такие тяжелые, урчащие и здоровые – и вышла из салона. Захлопнула дверцу, отперла багажник и принялась экипироваться.

Странно, но этот вечер оказался лучше того, который она для себя планировала. Синева сумерек, на поясе нож и кобура, в руках сумка с амуницией. Трава покрылась росой, розовело вдалеке небо, вокруг трещали сверчки и, едва слышно, шелестела листва.

Нужный дом-склад прямо по курсу – до него пятьсот метров.

Именно в этот момент, совершенно не подходящий случаю, Ани вдруг поняла, что «вернулась». К себе самой. А осознав это, процедила:

- С возвращением, Ани. Добро пожаловать в старое тело.

И они обе – старая и новая Ани - улыбнулись одновременно.

У патрульного постоянно трещала рация.

- Что там видно, Рики? Все тихо?

- Тихо. Показалось, что где-то проехала машина, но, вроде, никого. Значит, тихо.

- Хорошо.

Смотровой ее не заметил.

Дом пришлось обходить по кругу. Если сейчас она снимет Ульриха, то Рик моментально это обнаружит, так как задаст очередной тупой вопрос по рации, а напарник не ответит. А если она не снимет Ульриха, то тот, вероятно, вернется в дом в самый неподходящий момент – как раз в разгар веселья. Засада.

Неподвижно притаившись между ящиками в самой тени, Ани выжидала. Конечно, можно проскользнуть мимо них, но опасно, очень опасно оставлять их обоих в живых. И тихо убрать не удастся. Как лучше быть? В этот момент у бледнолицего мужчины вновь ожило переговорное устройство.

- Слушай, я в сортир хочу. Смени меня на вышке.

- Вот ты засранец. Ладно, слазь, постою. Нет, чтобы свеситься жопой с перил…

- И ронять говно с высоты третьего этажа? Смотри, попадет на голову. Кстати, где в доме сортир?

- Заходи с заднего входа, он как раз там направо.

- Понял.

Бинго. Лучшего момента не найти.

Пока Ульрих будет стоять на вышке, она займется Риком – кто знает, сколько человек может находиться в туалете? Может, у него запор или понос? В любом случае, она выиграет несколько минут, а притихшая рация не покажется бледному тревожным сигналом – ведь не тянуться же к ней с голым задом и зажатой в руке туалетной бумагой?

Дождавшись, когда оба солдата поравнялись на лестнице и принялись обмениваться скабрезностями, Ани-Ра выскользнула из-за ящиков и бесшумной тенью метнулась к дому. Хорошие, все-таки, Дэйн купил кроссовки – удобные, мягкие, тихие. Навряд ли она когда-либо теперь побегает в них по стадиону, потому что сегодня вечером, скорее всего, запачкает их кровью.

Неприглядный мужчина с вытянутым лицом и узкими глазами – Рик – умер некрасиво. С перерезанным горлом, держась за собственный, еще менее приглядный, член прямо во время мочеиспускания. Прежде чем его голова ударилась о край унитаза, он успел захрипеть и обоссать полстены.

Ани нагнулась, отключила звук у рации и брезгливо отступила от залитого мочой и кровью пола.

Кроссовки не запачканы. Минус один солдат.

Черт, может, ей добровольно вернуться на Войну? Чтобы просто ради удовольствия перестрелять всех, кого сможет обнаружить в прицел?

Стараясь не думать, а не свихнулась ли, она быстро закрыла дверь и вышла в коридор. Теперь не менее сложная задача – обнаружить еще двоих, пока те не обнаружили вышедший из строя туалет. Что там говорил Дэйн – лысый силен в ближнем бою?

Насколько он силен, она обнаружила всего минутой позже, когда едва увернулась от летящего в голову кулака.

Откуда он возник, тварь? Она ведь еще не добралась до нижнего этажа…

Тод бился отлично – зашел на кухню, чтобы налить воды/чая/пива, обнаружил там незнакомую вооруженную девку и тут же попытался сразу же заехать ей по кумполу. Размах, удар, ушла из-под руки… Схватил за края кофты, порвал ткань по шву, прежде, чем получил попавшейся под руку кастрюлей по лицу, но затем успел ударить Ани по ребрам. Гоняясь за ней, как за сбрендившей и постоянно уворачивающейся от его кулаков дикой белкой, он зацепил ее еще дважды – один раз по лицу и второй - пинком в колено. Спасибо, вскользь, и спасибо, что она успела выхватить пистолет…

Говорил же Дэйн, не бейся, деточка, на кулаках… Говорил.

Переступая через труп лысого мужчины, Ани краем глаза заметила, что у того на поясе прикреплена связка ключей – присела, стараясь не смотреть в остекленевшие глаза, отстегнула брелок. Интересно, услышал ли звук выстрела второй, бородатый? Или Ульрих? И не начал ли смотровой беспокоиться насчет друга?

Время, Ани, время! Торопись! Это не игра, тут не проснешься…

Хотя, она до сих пор сомневалась, что проснулась бы, умерев на Войне. Наверное, то была шутка. Плохая шутка.

- Дэйн, ты не помнишь, на каком ты этаже?

Браслет пикнул.

- Где-то в подвале. От входа мы свернули вниз, на лестницу.

- Иду.

Когда стальная дверь заскрипела и поддалась, Дэйн все еще боялся, что по ту сторону покажется Пэт. Один или, что гораздо хуже, с накрученными на кулак волосами Ани, труп которой он притащил за собой.

Нет… Нет… Создатель… Нет… Он не простит. Он и так уже проклял себя за то, что позволил ей сунуться в эту передрягу, за то, что не остановил, снабдил оружием… О чем думал вообще?

Но по ту сторону стоял не Пэт, а его бывшая «сожительница» собственной персоной. Грязная, с растрепанным хвостом, в порванной кофте, но, в целом, кажется довольная и сконцентрированная на деле. Не переступая порог, она кинула ему связку ключей и добавила.

- Бородатый еще в доме. Найди его и Стива, а я пока сниму часового.

Эльконто на секунду растерялся.

- Пистолетик не займешь?

- А без него никак?

- У тебя же еще автомат за плечом!

- Вот, нытик.

И она оставила у его ног «Тильтер» и охотничий нож.

Отстегивая наручники, снайпер бубнил, не переставая:

- И «это» жило со мной в одном доме? Да я чокнулся! Еще и булки ее жрал…

Стив оказался запертым в комнате в конце коридора. Его голос послышался из-за двери- близнеца сразу же, как только Эльконто выбрался из собственной темницы.

- Эй! Вы, там! Откройте, вашу налево…

- Иду, уже иду, люмбумсик. – Ласково проворчал он и принялся искать нужный ключ. «Напарница» тем временем растворилась. Вот же девка, вот фурия…

- Ты? Блин, это ты? Я уж думал, снова Элменсон!

Лагерфельда по какой-то причине не пристегнули к трубе, и тот прекратил колотить по двери только тогда, когда она распахнулась.

- А ты по нему скучал больше?

- Тьфу, на тебя! Как ты выбрался вообще? Как вышел?

- Ани.

- Ани?!

- Потом объясню.

Как раз в тот момент, когда доктор был готов завалить Эльконто вопросами, на лестнице показался бородатый мужик. Увидев, что оба пленника не сидят внутри темниц, а стоят снаружи, он на секунду замешкался, а после с невероятной для его плотного тела скоростью, рванул обратно по ступеням.

- Стой, сука!

- Не уйдешь!

Раздались мужские голоса хором, а через секунду коридор наполнился звуками проскальзывающих по бетонному полу подошв.

Когда после короткой автоматной очереди с вышки упало и глухо ударилось о землю тело, Эльконто покачал головой.

- Как в третьесортном фильме, б№дь.

- Кто стреляет, Комиссия?

- Если бы…

Лагерфельд тревожно вглядывался в темноту.

- Тогда кто стрелял?

- Я тебе уже говорил.

- Что говорил?

Когда из-за кучи разломанных ящиков вышла женская фигура с автоматом наперевес, Стив застыл, как вкопанный. Конечно же, он узнал и русые волосы, и невысокую фигуру и лицо…

- Ани? Ани?!

- Пошел в жопу, док. – Донеслось глухо.

И, чтобы Лагерфельд не дернулся в ее направлении, Дэйн придержал друга за рукав.

*****

- Это все дело рук моего зама – Джона Грина. Он выпустил на поверхность солдат, и он же, судя по всему, собирается натворить на уровне бед. Я сейчас туда отправлюсь. Что? Их было четверо…

Хотя Эльконто стоял в отдалении, Ани-Ра слышала каждое сказанное им по телефону слово. Сотовый для звонка она только что заняла снайперу собственноручно, и теперь сидела на корточках, рылась в сумке и делала вид, что не замечает сверлящего ее взглядом дока. Им не о чем говорить. И незачем.

- Не ехать? Хорошо, если ты говоришь, что мое участие пока не требуется, буду в стороне. Да, Дрейк. Да. Нет, солдаты мертвы. Все. Со Стивом тоже все в порядке. Окей, понял, отбой.

К машине шли молча.

Лагерфельд нес сумку; уже у джипа Ани передала Дэйну ключи. Не дожидаясь приглашения, уселась на заднее сиденье, захлопнула дверцу, сложила руки на груди и отвернулась.

Завелся мотор.

- Как самочувствие? – Полуобернувшись, задал вопрос док, когда автомобиль вывернул на трассу.

- У тебя сигарет нет? – Отозвалась Ани встречным вопросом.

- Нет. И не начинай.

Она проигнорировала недовольный тон так же легко, как и укоризненный взгляд. Точнее, два укоризненных взгляда.

Кто они такие, чтобы колыхать в ней чувство вины? И кто она им – незнакомка с окрестной дороги? Собачка, которую две пары заботливых рук воспитали доброй и послушной? Несмешно.

- Я спросил, нормально ли ты себя чувствуешь?

Он определенно начинал ее злить.

- Отлично. Если не считать, что меньше всего я хочу сейчас видеть ваши морды.

- Ани…

- Что, Ани?!

- Следи за тоном.

- А ты еще поучи меня жить, мистер пилюлькин! Как чинно ты сидел, возле моей кровати, как убедительно рассказывал о том, что все будет замечательно. Ты такой же лживый урод, как и твой друг.

Переносица Дэйна в зеркале поморщилась.

- Могла бы просто сказать «спасибо». – Процедил Стив зло.

- Может, еще в ноги поклониться?

Мужчины спереди переглянулись. Док, в отличие от Эльконто еще не понял, с кем имеет дело, и Ани не собиралась прощать ему ошибок.

- До смерти будешь ждать моего «спасибо».

- Мы о тебе заботились! Хотя, могли этого не делать…

- Ботиночки теперь вам поцеловать? Ты тоже сегодня не получил между глаз пулю, хотя, мог бы.

- Стив…

Оборвал еще не начавшуюся фразу водитель.

- Что, Стив?

- Отстань от нее.

- Это еще почему?

- Она только что спасла наши задницы. Хотя, действительно, могла этого не делать.

Рыжий неохотно унялся. Сжал челюсти, поддал в салон напряженной атмосферы и отвернулся к окну.

Дальнейший путь все проделали в молчании.

- Надо же, и сумка моя сразу нашлась.

Ани чувствовала, что ее настроение хромает, как перебравший калека, но ничего не могла с этим поделать. Все пошло кувырком, все. А ведь этим вечером она просто хотела поговорить – мирно и спокойно – разложить все по полочкам, определиться с дальнейшими действиями, понять, как им двоим – ей и Дэйну – лучше всего быть.

А теперь, оказывается, никак. Вечер закончился не на мажорной ноте из-за того, что она, наконец, решилась изменить жизнь к лучшему, а плавно перетек в найденный парик, ночную езду, перестрелку, ругань с доком, а теперь еще в качающуюся на руке Эльконто дамскую сумочку. Ее сумочку.

Ключи от квартиры лежали внутри.

- Спасибо, что не выбросил. Ну, все, я пошла…

- Ани, подожди.

Он выглядел уставшим: одежда мятая и грязная (впрочем, она не лучше), запястья в потеках крови, под глазами глубокие тени.

- Ты можешь забрать всю ту одежду, которую мы покупали.

- Ты покупал.

- Неважно. Можешь забрать ее.

- Спасибо, обойдусь.

- Я бы настоял…

- А ты не настаивай.

Барт, которого этим вечером не поприветствовал ни один из хозяев, обиженно сидел у стены. Ани не собиралась гладить его и теперь - чужой дом, чужая собака.

- Я отвезу тебя.

- Не стоит.

- Стоит! На дворе ночь, если ты не заметила.

- Заботливый какой.

Эльконто сжал зубы и прошагал мимо нее к выходу – стало очевидно, что спорить с ним бессмысленно.

(Blank and Jones – Fallen)

Наверное, хуже ей было только там, в подвале, когда не хватало воздуха и когда руки цеплялись за ножку стула. И если там можно было кричать, рыдать и вести себя, как истеричка, то здесь, в джипе, Ани не могла себе такого позволить, а потому сидела тихо, крепко сжимала сумочку – единственный по-настоящему знакомый предмет – и смотрела в окно.

Знакомый город, знакомый салон машины и вновь незнакомая жизнь.

Ей казалось, что за спиной кто-то написал висящее над землей слово «Конец», и теперь оно смотрит ей вслед – холодно и равнодушно. Еще один жизненный ухаб, еще одно препятствие, которое придется преодолеть. Интересно, сколько испытаний может выпасть на долю одного человека? Бесконечное количество, или же есть предел? Она своего, в любом случае, еще не достигла.

- Я заеду к тебе на днях, когда найду адреса тех, с кем ты была на Войне. Покажу всех живыми…

Ей бы ответить «отвали» или «зря стараешься», но она просто молчала – старалась не плакать. Приедет, покажет, свозит, уедет… Все вдруг стало таким чужим и неопределенным. Последние три недели они были вместе – ели, читали, жили, гуляли с Бартом, занимались на лужайке, пили в баре… Быть может, та жизнь не была идеальной, но она была «ее» - жизнью Ани, - а теперь не осталось и ее.

Впереди снова пустота.

Придется выкладывать новый пол из кирпичей – найти бы их. Найти и притащить, собраться с силами и понять, зачем и для чего строить новый дом, найти силы верить. Наверное, она найдет их, позже, а сейчас не до жиру - лишь бы не расклеиться.

- Я знаю, что ты, наверное, попытаешься устроиться на работу – старую или новую, я не знаю, - но Стив обещал дать справку о болезни. Такую примут в любом учреждении.

Как мило. Рыжий наступил себе на горло и еще раз позаботился о грязнульке-Ани. А Дэйн… Как просто он теперь говорит о ней и ее будущей жизни уже в отсутствии себя. Как все, оказывается, легко…

Ей бы напиться или забыться, но ведь не поможет. Все придется самой, все через себя, на собственных плечах. Держись, маленькая Ани, держись…

На этот раз она отчетливо узнала темный провал подъезда и железную дверь – больше не путалась в хитросплетениях района. Болезненно колола мысль о том, что водитель все это время знал точное местоположение ее дома, но предпочитал держать «пациентку» в своем.

Зачем?

Ей отчаянно хотелось стать маленькой и растерянной, способной просто ухватиться за его колено и спросить «зачем»? Объясни мне, пожалуйста, погладь! Поддержи, скажи что-нибудь хорошее. Не уезжай, ведь все должно было быть не так… Я не хочу одна, не хочу, я боюсь…

Но водитель смотрел в сторону и молчал. Да и зачем говорить? Ведь «вспомнившая все» она вдруг стала для руководителя «Войны» отработанным материалом.

Черт…

А она? Что сказать на прощание? Ненавижу? Спасибо, что приютил? Опять съязвить? Спросить, когда встретятся опять?

Чем важнее момент, тем глупее кажутся слова, и поэтому Ани сжала зубы так же крепко, как и сумочку в руках, открыла дверь и, не прощаясь, вышла из машины.

Эта ночь далась ей тяжелее, чем все остальные.

Тысячи разрозненных кубиков мозаики, тысячи обрывочных воспоминаний и она одна. Одна, как и всегда, против всего мира.

В голове плыли слова, слышались чужие голоса, сменяли друг друга изображения – лица, места, города… Слишком много кусков лоскута – такие не сшить в красивое теплое одеяло, проще все выкинуть.

Как жить дальше? Куда двигаться?

Едкий дым рвал легкие, но губы тянулись к фильтру, а дрожащие пальцы раз за разом подносили сигарету ко рту.

«Не начинай…»

Все, док, ты в прошлом. Кого теперь интересует твое мнение?

Такой «использованной» она не чувствовала себя даже после того, как вернулась с «Войны». Тогда были иные чувства, иная цель – тогда хотелось отомстить. А теперь? Ради чего все? Живые, мертвые… Оказывается, «Война» была иллюзией, она была ненастоящей, никто не погиб… Удивительно, но даже эта мысль не приносила облегчения, ведь Ани уже все пережила, перестрадала, по полной пропустила через собственное сердце. А кто вернет нервы? Кто заплатит за них? Ах, издержки системы…

Маленькая, глупая, доверчивая, а теперь полностью потерянная.

Ничего, она сумеет оставить все позади. Встанет с утра новой – неважно, чего это будет стоить, - и начнет все в очередной раз заново.

Вот только это будет завтра. А сегодня…

За что? За что? – Кому адресовать этот вопрос – Себе? Жизни? Дэйну?

Выполоскали, выстирали и не повесили сушиться, не расправили, а просто выкинули мокрым смятым комком в кусты.

Ничего, есть руки и ноги, есть душа, а утро наступит уже через несколько часов. Поспать бы, просто заснуть, а там будет видно.

Она затушила третий окурок, потерла сухие глаза пальцами – слезы еще прольются, время наступит, - Ани знала это наверняка, - слезла с подоконника, поставила пепельницу на стол и направилась к кровати.

Создатель, если ты есть, просто помоги заснуть, ведь это такая малость… Просто помоги сразу уснуть.

*****

- Знаешь, я только теперь понял, насколько небезопасно было оставлять ее с тобой. В этом доме.

- Мы с самого начала знали, кто она.

- А что, если бы она очнулась раньше и не в подходящий момент? И ты не успел бы ничего объяснить?

- Тогда она, возможно, убила бы меня.

Стив потер руками щеки; он устал, и, как и Дэйн, был вымотан и раздражен.

- Блин, я думал, она более шелковая. А она – грымза!

- Она не грымза.

- Надо было все время давать ей успокоительное!

- Не надо было. Ты же видел, она была нормальная…

- Ага, а потом превратилась в эту бешеную собаку.

- Стив…

- Что? Ты ее защищаешь? Нет, правда? Ты ее защищаешь?

- Мы сами все это затеяли, а могли бы объяснить ей раньше. Так что, давай, прекращай гундеть, и вали уже к себе, а то я от тебя уже устал.

Лагерфельд какое-то время смотрел на друга, затем фыркнул, стукнул ладонями по подлокотникам и поднялся с кресла.

- Как знаешь, я помочь хотел.

- Отдохни. Этим ты мне больше поможешь.

Он должен был радоваться, что все закончилось, а вместо этого чувствовал себя… брошенным.

Казалось бы, дом покинула дикая кошка, человек-бомба, опасный элемент – радуйся, но Дэйн не радовался.

Наверху осталась развешанная в шкафу одежда, на столе книги, на кухонном стуле передник, на подоконнике неистраченные деньги. Иллюзия, но ему чудилось, что в доме все еще витал запах булочек бон-бон и ее духов – тонких, свежих, почти неуловимых.

Ани… Странная, разная и непредсказуемая Ани. Сначала женщина-мститель, бездушный убийца, метящий в нарисованное в центре мишени лицо, затем тихий котенок – потерянный, недоверчивый и запутавшийся, затем Ани-солнышко, Ани-вкусная Еда, Ани-спортменка, Ани-«Моторчик в попе» - а-ля, скажите мне «кто я?». И вот, наконец, равнодушная Ани-спасительница. Ани-«Пошли вы в зад, идиоты». Ани-«Я теперь сама по себе…»

Да, ему бы радоваться: больше не придется ждать подвоха, ее внезапного «пробуждения», случайного ножа в спину или опустившейся на голову сковородки. Однако так же не придется возвращаться в дом, где ты не один, и где тебя с тихой нежностью, не показывая этого, ждут. В дом, где в ванной поют женским голосом, где пахнет лаком для ногтей, где посреди ночи никто не скажет Барту: «Когда ты успел все съесть, проглот?!»

Она была тихой и скромной поначалу, разбитой от случившейся «болезни», но медленно и верно на его глазах расцветала. А когда расцвела до прыжка с парашютом, бара, вечера при свечах, короткого платья и шпилек, он всерьез начал опасаться, что «попал», потому что нигде – ни дома, ни в штабе, ни с друзьями – уже не мог выкинуть ее из головы.

Не грымза, нет. И не бешеная собака, как сказал Стив.

Просто женщина, которая в очередной раз доверилась людям, и которой соврали. Нет, Ани, мы тебя так тут держали, ради цирка… Не выкидывать же? Пришлось покормить три недельки…

А как бы он чувствовал себя в подобной ситуации? Приласканный и неприласканный на самом деле? Если бы узнал, что все сверкающие грани доброты, которые, он верил, сделаны из хрусталя, оказались пластиковыми? Хрупкими, непрочными и ненастоящими. Что, если бы ему однажды сообщили друзья: «Ну, все, Дэйн – мы тебя терпели, сколько могли, а теперь проваливай, потому что нам надоело прикидываться…» Это же жизнь по шву, а сердце на половые тряпки.

Она их теперь ненавидела – и по праву, – а он грустил.

Что так и не сказал ей правду «до». Что согласился врать. Что так и не позволил себе ее коснуться – маленькой женщины-фурии.

Эльконто привык быть один – ничего нового. Жить один, решать один, коротать вечера в одиночку. Он мог совершенно спокойно существовать без людей, друзей или соседей. Выжил бы на необитаемом острове, прошел бы с палкой, котомкой и котелком по восточному горному кряжу, пережил бы, без поддержки извне, эпидемию или наводнение. Но вот чего он по непонятной причине НЕ хотел, так это продолжать коротать вечера… без Ани.

Ведь они слишком много не успели, слишком много не попробовали, а планов было так много.

Дэйн легко прощал свои и чужие ошибки, и лишь с одной из них не был готов смириться – если он так никогда и не узнает, предназначалось ли кресло штурмана для леди по фамилии Эменхайм? Если нет, так нет – он отступится, но внутреннее чутье твердило, что жизнь не закончилась - их совместная жизнь. И теперь осталось лишь убедить Ани, что им следует приступить к исследованию ее дальнейших стадий…

А еще, подумал он, засыпая, она, наверное, подружилась бы с Бернардой.

И это было бы здорово.

Глава 14.

- Это ведь она, да? Ивон?

Ани не отвечала. Она смотрела на худощавую, работающую в саду перед домом, женщину и беззвучно плакала. Смотрела на ту, не отрываясь, растирала по щекам текущие слезы, а Дэйн едва сдерживался, чтобы не обнять худенькие трясущиеся плечи.

Вот и настал момент истины – все живы, все здоровы, и лишь одна, прошедшая Войну до конца, светловолосая девушка оказалась обманутой.

Чтобы не видеть жгущего душу заплаканного лица, Эльконто держал руки на руле и смотрел на дорогу. Солнечная улица, прекрасный день – ласковое золото лучей и зелень листвы. Мир во всем мире.

- Я могу показать тебе остальных.

- Не надо. – Прошептали справа. – Я уже все поняла.

Надо было что-то сказать: что он идиот, что ему жаль, что он тоже не хотел, чтобы все случилось именно так.

- Ани, я хотел бы извиниться…

Русая голова качнулась, а рука застыла в неуверенном жесте – молчи, мол.

- Я не хотел, чтобы ты думала, что тебя обманывали лишь для того, чтобы позабавиться – это не так…

- Отвези… - Хриплый голос прервался от слез. – Отвези меня домой.

Дэйн вздохнул и завел мотор.

- И я должен предупредить, что тебе нельзя к ним приближаться – к прежним знакомым с Войны, нельзя им рассказывать правду – это приказ Комиссии…

- Домой. – Повторила Ани, и водитель с тяжелой душой подчинился.

Тем же вечером она дошла до магазина, купила пачку сигарет, коробку шоколадных конфет и бутылку виски, а вернувшись домой, села на кровать, перед разложенными на столе продуктами и выключенным телевизором, и принялась «праздновать». Под шуршание посеревшей от пыли шторки, под влетающий в окно автомобильный гул с проспекта.

Вот и все – старая жизнь закончилась. Пребывание на Войне оказалось кошмаром лишь для нее – для всех остальных сном. Плохим, тревожным, страшным, но сном. Поутру все проснулись в своих кроватях, а Ани – Ани, которая не захотела умирать – пережила все это наяву.

Что ж, такова жизнь.

Долгой тебе жизни, Ивон. И тебе Рональд… Крепкого здоровья и счастливых дней всем остальным.

Виски оказался прогорклым – за цену в шесть долларов вряд ли можно было ожидать лучшего, а она морщилась всякий раз, проталкивая его в горло. От спиртового послевкусия не спасали даже конфеты. Те, к слову говоря, тоже оказались не высшего качества, и поэтому Ани, прикончив четверть бутылки и оставив в коробке три пустых выемки из-под трюфелей, сидела и курила.

Просто забыть… забыть все и всех – она сможет. Сделать вид, что кошмарного провала на другой уровень никогда не случалось – не было ни серого города, ни холодных ночей, ни формы повстанцев, вновь устроиться на работу и зажить «как все». Привычно, стабильно и размеренно.

Тускло.

Кровожадный зверь, что сидел внутри все это время, наконец, ушел. Может, причиной тому стал визит к невредимой Ивон, а, может, «изгнанию» поспособствовал тот факт, что монстр, наконец, наелся – убил четырех солдат, отомстил хоть кому-то и успокоился. Неважно. Он исчез, и в душе стало тихо.

В отеле ее, наверное, примут назад, ведь Лагерфельд прислал сверкающую голограммами справку, удостоверяющую в том, что она действительно теряла память и в том, что лечилась в лучшем медицинском учреждении города – «частном медицинском центре «Оникс»».

Ну, да, «Оникс», как же… «Мед-Эльконто-дом», а не никакой не «Оникс»…

А если не примут, она выберет что-то другое, ведь на ее личный банковский счет – Ани обнаружила это утром – почему-то вернулась внушительная сумма денег.

С пометкой «С любовью, от Кривозуба».

Интересно, кто заставил его расплатиться за несовершенное убийство – Дэйн? Заботливый же он, все-таки…

И, чтобы случайно не переключиться мыслями на двухметрового мужчину, косичку которого она не так давно заплетала, которому верила и с которым (так наивно и по-дурацки) хотела бы…

Блин, черт, все! Еще виски. А потом спать. И новая жизнь!

Сжатое дрожащей рукой горлышко пузатой бутылки, принялось прерывисто звенеть о край стакана.

*****

На следующие двое суток Эльконто ушел в работу так глубоко, что забыл про еду и сон. Случилось многое: Комиссия, наконец, объяснила солдатам, для чего планировалось расширение уровня, и настоящая причина радостно шокировала многих – на «Войне» воздвигнут инфраструктуру для улучшения качества жизни «заключенных» - построят огороженную зону, которая включит в себя новые дома, тренажерный зал, бар, магазин и даже парк. И это под вечно серым небом…

Дэйн качал головой, но солдаты радовались, и он, глядя на их просветлевшие лица, не выказывая этого, радовался тоже. Им будут платить деньги, и те, как нормальные люди, смогут ходить в местный магазин, посещать бильярд, захаживать в небольшую библиотеку, общаться не в спальнях казарм, а в просторной светлой столовой. Такие изменения многим пойдут на пользу – молодец, Дрейк, голова варит.

Так и не успевший организовать полноценный бунт и свалить все на Эльконто заместитель начальника штаба, исчез в неизвестном направлении – растворился, и видимо, насовсем. Дэйн не имел никакого желания интересоваться его дальнейшей судьбой – им наверняка уже занимались люди в форме, а, значит, за последнего можно только помолиться.

Силы тебе в ногах, Джон, потому что ухабов будет много…

В связи с перестройкой многих объектов и расширением границ «Войны», в центре управления пришлось перезагружать все карты; Дэйн матерился – наблюдать за перемещениями групп на экране и одновременно править документацию стало почти невозможно – он выматывался. Срочно требовался помощник, Комиссия искала замену бывшему заму.

А в восемь вечера, когда пришло время отправляться домой, неожиданно позвонил Дрейк и нарушил планы на спокойный отдых.

- Я жду тебя у себя в офисе, Дэйн. Есть разговор.

- Сейчас?

- Сейчас.

Эльконто потер широкой ладонью ежик из волос и крякнул.

- Уже еду, шеф. Лечу.

Немногословный Начальник отключился.

Он выглядел, как и всегда: спокойным, отрешенным, почти равнодушным. Сидел в кресле за абсолютно пустым столом, в комнате, где не было ничего, кроме крашенных в ровный белый цвет стен – Начальник Комиссии Дрейк Дамиен-Ферно.

Дата добавления: 2015-11-14