Либеральная экономическая политика 1 страница

1. Организация экономики

Можно выделить пять различных мыслимых систем организации сотрудничества людей в обществе, осно­ванном на разделении труда: систему частной собст­венности на средства производства, развитую форму которой мы называем капитализмом; систему част­ной собственности на средства производства с пери­одической конфискацией всего богатства и его после­дующим перераспределением; систему синдикализма; систему общественной собственности на средства про­изводства, которая известна как социализм и комму­низм; и наконец, систему интервенционизма.

История частной собственности на средства произ­водства совпадает с историей развития человечества от животноподобного состояния к высшим достижениям современной цивилизации. Противники частной собст­венности приложили огромные усилия, чтобы доказать, что на первобытном этапе человеческого общества инс­титут частной собственности еще не существовал в за­конченной форме, поскольку часть обрабатываемой земли подлежала периодическому перераспределению. Из этого наблюдения, которое показывает, что частная

собственность является всего лишь «исторической ка­тегорией», они сделали вывод, что без нее снова можно было бы вполне спокойно обойтись. Логическая ошиб­ка, содержащаяся в этом рассуждении, столь вопию­ща, что не требует дальнейшего обсуждения. То, что в далекой древности общественное сотрудничество су­ществовало даже при отсутствии полностью реализо­ванной системы частной собственности, никак не мо­жет служить доказательством, что без частной собст­венности можно обойтись также и на более высоких ступенях развития цивилизации. Если история и мо­жет что-либо доказать в отношении этого, так только то, что нигде и никогда не существовало народа, кото­рый без частной собственности поднялся бы над состо­янием жесточайшей нужды и дикости, едва отличной от животного существования.

Ранние противники системы частной собственно­сти на средства производства нападали не на инсти­тут частной собственности как таковой, а только на неравенство в распределении дохода. Они рекомен­довали ликвидировать неравенство дохода и богат­ства посредством системы периодического перерас­пределения всего количества товаров или, по край­ней мере, земли, которая в то время фактически была единственным фактором производства, принимаемым в расчет. В технологически отсталых странах, где пре­обладает примитивное сельскохозяйственное произ­водство, идея равного распределения собственности сохраняет свое влияние и сегодня. Люди привыкли называть это аграрным социализмом, хотя такое на-

звание абсолютно неуместно, поскольку эта система не имеет ничего общего с социализмом. Большевист­ская революция в России, начавшаяся как социали­стическая, установила в сельском хозяйстве не соци­ализм, т.е. общественную собственность на землю, а аграрный социализм. На значительных территориях остальной Восточной Европы раздел крупных земле­владений между мелкими фермерами под именем аг­рарной реформы выступает как идеал, поддерживае­мый влиятельными политическими партиями.

Нет необходимости дальше углубляться в обсуж­дение этой системы. Едва ли можно спорить с тем, что это должно привести к снижению продуктивности че­ловеческого труда. Только там, где земля все еще об­рабатывается самым примитивным образом, можно не заметить снижения продуктивности, которое после­дует за ее разделом и перераспределением. С чрезвы­чайной бессмысленностью дробления молочной фер­мы, оборудованной по последнему слову техники, со­гласятся все. Распространение принципа разделения и перераспределения промышленных или коммерческих предприятий вообще немыслимо. Невозможно разде­лить железную дорогу, прокатный стан или машино­строительный завод. Периодическое перераспреде­ление собственности можно предпринимать, только предварительно полностью разрушив экономику, ос­нованную на разделении труда и свободном рынке, и вернувшись к экономике самодостаточных усадебных хозяйств, которые хотя и существуют бок о бок, но не вовлечены в обмен между собой.

Идея синдикализма представляет собой попыт­ку адаптировать идеал равного распределения соб­ственности к обстоятельствам современного крупно­масштабного производства. Синдикализм стремится наделить собственностью на средства производства не индивидов, не общество, а рабочих, занятых в кон­кретной отрасли производства*.

Поскольку пропорции, в которых соединяются ма­териальные и личные факторы производства, в раз­личных отраслях производства различны, то равен­ство в распределении собственности таким способом вообще не может быть достигнуто. В одних отраслях рабочий с самого начала получит большую часть соб­ственности, чем в других. Стоит только представить трудности, которые при этом возникнут в связи с по­стоянно существующей в любой экономике необходи­мостью перемещения капитала и труда из одной от­расли в другую. Можно ли будет изъять капитал из одной отрасли промышленности, чтобы таким образом более щедро оснастить другую? Можно ли будет за­брать рабочих из одной отрасли производства, чтобы

* Синдикализм как цель и как социальную идею не следу­ет смешивать с синдикализмом как профсоюзной тактикой («прямое действие» французских синдикалистов). Разумеет­ся, последняя может служить средством в борьбе за осущест­вление синдикалистского идеала, но ее также можно заста­вить служить другим целям, несовместимым с этим идеалом. Можно, например, пытаться — и именно на это надеются некоторые французские синдикалисты, — прибегая к синди­калистской тактике, достичь социализма.

перевести их в другую, где доля капитала на одного рабочего меньше? Невозможность подобных переме­щений делает синдикалистское сообщество крайне не­лепым и неосуществимым в качестве формы социаль­ной организации. Кроме того, если мы предположим, что над отдельными группами существует централь­ная власть, на которую возложена обязанность осу­ществления таких перемещений, то мы уже имеем дело не с синдикализмом, а с социализмом. В действитель­ности синдикализм как социальный идеал столь аб­сурден, что только путаники, недостаточно вникшие в проблему, рисковали отстаивать его в принципе.

Социализм, или коммунизм, — это такая органи­зация общества, при которой собственность — власть размещать все средства производства — вверена об­ществу, т.е. государству как общественному аппарату сдерживания и принуждения. Для того чтобы считать общество социалистическим, не важно, распределяет­ся ли общественный дивиденд поровну или в соответ­ствии с каким-либо иным принципом. Также не имеет решающего значения, будет ли социализм достиг­нут посредством формального перехода собственности на все средства производства государству, обществен­ному аппарату сдерживания и принуждения, или част­ные владельцы номинально сохранят свою собствен­ность, а обобществление будет заключаться в том, что все эти «собственники» обязаны использовать остав­шиеся в их руках средства производства только в со­ответствии с предписаниями государства. Если пра­вительство решает, что и как должно производиться,

кому и по какой «цене» продаваться, то частная собст­венность продолжает существовать только номиналь­но; а реально же вся собственность уже обобществлена, ибо главной движущей силой экономической активно­сти является теперь не стремление предпринимателей и капиталистов к прибыли, а необходимость выполнять возложенные обязанности и подчиняться приказам.

Наконец, мы должны упомянуть об интервенцио­низме. Согласно широко распространенному мнению, существует нечто среднее между социализмом и капи­тализмом, третий способ организации общества: сис­тема частной собственности, регулируемая, контроли­руемая и направляемая изолированными авторитар­ными декретами (актами вмешательства).

Система периодического перераспределения соб­ственности и система синдикализма больше обсуж­даться не будет. Эти две системы не являются обыч­но предметом споров. Никто из тех, кого можно вос­принимать всерьез, не защищает ни одну из них. Мы должны заняться рассмотрением социализма, интервенционизма и капитализма.

2. Частная собственность и ее критики

Жизнь человека не является состоянием безоблачно­го счастья. Земля — не рай. И хотя в этом нет вины общественных институтов, люди имеют обыкновение возлагать за это ответственность на них. В основе лю­бой цивилизации, включая нашу, лежит частная соб-

ственность на средства производства. Поэтому люди, которые критикуют современную цивилизацию, на­чинают с частной собственности. Ее обвиняют во всем, что не нравится критику, особенно в тех поро­ках, источником которых служит деформация част­ной собственности и ограничение ее в различных ас­пектах, так что ее общественный потенциал не может реализоваться.

Обычно критик представляет, как все было бы прекрасно, если бы он все сделал по-своему. В сво­их мечтах он устраняет любую волю, противосто­ящую его собственной, ставя себя или кого-то, чья воля в точности совпадает с его, на место абсолют­ного хозяина мира. Каждый, кто проповедует право сильного, считает себя более сильным. Тот, кто под­держивает институт рабства, ни на мгновение не за­думывается о том, что сам мог бы быть рабом. Тот, кто требует ограничения свободы совести, требует этого в отношении других, но не в отношении себя. Тот, кто отстаивает олигархическую форму правления, всегда причисляет себя к олигархии, а тот, кто при­ходит в экстаз при мысли о просвещенной деспотии или диктатуре, достаточно нескромен, чтобы в своих грезах предназначать себе роль просвещенного дес­пота или диктатора, либо, по крайней мере, ожидать, что сам он станет деспотом над деспотом или диктато­ром над диктатором. Точно так же как никто не желает видеть себя в положении более слабого, угнетенно­го, подавленного, депривилегированного, бесправно­го подданного, так и при социализме никто не желает

быть никем иным, кроме главного руководителя или наставника главного руководителя. В мечтах и навяз­чивых фантазиях социализма нет иной жизни, кото­рую стоило бы прожить.

По обыкновению противопоставляя прибыльность производительности, антикапиталистическая литера­тура создала модель этих фантазий. То, что проис­ходит при капиталистическом общественном порядке, мысленно противопоставляется тому, что — в соот­ветствии с желаниями критика — будет достигну­то в идеальном социалистическом обществе. Все, что отклоняется от этого идеального образа, характери­зуется как непроизводительное. То, что максималь­ная прибыльность для частных индивидов и макси­мальная производительность для-общества не всегда совпадают, долгое время считалось самым серьез­ным возражением против капиталистической систе­мы. И только в последние годы стало признаваться, что социалистическое общество не могло бы дейст­вовать иначе, чем это делает капиталистическое об­щество. Но даже там, где это мнимое противоречие все же существует, нельзя просто предположить, что социалистическое общество обязательно сделало бы все правильно, а капиталистический общественный порядок всегда следует осуждать, если он что-то де­лает иначе. Концепция производительности весьма субъективна, она не может являться отправным пун­ктом объективной критики.

Поэтому не стоит задерживаться на размышле­ниях нашего грезящего диктатора. В его видени-

ях все старательны и послушны, все готовы выпол­нять его команды немедленно и пунктуально. Но в реальном, а не в воображаемом социалистическом обществе все обернется иначе. Предположение о том, что равное распределение совокупного годо­вого продукта капиталистической экономики среди всех членов общества будет достаточно для гаранти­рования каждому достаточных средств к существо­ванию, как это показывает простой статистический расчет, совершенно неверно. Тем самым социалисти­ческое общество едва ли сможет таким способом до­стичь ощутимого повышения уровня жизни широ­ких масс. Если оно обещает перспективы благопо­лучия и даже богатства для всех, оно может делать это только исходя из предположения, что труд в со­циалистическом обществе будет более производи­тельным, чем при капитализме, и что социалисти­ческая система будет способна обойтись без боль­шого количества избыточных — и, следовательно, непроизводительных — расходов.

В связи со вторым моментом думают, например, о ликвидации всех затрат, возникающих в резуль­тате издержек на сбыт, конкуренцию и рекламу то­варов. Ясно, что в социалистическом обществе нет места для подобного рода расходов. Однако не сле­дует забывать, что социалистический аппарат рас­пределения потребует немалых издержек, возможно, даже больших, чем в капиталистической экономи­ке. Но не это является решающим элементом нашей оценки значимости этих затрат. Не усомнившись

ни на мгновение, как само собой разумеющееся, со­циалист предполагает, что в социалистической сис­теме производительность труда будет по крайней мере такой же, как в капиталистическом обществе, и пытается доказать, что она будет даже более высо­кой. Однако в отличие от того, что думают защит­ники социализма, первое допущение ни в коей мере не самоочевидно. Количество вещей, производимое в капиталистическом обществе, зависит от спосо­ба организации производства. Решающее значение имеет тот факт, что на каждой стадии производства, в каждой отрасли особый интерес занятых в ней лю­дей очень тесно связан с производительностью кон­кретной доли выполняемого труда. Каждый рабочий должен до предела напрягать свои силы, так как его заработная плата определяется результатом его тру­да, а каждый предприниматель должен стремиться производить как можно дешевле — т.е. при меньших затратах капитала и труда, — чем его конкуренты.

Только благодаря этим стимулам капиталистиче­ская экономика способна создавать богатство, кото­рое она имеет. Возражать против якобы избыточных издержек капиталистической системы сбыта озна­чает не видеть ничего дальше собственного носа. Тот, кто упрекает капитализм в растранжиривании ресур­сов на основании того, что шумные торговые квар­талы переполнены конкурирующими галантерейны­ми и табачными лавками, не понимает, что такая ор­ганизация торговли является всего лишь конечным результатом механизма производства, обеспечива-

ющего наивысшую производительность труда. Весь прогресс производства был достигнут только пото­му, что постоянное движение вперед заложено в при­роде этого механизма. Методы производства посто­янно улучшаются и совершенствуются только бла­годаря тому, что все предприниматели находятся в постоянной конкуренции друг с другом и безжа­лостно выбраковываются, если не способны создать и поддерживать прибыльное производство. Если бы этот стимул исчез, не было бы дальнейшего прогрес­са производства, все применяли бы традиционные методы, никто не стремился бы к экономии ресур­сов. Следовательно, абсурдно ставить вопрос о том, сколько можно было бы сэкономить, если устранить затраты на рекламу. Скорее необходимо спросить, сколько можно произвести, если упразднить конку­ренцию между производителями. Ответ на этот во­прос не вызывает сомнения.

Люди могут потреблять, только если они трудят­ся, и, следовательно, столько, сколько произведено их трудом. Далее, характерной чертой именно капитали­стической системы является то, что она предоставля­ет каждому члену общества стимулы выполнять свою работу с максимальной эффективностью и тем самым достигать наивысшего объема производства. В соци­алистическом обществе будет не хватать этой прямой связи между трудом индивида и товарами и услугами, которыми в результате он может наслаждаться. Сти­мулом к работе будет не возможность наслаждаться плодами своего труда, а команда властей работать и

чувство долга. В следующей главе мы покажем, что такая организация труда невозможна.

В капиталистической системе всегда подвергался критике тот факт, что собственники средств производ­ства находятся в привилегированном положении. Они могут жить не работая. Если смотреть на обществен­ный порядок с индивидуалистической точки зрения, то следует признать это серьезным недостатком капита­лизма. Почему одному человеку должно быть лучше, чем другому? Но тот, кто посмотрит на вещи не с точ­ки зрения конкретных людей, а с точки зрения обще­ственного порядка в целом, обнаружит, что владельцы собственности могут сохранять свое приятное положе­ние лишь при условии, что они оказывают обществу услугу, без которой общество не может обойтись. Ка­питалист может сохранять свое привилегированное положение, только находя своим средствам произ­водства применение, максимально важное для обще­ства. Если он этого не делает — если он вкладывает свое богатство неразумно, — то будет нести убытки, и если вовремя не исправит совершенные ошибки, то будет безжалостно вытеснен с преимущественной по­зиции. Он перестанет быть капиталистом, а его место займут другие, более подготовленные для этого. В ка­питалистическом обществе средства производства всегда размещает тот, кто больше всего подходит для этой роли; и, хотят они того или нет, они должны по­стоянно заботиться о том, чтобы средства производ­ства использовались таким образом, чтобы обеспечи­вать максимальный объем производства.

3. Частная собственность и правительство

Все, кто обладает политической властью, — все правительства, все короли и все республиканские лидеры — всегда косо смотрели на частную собст­венность. Любой правительственной власти прису­ща тенденция не признавать никаких ограничений и, насколько возможно, расширять сферу своего гос­подства. Цель, к которой тайно стремится каждый правитель, — это контролировать все, не оставлять места ни для чего, происходящего само собой без вмешательства властей. Вот только бы частная соб­ственность не стояла на пути! Частная собственность создает для индивида область, в пределах которой он свободен от государства. Она устанавливает границы для действия воли властей. Благодаря частной соб­ственности могут возникнуть другие силы, независи­мые от политической власти и даже оппозиционные ей. Частная собственность, таким образом, становит­ся основой для всех видов деятельности, свободных от насильственного вмешательства со стороны госу­дарства. Она является почвой, в которой вызревают семена свободы и автономии индивида, где в конеч­ном счете коренится интеллектуальный и материаль­ный прогресс. В этом смысле частную собственность даже называли фундаментальной предпосылкой раз­вития индивида. Однако последняя формулировка может быть принята только с большими оговорка­ми, ибо традиционное противопоставление индивида

и коллектива, индивидуальных и коллективных идей и целей или даже индивидуалистической и универса­листской науки представляет собой бессодержатель­ный предрассудок.

Таким образом, никогда не существовало политиче­ской власти, которая добровольно воздержалась бы от того, чтобы не препятствовать свободному развитию и функционированию института частной собственности на средства производства. Правительства относятся к частной собственности терпимо только тогда, когда их к этому принуждают, но они никогда не допустят ее добровольно, исходя из признания ее необходимости. Даже либеральные политики, получив власть, обыч­но отодвигают свои либеральные принципы в той или иной степени на задний план. Склонность ограничи­вать частную собственность, злоупотреблять полити­ческой властью и отказываться уважать и признавать какую-либо область свободы вне суверенитета госу­дарства слишком глубоко укоренилась в менталите­те тех, кто управляет правительственным аппаратом сдерживания и принуждения, чтобы у них хватало сил сопротивляться ей добровольно. Либеральное прави­тельство — это contradictio in adjecto³⁶. Правитель­ства необходимо заставлять принимать либерализм на вооружение мощью единогласного мнения народа; и не следует надеяться, что они могут стать либераль­ными добровольно.

Легко понять, что могло бы принудить правителей признать права собственности своих подданных в об­ществе, состоящем исключительно из одинаково бо-

гатых фермеров. При таком общественном устрой­стве любая попытка ограничить право собственности немедленно встретила бы выступление против прави­тельства объединенного фронта подданных и приве­ла бы к его падению. Однако совсем иначе выглядит ситуация в обществе, где существует не только сель­скохозяйственное, но и промышленное производство, и особенно там, где существуют большие деловые предприятия, подразумевающие крупномасштабные инвестиции в промышленность, разработку полезных ископаемых и торговлю. В таком обществе у тех, кто контролирует правительство, существует возможность принять меры, направленные против частной собст­венности. В сущности, для правительства нет ниче­го политически более выгодного, чем нападки на пра­ва собственности, ибо, акцентируя на этом внимание, всегда легко подстрекать массы против собственни­ков земли и капитала. Поэтому с незапамятных вре­мен все абсолютные монархи, все деспоты и тираны стремились заключить союз с «народом» против иму­щих классов. Вторая империя Луи Наполеона³⁷ была не единственным режимом, основанным на принципе Цезаризма³⁸. Прусское авторитарное государство Го-генцоллернов³⁹ также восприняло идею, введенную в германскую политику Лассалем во время консти­туционной борьбы, о завоевании поддержки рабочих масс для борьбы с либеральной буржуазией посред­ством политики этатизма⁴⁰ и интервенционизма. Это был основной принцип «социальной монархии», столь превозносимой Шмоллером и его школой⁴¹.

Однако, несмотря на все преследования, институт частной собственности выжил. Ни враждебность пра­вительств, ни кампания неприязни со стороны писате­лей и моралистов, церквей и религий, ни возмущение масс — само коренящееся в инстинктивной зависти — не смогли ее уничтожить. Любая попытка заменить ее каким-либо иным методом организации производства и распределения тотчас же оказывалась неосущест­вимой до нелепости. Людям приходилось признавать, что институт частной собственности необходим, и, хо­тели они того или нет, к нему возвращаться.

Но, несмотря ни на что, люди до сих пор отка­зываются признавать, что причину этого возвраще­ния к институту свободной частной собственности на средства производства следует искать в том, что эко­номическая система, служащая нуждам и целям жиз­ни человека в обществе, в принципе неосуществи­ма иначе, как на этой основе. Люди не смогли заста­вить себя избавиться от идеологии, к которой успели прикипеть, а именно от веры в то, что частная соб­ственность является злом, без которого, по крайней мере, временно, нельзя обойтись, — до тех пор, пока люди еще недостаточно развиты этически. Хотя пра­вительства — разумеется, вопреки своим намерени­ям и внутренней тенденции, свойственной любому ор­ганизованному центру власти, — смирились с суще­ствованием частной собственности, они по-прежнему продолжают твердо придерживаться — не только внешне, но и в мыслях — идеологии, враждебной правам собственности. Действительно, они считают

противодействие частной собственности в принципе правильным, а любое отклонение от этого с их сторо­ны объясняется исключительно их собственной сла­бостью или учетом интересов могущественных групп.

4. Неосуществимость социализма

Люди, как правило, считают социализм неосуще­ствимым на том основании, что человеку не хватает нравственных качеств, требуемых для социалисти­ческого общества. Есть опасения, что при социализ­ме большинство людей не будут проявлять того же усердия в выполнении своих обязанностей и реше­нии стоящих перед ними задач, какое они демонстри­руют в каждодневной работе в условиях обществен­ного порядка, основанного на частной собственно­сти на средства производства. В капиталистическом обществе каждый индивид знает, что плоды его тру­да принесут удовольствие ему самому, что его доход увеличивается или уменьшается в соответствии с тем, увеличивается или уменьшается продукт его труда. В социалистическом обществе каждый будет думать, что меньше зависит от эффективности своего труда, так как в любом случае ему причитается фиксирован­ная доля совокупного продукта, а размер последнего не может ощутимо сократиться из-за потерь, вызы­ваемых ленью одного человека. Если, как того следу­ет опасаться, это убеждение станет всеобщим, то про­изводительность труда в социалистическом сообще­стве значительно упадет.

Это возражение против социализма является абсо­лютно здравым, но оно не затрагивает сути проблемы. Если бы в социалистической экономике было возмож­но удостоверить результат труда каждого отдельного товарища с такой же точностью, с какой в капитали­стической системе это достигается в отношении каждого работника при помощи экономического расчета, то осуществимость социализма не зависела бы от доб­рой воли конкретного индивида. Общество могло бы, по крайней мере, в определенных пределах, определить долю совокупного результата, которую следует выде­лить каждому работнику на основе размера его вкла­да в производство. Неосуществимым социализм дела­ет как раз то, что такого рода расчеты в социалистиче­ском обществе невозможны.

В капиталистической системе расчет прибыльно­сти является ориентиром, который указывает человеку, должно ли при данных обстоятельствах его предпри­ятие вообще работать, и работает ли оно максимально эффективно, т.е. при минимальных затратах факторов производства. Если предприятие оказывается непри­быльным, это означает, что сырье, полуфабрикаты и труд, которые ему необходимы, применяются други­ми предприятиями для целей, которые, с точки зре­ния потребителей, являются более насущными и более важными, или для той же самой цели, но более эко­номично (т.е. с меньшими затратами капитала и тру­да). Когда, например, ручное ткачество стало непри­быльным, это означало, что капитал и труд, применя­емые в машинном ткачестве, дают больше продукции,

и, следовательно, неэкономично цепляться за техно­логию, которая при тех же затратах капитала и труда обеспечивает меньший выпуск.

При планировании нового предприятия можно под­считать заранее, возможно ли его сделать прибыль­ным и каким образом. Если, например, кто-то име­ет намерение построить железную дорогу, он может, оценив ожидаемый грузооборот и способность клиен­тов оплачивать тариф, рассчитать, окупится ли вложе­ние капитала и труда в это предприятие. Если резуль­таты расчета показывают, что проектируемая желез­ная дорога не обещает прибыли, то это равносильно утверждению, что существуют другие, более насущ­ные направления для применения капитала и труда, которые потребуются для сооружения железной до­роги; мир пока недостаточно богат, чтобы позволить себе такие затраты. Расчет ценности и прибыльности имеет решающее значение не только тогда, когда воз­никает вопрос о том, следует ли вообще начинать дан­ное предприятие, он управляет каждым шагом пред­принимателя при ведении его дела.

Капиталистический экономический расчет, кото­рый только и делает возможным рациональное про­изводство, основан на денежном расчете. Только бла­годаря тому, что цены всех товаров и услуг на рынке можно выразить на языке денег, становится возмож­ным, несмотря на всю их разнородность, вводить их в расчет, подразумевающий однородные единицы измерения. В социалистическом обществе, где все­ми средствами производства владеет государство и

Глава 2. ________ Либеральная экономическая политика

где, следовательно, нет ни рынка, ни обмена произ­водственными товарами и услугами, не может быть никаких денежных цен на товары и услуги высших порядков. Тем самым такой общественной системе не будет хватать инструмента для рационального уп­равления деловыми предприятиями, а именно эконо­мического расчета. Поскольку экономический расчет не может существовать в отсутствие общего знамена­теля, к которому можно привести разнородные това­ры и услуги.

Давайте рассмотрим очень простой случай. Пусть железную дорогу из А в В можно проложить по не­скольким маршрутам. Предположим, что между А и В находится гора. Железную дорогу можно проло­жить через гору, вокруг горы или по тоннелю сквозь гору. В капиталистическом обществе очень легко под­считать, какой из вариантов окажется наиболее при­быльным. Определяются издержки, связанные с со­оружением каждой из трех линий, и разница эксплу­атационных издержек для обслуживания ожидаемого грузооборота на каждой из них. Из этих цифр нетруд­но определить, какой вариант строительства будет на­иболее прибыльным. В социалистическом обществе такие расчеты невозможны. Ибо оно не располагает способом свести к одной единице измерения все разно­родные количества и качества товаров и услуг, которые следует принять во внимание. Социалистическое об­щество будет беспомощным перед лицом самых обыч­ных, каждодневных проблем, возникающих в эконо­мике, ибо у него не будет способа вести свои счета.

Процветанием, позволившим гораздо большему количеству людей сегодня жить на нашей планете, чем в докапиталистическую эпоху, фактом своего сущест­вования мы обязаны исключительно капиталистиче­скому методу производства, состоящему из длинных производственных цепочек, которые по необходимо­сти требуют денежного расчета. При социализме это невозможно. Социалистические писатели тщетно ста­рались показать, как можно управлять даже без де­нежного и ценового расчета. Все их усилия в этом от­ношении потерпели неудачу.

Таким образом, руководство социалистического об­щества столкнется с проблемой, которую оно не смо­жет решить. Оно будет не в состоянии решить, какой из бесчисленных возможных путей наиболее рациона­лен. Возникший хаос в экономике быстро и неминуе­мо приведет к всеобщему обнищанию и возвращению к примитивным условиям, в которых когда-то жили наши предки.

Социалистический идеал, доведенный до логи­ческого конца, воплотился бы в общественный по­рядок, в котором собственность на средства произ­водства принадлежит народу в целом. Производство будет полностью в руках правительства — центра власти в обществе. Оно одно будет определять, что и как производить, каким путем товары, готовые для потребления, будут распределяться. Не имеет боль­шого значения, будет ли социалистическое государ­ство будущего организовано на демократических при­нципах или как-то иначе. Даже демократическое

Дата добавления: 2015-07-11