Соня Кривая

Жизнь для народа

(1894-1919 гг.)

Соню Кривую, хотя ей в период хозяйничанья колчаковцев в Челябинске было всего 23 года, большевики называли матерью своей подпольной организации.

Не по летам сосредоточенная, целенаправленная, она обладала большими организаторскими способностями, смелостью, революционным бесстрашием и одновременно товарищеской простотой, материнской заботливостью о друзьях и непримиримой ненавистью к врагам простого трудового народа.

Соня Кривая родилась в 1894 году в местечке Городок, Витебской губернии. В 1902 году семья переезжает в Челябинск, где отец устраивается на работу мясником. Вскоре он тяжело заболел — его разбил паралич,— и все заботы о семье легли на плечи матери Сони. Вот что рассказывает Соня о своем детстве, вспоминает старая коммунистка И. Ильинская:

«Жили бедно, присмотра не было, потому что мать была занята работой. Несмотря на то, мать все свое свободное время отдавала детям; т. к. нас было много, то росли мы сами по себе. Я была любознательна. Разузнала, как попасть в гимназию, сама написала прошение. И, несмотря на то, что иногда приходилось ходить в гимназию через день (была работа дома), меня все-таки не покидала мысль учиться и учиться.

Читала много, но без разбора, все, что попадало под руку. Единственный человек, который мог направить меня — мать — была неграмотна».

Гимназисткой Соня примыкает к кружку самообразования, организованному передовой учащейся молодежью. Не удовлетворяясь теми знаниями, которые давали учебные заведения того времени, радикально настроенная молодежь в кружке читала статьи Белинского, Писарева и Добролюбова, вольнолюбивые стихи Пушкина, рассказы М. Горького. Здесь велись горячие споры, нередко принимавшие острый политический характер. В это же время Соня начинает выполнять отдельные поручения местной организации РСДРП (б). Так она организует сбор денег среди учащейся молодежи в помощь политзаключенным, находящимся в Челябинской тюрьме.

Установив революционную направленность кружка самообразования, охранка арестовала многих его членов. Среди арестованных была и Соня Кривая, но по несовершеннолетию ее выпустили из тюрьмы.

Однако арест, а затем исключение из гимназии не остановили юную революционерку. Соня Кривая поступает ученицей в одну из челябинских аптек и укрепляет свои связи с подпольной партийной организацией. По ее поручению она распространяет листовки, ведет работу среди учащейся и рабочей молодежи, подыскивает надежные конспиративные квартиры.

В одном из протоколов подпольной Челябинской организации РСДРП (б) записано: «Выдать т. Соне 4 рубля для уплаты за квартиру я поручить подыскать другую».

Нельзя не удивляться энергии и настойчивости, с которой Соня Кривая вела разностороннюю работу в большевистском подполье. Одновременно она работает в аптеке, много читает, занимается самообразованием, а также помогает матери по хозяйству. Вся какая-то сосредоточенная, внутренне подтянутая, вместе с тем веселая и жизнерадостная, всегда со вкусом одетая, она выглядела значительно старше своих лет. Все окружающие относились к ней с любовью. К ней шли за советом соседи, ее внимательно слушали взрослые, вокруг нее сплачивалась молодежь.

Старожил города Д. М. Гольман пишет: «В апреле 1917 года, приехав в Челябинск, я познакомилась с семьей Кривых. Мать Сони была очень добрая женщина, она была гостепри­имна, и их дом был для многих своим домом. Позднее я узнала, что этот дом не просто обывательский, в нем находились люди, проникнутые большевизмом».

После февральской буржуазно-демократической революции Соня Кривая работала по сплочению партийных рядов сначала в Троицке, а затем снова в Челябинской организации большевиков. Здесь она, несмотря па молодость, пользовалась большим авторитетом среди рабочих. Продолжая работать фармацевтом в аптеке Заречья, Соня Кривая принимала деятельное участие в работе штаба по формированию отрядов Красной гвардии.

В феврале 1918 года в числе трех представителей от Челябинска она выезжала на общеуральский съезд в Екатеринбург.

В мае 1918 года на общегородском партийном собрании принимается решение: с целью проверки местных партийных рядов считать Челябинскую организацию РСДРП (б) распу­щенной. Для нового приема в члены партии создается инициативная группа, в состав которой, наряду с такими видными коммунистами, как Е. Л. Васенко, Д. В. Колющенко, Д. С. Касьянов, Т. М. Орешкин, входила и Соня Кривая.

После мятежа белочехов и захвата власти в Челябинске местной буржуазией, как и позднее — с установлением колчаковского режима, Соне Кривой для безопасности предлагалось вы­ехать в Советскую Россию. Но она остается в городе и возглавляет подпольную большевистскую организацию.

Вместе со своей двоюродной сестрой Ритой Костяновской Соня принимает участие в любительских спектаклях железнодорожного клуба, используя это как место явок и встреч с под­польщиками, а также для установления знакомства с колчаковскими офицерами и солдатами.

В это время в Челябинск по поручению Центрального Комитета партии приезжает руководитель омской партийной организации 3. И. Лобков.

Старый коммунист Александр Дмитриевич Касьянов вспоминает: «Для революционной агитации я вместе с Михаилом Преджелковоким решил выпускать листовки, используя для этого типографский шрифт, оставшийся еще от нелегальной типографии, организованной в 1905 году моим отцом Д. С. Касьяновым.

Но не успели мы начать это дело, как ко мне пришла Ксения Матвеевна Карташева, сестра известного челябинского революционера Романа Пивкина, которую я хорошо знал. Она сообщила о приезде 3. Лобкова. Вечером я встретился с ним и по его просьбе связался с Соней Кривой, стоявшей тогда во главе нашей подпольной большевистской организации. Соня Кривая работала тогда в Зареченекой аптеке на выдаче лекарств, что было очень удобно в конспиративных целях. Молодая, красивая, среднего роста, живая и энергичная, она была душой нашей подпольной организации. На другой день на квартире одного сапожника я организовал встречу Сони с Лобковым. Теперь они стали работать вместе, руководя подпольным комитетом. По заданию этого подпольного комитета мы вместе с М. Преджелковским выпустили листовку к рабочим железнодорожникам в связи с первой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции. В распространении этих листовок принимал участие рабочий депо ст. Челябинск Матвей Пивкин, отец Романа Пивкина.

Появление листовок в годовщину Советской власти было неожиданностью для колчаковцев и большой радостью для рабочих. Большинство рабочих, прочитав листовки, бросило работу и разошлось по домам. Колчаковцы арестовали около 60 рабочих и повезли в Уфу для предания суду, но по дороге, «а одной из станций, вагон с арестованными был захвачен красными частями, и наши товарищи были освобождены. Листовки после этого стали выходить часто».

В подпольном большевистском комитете Соня Кривая, поми­мо всего, ведала отделом Красного Креста, оказывала материальную помощь семьям скрывавшихся или арестованных революционеров. Деньги обычно собирали самообложением, их, конечно, было мало, но Соня всегда умела как-то выйти из положения и достать снова деньги. Бывало она отдавала и свои последние деньги.

Когда для оказания материальной помощи семьям рабочих, арестованных за октябрьскую стачку, было решено провести экспроприацию Челябинского общества потребителей, Соня Кривая вначале возражала, но узнав, что правление общества выделило 10 тысяч рублей в фонд помощи колчаковцам, сама предложила свою кандидатуру для участия в экспроприации. Однако все члены комитета, не желая рисковать ею, высказались против ее непосредственного участия в этой работе.

Соня Кривая вела большую работу по разложению колчаковской армии. Она завязывает связи с офицерами, проводит агитацию среди солдат. Переход колчаковского украинского полка имени Шевченко на сторону Красной Армии — в значительной мере дело Сони Кривой.

Перейдя на сторону Советской власти, солдаты этого полка в открытом письме через газету «Степная коммуна» писали:

«По поручению полка настоящим извещаем... что все мы живы и здоровы, и шлем сердечный привет с красного фронта...

Еще во время пребывания полка в Челябинске в средних числах февраля местной подпольной партийной организацией в полк были командированы несколько товарищей для агитационной работы. Революционный призыв этих товарищей нашел живой отклик в душах солдат полка, ненавидящих творящуюся вокруг вакханалию черной реакции Колчака. Ко времени отправки на фронт почти весь полк сагитирован и шел на позиции с твердым намерением перейти на сторону красных войск...

В момент выступления на позиции, по условному сигналу, часть товарищей бросилась на офицеров, другая стала обезоруживать колчаковцев (других частей). Расчет на панику оказался верен. После получасового боя на земле валялись трупы золотопогонников... по окончанию боя собрали солдат, захватили батарею и в полном боевом порядке двинулись через фронт в сторону красных войск. На дороге без боя сняли заставы белых и скоро встретились с красными войсками известного отряда Каширина. Назавтра полк па общем собрании вынес резолюцию о добровольном вступлении в ряды Красной Армии и целиком остался на фронте, прося красное командование немедленно двинуть полк против колчаковцев. По постановлению общего собрания, полк был переименован в полк имени Ленина. После этого полк сражается на Уральском фронте, где успел приобрести себе известность боевыми успехами. Сердечно приветствуем родных и знакомых. Горячо благодарим Челябинский подпольный партийный комитет и всех товарищей, помогавших нам в революционной работе.

Президиум полка».

В феврале 1919 года Соня Кривая направляется в г. Омск на съезд представителей подпольных революционных организаций Урала и Сибири. После съезда она по заданию руководства объезжает ряд сибирских организаций с целью подготовки восстания в тылу Колчака, здесь же распределяет среди семей участников антиколчаковского восстания 300 тыс. рублей, привезенные ею в Сибирь по поручению Центрального Советского правительства.

В Челябинск Соня Кривая возвратилась уже во время провала большевистского подполья, выданного провокатором Образцовым. Оставшиеся на свободе товарищи приготовили Соне конспиративную квартиру. Ее встретили на вокзале и проводили на квартиру с тем, чтобы на другой же день переправить на Челябинские угольные копи. Но хозяева квартиры, где должна была провести ночь Соня, испугались, и ей вечером пришлось перейти к челябинским подпольщикам Шлыковым, а потом Бухариным, где ее и арестовали. Михаил Бухарин, на квартире котором была агрестована Соня, пишет: «Догадываясь, что нас кто-то выдал, я решил скрыться, но прежде мне нужно было куда-то спрятать Соню Кривую, которая только что приехала в Челябинск и скрывалась у меня на квартире. Решили отправить ее в Екатеринбург. К несчастью, сделать это не успели, так как на другой день, 29 марта, в половине второго ночи, мой дом был окружен... Нашли в моей квартире Соню Кривую, которую арестовали. Всего в моей квартире нас вместе с моими родственниками было арестовано шесть человек. В контрразведку нас сопровождало восемь офицеров и тридцать человек команды вольно определяющихся... Первую вывели Соню Кривую, при допросе ее сильно били. Би­ли в пять резиновых палок, дали одну «настилку» (как говорили контрразведчики), штук полсотни ударов, потом увели в другую комнату»¹.

После пыток в контрразведке и одиночного заключения в тюрьме Соня Кривая вместе с группой других челябинских революционеров была отправлена в Уфу. Старая революционерка И. Ильинская, направленная с этой же партией и сидевшая в уфимской тюрьме в соседстве с Соней, подробно рассказывает об этом.

Группу челябинских революционеров перевозили в Уфу с особыми предосторожностями в тюремных вагонах. В часы, когда можно было немного забыться, в вагон приходили «развлекаться» офицеры-контрразведчики, ехавшие в соседнем вагоне. Они приходили, как в зверинец, посмотреть за решетки купе на обреченные жертвы, ударить кого-либо из них. Везли днем, ночью стояли на станциях, так как боялись нападения рабочих дружин.

«Мы последний раз были все вместе. Мы могли слиться хотя бы в общей песне. У нас отняли свободу, позорно издевались над нами, но не отняли песни, в которые вкладывали каждый в последний час своей жизни веру в светлое будущее.

Песни были настолько заразительны, что стража, приставленная к «ужасным преступникам», не устояла и пела вместе с нами».

В особенном возбуждении охрана была, когда проезжали Миньяр. Наряд был усилен. Огни потушены.

Во все время многодневного пути арестованным, кроме холодной воды, ничего не давали. По приезде в Уфу арестованных окружили конным казачьим конвоем и повели в тюрьму. Соню, Лобкова вели впереди, как самих главных революционеров. Шли по семь человек в ряд, окруженные казаками с шашками наголо. Конвоиры нарочно гнали арестованных в самую грязь. Вот и тюрьма. Начались тяжелые дни издевательских допросов, жестоких пыток.

Уфимская тюрьма того времени, числившаяся за колчаковской контрразведкой, считалась одной из самых строгих. Очевидцы, побывавшие сней в те дни, рассказывают: «Каторжники, сидевшие в тюрьме по десяти и более лет, уверяют, что такого режима, какой был введен колчаковцами в Уфимской тюрьме, они не помнят даже при самодержавном деспотизме... С красноармейцев снимали все, вплоть до нижнего белья, взамен же давали белогвардейскую рухлядь. Все заключенные сажались на тюремную порцию, голодали и пухли с голода. Смертность в тюрьме была страшно высока. Особенно с приближением к Уфе красных режим усиливался».

Челябинские революционеры, попавшие в тюрьму как раз в это время, подвергались особым издевательствам. Сначала в присутствии Сони били Лобкова, а ей говорили, что именно из-за ее молчания и происходит избиение. Потом, перестав бить его, начинали бить Соню, упрекая в ее избиении молчавшего Лобкова.

«— Били нас вместе»,— говорил Лобков, вспоминает Ильинская,— только с той разницей, что меня били девять офицеров, а ее — пять». Как доходило дело до имен организации, до адресов и явок, Соня говорила:

— Я ничего не окажу, лучше снова бейте!

Ее бросали на лавку или на цементный пол и снова били. Вечером в тюрьме, при обыске, как говорила надзирательница, нельзя было прикоснуться к ее телу. Оно все было в кровавых подтеках, рубашка присохла с кровью к телу. Всю неделю, кроме как вверх спиной, лежать ей было нельзя. На другой день вызванная снова в контрразведку Соня подписала все обвинения, которые ей предъявляли, но ни одной фамилии товарищей не назвала. Соня говорила, что после пыток она была довольна собой. Даже солдаты охраны удивлялись ее мужеству.

— Некоторые мужчины хуже себя держат, чем эта девушка,— говорили они.

Мы знали, что советские войска в 30 верстах от Уфы, знали, что город начинает эвакуироваться... Особенно повысила настроение брошенная к нам записка от солдат, в которой они писали, что большевики плывут по Белой и скоро будут здесь. Связь между камерами проводилась перестукиванием. Мы с Соней находились в соседних одиночных камерах. Ложками просверлив около печи отверстие в стене, мы устроили себе нечто вроде телефона, по которому можно было шепотом переговариваться».

Колчаковцы, чувствуя свой конец, торопились. В стенах тюрьмы открылся военно-полевой суд. Лицо, видевшее этих «судей», так отзывалось о них: «За столом сидело 5 пьяных офицеров и один штатский. Они сходились во всех пунктах и выносили в большинстве случаев смертные приговоры... Челябинцев начали судить в первую очередь. Из общего числа первой группы в 64 человека к смертной казни были приговорены 40 человек. Остальные были приговорены к пожизненной каторге»¹.

Суд проходил быстро. Подсудимым был зачитан приговор военно-полевого суда при штабе Западной армии Колчака от 12-15 мая 1919 года. Постановлением суда Соня Кривая была приговорена к смертной казни через повешение.

Подсудимые не слушали приговор, а смотрели друг на друга, как кто себя держал. Вернувшись в камеру, Соня говорила Ильинской:

— Ничего я не хочу для себя, пусть меня убьют лучше, чем таскаться по всяким тюрьмам, но ради матери я согласилась бы на эту пытку.

В последних своих письмах Соня просила брата не покидать мать. Еще одной заботой ее было передать омским товарищам, что челябинская организация провалилась, что их она ни­кого не выдала, несмотря на пытки.

Вечером на поверку явилось два казака. Соня лежала на кровати, когда пришли в ее одиночку. Это было с 17 на 18 мая 1919 года. Ее увели, и до 4 часов утра во дворе тюрьмы гремели выстрелы, а потом все стихло. Во дворе пьяные казаки стреляли и рубили шашками арестованных. Так погибла Соня Кривая.

«Уничтожение продолжалось. Вскоре груды окровавленных, еще дымящихся от свежей крови тел, в самых разнообразных позах были разбросаны по двору тюрьмы, пока они не были погружены на фуры и не вывезены на свалочное место, далеко за город, к мужскому монастырю».

В газете «Степная коммуна» № 4 за 1919 год Соне Кривой был посвящен прощальный некролог от имени трудящихся Южного Урала:

«От рук наемников буржуазии погибла честная и преданная идее коммунизма Соня Кривая... Своей беззаветной преданностью, неустрашимой работой в организации она по заслугам получила имя «Мать организации».

Да, она действительно была матерью Челябинской подпольной организации!

Где предстоит опасная задача, туда всегда неустрашимо идет Соня...

В полном расцвете молодой жизни ты оставила наши пролетарские ряды! Вечная память тебе, дорогой и любимый товарищ!

Тихая, но смелая, ты принесла великую пользу пролетариату! Он тебя не забудет!»

Пожелтевшие от времени листы грубой оберточной бумаги газетных страниц первых лет Советской власти. Среди фронтовых сводок о борьбе с Колчаком простые, но искренние слова поэта, посвященные светлой памяти Сони Кривой:

«И жизнь и счастье она отдала

За дело борьбы трудового народа.

И детство и юность ее протекла

В упорной борьбе за свободу».

Челябинцы, активно борющиеся за построение коммунизма, свято чтут светлую память юной революционерки, бесстрашной подпольщицы, отдавшей свою молодую жизнь за счастье и свободу трудового народа.

Дата добавления: 2015-07-10