Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Оккупация Севера



Читайте также:
  1. Алжир в начале XVI в. Испанская оккупация
  2. АМАЗОНКИ - ПОРОЖДЕНИЕ СЕВЕРА
  3. В РАЙОНАХ КРАЙНЕГО СЕВЕРА И ПРИРАВНЕННЫХ К НИМ МЕСТНОСТЯХ
  4. Глава 50. Труд лиц, работающих в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях
  5. Глава одиннадцатая. Льды наступают с севера
  6. Де-факто независимость севера (1585—1609)
  7. Межклановая война и иранская оккупация. Крах династии аль-Йариби

События на Севере принято считать частью Белого движения. Что не совсем верно — это один из самых ярких эпизодов прямой интервенции. Да, в Мурманске и Архангельске формально была русская власть, на фронте действовали белогвардейские формирования. Но дело-то в соотношении сил! На юге России англичане, кроме вялых боевых действий на Каспийском море, помогали Деникину материально. На Дальнем Востоке японцы активно воевали всего-навсего один месяц. Все остальное время они выполняли полицейские функции, гоняясь за партизанами, и время от времени выступали в роли своеобразного щита, за которым укрывались разбитые белые части. А вот «Временное правительство Северной области» зависело от англичан полностью. Тот же Гришин-Алмазов имел куда больше «степеней свободы» — он мог себе позволить даже конфликтовать с союзниками. А на Севере русские власти и чихнуть не смели без согласия «союзников», потому как сами по себе представляли ноль без палочки. Кстати, поначалу антибольшевистская власть на Севере отнюдь не была белой — там нарисовались все те же эсеры + меньшевики…

 

Архангельск являлся старым северным «окном в Европу» через которое задолго до Петра Великого шла торговля с заграницей. В Первую мировую войну через него союзники гнали тогдашний «лендлиз». Вывозить его в глубь России не успевали ввиду отвратительной организации железнодорожного сообщения, так что в городе скопилось чудовищное количество оружия и снаряжения.

Что касается Мурманска, то этот единственный на русском Севере незамерзающий порт был основан в 1916 году именно как транзитная точка для приема военных грузов. Там тоже хватало залежавшегося добра. В обоих портах присутствовали военные миссии союзников.

Что касается иностранцев, прежде всего англичан, то у них в регионе имелись очень серьезные интересы. В первую очередь они были связаны с лесной промышленностью. Большая часть заготавливаемой здесь древесины вывозилась за границу, в основном в Великобританию. Накануне революции иностранцы владели 27 из 47 лесозаводов Архангельской губернии, им принадлежало 7 из 10 миллионов рублей основного капитала «Союза архангельских лесопромышленников».

Так что с началом революционного бардака англичане подумали прежде всего о своих экономических интересах. Один из исполнителей плана оккупации Севера генерал Пуль писал в январе 1918 года в Лондон о том, что, укрепившись в Архангельске, английское правительство могло бы получить большую прибыль, используя лес и обладая двумя северными портами. Да и иметь в Мурманске свою военную базу им казалось нелишним. К этому прибавлялись и текущие интересы. Получившая независимость Финляндия откровенно сотрудничала с немцами, и англичанам совершенно не улыбалось, что финны могут рвануть и прихватить скопившееся в портах военное снаряжение.

…Интервенция на Севере началась 6 марта 1918 года, когда с борта флагмана союзной эскадры линкора «Глори» в Мурманске высадился отряд британских морских пехотинцев. По различным данным, их численность составляла от 130 до 200 человек. На следующий день на Мурманском рейде появился английский крейсер «Кокрен», 18 марта — французский крейсер «Адмирал Об», а 27 мая — американский крейсер «Олимпия».

Все это происходило вполне мирно, по согласованию с местным Советом. Главная причина такого сотрудничества заключалась в том, что в Мурманске элементарно нечего было кушать. Продовольствие из Петрограда перестало поступать, а своего в Мурманске не имелось по определению. А союзники подбрасывали консервы из армейских запасов…

В апреле произошел эпизод, единственный в своем роде за всю Гражданскую войну. Одни интервенты сражались против других.

А дело было так. На Печенгу, селение на северо-западе нынешней Мурманской области, двинулись отряды финских лыжников с намерением прихватить данный населенный пункт. Но это не устраивало ни мурманский Совет, ни союзников. В итоге адмирал Кемп приказал посадить на пароход «Кохран» отряд красногвардейцев, большинство из которых составляли матросы находившегося в Мурманске крейсера «Аскольд». Пароход доставил бойцов в Печенгу, вместе с ними на берег сошел отряд английских морских пехотинцев под командованием капитана 2-го ранга Скотта. Совместными усилиями захватчиков не пропустили.

Одновременно финны попытались наступать и в северной Карелии. Но и тут им не повезло — с севера на них надвинулись англичане и американцы, с юга, из Петрозаводска, — красноармейцы. В данном случае никаких согласованных действий союзники и красные не вели, но финнам от этого было не легче. Пришлось отступить.

2 августа девятитысячный отряд интервентов высадился в Архангельске. Следом стали прибывать дополнительные силы — английские, французские и американские. Тон задавали англичане, остальные были на вторых ролях. В городе образовалось Верховное управление Северной области (впоследствии переименованное во Временное правительство Северной области), которое возглавил Н. В. Чайковский.

Это была очень колоритная личность. В молодости он являлся видным революционером-народником — один из самых знаменитых народнических кружков известен в истории как «чайковцы» (хотя Чайковский не был ни его основателем, ни руководителем). В этом кружке начинал анархист П. А. Кропоткин. В 1874 году Чайковский эмигрировал, за границей связался с сектантами — с неким А. К. Маликовым, проповедующим «богочеловечество» (и что бы это могло значить?). В 1907 году вернулся в Россию, где его арестовали, судили, но оправдали. После Февраля Чайковский примкнул к народным социалистам.

Только не стоит думать, что это был такой вот интеллигент-идеалист. После вступления в должность он получил от англичан для личных нужд 60 тысяч фунтов стерлингов (на сегодняшние деньги — примерно 600 тысяч).

В Архангельске Чайковский играл роль зиц-председателя Фунта — потому как все решали англичане. Но и в этой роли он многих не устраивал. Считается, что значительную часть офицеров раздражала его «левизна». Однако, скорее всего, речь шла о грызне разных группировок, каждой из которых хотелось поворовать. Так или иначе 15 января 1919 года Чайковского сменил генерал Е. К. Миллер, ставший генерал-губернатором Северной области и формально подчинявшийся Колчаку. Реальный расклад сил от этого не изменился. Интервенты рулили.

О самом Миллере мнения среди белых были разные. Б. Ф. Соколов, один из министров тамошнего правительства, в своей книге приводит одно из высказываний:

«Почему пала Северная область, причин много. Но одна из многих это то, что генерал Миллер вообразил себя Бонапартом. Если и не вообразил, то хотел им быть. Лавры Колчака, Деникина и других не давали ему спать. Штабной чиновник, не любящий и боящийся фронта, он решил, что может справиться и сам не хуже других с большими операциями».

Хотя, с другой стороны, желающих пнуть проигравшего генерала всегда находится с избытком…

Положение на Севере лучше всего характеризует ситуация с тамошними вооруженными силами. 14 июня 1918 года англичанами было принято решение о формировании «Славяно-британского легиона». Эта воинская часть была организована по английскому образцу, командовали там британские офицеры, и подчинялась она непосредственно английскому командованию. Первоначально всех боеспособных мужчин, прибывавших в Архангельск, автоматически пихали в этот легион.

Правда, впоследствии все-таки началось формирование собственно русских частей. 19 ноября в Архангельск добрался генерал-лейтенант В. В. Марушевский, последний начальник российского Генерального штаба. Он и начал формировать армию — разумеется, под опекой союзничков. Недаром сам Марушевский отозвался о ситуации в Северной области так:

«Чтобы охарактеризовать создавшееся положение, проще всего считать его оккупацией, исходя из этого термина, все отношения с иностранцами делаются понятными и объяснимыми».

В самые лучшие времена русские части составляли 20 тысяч человек, иностранцев же насчитывалось 50 тысяч.

Боеспособность русских формирований была та еще. Точнее, имелись и очень серьезные части — добровольческие отряды, которые называли себя «партизанами». Это были люди из восточных районов — в тех местах изрядно поразвлекались большевики, у которых в головах имелось столько же мозгов, сколько и у тех, кто рулил в Ижевске. (Кстати, «партизаны» в основном находились под влиянием эсеров.) Вот эти ребята сражались всерьез. А остальные, мобилизованные, не горели желанием воевать. Были и части, сформированные из пленных красноармейцев. Их почему-то считали надежными, хотя на самом-то деле все обстояло совсем наоборот.

В ночь с 6 на 7 июля 1919 года вспыхнул мятеж в районе Топса-Троица, в первом батальоне Дайеровского полка, сформированном из пленных красноармейцев. Бойцы перебили своих офицеров. Восстание было подавлено, зачинщики расстреляны, но многие ушли в леса и присоединились к красным.

Случай не единичный. Солдаты 5-го Северного стрелкового полка, разагитированные коммунистом Щетининым, арестовали своих офицеров и переметнулись на сторону большевиков. То же самое случилось в Пинеге в 8-м полку, затем на Двине в Славяно-британском легионе, в 6-м полку на железной дороге…

Иностранцы тоже не отставали. В ноябре 1918 года французский отряд, подняв красные флаги, ушел с фронта. В декабре на позициях у деревни Кадыш произошло братание солдат 339-го американского и 15-го советского полков. Один из американских офицеров заявил: «Американцы признают русское революционное правительство и никакой войны против большевиков вести не будут».

Большевистская агитация тут ни при чем. Архангельск — не Одесса, красное подполье тут было очень слабеньким. Но тем не менее…

Кстати, французы и американцы уже в начале 1919 года убрали свои войска. Остались лишь англичане.

 

Вообще-то, если говорить о целях оккупантов, то борьба с большевиками стояла у них на последнем месте.

Посол Франции Нуланс писал честно и откровенно: «Наша интервенция в Архангельск и в Мурманск, однако, оправдала себя результатами, которых мы добились с экономической точки зрения. Вскоре обнаружится, что наша промышленность в четвертый год войны нашла дополнительный ценный источник сырьевых материалов, столь необходимых демобилизованным рабочим и предпринимателям. Все это благоприятно отразилось на нашем торговом балансе».

Все понятно? Грабили-с. По данным таможни, с 2 августа по 31 декабря 1918 года из Архангельска вывезено 6 968 035 пудов различных грузов, в 1919 году — 4 281 015 пудов.

По отношению к местному населению интервенты вели себя со свойственной им непринужденностью.

«Белые заняли д. Пучугу. Ворвались англичане в один из домов к семидесятилетнему старику-крестьянину, который спал; его старуха сидела и пряла лен. Белые, угрожая оружием, стали выпытывать о положении советской власти, о количестве войск. Но старуха ничего не знала. Спросили, есть ли у них в доме большевик. Старуха, не задумываясь, указала на спящего старика-большака, как обычно называют хозяина в крестьянской семье. Этого для белых было достаточно. Старика стащили с постели, отвели на опушку и расстреляли».

(А. Потылицын)

 

Когда подобным образом поступали красные, белые или махновцы — это можно объяснить накалом борьбы и проистекавшим от этого общим озверением. Но англичане-то почему? А они вели себя как в колонии. Потому что таковой уже и видели Русский Север.

Собственно, это и определяло боевые действия. Осенью 1918 года союзники и белые двинулись в наступление вверх по Северной Двине, на Котлас. Интересно, что ключевую роль в боевых действиях как у красных, так и у белых играли речные суда — бездорожье, понимаете ли… Причем если у большевиков были самоделки — вооруженные гражданские пароходы, то англичане притащили серьезные канонерки и мониторы[153]. Наступающие изрядно потрепали красных, но до Котласа так и не дошли.

В середине февраля 1919 года войска интервентов и белогвардейцев перешли в наступление вдоль линии Мурманской железной дороги. Тоже вроде бы успешно — сумели выйти к Онежскому озеру и сформировать там речную флотилию (разумеется, состоящую из самоделок). Но ключевой пункт — Петрозаводск — взять не сумели. Кстати, правительство Северной области вело переговоры с финнами, которые к этому времени переориентировались на Антанту. Правда, не договорились…

Второй всплеск активности приходится на июль, когда появилась перспектива соединиться с наступающими войсками Колчака. Но снова особых успехов достигнуто не было. Если учесть, что красные не располагали на Севере особыми силами, да и те, что есть, были не слишком боеспособны, то становится понятным: не очень-то и хотелось союзникам воевать. То есть они двигались вперед, пока это было легко. А наталкиваясь на серьезное сопротивление, тут же останавливались…

Красные это прекрасно понимали. С лета 1919 года на архангельском направлении против интервентов и белых стояли, прямо скажем, далеко не лучшие войска. Это были мобилизованные красноармейцы, которые тоже не испытывали ни малейшего желания воевать. Более того, в большинстве частей отсутствовала главная цементирующая сила — партийные ячейки. Да и снабжение их шло по остаточному принципу. Так что эти части очень легко начинали отступать, да и в плен красноармейцы сдавались часто. Многие белогвардейцы с горечью говорили, что, дескать, большевики нас всерьез не воспринимают.

Тем не менее фронт сумело удержать даже такое воинство…

«Фронт» на Севере был весьма своеобразный. Если мы поглядим на карту, то увидим, что Северная область занимает огромную территорию — от финской границы до Урала. Соответственно, и протяженность фронта на первый взгляд чудовищная. Но это лишь на первый взгляд. Потому как местность там — леса и болота, болота и леса. То есть для наступления крупных сил она не пригодна. Так что основные боевые действия разворачивались вдоль Северной Двины и вдоль двух железных дорог — Мурманской и Архангельской. В результате к середине лета, когда союзники перестали наступать, там нагородили укреплений в духе Второй мировой.

Весь этот цирк продолжался до осени. 18 сентября 1919 года союзники начали отводить свои отряды с передовых позиций, грузиться на суда и отбывать к британским берегам. На рассвете 27 сентября последние корабли с войсками союзников покинули Архангельск, а 12 октября — Мурманск. С собой они прихватили все боевые корабли.

После ухода интервентов Северная область была обречена. То, что белая власть продержалась там еще четыре месяца, объясняется тем, что красным было просто не до нее — хватало дел на других фронтах.

Но в конце концов 3 февраля 1920 года 6-я советская армия перешла в наступление. Наступала она очень неспешно, хотя белые сопротивления фактически не оказывали. Это и понятно — морозы стояли за 30 градусов, а с обмундированием у красных было не слишком хорошо.

«По-видимому, для большевиков была большой неожиданностью столь легкая ликвидация отступающих северных войск. Дело в том, что красные войска были далеко не в блестящем положении, второсортные, они были совершенно обессилены тяжелой зимой и были лишены в буквальном смысле этого слова боеспособности. Все эти дни, в которые происходил отход белых войск, красные войска не только на них не нападали, но и чрезвычайно медленно продвигались по очищенной неприятелем территории».

(Б. Соколов)

 

В середине февраля части Красной Армии подошли к Архангельску.

… История Гражданской войны знает множество эвакуаций. Были и хорошо организованные, вроде исхода Врангеля из Крыма. Были и не очень. Эвакуация Архангельска, прошедшая 19 февраля 1919 года, является просто образцом подлости.

«В это же время стали доходить слухи о том, что все штабные тянутся к ледоколу "Минину" и что под покровом ночи там идет энергичная посадка. Раненые и больные офицеры, которых было 127 назначено к эвакуации, ожидали распоряжения к погрузке. Этого распоряжения начальник штаба до сих пор еще не давал, и предполагалось, что если "Сусанин" не будет в состоянии отойти, то их придется везти вместе с отходящими войсками. Но слухи о таинственной погрузке на "Минина" и на "Ярославну" взволновали нашего уполномоченного И. Фидлера, который и начал сноситься с власть предержащими. Здесь-то и выяснилось, что фактически весь штаб, кроме полковника Костанди и дежурных писарей, уже сел на "Минина". Таким образом, некому было давать распоряжения об эвакуации раненых. Долго вел переговоры Фидлер и с капитаном Чаплиным, заведующим делом погрузки, и с адмиралом Ивановым. Получался неизменный ответ: "Нет места. Чего везти раненых? Все равно им здесь ничего плохого не сделают".

На пристани появились танки. Из них выскочила группа офицеров. Это забытые танкисты, узнавшие об "эвакуации" только сейчас.

На "Минине" начинается обсуждение, возвращаться ли к пристани, или уезжать:

— Надо спешить! Каждая минута дорога.

А к пристани все шли и шли одиночные офицеры и чиновники, позабытые штабом. Особенно много было среди этих позабытых офицеров фронтовиков, только что ночью прибывших с Двинского фронта. Они стоят на пристани, кричат, машут платками и папахами, но бесполезно. "Минин" уже на середине Двины. Более смелые и находчивые, бросив свои вещи и запасшись досками, бегут по льду к ледоколу. Вот бежит капитан У-х. Всюду прогалины, еще немного — и он добегает до ледокола, и его по трапу поднимают наверх.

На пристани и на набережной собирается огромная толпа. Среди них немало офицеров, солдат и просто обывателей. Они что-то кричат, машут фуражками, раздаются отдельные выстрелы.

"А ну-ка, разгоните эту толпу, чтобы помнили нас". Раздается приказ, и несколько снарядов, пущенных с "Ярославны", ложатся вокруг пристани, попав в смежные с нею дома.

Крики на пристани усиливаются. Появляются пулеметы, и видно, как какой-то прапорщик начинает наводить пулемет.

Прицел был взят метко. И пули ровной цепью начали падать на палубу ледокола. Были раненые, в том числе адмирал Иванов и полковник Короткевич.

Полным ходом идет "Минин". Позади него по свободной воде — "Ярославна". На обоих суднах полно. Набиты все каюты, проходы, палуба и трюмы. В большинстве среди пассажиров — штабные, сухопутные и морские офицеры. Фронтовиков почти нет. Если и есть, то как исключение. Кроме них сто датчан, 127 раненых и несколько богатых коммерсантов, известных своею спекуляцией.

Множество дам. Это все родственницы, близкие и дальние, а то и прямо знакомые белого генералитета. И здесь с самого начала досадное неравенство. Отдельные каюты заняты генералами и их женами, а раненые и все прочие лежат вповалку в коридорах, на полу.

Теснота и неудобство увеличились в сильнейшей степени, когда на другой день по условиям плавания по Белому морю пришлось бросить "Ярославну". Все пассажиры были с нее сняты и переведены на "Минин". На ледоколе, не приспособленном для пассажирского движения, в узких его каютах и коридорах собралось до тысячи человек, и все же "законы природы" были соблюдены и генералам были комендантом оставлены отдельные каюты».

(Б. Соколов)

 

Ушли не все корабли, имевшиеся в Архангельске. Ледоколы «Канада» и «Сусанин» остались, потому что их команды сочувствовали большевикам и отказались выходить в море. Впоследствии на «Канаде» спешно установили орудие, и ледокол бросился в погоню. Он догнал беглецов у горла Белого моря и даже сделал несколько выстрелов, но по техническим причинам повернул назад.

Что же касается фронтовых частей, то попросту оставили на берегу. То есть командующий подло сбежал, бросив своих солдат на произвол судьбы. Настоящий русский офицер, что и говорить. Так что генерал Миллер, которого в 1937 году похитили из Парижа чекисты, а потом расстреляли, не вызывает у меня никакого сочувствия. Поделом.

 

Судьба войсковых частей была незавидна.

«Как только "Минин" покинул Архангельск, известие о бегстве Миллера и его штаба очень быстро достигло до фронтов. Здесь оно вызвало чрезвычайное возбуждение и сумятицу.

"Снова, — говорили офицеры, — нас предали".

"Штаб предал фронт".

Некоторые офицеры не хотели отступать, говоря, что это совершенно бесполезно. Другие, более экспансивные, еще ближе принимали к сердцу бегство главнокомандующего.

Среди офицерства Двинского фронта было несколько самоубийств на этой почве. Так, застрелился ротмистр Сазонович, очень храбрый офицер, который заявил:

"После этого позора не стоит жить"».

(Б. Соколов)

 

Те, кто прикрывал Двину (так называемый Двинский фронт), оказались между молотом и наковальней — красными частями и Архангельском, в котором сразу же после бегства Миллера образовался ревком. Им ничего не оставалось, как сдаться.

Части, прикрывавшие железную дорогу Вологда-Архангельск (Железнодорожный фронт), двинулись пешком в сторону Мурманской «железки». Это примерно 350 километров по тайге — по полному бездорожью, в тридцатиградусный мороз, без продовольствия. Да и население в немногочисленных населенных пунктах было далеко не дружественным.

До Мурманской дороги белые так и не дошли. В селении Сороки они встретились с красными, где им и сдались.

Впрочем, даже если белые и дотянули бы до железной дороги — ничего бы это не изменило. Потому что дальше идти было уже некуда. Известие о том, что Миллер драпанул, достигло Мурманска на другой день и вызвало восстание, в результате которого власть в городе захватил Мурманский революционный комитет. Части генерала Скобельцына, оборонявшие Мурманскую дорогу, ушли в Финляндию — конечно, кроме тех, кто разбежался.

 


Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав






mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)