Глава 18. Поремский сидел за столом и обрабатывал ногти пилкой для ногтей.

ДОПРОС

Поремский сидел за столом и обрабатывал ногти пилкой для ногтей.

Муслиев был багров и темен лицом. Он зыркал на Поремского горящими глазами из-под густых, черных бровей, и во взглядах этих не было ничего хорошего. Однако Поремского это мало волновало. Он по-прежнему бы занят своими ногтями.

— Вы не понимаете, во что вы вляпались, — процедил сквозь зубы Муслиев. — Идиоты легавые. Вам никогда не посадить меня! Никогда! У меня слишком много влиятельных друзей.

— Друзья есть у всех, — философски заметил Порем-ский. — Но как узнать — настоящий перед тобой друг или лиса в овечьей шкуре? Скормит тебя собакам, чтобы самому не попасться, и все дела.

Мои друзья меня не скормят, — угрюмо отозвался Муслиев, — если я не буду болтать языком.

Поремский усмехнулся.

— Будешь ты болтать языком, не будешь болтать — твой конец предопределен. Ты слишком много знаешь, Хамзат. А тот, кто много знает, долго не живет. Конечно, если он не успеет поделиться своими знаниями с кем-нибудь другим.

— И что? сощурился Муслиев. — Тогда он живет дольше?

— Случается, что да. И причем в самых комфортных условиях. Большая, удобная камера, круглосуточная охрана, бесплатные завтрак, обед и ужин.

— Ага. А потом твой труп находят в душевой. А под лопаткой у тебя торчит рукоятка заточки.

Поремский вытянул руку и полюбовался обработанными ногтями.

— Бывает, что так, — согласился он. — А бывает и иначе. Тут ведь не предскажешь. Точно предсказать можно лишь одно. — Он опустил руку и в упор уставился на Муслиева: — Если ты ничего мне не расскажешь, они тебя тем более прикончат. Мертвый умеет молчать, а живой — нет. Живой ты им не нужен. Поремский вновь напустил на себя беззаботный вид и пожал плечами. — Решай сам, Хамзат. Улик у нас хватит, чтобы усадить тебя в камеру лет на тридцать. Если будешь сотрудничать, просидишь в три раза меньше. Тебе сейчас сколько? Сорок? Ну вот, прибавь к сорока тридцать… сколько получится? Правильно, семьдесят. Не так уж много, если вдуматься. Выйдешь из тюрьмы в тридцать третьем, заведешь какую-нибудь старушку, она тебе будет менять памперсы. Чем не жизнь?

Черные глаза Муслиева сузились до размеров спичечной головки. И вспыхнули так же ярко.

— Ты не понимаешь… Дело все равно не дойдет до суда. Слишком большие люди замешаны во всем этом.

Кто? Богомолов? — Поремский усмехнулся. Этот и без тебя сядет. У нас на него целое досье.

— Тогда зачем вам мои показания?

— «Зачем», «зачем»… — поморщился Поремский. Тяжело иметь дело с идиотами. Ты что думаешь, мне доставляет огромное удовольствие сидеть и днем и ночью над этими делами? Я даже во сне вижу ваши поганые рожи. А жизнь, между прочим, проходит. Ты поможешь мне сэкономить месяц и подготовить такие неопровержимые улики, чтобы дело не отправили на пересмотр. А я подарю тебе десять лет жизни на воле. По-моему, это по-честному. А если не хочешь — черт с тобой, обойдусь и без тебя. Потрачу еще месяц жизни на возню с бумажками, зато тебя упрячу так далеко и так надолго, что после отсидки от тебя даже дом престарелых откажется. Ввиду твоей полной психической невменяемости и физической истощенности.

Муслиев надолго задумался. Наконец вздохнул и покачал головой:

— Нет. Они не простят мне, если я заговорю. Таких вещей никому не прощают.

«Что ж, — устало подумал Поремский, — начнем все сначала».

Допрос длился три с половиной часа. А закончился в считанные минуты.

— Ладно, — тряхнул черной гривой Муслиев, — твоя взяла. Устал я… Нервы болят, сердце болит, мозг — и тот болит. Записывай. Я подготовил убийство Карасева. Мои люди убили Роткевича, Бойко и Каленова. Я сам придумал одеть их в милицейскую форму.

— Для чего?

Муслиев посмотрел на Поремского ненавидящими, красными от усталости и табачного дыма глазами и растянул толстые губы, в шакалью усмешку.

— Для куражу!

— Кто заказал все эти убийства?

— Соколов и… Богомолов.

— Почему?

— А ты не знаешь? Карасев хотел получить лицензию на торговлю оружием. А это миллионы, миллиарды баксов! Соколов и Богомолов остались бы ни с чем. Они говорили, что Карасев все хотел прибрать к своим рукам. Но это чепуха. На самом деле он хотел навести порядок. А где порядок, там не поворуешь.

— А менеджеры? За что их нужно было убивать?

— До Карасева было добраться трудно. К тому же Соколов и Богомолов надеялись, что он еще может образумиться. Этих троих убили для острастки. Они были людьми Карасева и проводили на предприятиях его политику. За это и поплатились. Но только Карасев не понял намека. Он пришел в ярость и поклялся найти убийц — и заказчиков и исполнителей. К тому же со дня на день его должны были утвердить на должности гендиректора концерна. А таМ и лицензия на торговлю оружием не за горами. Медлить больше было нельзя. Мы понимали, что убить Карасева просто так не получится. Ну то есть… было бы слишком много шума. Сначала Бойко, Роткевич и Каленов… Потом он. Вы бы сразу объединили все убийства в одно дело. И тогда Богомолову в голову пришел план.

— Обставить все как террористический акт?

Муслиев кивнул:

— Да. Их сейчас много. В Москве чуть не каждый месяц что-нибудь взрывается. Взрывом больше, взрывом меньше — никто бы и не подумал, что это не теракт, а заказное убийство. — Он осклабился в улыбке. — План был хороший, и осуществили мы его по первому классу. Если б вы, менты, не были такими дотошными, все бы сошло нам с рук.

— Каковы были дальнейшие планы?

— Мои?

— И твои в том числе.

— Лично у меня не было никаких планов. А у Богомолова и Соколова… Тут нужно думать. Хотя… чего тут думать, и так все ясно. Богомолов собирался посадить в кресло гендиректора своего человека. До поры до времени он держался в тени. Никому бы и в голову не пришло его подозревать. Кстати… — Муслиев сощурился, — как ты-то на него вышел, начальник? Ведь его имя нигде не фигурировало.

— К гадалке сходил, — ответил Поремский. — Значит, Богомолов собирался оставить торговлю оружием в руках Соколова?

— Бери шире. Я же тебе сказал — у меня влиятельные друзья. Вернее, не мои, а наши с Богомоловым. Еще вернее — друзья Богомолова. Концерн «Геракл» — жирный кусок, начальник. И они объединились Для того чтобы прибрать его к рукам. Репетицию провели на серпуховском заводе «Ракета». Бойко сопротивлялся, и его убили. — Муслиев успел совершенно успокоиться и теперь говорил так, словно обсуждал деловое предложение.

— Кто? — спросил Поремский. — Кто стоял за спиной Богомолова и Соколова? Кто хотел захватить концерн? И что это за «друзья Богомолова»?

Муслиев усмехнулся:

— Э-э, начальник. Слишком много вопросов для такого маленького человека, как я. Бизнесмены, политики… У Богомолова много друзей. Когда-то он был полковником ФСБ, потом вице-премьером правительства. А сейчас он связан с мафией.

— С мафией?

— Да, начальник, с мафией. Только это не та мафия, которую показывают в «Крестном отце». Нынче руководят не те, кто размахивает пистолетом, а те, кто подписывает бумажки. Продажные чиновники. Коррумпированные политики. С их помощью можно сделать все что угодно. Рассуди сам, если бы Карасев навел порядок в концерне, куда бы потекли все денежки? В бюджет. А если к власти придет Богомолов, куда они потекут? В бюджет? Не-ет. Они потекут в карманы людей, которые подписывают бумажки! Правда, и тем, кто размахивает пистолетом, тоже много достанется. — Мус-лиев улыбнулся своим мыслям и тихо добавил: — Сметании — человек нежадный.

— Кто?

Муслиев вздрогнул:

— Что — кто?

— Вы сказали, что Сметанин — человек нежадный. Значит, это именно он стоял за спиной у Богомолова?

Муслиев напрягся и, судя по выражению лица, вознамерился отказаться от своих слов. Но потом передумал и махнул волосатой рукой:

— А, чего уж там… Он и стоял. Богомолов ведь не взялся из ниоткуда. Он человек Сметанина. Сметанин сделал его богатым, он ввел его в круг избранных.

— Значит, захватом концерна руководил олигарх Сметанин?

Муслиев улыбнулся:

— Ох, начальник. А ты, я смотрю, любитель задавать прямые вопросы. Об этом ничего тебе не скажу. Не знаю, и все тут. У тебя голова на плечах есть? Вот и думай. А ко мне больше не приставай. Устал я… — Он поднял закованные в наручники руки и потер опухшие глаза. — Все, начальник, вези меня в камеру, завтра договорим. Спать… Страшно хочу спать.

Муслиев утомленно опустил небритое лицо в ладони и затих.

Поремский некоторое время сидел, погрузившись в свои мысли и задумчиво хмуря брови, затем тряхнул головой, вздохнул и, нажав на кнопку диктофона, остановил запись.

Дата добавления: 2015-07-12