Собственному и своего создателя.

Посвящается образу.

Образу счастья и обиды.

Образу, который воплотится в жизнь.

Исключительно по обоюдному желанию.

Собственному и своего создателя.

«Я хочу его изобразить красками. Мне не даёт покоя образ, яркий, буйный, дикий. И в то же время он не пускает меня. Я его не вижу. Как будто мы живём на разных планетах. Или в разных государствах. В крайнем случае – просто далеко. Но, сей образ настолько реален, что требует немедленного воплощения, иначе случится непоправимое. Что-то ужасное. Я не смогу больше писать, поток вдохновения закупорен нереализованным желанием…»

Художник хаотично ходил по мастерской, выкуривая уже пятую сигарету за семь минут. Его верная спутница, разноцветная пушистая кошка, следила за хозяином и решительно ничего не понимала. Да, она видела творца всяким, и довольным, и расстроенным, и нервным, и под влиянием наркотических веществ, она привыкла к постоянной смене настроений… Но НАСТОЛЬКО не в себе он предстал пред ней впервые.

«Я должен отпустить его от себя! Этот образ настолько сильно бередит моё всё, что дальше терпеть просто нет сил. Нереально. Нереально! НЕРЕАЛЬНО!!! НЕ! РЕ! АЛЬ! НО!!! Господи, да отпусти же ты меня, наконец!!!

Творец даже не обратил внимание, на то, что последнюю мысль он произвёл на свет истошным воплем, исходящим из глубин бессознательного. Лишь кошка, с великим трудом утихомирившись, с обидой взглянула на своего кормильца.

«Надо с чего-нибудь начать. С начала. НЕТ, с конца. Кому? Зачем? Мне за это не заплатят. Это маразм. Это не поймут. Не пойдёт в народ… ЧЁРТОВО КУРИВО!!!»

Мастер кисти подавился очередной порцией никотина и второпях выбросил стержень яда в умело подвернувшийся цветочный горшок.

Откашлявшись, автор попытался собрать себя из клочков отчаяния.

«Нужен мольберт. Какой же я художник без мольберта? И у меня есть мольберт. Такой красивый, деревянный, прочный, надёжный… Господи, почему я не такой?!!»

На мгновение он вообразил себя мольбертом. Представил, как держит уверенными тисками будущие шедевры, как чувствует энергетику новых, ненаписанных картин, как вдыхает запах красок, чувствует капли фиксатора…»

- Мяу! – раздался голос свыше. А точнее – откуда-то снизу, в области лодыжек. Автор голоса нежно потёрлась об хозяина с недвусмысленной целью выпросить пропитания.

- Ах, да… Кис-кис-кис! Дура!! Ты чего не идёшь?

А куда следовало идти животному, если его хозяин уверенно стоял и не собирался двигаться. В конце концов, творец сообразил казус ситуации и сбивчивой походкой двинулся в сторону кухни.

Накормив кису, художник вернулся в свою обитель творчества. Нервно рассмеявшись от столь полюбившихся грёз, он установил мольберт, закрепил на нём ватман и уставился в него мёртвым взглядом.

Образ решительно не приближался. Точнее, он был настолько очевидным и прорисованным до наименьших подробностей, что творец никак не мог понять, почему он ещё не на бумаге.

Скрипнула дверь. Это прозвучало как выстрел на старте всамделишных скачек. А затем карандаш начал активно намечать контуры будущего творения. Художник пришёл в себя примерно в середине процесса.

«Что это? Это я нарисовал? Похоже на набережную. Я там никогда не был. А это что за полоски? Похоже на ограждение, чтобы всякие пьяные не скатывались… Да, точно, это оно. А реку видно? Да вот же, она, дурень, река займёт добрую половину картины, она должна быть полноводной, но в то же время спокойной и уверенной. Как же, будешь тут уверенным, когда руки ходят ходуном… Это точно бортик? Скорее, это противоположный берег реки. Да, точно, пусть будет, иначе я не перерисую. Господи, ну почему я испытывал гораздо больше сил и уверенности, когда выполнял самые ответственные и дорогостоящие заказы?!»

Творца не зря прозвали Моцартом, хотя у него даже слуха толком не было. К этому прилагалась ещё и катастрофическая любовь к пению. Но Моцарт, согласно легенде, никогда не делал помарок в своих нотах. А художник, имея в своём арсенале всевозможные средства коррекции для ошибок живописи, никогда ими не пользовался.

«Итак, схема готова. Мой образ будет стоять на самом краешке набережной. Как над обрывом. Куда же мне его поставить?»

Тут провидение схватило художника за руку и создало чёткий абрис посреди полотна, сместив его чуть правее от центра картины. Основной элемент композиции впервые обрёл элементарные черты нарисованной реальности.

«Батюшки, да это же мужчина!»

Живописец словно впервые взглянул на объект своего назойливого воображения.

«Так вот, почему я с таким трудом подходил к тебе? Я ведь никогда до сего момента не рисовал мужчин так близко!»

На «хлебе» художника, его работах, расцветали пейзажи, вырастали натюрморты, строились здания. Даже абстракции на предложенную тему. Но там не было ничего одушевлённого, а уж тем более – говорящего. Мастер пробовал, было, увековечить своё животное на полотне, но само животное регулярно «утверждало», что слишком юно и неопытно, чтобы стать увековеченным. Следуя принципу доделывать начатое, творец создал пару картин своей кошки. Однако на них равные половинки животного жили на картине своей жизнью, никак не увязываясь в одно целое. После чего были отправлены в кладовку под кодовым названием «как делать не стоит».

Тем сильнее было удивление автора, что прообраз вырисовался настолько чётко и лаконично.

«Только бы не испортить всё красками»

От этой мысли руку мастера передёрнуло. К счастью, рука находилась в это время не на полотне, иначе там бы зияла огромная чёрная дыра…

«Почему это – чёрная? - совсем некстати подумал живописец – основа-то цвета мешковины…»

Решив передохнуть, автор отошёл на почтительное расстояние от мольберта и самодовольно закурил. Будущий шедевр излучал уверенность и силу. И, казалось, требовал значительно меньше сил, чем приготовил для него художник. Затягиваясь едким «полезным» дымом, автор уже видел основу образа.

«Да, это будет вечер. Лето или конец весны. Скорее – сумерки. Хотя… Какие сумерки, когда небо ещё голубое, но уже не очень? Тучи? Скорее – перистые облачка, нежными завихрениями покрывающие небо непонятного времени… Но тени – однозначно гуще дневных!»

Не в силах более сдерживать себя, автор пулей бросился к ящику с карандашами, красками и кистями. Руки, словно инструменты умелого повара, лихо замешивали «ингредиенты», извлекая мастерски подобранные оттенки. Первым возникло небо. В самом-самом верху оно действительно напоминало голубое, хотя отчаянно стремилось доказать свою причастность к отряду синих. А дальше проявились новые и новые подробности, ближе к дальнему плану начали возникать облака, одно облачко нарисовалось прям над головой единственного персонажа. Эдакий выскочка из переулочка.

- Как чудесно! – воскликнул творец.

- Мяу! – согласилась кошка.

Автор даже не заметил перехода от неба к поверхности реки. Лишь смахнув обильный пот со лба, он обратил внимание, что, вопреки предначертанной схеме, река превратилась в безмятежно синее море. Или озеро Байкал на знакомой творцу фотографии.

- Непорядок.

Лихими росчерками тёмных тонов художник восстановил статус кво и чётко очертил противоположный берег. А затем оттенил его в воде.

- Кисуля, здорово, правда? – обратился творец к животному.

Но животное лишь безмятежно потянулось и лениво сменило позу торжественного возлежания.

Не удостоив сей факт вниманием, мастер таки нашёл место, где ограда на набережной изволит явиться на картине. Создав палитру серых и чёрных тонов, автор одним порывом закончил общий фон своего наваждения.

Будущий человек из картины по-прежнему оставался белым пятном на выдержанном и строгом фоне. Уже было видно крупную голову, плечи средней ширины и… Всё. Ещё пять часов назад, такой видимый, практически осязаемый персонаж начисто исчез из воображения.

«Прилягу я, на часок-другой, - подумал создатель. Спешка в художестве только вредит. В особенности, когда рисуешь отображение своей души… ЧТО-О-О?!!»

Художнику захотелось убежать от незаконченного творения. Прозрение о том, что именно будет изображено на картине, словно обухом ударило по немытой голове с растрёпанными волосами и мыслями.

«Нет, я не хочу, не буду! Зачем открывать собственную душу? Она и так уже, так себе неприметно, висит во многих галереях и на стенах богатых «ценителей» моей мазни! А эту картину я никому не продам, даже не просите! Эй, вы слышите? Вам всё понятно? Точно?? Всем??? Вы должны быть уверены в этом на сто процентов!!! Хотя… А кому, собственно, я это говорю? Так, всё… Пойду прилягу! Самое верное решение за последнее время!»

Но и в постели творец не находил себе места. Он крутился в постели, проветривал помещение, приглашал и выпихивал животное, пытался уснуть на всех существующих в доме кроватях… Тщетно. Морфей категорически отказывался прибывать в обитель гуаши, фальши и творчества. Тут мастер вспомнил, что в мастерской есть ещё один диванчик.

«Вот это я сонная кикимора! Там же мне снятся самые сладкие сны. Немедленно туда, а иначе смысл спать пропадёт окончательно…»

Он перенёс свою шёлковую розовую в фиолетовый цветочек постель в сто какой-то там раз и, практически бессознательно, улёгся лицом аккурат анфас к картине.

«Ой, а она и в темноте светится силой… Особенно это белое пятно, этот образ, чтоб ему пусто… Как это? Аж никак не пусто! Мы уже решили, что он – это я… Тьфу, какой же это я? Нет, не я но какая-то важная часть внутри меня, требующая изложения на бумаге. С чего бы это?»

Тут создатель обратил внимание, что белое пятно начинает превращаться в ясный и видный рисунок. У человека чётче прорисовался силуэт, растрепались коротко остриженные волосы, взгляд устремился куда-то далеко, но при этом слегка «поплыл». На изображении оказалась сорочка, очень гармонирующая с оттенками воды и неба… И всё. Душа отказалась изображаться ниже пояса. Автор вскочил с дивана и хотел было, покрыть изображение закрепителем, совершил над собой титаническое усилие и… Больно, уже вне сна, со всего размаху встретился с землёй-матушкой, а точнее – с её местным представителем в виде пола!

- Мяу! – прозвучало грозно слева. – Мяау!!

Есть хочу, в чём дело?

«Как, уже утро? – не поверил часам художник. – Какой кризис… Сколько? Два часа пополудни?? Это ужасно, я так выбиваюсь из графика всеми возможными вариантами. Так не должно быть. Это неправильно, нереально!»

Вдруг художник вспомнил сон и неистово бросился на поиски листа бумаги и чего-нибудь, что рисует и стирается резинкой. Он сел обратно на диван попытался, не думая, набросать увиденное во сне.

«Быстрее, ещё быстрее!» - подначивал он себя.

На бумаге вмиг отобразился силуэт основной картины, прорисовались волосы, уточнилась поза, несколько смялась сорочка.

«Ой! А моя душа тоже курит!»

Образ лица почему-то начался с руки в районе шеи, и некой палочки, которая материализовалась в сигарету.

«Моя душа курит Marlboro» - обрадовался творец.

Тут его как обрезало. Руки безвольно опустились, мозг патологически отказался считывать информацию о лице. Хотя само лицо летало в астрале и всячески пыталось пробиться на картину. А самое ужасное, что художник это ощущал почти физически. Он взглянул на картину в краске – с неё опять смотрел образ. Но в этот раз он смотрел не куда-то вдаль, а прямо в глаза художнику. То ли подбадривая его, то ли издеваясь. Непостижимым образом художник понял, что мужчина на картине нежно и заразительно улыбается, убрав сигарету изо рта и обнажив восхитительно белые зубки. На картине как будто посветлело, краски стали ярче, сорочка стала белой…

Со всей возможной аккуратностью, художник снял неоконченное творение, быстро закрепил новый ватман и молниеносно нарисовал карандашом всё, что осталось в памяти. Закончив, он отошёл – и тяжело сел на пол. На него смотрело нечто уродливое, с хищным оскалом голодной твари.

- Твою мать!!! – заорал художник и отшвырнул нарисованное.

«Так не должно быть! Что за тёмная сила не даёт мне…»

- Мяааау!!

Творец рассеянно побрёл на кухню в поисках пропитания для самой терпеливой и любящей женщины в своей жизни. Которой у него, впрочем, толком никогда и не было…

Вернувшись, он с мрачной тревогой взглянул на неоконченное творение в краске. Образ не приходил. А портрет в карандаше перестал скалиться, но всё равно отталкивал взгляд. Однако, творец сделал над собой усилие – и взглянул в эти странные раскосые глаза.

«Интересно, с каких это пор меня привлекает монголоидная внешность? И откуда во мне монголы?»

Творец достал ещё один лист бумаги. Закрепив его на мольберте, он решил совершить сознательный поход в своё бессознательное.

Он начал с глаз. Ещё только начав рисовать их контуры, он уже понял, что глаза будут карими. Его весьма позабавил тот факт, что его душа совсем на него не похожа. Ну почти. Как Эйфелева Башня на новостройку в форме свечки. Наигравшись с простым карандашом, он взялся за цветные. Глаза действительно стали карими. И очень внимательно смотрели на творца. Снизу вверх. Поэтому с помощью ластика художник мигом подкорректировал положение и мимику лица, закончил работу с цветом – и вновь бездумно уставился на изображение. А изображение – на художника.

«Лысоват, брюнет, лоб высокий… Так вот, каков я внутри?!»

Изображение ответило молчаливым несогласием.

«Это – не моё внутреннее Я?»

Никакой реакции.

«Мы знакомы? Чёрт, неужели все художники разговаривают со своими картинами?.. Кто ты, о «мнезнакомец», лишивший меня сна и желающий лишить ещё и рассудка? Где я тебя раньше видел? Ты – герой сказки или реальность? Мне суждено знать твоё имя? Молчишь? Молчишь?!!»

- ТЫ ЗАПЛАТИШЬ ЗА СВОЁ МОЛЧАНИЕ! ЭТО – ТВОЯ НЕПОПРАВИМАЯ ОШИБКА! СГИНЬ!! ИСЧЕЗНИ!! ИЗЫДИ, ДЕМОН ПРОКЛЯТЫЙ!!!

С этими словами творец бросился на мольберт и с силой отшвырнул его, уже в другую сторону. Мольберт привык, а вот лист бумаги аккуратно разделился на две неравные части, чётко по линии носа. Всё ещё вне себя, творец набросился на первое чёткое изображение образа своего наваждения. Оно мигом превратилось в нечто, напоминающее звёздную пыль или первый снег, столь же беззащитный, сколь и мелкий. Художник уверенно и стремительно подошёл к незавершённому оригиналу в краске – и замер. Тут он пригляделся и увидел, что на реке появились волны, облака начали странный танец по небу, а белое пятно главного персонажа как-то странно то расплывалось, то собиралось вновь. И лишь спустя две долгие минуты художник понял, что эти танцы – результат проекции его слёз на плоскость картины. Осознав это, он бросился на диван и позволил себе разрыдаться в полную силу. Когда его рыдания стихли окончательно, мастер уже спал. Тяжёлым, но таким нужным сном.

Пробуждение не принесло облегчения. Лишь неимоверную жажду деятельности. Почти бессознательно покормив кошку, художник повесил картину обратно на мольберт, сотворил палитру и второпях, но чётко и уверенно принялся восстанавливать изображение уничтоженных картин, проецируя его на оригинал в краске. Да, у мужчины на портрете были карие раскосые глаза. Хотя они «вдруг» изрядно покраснели. Будто он курит и позирует одновременно. Причём позирует уже не первый час и всё время, без остановки курит. Кажется, в один глаз попал дым, и он стал меньше другого. Волосы оказались слишком коротки, чтобы растрепаться, но как-то у них это получилось. Рисованный смотрит вполоборота, поэтому вслед материализовалось ухо. Чуть острое, плотно прижатое к голове. Рука, держащая сигарету никуда не исчезла, поэтому воспроизведённые ранее черты лица оказались невидны. А тело, как оказалось, и близко не принадлежит богу красоты или хотя бы его заместителю…

Художник работал спокойно и уверенно. Он не отходил посмотреть, что же получается в общем и целом. Тем сильнее было его удивление, когда он понял, что всё, картина готова! Теперь осталось покрыть её закрепителем, чтобы не так остро ощущались повреждения и…

«Ты не мой образ! – подумал творец. – На тех картинах, что в карандаше, ты – идеален. А здесь, в краске, где намного больше возможностей уточнить цвет или подчеркнуть глубину ты – обычный, среднестатистический тип восточной внешности. Сунь Хунь Тянь…»

Лицо художника опять покрылось слезами. Вместо закрепителя он взял растворитель и с силой плеснул его в лицо нарисованному мужчине. Тот, с немым укором начал хаотично исчезать с картины. Слёзы художника практически идеально повторяли путь капель растворителя.

Прошло несколько дней. Художник наконец-то отоспался вволю, навёл порядок в доме, и уж было собрался наводить порядок в мастерской, когда внезапно понял, что «растворённая» картина, как и прежде, стоит на мольберте! И она, как и прежде, даже в таком обезображенном состоянии, излучала энергию. Но в этой энергии мастер кисти впервые почувствовал не властную, подавляющую силу, а приятное, вдохновляющее тепло.

«Что же ты стоишь, весь такой неприкрытый и позорный? Надо тебя приодеть, в чувства привести, живенько сделать…»

И вот так, думая и бормоча под нос нечто заботливое и заискивающе, творец аккуратными мазками по крупице восстанавливал столь нужный и ценный ему образ. Образ жизненной сказки, которая, как известно, гораздо проще и прозаичней сказки выдуманной. У персонажа картины, в первую очередь, появились чёткие, осмысленные глаза, затем прорисовалось тело и рука, держащая сигарету; а вот на большее места не хватило.

- Точно, Marlboro! – рассмеялся художник. С картины куда-то вдаль смотрел практически такой же неидеальный человек монголоидного типажа, какой лишь неделю назад был уничтожен волевым взмахом руки художника. Только он стал ещё более несовершенным. Мастер не собирался перерисовывать картину заново, а наличие растворителя не прошло бесследно. Хотя, вполне возможно, какой-нибудь критик и скажет, что картина слишком пессимистична. А иной почитатель заявит, что это – новое веяние в каком-нибудь трагическом реализме.

Однако, художник не собирался даже думать о том, чтобы выставлять картину или хотя бы показать её даже самым близким людям. Вместо этого он взял на руки кошку, сел с ней на диван, и они стали вести длинные и важные, строгие и волнительные, значимые им троим бессловесные беседы. И им троим было хорошо. Творцу, его творению и верному спутнику жизни.

А в точный час, предначертанный судьбой, художник повесил портрет в единственно правильное для него место. Теперь портрет идеально освещён, на нём никогда нет пыли, а зрители не залапают нежную краску. Даже сам создатель крайне редко смотрит на картину, хотя и помнит каждый кусочек, каждую деталь её несовершенства. А «неидеальный идеал» висит и здравствует на самом почётном месте в жилье мастера. В кладовке.

05.12.09. 14:27

Дата добавления: 2015-07-10