Глава 20. Мой сон непрерывен всего лишь второй раз с тех пор, как я узнала о маме

Шайен

Мой сон непрерывен всего лишь второй раз с тех пор, как я узнала о маме. Так хорошо спать всю ночь. Не быть преследуемой и страдающей от кошмаров, которые ослабляют меня. Или воспоминаний, которые я не могу изменить, и вопросов, на которые у меня никогда, возможно, не будет ответов.

Не могу поверить, что Кольт попросил меня пойти с ним навестить его маму. Интересно, это ли он имел в виду? Это могла быть одна из тех вещей, о которых люди говорят, когда слишком пьяны, и после пытаются забыть. Это я и предполагаю. Не знаю, что я чувствую по этому поводу, но, в любом случае, мне было бы проще, если он забудет.

Хотя приятно, когда тебя просят. Интересно, почему он это сделал? Я знаю, что это не то, чего бы он хотел, похоже, его мама откуда-то знает обо мне. Что он ей сказал? Что я — причина, почему он в тот день опоздал? Какая-то ненормальная девчонка, с которой он встречается?

Но это не так. Я — девушка, с которой он должен веселиться, хотя мы делали не так уж и много.

Мою талию обвивает рука Кольта и сжимает ее. Не слишком крепко, но достаточно сильно, чтобы я знала, что он здесь. Что он проснулся. Мое сердце ускоряется, и я дышу с трудом.

— Никаких больше игр. Я хочу тебя, — говорит он мне на ухо. Его дыхание теплое. Он всем телом прижимается ко мне сзади. Я чувствую его эрекцию, когда он трется об меня.

— Перевернись, Шайен.

Я делаю, как он просит, и его губы накрывают мои. Этот поцелуй более настойчивый и жадный, чем все наши поцелуи, вместе взятые.

— Я думала, что на следующий день пиво оставляет не очень приятный вкус, — сказала я, когда его губы спускаются к моей шее.

— Нет времени.

Кольт облизывает мою ключицу, а потом всасывает губами мою кожу. Я постанываю и выгибаюсь ему навстречу.

Он снова возводит барьеры. Я знаю это, но мне все равно. Они нужны нам, чтобы мы оба точно помнили, из-за чего все это.

Чтобы мы оба могли забыть.

Кольт задирает мою футболку, и я приподнимаюсь, чтобы он мог снять ее через голову. Я хочу, чтобы ее не было. Чтобы между нами ничего не было, потому что его руки на мне — это так хорошо. Когда он трогает меня, я ни о чем не думаю. Ничего не чувствую, и все, что мне нужно — это временное облегчение.

Следующим идет мой бюстгальтер. У меня нет времени, чтобы почувствовать смущение, потому что его горячий влажный рот накрывает мой сосок, и снова больше нет ничего и никого, кроме Кольта.

Я сжимаю руку в его волосах, сжимаю ее в кулак, неуверенная в том, что делать: или притянуть его, потому что мне хочется больше, или оттолкнуть, потому что это слишком.

Он стонет. То ли потому что я тяну его волосы, то ли потому что ему так же хорошо, как и мне, или из-за того, что он делает со мной, я не знаю, и мне наплевать. Я позволяю своей другой руке скользнуть вниз по гладкой поверхности его спины, под его трусы-боксеры и накрыть ладонью ягодицу.

— Черт.

Он подается вперед и поднимается ко мне. Он ругается слишком много, и мне хочется сказать ему об этом, но не думаю, что прямо сейчас могу произнести слова. Он такой твердый, слегка подталкивает меня между ног и трется так, как надо.

А потом он отстраняется, и мне уже не хватает тяжести его тела на мне. Кольт смотрит на меня своими невозможно голубыми глазами, его волосы растрепаны еще сильнее, чем я видела у него.

— Ты уверена? — уточняет он. Я практически улыбаюсь, потому что он спрашивает. Он такой жесткий и грубый, но в нем есть эта заботливость, которую он, по-моему, не осознает.

Я не уверена, что это хорошо, поэтому говорю:

— Я достаточно умна, чтобы знать, чего хочу.

Не говоря ни слова, он поднимается с кровати. Я смотрю, как двигаются его рельефные мышцы спины, когда он идет к комоду, открывает верхний ящик и достает презерватив.

Внезапно внутрь меня проникает нервозность. Я была только с Грегори. И планировала быть только с ним, потому что мы подходили, и он давал мне то, в чем я нуждалась. Но теперь, несмотря на то, что больше всего на свете я хочу Кольта, это меня пугает.

Может, меня так пугает тот факт, что я настолько сильно его хочу.

Я тянусь за одеялом, но он цыкает на меня.

— Не делай этого. Ты не скромница, Маленькая Танцовщица.

И с легкостью он стягивает с себя трусы. Никакого стыда, хотя ему и нечего стыдиться, но он так легко обнажается физически. Наверно, потому что остальная его часть настолько закрыта.

Кольт перелезает через меня на кровать. Я не знаю, на какой эмоции сосредоточиться: страсти или нервозности, — но потом он стягивает мои трусики по ногам.

И надевает презерватив.

Когда его губы целуют меня в нижней части живота, страсть побеждает. А потом его губы находят мои.

Он толчком входит в меня, и я вскрикиваю, мои ногти впиваются в его спину, разум отключается.

Да, мой разум в отключке, а мое тело — точно нет.

Кольт начинает двигаться, и я двигаюсь вместе с ним. Мне немного больно, но его губы на моих и его рука на моей груди помогают заглушить боль. Как физическую боль, так и ту, что тяжестью лежит на груди с тех пор, как я узнала о маме.

А, может, и дольше.

***

Никто из нас ничего не говорит, когда Кольт встает, чтобы избавиться от презерватива.

Ни слова, когда он снова забирается в постель.

Ни слова, пока мы лежим так... просто лежим.

Нервозность возвращается вдобавок с неловкостью. Если бы это был Грегори, то он бы уснул, обнимая меня. Глаза Кольта открыты, как и мои, его правая рука и моя левая — единственное, что соприкасается.

— Мне, наверно, нужно идти. Надо кое-что сделать.

Но, несмотря на свои слова, я не двигаюсь.

— Хорошо. И да, если хочешь, я могу тебя подвезти.

Я встаю и начинаю одеваться. Ненавижу надевать одни и те же вещи два дня подряд и не могу дождаться, когда вернусь в общежитие, чтобы переодеться. Но все же мне хочется, чтобы он что-нибудь сказал. Что угодно. Мне не нужно, чтобы он просил меня остаться, но сказал что-то, что могло бы успокоить бурю у меня в животе.

Кольт садится на краешек кровати, берет мою футболку и протягивает ее мне. Я надеваю ее, говорю, что мне нужно сходить в туалет, и ухожу, пока он не успел встать.

Я брызгаю водой в лицо, надеясь, что она сможет смыть последние несколько недель моей жизни. А когда я смотрю в зеркало, то она все еще здесь. Я все еще здесь.

Но я чувствую себя хорошо. В первый раз, когда я переспала с Грегори, то чуть не сошла с ума. Я ушла в ванную, села на пол и испытала паническую атаку, о которой он никогда не знал. Он ни об одной из них не знал. Как только я успокоилась, я умыла лицо, как сейчас, и с улыбкой вернулась в комнату.

Как хорошо, что мне не нужно улыбаться, когда мне этого не хочется.

Кольт стоит в комнате, когда я захожу. На нем длинные шорты с накладными карманами и футболка. На нем даже это выглядит потрясающе.

Он берет солнечные очки и надевает их. В первый раз я вижу их на нем и не могу удержаться от вопроса:

— Слегка перепил вчера вечером?

— Я в порядке.

Его голос звучит сухо. Уверена, он так ведет себя с каждой девушкой, с которой спит. Не знаю, почему я, на самом деле, не ожидала такого в наших отношениях. По сути, мне должно быть все равно.

Я качаю головой и выхожу из комнаты. Не хочу иметь с этим дела. Все должно быть просто, а если он после всего будет вести себя как придурок, то оно того не стоит.

Кольт следует за мной, и во время десятиминутной поездки до общежития мы молчим.

— Дай мне знать... насчет твоей мамы.

Я тянусь к ручке, когда он въезжает на парковку.

Единственный ответ — кивок головой. И снова больше ничего.

Я открываю дверцу, вылезаю и захлопываю ее. Предполагается, что мы достаточно взрослые для того, чтобы спать вместе и потом на следующий день не чувствовать неловкости. Особенно, когда я могу назвать то, что он делает — спит с людьми, с которыми никогда не планирует заводить серьезных отношений.

Я уже почти поднимаюсь по лестнице, когда слышу его крик:

— Шай!

Я оборачиваюсь, Кольт стоит у водительского сиденья снаружи и смотрит на меня.

Проходят секунды, но он ничего не говорит.

— Тик-так, — говорю я.

— Это помогло? — Его слова выходят неуверенными.

Скованность в моих плечах испаряется. Я глубоко выдыхаю и внезапно осознаю, что с нами все будет в порядке. Что как бы ни было, эта... шарада, в которую мы играем, до сих пор не нарушена.

— Да... да, помогло. А тебе?

Он улыбается. Это не широкая улыбка, и мне не очень хорошо видно, появились ли ямочки.

— Ага.

Кольт залезает обратно в машину и уезжает.

Заходя внутрь, я посмеиваюсь. А входя в свою комнату, снова улыбаюсь. Не проходит и минуты, как у меня звонит телефон.

Один лишь взгляд на него стирает улыбку с моего лица. Я знаю, что не могу все время игнорировать ее.

— Привет, — говорю я тете Лили, когда отвечаю на звонок.

— Шайен! Я так за тебя волновалась. Не избегай меня больше так. Я знаю, что это тяжело... но мы должны держаться вместе.

И я знаю, о чем она говорит. Она сестра моей матери. Я ее дочь. Мы все, что осталось от нее. Ненавижу себя за то, как я с ней обхожусь, но, похоже, не могу просто остановиться. Не могу ее впустить.

Моя ладонь крепче сжимает телефон.

— Не буду.

— Я беспокоюсь о тебе.

— Я в порядке.

Разве?

Тетя Лили вздыхает.

— Шайен, мы хотим устроить панихиду по ней.

— Что?!

Я меряю шагами комнату. У меня прихватывает сердце, а грудь сдавливает. Не сходи с ума, не сходи с ума, не сходи с ума.

И почему меня это удивляет? Я должна была этого ожидать. Это нормально, но...

— Она этого заслуживает. Я хочу с ней попрощаться.

Заслуживает ли она этого? Да, заслуживает, но потом она оставила меня. И оставляла до сих пор, и это было так нормально, что мы даже не рассматривали возможность ее возвращения. Что, если она ушла в тот лес и покончила с собой?

— Я...

— Для нас это будет полезно, Шайен. Мне хочется иметь место, куда можно прийти навестить ее. Все это время она была одна. — Голос Лили срывается. — Она была моей младшей сестренкой. — Боль в ее голосе впивается в меня.

Она же была моей мамой. Что со мной такое?

— Знаю. Прости. Давай устроим.

Слова вылетают, но я не собиралась их произносить. Если я попрощаюсь с ней, то это значит, что она действительно уйдет.

Дата добавления: 2015-07-11