Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Геостратегия Николаса Спикмена

 

 

Выполнил:

студент 2 курса

группы ТД -0-10/3

Азаров А.А.

 

 

Ульяновск, 2011 г.

Американец голландского происхождения Николас Джон Спикмен (1893—1943) — социолог, родился в Амстердаме, а с 1920 г. жил в США. С 1923 г. Спикмен — профессор международных отношений Йельского университета, организатор и первый директор Йельского института по изучению международных проблем.

Спикмен выдвинул свои идеи в годы войны, а сформулировал геополитические цели США после победы союзников. В американской энциклопедии в годы второй мировой войны появилась статья, в которой указывалось, что “среди абсурдной софистики немецкой геополитики мы находим значительное количество истин, полезных и важных для решения мировых проблем, которые, вполне возможно, будут нас беспокоить в течение будущих веков”. Одним из первых, кто попытался не только теоретически реабилитировать престиж геополитики в США, но и подсказать представителям немецкой геополитической школы выход из кризиса, был именно Спикмен. Впоследствии к подобного рода деятельности подключились такие “теоретики силы”, как Джон Дьюи, Джеймс Бернхем, Дж. Киффер и др.

Деятельность Спикмена в этой области началась с утверждения, что “термин геополитика является подходящим названием для анализа и упорядочения данных, которые необходимы для принятия решений по определенным вопросам внешней политики”. Характерно, что такое заявление было сделано в последний год войны, когда исход ее уже был предрешен. Тем самым немецким геополитикам давали понять, что война была фактически проиграна не по вине ее теоретиков, что в неудачах на Восточном фронте был повинен генералитет во главе с Гитлером, что фашизм использовал геополитику в своих военных целях без ведома самих геополитиков и т.п. Именно такой установки придерживался Карл Хаусхофер на Нюрнбергском процессе.

 

Спикмена можно в известном смысле назвать наследником геополитических доктрин Мэхэна, только с “более сухопутным уклоном”. Его глобальные геополитические модели и выводы показывают, что он находился также под сильным влиянием концепций Маккиндера, хотя в то же время он предпринял попытку их ревизии. Сама ревизия эта в общем мало оригинальна; ее главная особенность в том, что она сделана явно с позиций геополитических интересов Соединенных Штатов, как они понимались Спикменом.

 

Для Спикмена, в отличие от первых геополитиков, сама география не представляла большого интереса, а еще меньше волновали его проблемы связи народа с почвой, влияние рельефа на национальный характер и т.д. Спикмен рассматривал геополитику как важнейший инструмент конкретной международной политики, как аналитический метод и систему формул, позволяющих выработать наиболее эффективную стратегию. “В мире международной анархии, — писал Спикмен, — внешняя политика должна иметь своей целью прежде всего улучшение или, по крайней мере, сохранение сравнительной силовой позиции государства. Сила в конечном счете составляет способность вести успешную войну, и в географии лежат ключи к проблемам военной и политической стратегии. Территория государства — это база, с которой оно действует во время войны, и стратегическая позиция, которую оно занимает во время временного перемирия, называемого миром. География является самым фундаментальным фактором во внешней политике государства потому, что этот фактор — самый постоянный. Министры приходят и уходят, умирают даже диктатуры, но цепи гор остаются непоколебимыми”.

 

В этом плане Спикмен жестко критиковал немецкую геополитическую школу (особенно в книге “География мира”), считая представления о “справедливых или несправедливых границах метафизической чепухой”. Как и для Мэхэна, для Спикмена характерен утилитарный подход, четкое желание выдать наиболее эффективную геополитическую формулу, с помощью которой США могут скорейшим образом добиться “мирового господства”. Этим прагматизмом определяется строй всех его исследований.

 

Взгляды Спикмена изложены в книге “Стратегия Америки в мировой политике” (1942) и в изданной посмертно работе “География мира” (1944). Развив критерии, впервые предложенные Мэхэном, Спикмен выделил десять критериев, определяющих геополитическое могущество государства:

 

1) поверхность территории;

2) природа границ;

3) объем населения;

4) наличие или отсутствие полезных ископаемых;

5) экономическое и технологическое развитие;

6) финансовая мощь;

7) этническая однородность;

8) уровень социальной интеграции;

9) политическая стабильность;

10) национальный дух.

 

Если суммарный результат оценки геополитических возможностей государства по этим критериям оказывается относительно невысоким, это означает, что данное государство вынуждено вступать в более общий стратегический союз, поступаясь частью своего суверенитета ради глобальной стратегической геополитической протекции.

 

Основой своей доктрины Спикмен сделал не столько геополитическое осмысление места США как “морской силы” в целом мире (как Мэхэн), — возможно потому, что это уже стало фактом, — сколько необходимость контроля береговых территорий Евразии: Европы, арабских стран, Индии, Китая и т.д. — для окончательной победы в дуэли континентальных и морских сил. Если в картине Маккиндера планетарный дуализм рассматривался как нечто “вечное”, “неснимаемое”, то Спикмен считал, что совершенный контроль над римлендом со стороны морских держав приведет к окончательной и бесповоротной победе над сухопутными державами, которые отныне будут целиком подконтрольны. Фактически это было предельным развитием тактики “анаконды”, которую обосновывал уже Мэхэн. Спикмен был преемником идей Мэхэна, известного тем, что во главу мирового контроля он ставил господство в океане, основываясь на фактах британского мирового господства в современную ему викторианскую эпоху. В плане моделирования Спикмен отталкивался от идей Маккиндера. Внимательно изучив труды последнего, он предложил свой вариант базовой геополитической схемы, несколько отличающийся от модели Маккиндера. Как отмечал французский исследователь Селерье, американский геополитик Спикмен “воспринял концепцию Маккиндера для Нового Света, опираясь на созданную им картографию, и пришел к выводу, аналогичному выводам Маккиндера в том, что касается СССР”81.

 

Спикмен основывался на том, что Маккиндер якобы переоценил геополитическое значение хартленда. Эта переоценка затрагивала не только актуальное положение сил на карте мира — в частности, могущество СССР, — но и изначальную историческую схему. Спикмен, в отличие от Маккиндера, в качестве ключа к контролю над миром рассматривал не хартленд, а евразийский пояс прибрежных территорий, или “маргинальный полумесяц”, включающий морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Индию, Юго-Восточную Азию и Китай.

 

По Спикмену, евразийская земная масса и северные побережья Африки и Австралии образуют три концентрические зоны; они функционируют в мировой политике в понятиях следующих геополитических реалий:

 

1) хартленд северного Евразийского континента;

 

2) окружающая его буферная зона и маргинальные моря;

 

3) удаленные от центра Африканский и Австралийский континенты.

 

Внутренняя зона, вокруг которой группируется все остальное, — это центральное ядро евразийского хартленда. Вокруг этой сухопутной массы, начиная от Англии и кончая Японией, между северным континентом и двумя южными континентами, проходит Великий морской путь мира. Он начинается во внутренних и окраинных морях Западной Европы, в Балтийском и Северном морях, проходит через европейское Средиземноморье и Красное море, пересекает Индийский океан, проходит через азиатское Средиземноморье к прибрежным морям Дальнего Востока, Восточно-Китайскому и Японскому и заканчивается, наконец, в Охотском море. Между центром евразийской континентальной массы и этим морским путем лежит большая концентрическая буферная зона. Она включает Западную и Центральную Европу, плоскогорные страны Ближнего Востока, Турцию, Иран и Афганистан; затем Тибет, Китай, Восточную Сибирь и три полуострова — Аравийский, Индийский и Бирмано-Сиамский. Эту тянущуюся от западной окраины Евразийского континента до восточной его окраины полосу Спикмен назвал евразийским римлендом (rimland, от англ, rim — ободок, край). Таким образом, он геополитически разделил мир на две части: хартленд и римленд.

 

Как незаурядный политический мыслитель, Спикмен хорошо понимал преимущества “маргинального полумесяца” для будущей глобальной стратегии Соединенных Штатов и нацеливал их на этот регион задолго до того, как зараженные вильсоновским наивно-примитивным политическим идеализмом американские государственные деятели стали это осознавать. Спикмен считал, что географическая история “внутреннего полумесяца”, береговых зон, осуществлялась сама по себе, а не под давлением “кочевников суши”, как считал Маккиндер. С его точки зрения, хартленд является лишь потенциальным пространством, получающим все культурные импульсы из береговых зон и не несущим в самом себе никакой самостоятельной геополитической миссии или исторического импульса. И римленд, а не хартленд является ключом к мировому господству.

 

Геополитическую формулу Маккиндера — “Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над хартлендом; Тот, кто доминирует над хартлендом, доминирует над Мировым Островом; Тот, кто доминирует над Мировым Островом, доминирует над миром” — Спикмен предложил заменить своей — “Тот, кто доминирует над римлендом, доминирует над Евразией; Тот, кто доминирует над Евразией, держит судьбу мира в своих руках”.

 

В принципе, Спикмен не сказал этим ничего нового. И для самого Маккиндера “береговая зона”, “внешний полумесяц” или римленд были ключевой стратегической позицией в контроле над континентом. Но Маккиндер понимал эту зону не как самостоятельное и самодостаточное геополитическое образование, а как пространство противостояния двух импульсов — “морского” и “сухопутного”. При этом он никогда не понимал контроль над хартлендом в смысле власти над Россией и прилегающими к ней континентальными массами. Восточная Европа есть промежуточное пространство между “географической осью истории” и римлендом, следовательно, именно в соотношении сил на периферии хартленда и находится ключ к проблеме мирового господства. Но Спикмен представил смещение акцентов в своей геополитической доктрине относительно взглядов Маккиндера как нечто радикально новое.

 

Спикмен выделял три крупных центра мировой мощи: атлантическое побережье Северной Америки, европейское побережье и Дальний Восток Евразии. Он допускал также возможность четвертого центра в Индии. Из всех трех евразийских регионов Спикмен считал особо значимым для США европейское побережье, поскольку Америка возникла в качестве трансатлантической проекции европейской цивилизации. К тому же наиболее важные регионы США были, естественно, ориентированы в направлении Атлантики. Следует отметить, что при всех различиях в позициях большинство американских исследователей придерживались мнения, что после второй мировой войны США не остается ничего иного, кроме как вступить в тесный союз с Великобританией. Как считал тот же Спикмен, победа Германии и Японии привела бы к установлению их совместного контроля над тремя главными центрами силы в Европе. В таком случае Америка оказалась бы в весьма уязвимом положении, поскольку при всей своей мощи она не была бы в состоянии сопротивляться объединенной мощи остальных держав. Именно поэтому, утверждал Спикмен, США следует вступить в союз с Великобританией.

 

По отношению и к хартленду, и к римленду Соединенные Штаты, по Спикмену, занимают выгодное центральное положение. Атлантическим и тихоокеанским побережьями они обращены к обеим сторонам евразийского римленда, а через Северный полюс — к хартленду. Спикмен считал, что Соединенные Штаты должны сохранять трансатлантические и транстихоокеанские базы на ударной дистанции от Евразии, чтобы контролировать баланс сил вдоль всего римленда.

 

Очевидно, что позиция Спикмена явно или неявно являлась обоснованием лидирующей роли США в послевоенном мире. Об этом недвусмысленно говорил Г. Уайджерт. Призывая учиться у германской геополитики, он особо акцентировал внимание на том, что в послевоенный период Америка должна способствовать освобождению Евразии от всех форм империализма и утверждению там свободы и демократии (естественно, американского образца). Предполагалось, что США, будучи океанической державой с мощными военно-морским флотом и авиацией, будут в состоянии установить свой контроль над прибрежными зонами Евразийского континента и, заблокировав евразийский хартленд, контролировать весь мир.

 

Поскольку книга была написана в годы войны, Спикмен считал, что его рекомендации должны быть осуществлены в партнерстве с Советским Союзом и Англией — союзниками США. Однако с той поры многое изменилось, прежде всего (главным образом) изменилась глобальная геополитическая ситуация, и в ней роль Соединенных Штатов стала иной. В новой ситуации иначе зазвучали ранее игнорируемые или критикуемые геополитические концепции американских стратегов, начиная с Мэхэна и кончая Спикменом и Страусом-Хюпе. Джиорджи верно подметил, что у Спикмена и других сторонников американской силовой политики за словами о самодостаточности, о концепции региональной силовой зоны скрывалось первое энергичное изложение геополитической теории интервенционизма. “Теория интервенционизма, — отмечает он, — раскрывает политическую решимость Соединенных Штатов никогда не быть буферным государством между Германией и Японией. Она включает также пересмотр доктрины Монро, которая развилась из “туманного и неосязаемого принципа” в сильную и крепко сколоченную доктрину. Заново оживленная, доктрина Монро покрывает не только защиту всего Западного полушария... но включает также поддержание прочного баланса сил на ключевых континентах — в Европе, Азии и Африке. Наконец, она включает защиту некоторых глобальных американских интересов, сформулированных в Атлантической хартии, и их обеспечение соответствующей военной силой и последовательной, более реалистичной внешней политикой”.

 

К концу войны стало ясно, что в действительности хартленд может быть приравнен к СССР. Поражение Германии в войне с СССР усилило репутацию теории Маккиндера. С этого момента и далее существовала модель мира “хартленд—римленд”, ставившая материковую державу из хартленда (СССР) против морской державы из “внешнего полумесяца” (США), разделенных зоной соприкосновения (римленд). В соответствии с этой моделью Спикмена и формулировалась политика США — политика сдерживания. Геополитика СССР была зеркальным отражением американской. Лишь идеологически она обосновывалась необходимостью пролетарского интернационализма, в то время как американская именовалась политикой отбрасывания коммунизма.

 

Сдерживание “крепости” (СССР, страны Варшавского договора) со стороны США означало образование антисоветских союзов на территории римленда: НАТО в Европе, СЕНТО в Западной Азии, СЕАТО в Восточной Азии. В пределах римленда шло серьезное противоборство, заканчивавшееся большими и малыми конфликтами. Примерами больших конфликтов стали берлинский конфликт, войны в Корее, на Ближнем Востоке (против правительства Г.А. Насера), во Вьетнаме, в Камбодже и Афганистане.

 

Помимо переоценки значения римленда, Спикмен внес еще одно важное дополнение в геополитическую картину мира, видимую с позиции “морской силы”. Он ввел чрезвычайно важное понятие “Срединного Океана” (Midland Ocean). В основе геополитического представления лежит подчеркнутая аналогия между Средиземным морем в истории Европы, Ближнего Востока и Северной Африки в древности и Атлантическим океаном в новейшей истории западной цивилизации. Так как Спикмен считал именно “береговую зону” основной исторической территорией цивилизации, то средиземноморский ареал древности представлялся ему образцом культуры, распространившейся впоследствии внутрь континента (окультуривание “варваров суши”) и на отдаленные территории, достижимые только с помощью морских путей (окультуривание “варваров моря”). Подобно этой средиземноморской модели, в новейшее время в увеличенном планетарном масштабе то же самое происходит с Атлантическим океаном, оба берега которого — американский и европейский — являются ареалом наиболее развитой в технологическом и экономическом смысле западной цивилизации.

 

“Срединный Океан” становится в таком случае не разъединяющим, но объединяющим фактором, “внутренним морем” (mare internum). Таким образом, Спикменом намечается особая геополитическая реальность, которую можно назвать условно “атлантическим континентом”, в центре которого, как озеро в сухопутном регионе, располагается Атлантический океан. Этот теоретический “континент”, “новая Атлантида”, связан общностью культуры западноевропейского происхождения, идеологией либерализма и демократии, единством политической, этической и технологической судьбы.

 

Особенно Спикмен настаивал на роли интеллектуального фактора в этом “атлантическом континенте”. Западная Европа и пояс восточного побережья Северной Америки (особенно Нью-Йорк) становятся мозгом нового “атлантического сообщества”. Нервным центром и силовым механизмом являются США и их торговый и военно-промышленный комплекс. Европа оказывается мыслительным придатком США, чьи геополитические интересы и стратегическая линия становятся единственными и главенствующими для всех держав Запада. Постепенно должна сокращаться и политическая суверенность европейских государств, а власть переходить к особой инстанции, объединяющей представителей всех “атлантических” пространств и подчиненной приоритетному главенству США.

 

Будучи профессором по международным отношениям Йельского университета, Спикмен классифицировал своих коллег на две группы: интервенционистов и изоляционистов. Интервенционисты видят первую линию обороны “в сохранении равновесия властей в Европе и Азии и только вторую — в закреплении владычества США над Западным полушарием”. Спикмен писал: “Изоляционисты считают, что исключительность нашего географического расположения между двумя океанами лишает нас интереса к борьбе держав, расположенных по ту сторону океанов, и вынуждает нас сосредоточить внимание на Западном полушарии”. Спикмен констатирует далее, что все американские геополитики усматривают в географическом положении США основание для владычества в Новом Свете, но если “интервенционисты придают этому владычеству второстепенное значение, то изоляционисты выделяют его на первый план”.

 

Притязания на подчинение Соединенным Штатам Американского континента были достаточно ясно сформулированы в доктрине Монро. Некоторые современные почитатели геополитики, усматривающие ее миссию в “установлении политических целей и путей их достижения”, присоединяются к мнению К. Хаусхофера и его последователей, рассматривающих доктрину Монро “как идеальное произведение геополитики”. Доктрина Монро, выдвинутая в послании американского президента, по имени которого она названа, к конгрессу (2 декабря 1823 г.), содержала, по существу, призыв Соединенных Штатов к европейским державам к разделу между ними мира. “Американские континенты в результате свободного и независимого положения, которое они у себя установили и поддерживают отныне, не должны считаться объектами дальнейшей колонизации какими-либо европейскими державами”, — заявлял американский президент, выступая отнюдь не против колониализма вообще, но лишь против экспансии европейских государств на Американском континенте. Вместо этого Монро обещал европейским великим державам: “Мы не вмешиваемся и не будем вмешиваться в жизнь существующих колоний и владений какой-либо европейской державы”.

В период провозглашения доктрины Монро США должны были считаться с могуществом Великобритании и собственной слабостью, с недосягаемостью для них колоний и территориальных приобретений на других континентах. Кроме того, они учитывали сложившиеся для них благоприятно условия экспансии на Американском континенте, отдаленном от европейских государств, из которых, например, Франция и Испания уже настолько ослабли, что с трудом справлялись со своими владениями в Новом Свете. Соединенные Штаты до конца прошлого века были преимущественно заняты созданием колониальной империи на Американском континенте и требовали от европейских держав одного — невмешательства в дела Америки и признания за США монопольного права на владение ею. Вынужденные в то время в силу не зависевших от них обстоятельств воздерживаться от притязаний на территориальные приобретения в Европе, Азии и Африке, Соединенные Штаты рассматривали доктрину Монро как орудие “легализации” их вмешательства во внутренние дела остальных стран Американского континента. Так, уже вскоре после ее провозглашения в 1823 г. государственный секретарь США Адаме заявил представителю США в Мадриде, что географическое положение Кубы и Пуэрто-Рико “делает эти острова естественно зависимыми от Североамериканского континента, а один из них — Куба, почти видимая с наших берегов, является предметом капитальной важности для коммерческих и политических интересов нашего Союза”.

 

На протяжении всех последующих лет XIX века американская дипломатия развивала лихорадочную деятельность, направленную на отторжение Кубы, Пуэрто-Рико и Филиппин от Испании, колониями которой они в то время являлись, и их закабаление, причем устремления и чаяния населения этих территорий вообще не принимались в расчет.

 

Спикмен писал, что президент Франклин Рузвельт, ссылаясь на доктрину Монро, выказывал готовность “защищать Канаду и Гренландию”. Из этого Спикмен делал вывод, что доктрина Монро стала доктриной защиты всего Западного полушария”. Понимая, что подобное “покровительство” может и не устроить народы латиноамериканских государств, Спикмен пытается им внушить, что доктрина Монро основана на геополитике, что притязания США на владычество на всем Американском континенте обусловлены географическо-политическими факторами, что с этим поэтому необходимо смириться. “Наша державная позиция, — пишет он, — является, конечно, не подлежащей оспариванию позицией гегемонии над большей частью Нового Света. Мы гораздо сильнее, чем наши соседи на Севере и Юге. Мы полностью господствуем над Центральной Америкой, и мы в состоянии осуществлять эффективное давление на северную часть Южной Америки”. Таким образом, геополитик Спикмен попытался выдать подчинение Соединенным Штатам всего Западного полушария за фатальную необходимость, обусловленную географическим фактором. При этом полностью игнорируются все остальные факторы, в том числе и такой решающий фактор, как устремления, чаяния и интересы людей, населяющих страны Западного полушария.

 

Ряд идей Спикмена (особенно его последователя Кирка, развившего еще более детально теорию римленда) были поддержаны некоторыми европейскими геополитиками, увидевшими в его высокой стратегической оценке “береговых территорий” возможность заново вывести Европу в число тех стран, которые решают судьбы мира. Но для этого пришлось отбросить концепцию “Срединного Океана”.

Несмотря на этот теоретический ход некоторых европейских геополитиков (оставшийся, впрочем, весьма двусмысленным), Спикмен принадлежит, без всяких сомнений, к самым ярким и последовательным “атлантистам”. Более того, он, наряду с адмиралом Мэхэном, может быть назван “отцом атлантизма” и “идейным вдохновителем НАТО”.

 

Список использованных источников:

· http://uchebnik-besplatno.com/uchebnik-geopolitika/geoistoriya-makkinder.html

· www.politology.vuzlib.net/book_o135_page_15.html

· ru.wikipedia.org/wiki/Спикмен

· geopoliticsa.ru/

 


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 138 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
править] Влияние налогов на экономику| Самореференция не является особым признаком мышления

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)