Глава 13. Когда наутро Этсуми открыл глаза, голову словно разорвало на тысячу осколков

Когда наутро Этсуми открыл глаза, голову словно разорвало на тысячу осколков. Он с трудом понимал, где находится, и, только оглянувшись, понял, что лежит в одной кровати с Линденом. Его друг еще спал, раскинувшись на спине. Черная с темно-фиолетовыми прядями челка закрывала почти пол-лица. На руке, лежащей на подушке, поблескивал тонкий серебряный браслет.
«Чеееерт! Неужели я, правда, пришел к нему вчера вечером?» - про себя простонал Этсуми. Знать бы еще, что он наговорил Линдену после пяти стопок водки. Их ведь было всего пять? Этсуми поморщился – по крайней мере, помнил он только пять, но, судя по его состоянию, их было гораздо больше. Приподнявшись на локтях и в очередной раз зажмурившись от безумной головной боли, Этсуми тихо выскользнул из-под одеяла, стараясь быть бесшумным, чтобы не разбудить Линдена. Его одежды нигде не было, а спал он в одном нижнем белье. «Он убьет меня, если я возьму его третью футболку». Но у Этсуми не оставалось выбора – не разгуливать же в чем мать родила. Тем более что почему-то носить одежду Линдена для него казалось таким интимным и приятным действием, как будто сам Линден обнимал его вместо ткани. «Так, наверно, и становятся фетишистами», - подумал Этсуми. Он приоткрыл дверцу шкафа-купе, и достал с полки первую попавшуюся вещицу, которой оказалась белая в голубую полоску рубашка. Подхватив ее, он на цыпочках вышел из спальни и направился в ванную в надежде, что холодный душ поможет хоть немного придти в себя.
Ледяная вода обжигала кожу, но Этсуми терпел, как только мог. Он впервые в жизни умудрился напиться так, что утреннее похмелье было похоже на лихорадку. Но единственный вопрос, который его сейчас мучил – это что произошло после того, как он заявился к Линдену в таком виде. Почему он проснулся с ним в одной постели? Значит ли это, что Линден его простил?
Душ, казалось, облегчил его существование. Головная боль стала чуть слабее, но таблетка все же была просто необходима. Ступив на теплый кафель, он снял с сушилки полотенце и только что обратил внимание, что его голубые джинсы и футболка были аккуратно развешены на планках, чистые и сухие. Он стянул с сушилки джинсы, надел их и взятую из шкафа рубашку Линдена, которая явно была ему велика размера на два-три. Удивительно, как Линден ее носит, она ведь и ему должна быть слишком широка в плечах, а у него все вещи достаточно узкие и стильные… «Так, и чья это вообще рубашка?» - нахмурился Этсуми, чувствуя, как в груди просыпается неприятное чувство подозрительности, но он предпочел его не развивать. Застегнув мелкие пуговицы, он взглянул на себя в зеркало – вид у него был, конечно, мягко сказать, потрепанный. Волосы спутались так сильно, что он едва смог их расчесать, дергая за пряди. Лицо осунулось, кожа была слишком бледной. Этсуми предпочел вообще отойти от зеркала, чтобы не представлять себе, какими глазами посмотрит на него Линден, когда проснется.
Так, таблетки! Где они могут быть? Любые обезболивающие сейчас будут просто подарком судьбы.
Этсуми прошел на кухню и сперва замялся, прежде чем начать по очереди открывать ящики. Лазить в чужих вещах было некрасиво и стыдно, но если не унять эту головную боль, она просто сведет его с ума. Но ни в одном ящике и шкафчике лекарств не оказалось. Может быть, в гостиной?
Зайдя в большую комнату, Этсуми огляделся, думая с чего начать. Первым был комод, но там лежало все, что угодно, кроме необходимых как воздух лекарств, потом книжный шкаф и его нижние ящики, которые были забиты дисками, болванками, старыми кассетами, какими-то блокнотами и деталями фотоаппаратуры. Среди этого барахла даже отыскались два порно-журнала, которые Этсуми пренебрежительно отодвинул в самую глубину.
- Черт, да где же они?
Проходя мимо стола, на котором стоял компьютер, Этсуми задержался. Может быть, здесь? Он стал по очереди открывать нижние ящики, но их содержимое снова повторялось: диски, подписанные черным маркером, скорее всего, с фотографиями, детали фотоаппаратуры, записки, отдельные снимки, карандаши и ручки, рулоны пленки… Наконец, он добрался до самого верхнего ящика, выдвинул его и тут же замер. На самом верху каких-то папок и пачек со снимками лежали фотографии, на которых был изображен он сам рядом с белой орхидеей в оранжерее. Он помнил, как Линден фотографировал его тогда, пока юноша этого не видел. Этсуми поднял снимки и перелистнул их: всего пять штук с выставки, а остальные десять – фотоработы Этсуми, которые он делал для их мастер-классов как домашнее задание. Почему Линден хранит их тут, дома?
Этсуми положил их на стол и достал темно-синюю картонную папку, которая лежала в ящике следующей. Она была завязана сбоку атласной ленточкой. Такие папки продавались в центральном книжном – у Этсуми самого были такие. Он дернул за кончик ленты, и папка тут же слишком резко открылась, освобождаясь от тесноты, так, что все лежащие в ней снимки вылетели на пол, покрывая синий ковер. Этсуми чертыхнулся, откинул уже пустую папку и опустился на колени, чтобы подобрать фотографии, но рука его так и замерла, не успев опуститься: это были снимки с первой фотосессии, где он стоял в юкате на черном фоне и снимки с моря пару дней назад. И на них был он один, только на паре фотографий с ним рядом стояла Юмико. Ни Минако, ни Хисао, ни других европейских моделей. Только он, Этсуми.
Юноша поднял один из снимков, где держал в руках тонкий шелковый шарф, развевающийся на ветру, как и его одежда, и смотрел вдаль на морской горизонт, слегка прищурив глаза. Он даже сам еще не видел этих фотографий, и Линден не говорил ему…
- И какого черта ты роешься в моих вещах?
Этсуми резко поднял голову, от неожиданности выронив фотографию. Линден стоял над ним, оперевшись локтем на стену, в одних низких джинсах, и лицо его не предвещало ничего хорошего.
- Я… - Этсуми почувствовал себя настоящим вором, которого взяли с поличным, щеки неумолимо стали покрываться румянцем. – Прости, они просто упали… Я искал лекарства… Я не думал, что тут эти снимки…
Этсуми начал судорожно подбирать их с пола.
- Отойди отсюда, - Линден оттолкнул его руки и сам принялся аккуратно складывать фотографии стопкой. – У меня такое впечатление, что ты здесь чувствуешь себя уже полноправным хозяином.
- Нет, просто голова раскалывается, я хотел найти таблетки, - Этсуми виновато отодвинулся и сел на колени.
- Видимо, ты начал их искать еще со шкафа с одеждой? – язвительно заметил Линден, глядя на рубашку, в которой был Этсуми. – Лекарства не нашел, но рубашечка понравилась. Это уже похоже на клептоманию.
- Извини, я… Не нашел свою одежду сначала. А потом начал искать таблетки, голова просто разрывается, - оправдывался Этсуми.
- Правильно, нефига было надираться вчера до состояния нестояния! – Линден пригрозил ему пальцем, он не кричал, но вид у него был сварливый, будто папочка отчитывал своего сынка. – Я с тобой полчаса провел в туалете, пока ты не мог оторваться от унитаза, потом еле дотащил до душа так, что сам весь мокрый был.
Слыша это, Этсуми покраснел еще больше.
- И кто только продает алкоголь несовершеннолетним? Нашел бы, высказал все, что думаю… - Линден продолжал бережливо собирать фотографии, изредка поднимая на Этсуми сердитый взгляд. – И то, что у тебя голова раскалывается – это даже хорошо. В следующий раз подумаешь, прежде чем так напиваться.
Этсуми сидел на полу, сгорая от стыда. Да, видимо, вчера он здорово подпортил свою репутацию. «В жизни больше к водке не притронусь» - пообещал он себе.
- А самое удивительное, что ведь, если тебя цитировать, есть вещи, которые меня не касаются. Но почему-то пришел ты, еле держась на ногах, именно ко мне, - продолжал ворчать Линден, поднимая с пола последние снимки. – Да еще и ночью так пихался руками и ногами, что у меня, наверно, синяки будут по всему телу. И, возвращаясь к обыску моей квартиры, надеюсь, ты хоть в нижнем белье не рылся?
Линден положил в стопку последнюю фотографию, встал на ноги и аккуратно сложил их в папку, убирая ее на место.
- Я даже не знаю, где оно лежит, - насупившись, ответил Этсуми, повесив голову.
- Ну, это, видимо, до следующего раза, когда ты снова окажешься здесь один.
Линден задвинул ящик стола и подошел к небольшой тумбочке, на которой стоял цветок наподобие папоротника. Он достал оттуда какую-то коробочку и ушел на кухню, потом вернулся со стаканом воды, которая шипела в стакане от растворяющейся в ней таблетки аспирина, и протянул его Этсуми.
- На, пей, хулиган малолетний.
Этсуми взял у него стакан и залпом опустошил его, слегка поморщившись от неприятного лекарственного вкуса.
- Мне, между прочим, через месяц уже исполнится двадцать один, - пробубнил он в ответ.
- Заранее поздравляю, - Линден сложил руки на груди и закатил глаза. – Ну, что, так и будешь сидеть тут на полу? Пошли завтракать. И тебе нужен крепкий черный кофе.
Этсуми поднял на него виноватые глаза, опираясь рукой об пол, встал на ноги и пошел вслед за Линденом на кухню.
Он сидел на стуле, понурив голову, и наблюдал за тем, как Линден готовил завтрак. Аспирин подействовал, и голова уже болела гораздо меньше. Этсуми бессознательно перебирал пуговицы на рубашке, а потом посмотрел на ее длинные рукава и слегка нахмурился.
- Это твоя рубашка? – спросил он, стараясь придать своему голосу беспечность.
Линден, не поворачиваясь к нему, наливал в кружки кофе.
- Нет, не моя.
Этсуми насторожился, а рубашка вдруг сразу потеряла для него всю привлекательность и чувство комфорта.
- А чья?
- Кофе готов, - Линден поставил перед ним кружку. – Пей, он тоже действует отрезвляюще.
- Чья это рубашка? – не видя кружки, повторил Этсуми, чувствуя, как начинают в нем закипать странные эмоции, похожие на тревогу.
- Да что ты пристал к этой несчастной рубашке? – Линден сел напротив и поставил перед ними хлопья и молоко. – Не нравится? Тогда снимай.
Поначалу еще слабые эмоции тревоги, вдруг вспыхнули в Этсуми ярким пламенем, и теперь он отчетливо понимал, что это была самая что ни на есть открытая ревность.
- Нет, не нравится! – он вскочил со стула, быстро расстегивая пуговицы, которые почему-то отказывались подчиняться дрожащим пальцам. Так и не справившись с последними застежками, он просто стянул рубашку через голову и бросил на стоящий между ним и Линденом стул.
- С ума сошел? – Линден удивленно замер с бутербродом в руке, не сводя с юноши глаз. – Или на тебя так похмелье действует?
- Придурок! – выругался Этсуми, не сдерживаясь. – Напился я, между прочим, из-за тебя! Потому что никак не мог решиться попросить у тебя прощения. А теперь вот и думаю, за что я собрался извиняться, когда в твоем шкафу лежат рубашки чужих мужиков!
Линден от неожиданности приоткрыл рот, бутерброд в руке чуть накренился набок.
- Там еще вчера этой рубашки не было! Значит, в то время как я чуть не умирал от чувства вины за то, что наговорил тебе, ты тут с кем-то развлекался?!
Этсуми еще сильнее взбесился, когда губы Линдена вдруг изогнулись в улыбке, а потом молодой человек еще и начал тихо смеяться, опустив, наконец, несчастный бутерброд на тарелку.
- Тебе смешно? – Этсуми сжал руки в кулаки. – Ах, тебе смешно?! Извращенец! Дурак!
Линден смотрел на него смеющимися глазами, и от этого было еще обиднее.
Схватив брошенную рубашку, Этсуми хотел было разорвать ее в клочья, но Линден вскочил и остановил его, удержав за запястья.
- Этсу, ты точно чокнутый, - все еще смеясь, сказал молодой человек.
- Пусти, идиот! – Этсуми тщетно пытался вырвать запястья из его пальцев, пока Линден, очевидно, потеряв терпение, не поймал его в кольцо рук и не прижал вплотную к дверце холодильника. – Сказал же, пусти! Говорил, что у тебя парней не было, а стоило со мной попробовать, начал водить к себе домой всяких мужиков, да?! Дурак, да пус…
Этсуми не смог договорить, потому что Линден еще сильнее прижал его, поставив колено между ног, и поймав рукой его лицо, закрыл ему рот поцелуем. Язык друга скользнул внутрь, и Этсуми почувствовал, как весь его наступательный порыв мгновенно пропадает, сменяясь слабостью и безволием. Он безропотно позволял Линдену целовать себя, прижимать голой спиной к холодильнику, и ничего не мог с собой поделать. Он называл себя тряпкой, ругал, но тут же поддавался на очередное прикосновение губ Линдена к его собственным. По телу поплыла накрывающая с головой волна тепла.
Когда Линден отстранился, он все еще улыбался, в глазах по-прежнему плясали смешинки.
- Отлично. Теперь я знаю, как успокаивать разъяренного тигра и превращать его в послушного котенка, - Линден протянул руку и вытер с губ Этсуми влагу после поцелуя. – И верни уже рубашку моего брата. Не думаю, что он будет счастлив, узнав, что ее порвали на куски.
У Этсуми вытянулось лицо.
- Брата?!
- Да, моего брата, вообще-то он тут жил, - Линден вытянул у него из рук рубашку и усмехнулся. – Кошмар просто, какой ты ревнивый! Мало того, что выпивоха, клептоман, фетишист, нарушитель общественного порядка, так еще и глаза готов выцарапать, когда ревнуешь.
Щеки Этсуми залились румянцем. Он чувствовал себя настолько глупо, что готов был провалиться сквозь землю. Но еще хватило сил, чтобы тихо проворчать, насупившись:
- Я не ревную, дурак.
- Ага, как же! - Линден перекинул рубашку через свое плечо, а потом поставил руку сбоку от головы Этсуми, наклонившись чуть ближе. – А вот по поводу твоего чувства вины и извинений, о чем ты так порывисто говорил пару минут назад, мы поговорим с тобой отдельно. После завтрака. Так что ешь, пей кофе, приходи в себя после вчерашних приключений, и выйдем в парк подышать воздухом.
Линден отошел от него на пару шагов, но потом обернулся, скользнув взглядом по обнаженному торсу юноши, снял с плеча рубашку брата и протянул ему.
- И оденься. Думаю, братик будет не против, если ты ее аккуратно поносишь.

Этсуми стоял на пороге спальни Линдена, прислонившись головой к дверному косяку, и наблюдал, как молодой человек застилал постель. Удивительно, что Линден даже не накричал на него, не выгнал после вчерашнего. Поэтому Этсуми все же не выдержал и задал вопрос первым:
- Ты не злишься на меня?
- Одевайся и пошли на улицу, - спокойно ответил Линден, закончив с кроватью и доставая из шкафа футболку, чтобы одеться.
- Линден! – Этсуми отчаянно хотел услышать ответ прямо сейчас.
- Я же сказал, поговорим там.
- Тогда… мы можем поехать в другое место?
- Какое?
- Мне нужно обязательно туда заехать сегодня.
- Какое место-то?
- На кладбище, - тихо ответил Этсуми. – К маме, у нее годовщина смерти.
Линден серьезно взглянул на юношу, одернул футболку.
- Может, тебе лучше съездить туда одному?
- Нет, пожалуйста, я хочу поехать туда с тобой. И я расскажу тебе, все, что захочешь. То, что никому никогда не рассказывал. Только там, пожалуйста, Лин…
- Тогда поедем на машине, - после небольшой паузы ответил молодой человек и прошел мимо Этсуми в коридор.

Они шли по аллее мимо старых и новых надгробий, усеявших всю территорию кладбища. Ветер слегка шумел в кронах деревьях, но это были единственные звуки, которые нарушали умиротворенную тишину. Этсуми всегда нравилось это место – здесь можно было спрятаться от всего окружающего мира, затеряться среди старинных склепов и одиноких печальных ангелов, распростерших свои крылья на фоне синего неба. Эту тропинку к могиле матери Этсуми знал до каждого камушка на дороге, до каждого имени на плите, стоящей по соседству. Он приходил сюда каждое воскресенье, сидел на скамейке рядом с холмиком земли и статуей хрупкого ангела со скрипкой в руке, и мысленно разговаривал с душой мамы. Он никогда особо не верил в Бога, но точно знал, что ее душа жива. Иногда ему даже казалось, что она отвечает своему сыну шепотом сухой листвы, уносимой ветром вдоль тропинок, пением птиц в кустах рододендронов или далекими отголосками колокольного звона в костеле у самых ворот кладбища.
И он впервые пришел сюда не один, а с кем-то. Может, потому что слишком доверял Линдену. Может, чтобы показать матери человека, в которого так сильно влюбился, который стал для него воздухом, светом. Возможно, потому что только здесь он мог признаться Линдену в том, что прежде слышал только Тоби и больше никто. Этсуми все равно не был до конца уверен, что поступает правильно, собираясь посвятить молодого человека в те ужасные события своей жизни, которые до сих пор саднящими ранами покрывали сердце. Ведь еще вчера он старался спрятать от Линдена правду, как только мог. Больше всего его пугали возможные последствия: вдруг Линден не поверит, или просто сочтет его сумасшедшим, бросит, оставит одного…
Непроизвольно Этсуми протянул руку и обвил пальцами запястье молодого человека, идущего рядом. Линден немного удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал, просто скользнул пальцами по его ладони и взял его руку в свою. Сердце Этсуми гулко застучало о ребра, когда он осознал, что они идут по тропинке, держась за руки. Будь они где-то на улице по дороге, например, в кино, то Этсуми бы сиял от радости. Но сейчас вместе с волнением от ощущения тепла ладони Линдена, он чувствовал еще и не дающую покоя тревогу.
Повернув за раскидистое дерево, стоящее на их пути, Этсуми остановился перед могилой с тем самым печальным ангелом. Рука, до этого державшая прижатые к груди белые розы, опустилась.
- Тут? – коротко спросил Линден.
- Да, - Этсуми посмотрел на керамическую черно-белую фотографию, врезанную в надгробную плиту. – Правда, она была красивая?
Линден проследил его взгляд: на портрете была изображена женщина лет сорока, с прямыми черными волосами, аккуратным восточным профилем и правильными чертами лица. Сходство с Этсуми сразу же бросалось в глаза. Он весь пошел в мать, по крайней мере, внешностью.
- Очень красивая, - искренне согласился Линден. – Ты на нее похож.
- Правда? – Этсуми слегка улыбнулся.
Линден кивнул головой и вернул ему улыбку.
- А это, твой отец? – он показал на фотографию мужчины, врезанную в плиту рядом.
- Да, это папа. Но я его почти не помню. Когда он умер, мне было всего шесть.
Этсуми отпустил руку Линдена, присел на одно колено и положил на могилу охапку белых роз. «Я люблю тебя, мамочка. Так люблю…» Привычная тяжесть в сердце появилась сразу после этих мыслей. Так было всегда, это стало своеобразной традицией. Поднявшись на ноги, Этсуми взглянул на стоящего чуть позади Линдена и показал ему на резную деревянную скамейку.
- Давай посидим?
Они сидели молча еще минут десять, пока Этсуми продолжал смотреть на фотографии родителей, словно мысленно разговаривая с ними. А Линден старался не мешать ему, закурив сигарету и впитывая в себя тишину и спокойствие этого места.
Этсуми первым заговорил с ним, повернувшись лицом и попросив сигарету. Линден чиркнул зажигалкой, прикурив ему, и откинулся на спинку скамьи, наблюдая, как его друг выдыхает серый дым тонкой струйкой сквозь приоткрытые губы.
- Ты в порядке? – уточнил Линден.
- Да, все хорошо, - Этсуми кивнул. – Спасибо, что согласился поехать со мной.
- Не за что.
- Линден? – позвал его юноша. – Я, правда, вчера был в таком ужасном состоянии?
- Даже хуже, чем ты можешь себе представить, - усмехнулся Линден. – Ты отключился еще на лестничной клетке, так что мне пришлось нести тебя на руках в квартиру.
Этсуми опустил глаза, глядя на тлеющий кончик сигареты.
- Почему ты впустил меня? Почему заботился обо мне? Разве ты не обиделся на то, что я тебе наговорил?
Линден пожал плечами, глядя перед собой и размышляя над ответом.
- Обиделся, причем очень сильно, - признался он. – Но это не значит, что я оставил бы тебя в таком состоянии.
- То есть ты это сделал из-за чувства жалости?
- Ты хочешь понять, какие мотивы мной двигали? Это глупо, Этсу. Я сделал то, что сделал – вот тебе и ответ.
- А те фотографии… - Этсуми убрал за ухо прядь волос. – Почему у тебя там лежали мои фотографии?
- Этот же вопрос я могу задать тебе, - приподнял одну бровь Линден. – Ты, помнится, мои снимки вообще в сумке носил.
- Ты смотрел их?
- Кого? Фотографии?
- Угу.
- Конечно, смотрел. Я же фотограф, - Линден снова затянулся сигаретой, не желая признаваться в том, что действительно провел вчера весь вечер, любуясь фотографиями мальчишки.
- И только?
- А еще я человек, черт возьми, - не выдержал Линден. – Ну, что ты меня пытаешь? Да, я смотрел твои фотографии. Что в этом такого? Мне они нравятся. Вообще-то, я думаю, это нормально, учитывая наши с тобой отношения…
Линден замер, осознав, что только что сказал. Отношения? Черт, он, правда, сказал это вслух?
Этсуми поднял на него голову: казалось, он был удивлен не меньше.
- Отношения? – переспросил он, в карих глазах плескалась растерянность. – Наши с тобой отношения?
- А как ты это еще называешь? – нахохлился Линден. – Это ты мне в любви каждый день признаешься, разве нет?
- Признаюсь, - согласился Этсу. – Но ты никогда не называл это «отношениями». Я думал, ты все еще несерьезно относишься ко мне…
- Да уж, так несерьезно, что вчера побежал, сломя голову, к Винсу, думая, что тебя отчитывают за то, что не ночевал дома.
Этих слов было достаточно для того, чтобы Этсуми окончательно решил, что готов рассказать Линдену все, что угодно. Превозмогая неловкость, он аккуратно накрыл пальцы Линдена на колене своими.
- Лин, обещай мне кое-что.
Молодой человек повернулся к нему и внимательно посмотрел в глаза.
- Что?
- То, что я скажу тебе, останется только между нами. Ты никогда не сделаешь ничего, чтобы отчим или Винс узнали о том, что я тебе рассказал. Обещаешь?
Молодой человек слегка нахмурился, а потом накрыл правой ладонью пальцы Этсуми.
- Мне уже не нравится это условие.
- Только Тоби знает об этом. Я никогда никому не рассказывал. Поэтому прошу тебя, обещай, Линден, - Этсуми с надеждой посмотрел на него и облегченно выдохнул, когда Линден, наконец, кивнул.
- Хорошо, обещаю. Тогда можно я задам тебе вопрос первым?
Этсуми придвинулся к нему ближе, поджав под себя одну ногу, и кивнул.
- Когда я пришел вчера, ты держался за щеку. Что произошло?
Линден откровенно боялся услышать ответ, но это лучше, чем быть в полном непонимании происходящего. Тонкие пальцы юноши между его ладоней слегка напряглись, когда он начал говорить.
- Винс дал мне пощечину.
- Что?! – Линден предполагал это, но одно дело предполагать, а совсем другое – когда тебе об этом говорят. – Он тебя ударил?!
- Наверно, я сам виноват. Надо было себя сдерживать.
- Почему он это сделал?
- Ему не нравится слышать правду, как и его отцу.
- О чем вы разговаривали? Ведь про успеваемость – это была полная чушь.
- Он разозлился, когда я отказался ответить ему, где был в среду и четверг. Он каким-то образом узнал, что я отсутствовал в университете. Винс стал говорить всякие гадости, и меня это разозлило. Потом он меня ударил.
- Господи, Этсу… Что надо было сказать, чтобы твой собственный брат тебя ударил?
- Он мне не брат, - резко отрезал Этсуми. – Они мне никто. И меня никем считают. Они терпят меня только из-за денег, иначе бы уже давно выбросили как щенка.
- Но Этсу...
Юноша помотал головой, тем самым попросив Линдена дать ему договорить.
- Вчера я поехал домой, потому что отчим сказал. Его не было дома, он уехал по делам к моменту моего прихода. И попросил Винса оставить мне бумаги, с которыми я должен был ознакомиться. Через полторы недели мы едем к юристу, чтобы их подписать.
- Что за документы? – Линден заметил, как слегка поежился Этсуми от порыва ветра и тут же притянул его к себе за плечо, пытаясь согреть.
- О передаче всего состояния и имущества отчиму и Винсу после моего полного совершеннолетия.
- Что значит…? – Линден даже не сразу понял, что юноша имеет в виду. – Передача всего состояния?
- Да. Пока мне не исполнился двадцать один год, они являются моими опекунами и имеют право распоряжаться финансами и имуществом по их усмотрению. Но после моего полного совершеннолетия все должно перейти ко мне согласно маминому завещанию.
- Но зачем тебе отдавать все в их руки?
- Потому что им нужны эти деньги. Они пойдут по головам ради денег. Речь идет не о тысяче крон, Линден. Речь идет о миллионах.
- Но почему бы вам просто не жить мирно всем вместе? Если речь идет о таких деньгах, то на всех должно хватить.
- Я никогда не прощу их, никогда не смогу жить с ними мирно. Они… Они сделали это… - Этсуми кивнул в сторону надгробной плиты, рядом с которой они сидели, и Линден даже не сразу понял, о чем идет речь.
- Что ты имеешь в виду? – переспросил молодой человек, хотя у него уже затаилось нехорошее предчувствие, что ответ ему не понравится.
- Они виноваты в ее смерти, - Этсуми на секунду зажмурился, а потом уткнулся лбом в плечо Линдена. – На самом деле, я тоже сейчас должен был быть там, с мамой…
- Что ты такое говоришь? – голос Линдена сел.
- Мы ехали с ней вместе в тот день, помнишь, я говорил тебе?
- Да, но…
- Мы ехали к юристу. Мама забрала меня с факультативных занятий. Я всегда ездил с ней на переднем сиденье, но в тот день она попросила меня сесть сзади. Будто предчувствовала. Мы даже поругались немного по этому поводу, но я все же пересел. По дороге она начала спрашивать меня про учебу, а потом, когда я спросил, куда мы едем, просто ответила «Нам нужно перезаписать завещание. Все оказалось не так просто, мой милый Этсу. Я узнала, что вышла замуж совершенно не за того человека, в котором надеялась увидеть для тебя нового отца и доброго мужа для себя. Тебе нужно уехать в Японию, я договорилась с токийским колледжем. Если что-то случится со мной…» - Этсуми замолчал, еще плотнее вжимаясь в Линдена. – Она не успела договорить. Машина влетела в стену с таким грохотом, что я закрыл уши. Искореженный кусок металла. Лобовое стекло вдребезги. Кровавые потеки повсюду. У мамы горлом шла кровь. Последнее, что она сказала, было «Это они, Этсу. Робин и его сын. Мой маленький Этсу…». Я не мог даже помочь ей, потому что края железа впились в кожу у ребер, и малейшее движение приносило такую жуткую боль, что я кричал. Думал, что сорву себе связки, но я все же дернулся к маме… Но она уже была мертва…
Линден с ужасом представлял себе эту картину. Тогда Этсуми было семнадцать, через пару дней у него должен был быть день рождения. Не ребенок, но и не достаточно взрослый, чтобы легко пережить такой кошмар. Он не сразу почувствовал, как плечи юноши, которые обнимал, стали дрожать, а хлопковая ткань футболки, к которой Этсуми когда-то успел прижаться лицом, стала мокрой и прилипала к груди Линдена. Он отодвинул с лица юноши спустившиеся пряди волос и посмотрел на свою руку, которая теперь была влажной и теплой.
- Этсу… - тихо позвал он, приподнимая его лицо и стирая дорожки слез с бледных щек.
Линден совершенно растерялся, он не знал, что делать, что сказать. С одной стороны – плачущий Этсуми, которого как-то надо успокоить, но как? С другой стороны, ужасающий рассказ о том, что его друг, которого он так давно знал, может быть причастен к подобному и во что он никак не хотел верить.
- Этсу, тише, - он провел ладонью по темным густым волосам и прижался губами к его макушке.
Нет, этот мальчишка просто не мог ему врать, не мог напридумывать все это. Линден отказывался от подобных предположений. Он взглянул на портрет матери Этсуми на могиле, словно безмолвная фотография могла дать какой-то ответ.
- Ты не веришь мне, да? – сбивчиво шептал Этсуми как в бреду, не отрываясь от его плеча. – Не веришь… Бросишь… Оставишь, да? Я не выдержу… Не смогу без тебя… Прости, Линден…
Линден понял, что у юноши уже полуистерическое состояние и надо как-то приводить его в себя.
- Глупый, куда ты от меня денешься? И кто сказал, что я не верю?
Он поднял его лицо двумя ладонями, заглянул на дно глаз и сам судорожно сглотнул, увидев какое количество боли и отчаяния было в этом взгляде. Линден нежно коснулся губами его щеки, чувствуя во рту солоноватый вкус слез, поцеловал в скулу, в уголок рта. Он должен помочь Этсу, должен разделить с ним эту боль, должен сделать хоть что-то, чтобы юноша успокоился. Линден снова прикоснулся губами к его подбородку, к нижней губе, пока не поцеловал окончательно. Это не был тот поцелуй, которыми они обычно обменивались, Линден просто касался губами губ Этсуми, тихо целовал их и шептал какие-то успокаивающие, казавшиеся глупыми, слова. Но постепенно Этсу начал успокаиваться, слезы перестали течь по щекам, руки обхватили Линдена за талию и он просто расслабился в объятиях молодого человека, прикрыв глаза.
- Ты поэтому не хотел говорить мне вчера? Потому что пришлось бы сказать слишком много? – тихо спросил Линден, перебирая в руках его волосы.
- Да, - ответил Этсуми все еще надорванным голосом. – И слишком больно…
- Но ты уверен, что они причастны к ее смерти?
- Мама сама мне сказала об этом. Ее слышал только я. Когда я сообщил об этом полиции, следователь сказал, что, скорее всего, я не так понял, находясь в состоянии шока. Но я все правильно понял, Линден. Мама боялась, что они что-то могут сделать с ней и со мной. Поэтому в тот день мы поехали переписывать завещание, и поэтому она хотела отправить меня в Японию. Но не успела. Мы должны были умереть вместе. Они что-то сделали с тормозами машины.
- А полиция?
- Дело быстро закрыли, сказав, что это несчастный случай, и у машины просто были неисправны тормоза. Но мама ездила на ней два года! С тормозами все было в порядке, она очень хорошо водила.
- И Робин с Винсом взяли тебя домой?
- Да. Видимо, они понимали, что если со мной опять что-то случится, то все подозрения точно падут на них. Особенно после того, что я рассказал следователю. Им выгодно было держать меня при себе все эти годы. А теперь остался месяц до моего дня рождения. И надеюсь, я никогда их больше не увижу. Никогда!
- Но почему ты должен подписывать те бумаги о передаче наследства? Разве все не принадлежит тебе по праву?
- Они не отстанут от меня, превратят мою жизнь в ад. Или просто избавятся. Теперь у них достаточно денег, чтобы подкупить кого угодно. Сейчас им от меня нужны только подписанные бумаги.
- Значит, поэтому ты стал жить в общежитии при университете. И поэтому сам пошел работать, чтобы быть независимым и самостоятельным. И поэтому так их ненавидишь… - Линден понизил голос, глядя куда-то в пространство перед собой.
На его руку, лежащую на шее Этсуми, упала капля, потом еще одна. Он даже не сразу обратил на них внимания, думая, что это слезы юноши, но небо быстро затянулось тучами и вскоре эти капли превратились в проливной дождь.
Их спасала только широкая крона дерева, под которым они сидели. Плотные широкие листья липы, словно шатер, накрыли их головы, пряча от дождя.
- Я сам поступил в университет, сдал все экзамены. За хорошую учебу мне платят стипендию. Конечно, они выделяли мне деньги на карманные расходы, но в основном я отказывался. Пошел работать, а когда нужно было платить за твои мастер-классы, стал работать не три, а пять дней в неделю. Летом, на каникулах, устроюсь куда-нибудь на всю неделю, чтобы накопить денег.
- А Винс все время говорил мне, что ты избалованный, - усмехнулся Линден. – Хотя ты ведь уже столько сам добился в жизни.
- Ничего я в ней не добился, - Этсуми втянул носом воздух. – Если бы добился, то сделал бы так, чтобы Робин и Винс поплатились за то, что сделали.
- Тогда, может не стоит идти у них на поводу и подписывать бумаги? Ведь ты же отдаешь им то, к чему они так рвутся, но что им не принадлежит.
- Все гораздо сложнее, Лин, - Этсуми отстранился и, подтянув колени к груди, уткнулся в них лицом. – Знаешь, я ведь не лучше их.
- О чем ты говоришь? – Линден потянулся за сигаретой. – Ты же не совершал преступление, не убивал никого!
Сухой смешок юноши заставил Линдена насторожиться.
- Этсу? – он слегка потрогал его за плечо.
- Если я не подпишу эти бумаги, меня завтра же заберут в полицию.
- За что? – нахмурился Линден. – Этсу, расскажи мне.
Этсуми глубоко вздохнул и сжал кулаки. Дождь стучал по листьям монотонным стуком, и так же монотонно билось в груди сердце. Внутри была такая опустошенность, будто все его внутренности выпотрошили и он превратился в одну оболочку. Капли дождя стекали по лицу и рукам ангела на могиле, по его распростертым за спиной крыльям, которых когда-то касались пальцы Этсуми. Он плакал вместе с ним.
- Я чуть не убил отчима, - Этсуми ожидал, что из глаз потекут слезы, но на удивление, они были совершенно сухими. Он не смотрел на Линдена, потому что боялся увидеть его реакцию на свои слова. Поэтому просто продолжал говорить, четко, сухо, холодно. – В день похорон мамы я чуть не задушил его. Собственными руками. Он хрипел и задыхался, когда я сжимал пальцы на его шее, но мне не повезло: я слишком громко кричал. Винс услышал, вбежал и оттащил меня от него. Если бы он не успел, я убил бы Робина, и ни капли об этом не сожалел. Смерть за смерть – так всегда было у самураев.
Этсуми усмехнулся этому сравнению.
- Они зарегистрировали следы моих пальцев на его шее, врач подписал все медицинские бумаги. Но Робин сделал мне «одолжение», как сам назвал это, с тем условием, что не будет писать заявление в полицию о попытке убийства, если я заткнусь и не буду влезать во все финансовые дела, а к двадцати одному году просто соглашусь передать им состояние. Им есть чем мне угрожать – доказательствами, которых, в отличие от них, у меня нет.
Этсуми поднял глаза на Линдена: тот сидел с совершенно отстраненным видом, смотрел в землю и молчал. Лоб был слегка нахмурен, губы сжаты в тонкую линию. Страх поймал Этсуми в свои сети: неужели все так должно было закончиться? Теперь Линден считает его убийцей. Хотя, на самом деле, ведь так оно и есть… Но юноша не мог осуждать друга за то, что он теперь испытывал к Этсуми отвращение. Наверно, так бы поступил каждый…
- Ты был в состоянии аффекта, - голос Линдена немного сел, когда он, наконец, заговорил.
- Не знаю, - выдохнул Этсуми. – Аффект или не аффект – теперь не имеет значения. Я хотел это сделать тогда. И если бы все повторилось, я бы уже никому не дал меня остановить.
Линден посмотрел на темные пряди волос, обрамляющие скулы Этсуми, на тонкий красивый профиль. Сколько же пережил этот мальчик? Еще утром он называл его малолетним, но теперь Линдену казалось, что он сам младше Этсу. Наверно, говорить о том, что ты пытался убить человека, признаваться в содеянном было самым сложным. И Линден до сих пор поражался тому, насколько нужно было доверять чужому человеку, чтобы рассказать об этом. Выходит, Этсуми доверял Линдену беспредельно, безраздумно, безгранично. Значит ли это, что его признания в любви – это не просто банальные слова, сказанные ради романтики? Черт возьми, они знакомы всего чуть больше месяца, а Этсуми рассказывает ему о себе такое!
Линден откинул с лица челку и на мгновение прикрыл глаза: как бы он поступил на месте семнадцатилетнего мальчишки, у которого отняли единственного родного человека? Ответ всплыл тут же: он бы не колебался ни долю секунды. Сейчас из его родных остался только Кевин. И если Кевину бы грозила опасность, Линден не раздумывал бы о моральных и нравственных принципах. Но с Этсуми все было сложнее – его до сих пор не оставили в покое, его измучили, выпотрошили, надломили как хрупкий стебель. И он совершенно один. Некому вступиться, не к кому обратиться за помощью и поддержкой. Нет, это не была жалость, скорее сочувствие и что-то еще, что Линден никак не мог определить. Ему хотелось его защитить, успокоить, огородить от всего окружающего мира.
Так и не достав сигарету, он сел вполоборота к Этсуми и вдруг порывисто притянул его к себе.
- Этсу…
Юноша настолько не ожидал такого действия со стороны Линдена, что инстинктивно отдернулся назад.
- Что ты… - у Этсуми сел голос. – Линден…
- Мне до сих пор сложно представить, что Винс и его отец могли сотворить такое. Не знаю почему, но я тебе верю, Этсу. И у меня теперь только одно желание: придти к Винсу и Робину и сказать все, что я о них думаю.
- Нет! – Этсуми поднял на него встревоженный взгляд. – Ты обещал, Линден!
- Но нельзя оставлять это так! Эти деньги и все имущество по закону твои. Они не имеют на них никакого права! Должен же быть какой-то выход…
- Если я не сделаю, как они скажут, меня посадят. Ты знаешь, что со мной там сделают, в тюрьме? Я готов заплатить эти деньги, только чтобы они оставили меня в покое. Надеюсь, мама меня простит…
- Конечно, простит, - Линден провел ладонью по его волосам. – Господи, до чего же люди стали жестоки…
- Ты, правда, мне веришь? – тихо спросил Этсуми, комкая в руках толстовку Линдена.
- Верю.
- Спасибо тебе, - Этсуми зажмурился. – Я так боялся, что ты меня возненавидишь… Я был почти уверен, что ты уйдешь.
- Глупый, - слегка улыбнулся Линден и стряхнул с макушки Этсуми пару капель все еще идущего дождя. Если бы не дерево, они промокли бы насквозь. – Обещаю тебе, я больше никому не позволю тебя обидеть.
Линден коснулся губами щеки юноши, и тот сразу же обвил руками его шею.
- Я так люблю тебя, Линден… Я не знаю, что со мной. Я никогда не чувствовал подобного. Если бы ты ушел после всего, что я рассказал, я бы просто умер…
- Не говори такие вещи. Я рядом и помогу тебе.
Линден провел ладонью по черным прямым волосам Этсуми. Как приятно было держать этого мальчика в своих объятиях. Ощущение их тесной близости было настолько интимным, хрупким, сокровенным, что пьянило и дурманило разум. На мгновение Линдену показалось, что они прижались друг к другу так тесно, что сердце стало одним на двоих, оно билось в унисон между ними, одно напополам.
- Как зовут твою маму? – спросил Линден.
- Манами, - ответил Этсуми.
Линден повернулся к могиле и взглянул на черно-белую фотографию женщины.
- Я обещаю вам, Манами. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш сын был счастлив.
Глаза Этсуми расширились от удивления, а потом растерянное выражение лица сменилось такой нежной улыбкой, которую Линден у него еще ни разу не видел. В уголках карих глаз, в которых отражалась зелень листвы, показалась влага.
- Эй, ты сегодня решил выплакать весь запас воды в организме? – ласково усмехнулся Линден, а потом нарочно поддразнил его. – Какой же ты все-таки еще мелкий…
- Я младше тебя всего на четыре года! – насупился Этсуми, к удовольствию Линдена отреагировав на эту провокацию.
- А плачешь, как двенадцатилетняя девчонка.
- Тебе же нравятся девчонки… – фыркнул Этсуми, чуть поморщив нос.
- Но не двенадцатилетние, я пока еще не страдаю педофилией. Да и последнее время я уже сам не знаю, кто мне нравится.
- То есть как?
- Ну, не нравятся мне парни. Ничего не могу поделать с этим.
Этсуми настороженно уставился на него.
- Хочешь сказать, что я…
- Хочу сказать, что мне нравится только один парень, - загадочно улыбнулся Линден, ткнув указательным пальцем в грудь Этсуми. – Так что этому еще не придумали определение.
- Однолюб?
- Не умничай, - усмехнулся Линден. – О, смотри! Дождь прекратился.
Солнце уже вышло из-за набежавших туч и освещало надгробия, играя бликами на гранитных плитах.
- Кстати, этот ангел… Он кажется мне знакомым, - Линден показал рукой на могилу матери Этсуми.
- Он был на тех фотографиях, которые я приносил на мастер-классы. Тебе нравится?
- Красивый. От него веет какой-то хрупкостью и легкостью.
- Он и есть хрупкий, потому что материал недолговечный. Еще пару лет и его нужно будет переделывать.
- Откуда ты знаешь? – Линден обернулся на Этсуми.
- Я делал его вместе с мастером.
- Что?! Сам?
- Ну, да. У меня был один знакомый, который подрабатывал тем, что лепил статуи для кладбищ. Он вообще был помешан на всей этой тематике смерти, ходил во всем черном… Я попросил его помочь мне, и он согласился. Ты же хотел увидеть мои работы…
- Это просто потрясающе! – Линден восхищенно смотрел на ангела, поражаясь, как мальчишка мог сам создать такую красоту, даже если ему кто-то и помогал. – Расскажи мне о том, как ты ее делал.
Этсуми, тут же заметно приободрившись и распрямив спину, начал вспоминать о том, как они засели на несколько дней в мастерской два года назад со своим знакомым. Вдаваясь в мельчайшие подробности и детали о материалах и различных тонкостях лепки, юноша настолько вдохновился своим рассказом, что время полетело незаметно. Линден сидел напротив него, подперев рукой голову, и улыбался.
- Сколько времени? – спросил Этсуми, когда солнце уже стало греть слабее, а они все еще сидели и разговаривали обо всем на свете.
Линден посмотрел на часы.
- Восьмой час.
- Черт, надо идти. А то ворота закроют.
- Хорошо, тогда идем.
Этсуми встал со скамейки, застегивая на молнию куртку. Линден поднялся следом и в последний раз взглянул на могилу матери его друга. Рядом с ней стоял старый, слегка выцветший венок из сосновых ветвей и завядших цветов. На одной из его веток на ветру развевался маленький обрывок газетной бумаги, непонятно как взявшийся здесь. Линден даже не сразу обратил на него внимание, а потом этот обрывок оторвался от венка сильным порывом ветра и упал к ногам Линдена. На нем были напечатаны только два слова, видимо, заголовок какой-то статьи.
«Защити его».
Сердце Линдена пропустило удар. Это просто совпадение или…? Он никогда не верил в какую-то там мистику и знаки, но сейчас внутри зародилось сомнение. Он еще раз посмотрел на фотографию женщины, убрал за ухо прядь волос и незаметно кивнул, словно в знак молчаливого согласия.

Они зашли в кафе перекусить, заказали на двоих пасту, чай и десерт. Линден был настолько голоден, что съел все буквально минут за пятнадцать, а Этсуми все еще дожевывал яблочный пирог, болтая под столом ногой и время от времени улыбаясь.
- Во сколько ты завтра заканчиваешь учебу? – спросил Линден, прикуривая после еды сигарету.
- В три, а что? – Этсуми загадочно покрутил чайной ложкой в воздухе.
- Ничего, просто уточнил, - пожал плечами молодой человек. – Послушай, я думаю, тебе стоит поговорить с менеджером ресторана, где ты работаешь, и договориться о трех днях в неделю. Ты можешь приходить на мастер-классы бесплатно.
- Не стоит, Линден. Я хочу быть со всеми на равных.
- Ты уже не на равных со всеми, не находишь? – изогнул бровь Линден. – Так мы могли бы видеться на неделе чаще.
- Ты, правда, этого хочешь? – Этсуми счастливо улыбнулся.
- Хочу, - признался молодой человек. – Ведь ты же работаешь сверхурочно только из-за того, чтобы оплачивать мои занятия.
- Хорошо, я поговорю, - кивнул Этсуми.
- Отлично. Тогда сейчас доедим, и я отвезу тебя в общежитие.
- В общежитие? – Этсуми опустил ложку. – А можно мне остаться сегодня у тебя?
- Нет, - помотал головой Линден. – Тебе завтра на учебу. Мне на работу. Да и сегодняшняя ночь была достаточно сложной.
Этсуми принял обиженный вид и начал прикусывать губы.
- Не валяй дурака, - засмеялся Линден. – Ну, что за ребячество? Считай это наказанием за твое вчерашнее поведение. Больше никакого алкоголя в неумеренных количествах.
Этсуми ничего не ответил, просто показал ему язык и продолжил и дальше делать независимое выражение лица.
После ужина они довольно быстро доехали до университета. Линден остановил машину сразу за черными высокими воротами.
- Ну, пора прощаться.
Этсуми повернул к нему голову и медленно кивнул.
- Спасибо, что выслушал меня сегодня.
Линден усмехнулся.
- Не будь так официален, ладно?
- Тогда… - Этсуми вдруг подался вперед и, скользнув ладонью по щеке Линдена, прижался губами к его губам. Влажный проворный язычок слегка коснулся его верхней губы и тут же исчез за улыбкой.
- Созвонимся! – шепнул Этсуми и довольный выскочил из машины.
Захлопнув за собой в дверь, он наклонился и помахал рукой Линдену через стекло, прежде чем убежать в сторону общежития.

Дата добавления: 2015-10-16