Фотографии? — спросила Донна.

Я сам сделаю их, прежде чем вы начнете накладывать швы. Донна поджала губы.

Против этого вы, надеюсь, не возражаете? — обратилась она к Мэгги.

Девушка замерла на краю кушетки, напряженная и настороженная, как косуля в лесной чаще.

А что будет, если я скажу «нет»?

Уймись!» — приказал себе Калеб. Ее только что тыкали всякими блестящими железками, вертели и давили на психику. Он пожал плечами.

Тогда мне придется отказаться от фотографий, а у тебя появится замечательный шрам на лбу.

Шрамы — признак силы. Способности к выживанию.

Она не могла говорить серьезно. А может, и могла, кто ее знает. Перед его мысленным взором чередой прошли воспоминания. Она не вздрогнула и не отшатнулась при виде пурпурной паутины шрамов и изуродованной кожи у него на ноге.

— По большей части шрамы свидетельствуют о том, что тебя застали врасплох не в то время и не в том месте, — сказал он. — Так что позволь уж доктору сделать свое дело, и если ты будешь себя хорошо вести, она, быть может, наложит тебе лейкопластырь Чудо-Женщины.[9]

Мэгги подозрительно прищурилась.

Чудо-Женщина, значит?

Калеб улыбнулся.

Хочешь быть Губкой Бобом?[10] Не возражаю. Но это мое последнее предложение.

Донна презрительно фыркнула.

Если вам двоим надоело играть во врача и пациента, позвольте мне закончить, и она может отправляться на все четыре стороны.

Верно. Спасибо, — поблагодарил Калеб.

Мэгги плотнее запахнула на груди больничный халатик.

На все четыре стороны — это куда?

Он очнулся на полу в пустой комнате перед погасшим огнем.

От каминной решетки наплывал тяжелый запах пепла, оседавший у него на языке. В висках пульсировала боль, а в голове стучали кузнечные молоты. Тело терзала тупая боль, как будто его избивали долго и сильно. Кости стонали, а внутренности, легкие, печень и селезенку выворачивало наизнанку, как если бы нечто чужеродное и холодное теснило их, стремясь занять освободившееся место.

Очень похоже на жуткое похмелье.

Он помнил, как сидел и смотрел в огонь, потягивая виски «Лафроэйг» пятнадцатилетней выдержки. Небо и язык наслаждались сладким дымным послевкусием, чудесный напиток согревал желудок и ласково обжигал горло. В нескольких футах от него на ковре валялся пустой стакан.

Должно быть, он выпил намного больше, чем полагал.

Оттолкнувшись от пола руками, он с трудом встал на колени. Перед глазами затанцевали разноцветные яркие мушки. Желудок подступил к горлу. Он, опустив голову, стол на четвереньках, жадно и глубоко дыша. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Немного придя в себя, он подполз к стакану. Не стоит оставлять его на полу. Нельзя, чтобы кто-нибудь его увидел. Он потянулся к стакану трясущейся рукой. И недоуменно уставился, не веря своим глазам, на темное пятно на манжете рубашки. Слишком темное для виски и слишком жирное для сажи…

Кровь?

Дата добавления: 2015-10-16