Муки рождения

В марте 1987-го мы наконец приблизились к пониманию того, какой должна быть тактика разработки и проведения экономической реформы.

Был учтен горький опыт прежних попыток, в особенности «косыгин-ской реформы». Предпринятая во второй половине 60-х годов, она была для своего времени достаточно смелой, прежде всего в плане расширения самостоятельности предприятий и товарно-денежных отношений между ними. Хорошо помню, какое оживление она вызвала в обществе, какие породила надежды, оказав положительное влияние на развитие экономики в восьмой пятилетке, пожалуй, наиболее успешной в послевоенные годы.

Реформа тех лет была по преимуществу технократической, не получила должного политического обоснования, больше того — выпала из контекста общественного развития: ведь оно тогда шло не в сторону демократизации, а к «завинчиванию гаек», особенно после подавления «пражской весны».

Немаловажную роль, по моим наблюдениям, сыграло и то, что Брежнев, стоявшая за ним партократия оказались как бы в стороне от разработки и осуществления реформы, ревностно следили за действиями главы правительства, не очень радовались его достижениям и не очень печалились неудачами, а порой и вставляли палки в колеса. Можно было не сомневаться, что с такого же рода противодействием и даже открытым саботажем придется столкнуться и нам.

Все равно начинать приходилось с Пленума, надо было провести через эту верховную инстанцию власти пакет принципиальных установок. Было решено разослать его участникам тезисные материалы для предварительных раздумий. Подготовкой тезисов и доклада занялась рабочая группа, в которую вошли кроме меня Рыжков, Слюньков, Яковлев, Медведев, ряд ученых и специалистов (Аганбегян, Абалкин, Анчишкин, Петраков, Ситарян, Можин). Привлекались Г.Х.Попов и В.С.Павлов. Все принципиальные вопросы обсуждались с моим участием, иногда вместе со мной в Волынское, где делалась «черновая работа», приезжал Рыжков. Кроме того, в отделах ЦК и правительстве готовились проекты постановлений, направлявшиеся на апробацию в республики. Одновременно разрабатывался Закон о предприятии, призванный закрепить демократические принципы управления. Он мыслился в качестве «несущей конструкции» новой хозяйственной системы. Опубликовав его перед Пленумом для всенародного обсуждения, мы получили мощную поддержку трудовых коллективов, которые стали соавторами экономической реформы и ее демократической опорой.

Ну и, наконец, была проведена серия совещаний с первыми секретарями партийных организаций, директорами предприятий, рабочими, специалистами, учеными, чтобы основательнее подготовить общественность к восприятию реформы.

Рассказывая обо всем этом, не могу удержаться от реплики по адресу тех, кто утверждает, что реформы у нас проводились скоропалительно, не были достаточно продуманы, навязывались обществу. Чепуха! Они в полном смысле слова явились результатом коллективных усилий реформаторов, науки, общества. Противилась только наиболее твердолобая часть аппарата. И темпы их реализации выбирались не по произволу, их диктовала мера общественной готовности к переменам.

Могу сказать без преувеличения, что в течение нескольких месяцев подготовка Пленума держала руководство страны в постоянно нараставшем напряжении. На этот период выпало немало крупных событий внутреннего и международного порядка. Прошли очередные съезды профсоюзов и комсомола, в работе которых я, естественно, принимал участие. Состоялись мои поездки в Латвию, Эстонию и Казахстан, визиты в Чехословакию, Румынию, ГДР. А чего стоит скандальная история полета Руста и его приземления на Красной площади, вынудившая заменить министра обороны, снять с должностей других ответственных за это военачальников, уделить много внимания проблемам безопасности, которую мы по традиции привыкли считать безупречной.

И все же и по усилиям, которые пришлось затратить, и по драматизму это несопоставимо с процессом подготовки июньского Пленума ЦК. События разворачивались действительно по законам драмы: завязка, развитие нескольких линий, подспудные течения и открытые схватки героев, кульминация, развязка. Все участники были и авторами, и исполнителями. Разногласия и противоречия то были укрыты от глаз публики, то выходили на поверхность, становясь своего рода сенсациями.

Если раньше основные дискуссии развертывались между приверженцами реформ и сторонниками волевых решений, то теперь разделительная линия пролегла по вопросу о том, насколько глубоко реформировать экономическую систему. Главное противодействие нашим замыслам оказывалось руководящими структурами министерств и ведомств, в первую очередь общеэкономических — Госплана, Госснаба, Минфина, аппарата правительства. Потом оно сомкнулось с позицией партбюрократии. Открыто против реформы никто выступать не осмеливался, все были «за», но предлагались половинчатые, двусмысленные решения, оставлявшие многочисленные лазейки, а то и прямую возможность отката к прошлому.

К сожалению, на этом этапе у меня возникли столкновения по ряду вопросов с Рыжковым. Я видел, что он испытывает сильнейшее давление мощного слоя своих вчерашних коллег по директорскому корпусу. Ему постоянно подбрасывали коварную мысль: от правительства-де требуют эффективного руководства народным хозяйством и тут же лишают реальных рычагов управления, демонтируя плановую систему. Николай Иванович иногда проявлял колебания, непоследовательность. К этому следует добавить его негативную, во многом оправданную, но чрезмерно болезненную реакцию на попытки Секретариата, отделов ЦК, в особенности Лигачева, вмешиваться в функции правительства.

Я старался удержать Рыжкова на реформаторских позициях, и, думаю, в общем это удавалось. Но, как говорят, шила в мешке не утаишь. Именно в это время в общественном мнении стали постепенно возникать представления о главе правительства как приверженце консервативных взглядов.

Первое столкновение мнений произошло уже на стартовом совещании по подготовке тезисов и доклада 3 апреля. Это был неторопливый и неформальный, абсолютно раскованный обмен мнениями, продолжавшийся примерно четыре часа.

Не скажу, что мысли Рыжкова диссонировали с общим настроением. Но некоторые мотивы настораживали. Уж очень он нажимал на то, что нельзя «выходить за рамки социализма». (На это, помню, я отреагировал так: «Реформу будем проводить в рамках социализма, но не в тех, которые сковали общество, погасили инициативу и заинтересованность людей».) Сетовал, что Воронин теряет нити управления материально-техническим снабжением.

Разговор заметно обострился, когда дело коснулось объемных показателей в легкой промышленности. Ей определили план в 75 миллиардов рублей, а договоров с торговлей она заключила на 72 миллиарда. По мнению Госплана и правительства, надо нажимать на легковиков, чтобы в план заложить нужную для хозяйства и бюджета сумму. Но возникал вопрос: зачем же закладывать в план 3 миллиарда рублей, на которые торговля не предъявляет спроса?

Весь апрель и начало мая были заполнены работой над тезисами. Я регулярно вел дискуссии с членами рабочей группы, стараясь не выпускать из поля зрения мельчайшие детали, имеющие отношение к делу, практически каждый день бывал в Волынском или приглашал товарищей к себе. Читали раздел за разделом, спорили, искали нужную тональность, точные формулировки. Первоначальный вариант отличался излишней задиристостью и запальчивостью. Это было понятной реакцией на настроения Госплана и других экономических ведомств. Но тезисы для членов ЦК, заметил я, должны брать солидностью, убедительностью, а не эмоциями и публицистикой. Доклад же — отличаться доходчивостью, его ведь будет читать вся страна.

Работа над тезисами была закончена 9 мая, и этот сорокастранич-ный документ разослан членам Политбюро.

В тезисах впервые была нарисована картина надвигающегося на страну экономического кризиса (само слово «кризис» еще не употреблялось), сформулированы основные направления перестройки управления экономикой и создания надежно действующего противозатратного механизма.

В то время мы подчеркивали, что перестройка мыслится в рамках социалистического строя, но в самом понимании социализма происходили глубокие перемены, ставился вопрос, насколько соответствуют этому понятию многие черты модели, сложившейся у нас в основном в 30-е годы. Резкой критике были подвергнуты этатизация общественной собственности, недооценка кооперативных и индивидуальных форм трудовой деятельности, отождествление планомерности с централизмом, ущемление демократических форм управления и самоуправления.

В тезисах дано развернутое обоснование новой модели хозяйственного предприятия (объединения) как «социалистического товаропроизводителя», ведущего хозяйство вполне самостоятельно. Коренным образом менялась «философия» планирования: из директивного, распорядительного оно постепенно должно было стать рекомендательным, прогностическим. Узловым моментом реформы назывался переход к новым принципам ценообразования, по сути дела, сочетающим рыночные механизмы с государственным регулированием. В развернутом виде излагались основные направления перестройки органов экономического управления.

До таких проблем, как мелочный контроль партийных органов за хозяйственной деятельностью предприятий, в тот период еще не добрались. В свое время Косыгин попросил передать в правительство отделы, созданные в ЦК КПСС для курирования практически всех отраслей народного хозяйства. Брежнев и его окружение восприняли это как попытку лишить партийное руководство рычагов управления, оставить его с одной идеологией. И реакция была прямо противоположной: соответствующие отделы и сектора стали расти еще быстрее. Поэтому в тезисах лишь в общей форме говорилось, что парткомы не должны вмешиваться в оперативно-хозяйственную деятельность предприятий, им следует сосредоточить усилия на развитии демократических основ управления.

Разослав тезисы по Политбюро, я на несколько дней съездил на Байконур, где познакомился с работами по созданию и запуску системы «Буран» мощнейшей ракетой-носителем. Еще раз убедился в огромных возможностях нашей науки и техники, в том, какие перспективы могут перед нами открыться, если подкрепить их сильной экономикой.

14 мая состоялось развернутое обсуждение тезисов на заседании Политбюро. Неожиданностей не произошло, не было недостатка в высоких и даже восторженных оценках. Рыжков, Лигачев, Талызин, Воротников и другие выступали в роли рецензентов и критиков. Впрочем, поскольку автором документа считался генсек, критика носила сдержанный характер и даже несогласие по принципиальным вопросам подавалось как частные замечания.

Лигачев, не углубляясь в вопросы экономической реформы, вдруг пустился в поучения о том, что перестройку не следует сводить к демократизации — это лишь ее рычаг, а цель — укрепление социализма. Высказался за смягчение критических оценок прошлого.

Ельцин отметил глубину и новизну документа, высказался за усиление раздела о партийной работе. Он ведь руководил столичной парторганизацией, а, как известно, «у кого что болит, тот о том и говорит».

Подводя итоги дискуссии, я акцентировал на том, что важен перелом в отношении реформы со стороны партии.

— Движение началось, но есть и сопротивление. Многие действуют вяло, кое-кто опаздывает. Еще раз убедила в этом поездка в Казахстан. Не забуду голоса из толпы: «Когда же наконец перестройка дойдет и до нас?»

От наших усилий зависит, быть ли перестройке ползучей, поверхностной или коренной, революционной. Поспешность, кавалерийский наскок не нужны, но нельзя и медлить, выжидать. Мы обязательно должны войти в 13-ю пятилетку с новым механизмом.

Дата добавления: 2015-09-05