Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 14. Шалфей, стоя на цыпочках и почти уткнувшись носом в стекло

 

Шалфей, стоя на цыпочках и почти уткнувшись носом в стекло, гляделся в зеркало над комодом. Он разглядывал свои новые глаза, которые его, кажется, совершенно зачаровали. А меня, кажется, совершенно зачаровал он. Каждый раз, как он попадался мне на глаза, я прилипала к нему взглядом. Просто не могла справиться с собой. Кожа у него была такая нежно‑желтая, словно его выкупали в солнечном свете. Он весь был точеный, как статуэтка: от ступней – вот так, когда привстал на носочки, – через икры и бедра, через округлость ягодиц, гладкую спину, разлет плеч и до самых кончиков сложенных за спиной крыльев.

Широкая желтая полоса с ярко‑синим напылением и пятнами оранжевого и красного сияла яснее, чем когда‑либо. Черные жилки, каркас для нежно‑желтой материи крыльев, казались широкими и четкими, как миниатюрные дороги; наверное, я могла бы пройти по ним и оказаться где‑то в другом месте. В волшебном месте, где ко мне на зов слетятся крылатые любовники и нет никаких забот. И трона. И убийц.

Я нахмурилась и закрыла глаза руками, чтобы не видеть блистательного зрелища: Шалфея у зеркала. Не так уж мне хочется попасть в то место... Хотя, конечно, здесь я кривлю душой. Разве не самая моя заветная мечта – жить так, чтобы в мою постель стремились потому, что я желанна, любима или хотя бы просто нравлюсь, а не потому, что я наследница трона и дочь Эссуса? Настоящий гламор, настоящие чары питаются вашими же чаяниями и желаниями. Чем они интимнее, чем больше скрыты – тем труднее устоять.

В холодной тьме под закрытыми веками я сосредоточилась на ритме дыхания. Когда Шалфей не маячил перед глазами, было полегче. Я смогла начать думать о чем‑то еще, кроме секса, который у нас только что был и которого мне хотелось еще, хотелось трогать крылья, узнать, могут ли широкие черные жилки и вправду проложить дорожку к самым заветным мечтам...

Стоп, Мередит! Не туда. Я попыталась не думать совсем, а только считать вдохи и выдохи. Я глубоко вдыхала и медленно выдыхала. Когда пульс поуспокоился, я бросила считать частые глубокие вдохи и перешла к обычному счету. Досчитав до шестидесяти, я медленно отвела руки.

Взгляд уперся в живот – рельефный до неправдоподобия. Я знала, чей это живот. Я глянула вверх и обнаружила грудь, а потом и лицо Риса.

– Как ты себя чувствуешь, Мерри?

Я качнула головой.

– Не знаю, – прошептала я, словно боялась заговорить вслух. До этого момента я и не понимала, что напугана. Но чего я боюсь?

Я почувствовала движение кровати и только потом сообразила, что у меня за спиной Никка. Он уже не казался обжигающе‑горячим, зато будто хранил тепло самой земли. Тепло, которое остается в жирной коричневой почве и хранит семена и защищает от долгой зимы маленьких зверушек. Когда руки молодого стража легли мне на плечи, мне показалось, что меня завернули в самое теплое и мягкое одеяло в мире. Так тепло, так уютно и спокойно, что кажется – можно свернуться калачиком и заснуть на полгода, а потом встать свежим и новым, и земля тоже словно родится заново. Магия самой весны была в этих ладонях.

Что‑то, наверное, отразилось у меня на лице, хотя был ли это страх, желание или еще что‑то – одна Богиня знает, потому что я точно не знала. Рис опять спросил:

– Что с тобой, Мерри?

– Позови Дойла, – прошептала я. Только это мне и удалось сказать, прежде чем Никка развернул меня к себе и поцеловал в сгиб шеи. И я утонула в благоухании свежевспаханной земли и густом аромате весенней зелени. Его губы пахли весенним дождем. Мои руки скользнули на его плечи и наткнулись на крылья – от чего я открыла глаза и прервала поцелуй, чтобы взглянуть за плечи Никки на их новый облик.

Когда крылья были лишь рисунком на спине Никки, детали различались с трудом. Сейчас же их ширь и яркие краски двумя куполами возвышались над плечами стража. Основной тон был бледно‑бежевый, как светлая львиная шкура, а кончики верхних крыльев будто окунули в темно‑розовую и красновато‑лиловую краску. По краю крыльев шли фестоны из темных лиловых линий, перемежающихся с белыми и фиолетовыми, отороченные сбоку красновато‑коричневым, словно на загар легла прядь темно‑рыжих волос. Эта волнистая радужная полоса – лиловый, белый, фиолетовый и красно‑коричневый – на нижних крыльях дублировалась, и бежевый фон по бокам от нее был золотистого оттенка. На верхних крыльях красовался "глазок" крупнее моей ладони, зеленовато‑синий в центре, окаймленный черным, желтым (почти совпадавшим по тону с общим светлым фоном) и ярко‑голубым кругами, и над этим ярким "глазом" лежал красно‑фиолетовый штрих, словно задранная в удивлении бровь. Второй "глазок" – на нижних крыльях – был больше моей головы, походил на сияющее голубовато‑зеленое озерко, и каждое кольцо красок в нем было обведено черной линией, словно нарочно подчеркивавшей цвета. Светло‑желтое кольцо вокруг искрящегося голубовато‑зеленого центра, потом мерцающая синяя линия и надо всем – изогнутая полоса красновато‑лилового. Внешнее черное кольцо у больших "глазков" было крупнее, и этот густой черный бархат, окружавший великолепие красок, омывался розово‑оранжевым морем. Зубчатая цветная полоса обтекала край нижних крыльев, как и на верхних: лиловый, белый, фиолетовый и красно‑коричневый цвета соседствовали с ярко‑розовым и оранжевым и уходили вместе в длинные изогнутые "хвосты", так что эти дополнительные украшения крыльев казались темными из‑за густоты цветных линий.

Нижняя поверхность крыльев была словно приглушенная копия верхней, и только "глазки" сияли насквозь с той же ослепительной яркостью. Густые каштановые волоски словно шелковистым мехом прикрывали основания крыльев, так что не разглядеть было, где они отходят от спины Никки.

Никка целовал меня в щеку, но я не могла оторвать глаз от его крыльев. Когда он добрался до подбородка, а я так и не взглянула на него, он слегка куснул меня в шею. Я ахнула, но в лицо ему так и не посмотрела. Он выбрал местечко ниже на шее и укусил посильнее. Достаточно сильно, чтобы я зажмурилась, а когда я открыла глаза, передо мной было его лицо.

Лицо было то же, что и прежде, это был Никка, но все же совсем другой. В нем появилась какая‑то одержимость, в глазах, на лице, на губах я читала вопрос. Я видела жажду в карих глазах. Пульс бешено забился. Меня напугало желание на лице стража. Не желание даже, потребность.

Он низко рыкнул.

– Я хочу впиться в тебя зубами. Я хочу кормиться тобой! – Он схватил меня за руки, сжал их до синяков, в глазах вспыхнул страх. – Что это со мной? Во что я превращаюсь?!

– Ты голоден? – Я слышала, как задаю вопрос, но не помнила, как он пришел мне в голову. Пульс замедлился, я была совершенно спокойна, умиротворена.

Никка мотнул головой.

– Нет, ни есть, ни пить я не хочу. – Он встряхнул меня, потом вроде опомнился. Я видела, как он пытается разжать хватку у меня на руках, но он так и не отпустил меня. – Я хочу тебя, Мерри, тебя.

– Хочешь секса?

– Да... Нет... – Он нахмурился, а потом завопил от отчаяния: – Я не знаю, чего я хочу!

Он ошарашенно на меня посмотрел:

– Я хочу тебя, но так, словно ты и пища, и питье, и любовница.

Я кивнула и положила руки ему на локти. Даже там кожа у него была мягкая. Была ли она такой нежной до того, как у него выросли крылья? Я не могла припомнить. Я вообще не могла припомнить Никку без крыльев. Словно он стал настоящим, только когда крылья вырвались у него из спины.

– Она – Богиня, – проговорил Дойл от порога. – Любой из нас жаждет прикосновения божества.

В глубине своего неестественного спокойствия я точно знала, что он прав.

– Я могу превратить его в то, чем желает его видеть Богиня. Сейчас, этой ночью.

– Но она – Богиня, а ты – смертная, и тебе нужно больше сна, чем ей, – возразил Дойл, скользя в комнату, словно обрывок самой тьмы. Он подошел к дальнему краю постели и после секундного колебания нагнулся. Он так и остался на коленях у кровати, но давление на меня, о котором я прежде и не подозревала, ослабело. Я смогла дышать, и пульс вернулся к бешеному ритму. Страх возник опять с выплеском адреналина, от которого у меня голова пошла кругом, но тут же исчез – так же быстро, как появился. Никка растерянно моргал.

– Что это было, вот сейчас? Что это было? – Он выпустил мои руки и осторожно попятился по постели, стараясь не повредить крылья.

Дойл не двинулся с места.

– Похоже, чаша обладает собственной волей.

– О чем ты? – спросила я.

– Она не завернута и лежит на боку.

Я перебралась на другую сторону и увидела, что он вытащил чашу из‑под кровати, потянув за край шелковой наволочки, на которой она по‑прежнему лежала, хоть уже и развернутая.

– Я ее завернула, Дойл. Даже если б она упала случайно, она не могла так аккуратненько развернуться, да еще и шелк разгладить.

Дойл посмотрел на меня, стоя на колене и держа уголок шелка двумя пальцами.

– Я уже сказал, Мерри, чаша имеет свою волю, но будь я на твоем месте, я убрал бы ее подальше от постели. Или ты будешь очень весело проводить каждую ночь, когда кто‑то из нас будет с тобой.

Я вздрогнула:

– Да в чем дело, Дойл?

– Богиня решила вновь заняться нашими делами, насколько я понял.

– Расшифруй, пожалуйста.

Он посмотрел мне в глаза:

– Чаша вернулась, и в день ее возвращения милость ее пролилась на нас снова. Кромм Круах опять среди нас, как и Конхенн. Те из нас, что были богами, вернулись к прежней славе, и те, что богами не были, приобретают силы, о которых им и не мечталось.

– Богиня использует Мерри как посланника, – предположил Рис, но нахмурился и качнул головой: – Нет, скорее Мерри напоминает живую версию чаши. Она наполняется благодатью и проливает ее на нас.

– Я не имею отношения к тому, что сила вернулась к тебе, – буркнула я, положив руки на бедра.

Рис улыбнулся:

– Может, и так.

– Ты был в той комнате, – припомнил Дойл.

Я посмотрела на него и встряхнула головой:

– Нет, Дойл, с Мэви и Холодом совсем не то произошло, что с Рисом.

Дойл поднялся и провел руками по незастегнутым джинсам, словно пытался стереть с пальцев какое‑то ощущение. Какое? Силы, магии, прикосновения шелка? Я едва не задала вопрос, но Шалфей меня перебил:

– Посмотри на мои глаза, Дойл, посмотри – вот что сделала наша прелестная Мерри!

Шалфей обежал кровать, чтобы дать Дойлу полюбоваться своими глазами.

– Рис мне сказал, что твои глаза теперь трехцветны. Крылья Шалфея чуть обвисли, словно от разочарования, что его сюрприз подпортили.

– Я теперь сидхе, Мрак, что ты на это скажешь?

Губы Дойла чуть искривила усмешка, какой я у него еще не видела. У кого‑нибудь другого я бы эту усмешку назвала жестокой.

– А ты не пробовал еще уменьшаться?

– А что такого? – насторожился Шалфей.

Дойл пожал плечами, улыбка стала заметней.

– Ты пробовал сменить форму с тех пор, как изменились твои глаза? Просто ответь.

Шалфей замер, стоя между мной и Дойлом, и я увидела, как затрепетали его крылья, словно цветок на сильном ветру. Он вздрогнул еще раз и еще, а потом запрокинул голову и завыл. Без слов, без надежды – отчаянный, щемящий плач.

Я будто приросла к месту, пока не затихли последние отзвуки этого крика.

– Что случилось?! – Я потянулась к его плечу поверх крыла. Он отпрыгнул.

– Не тронь меня! – Он попятился к двери. За его спиной возник Холод, и Шалфей отпрянул и от него. Кажется, мы все его пугали.

– Что случилось? – снова спросила я.

– Для крылатых быть сидхе имеет свою цену, – бросил Дойл со злорадной ноткой. Я уже догадывалась, что у них вышла какая‑то грызня, но я и не представляла, насколько она была злобной. В жизни не видела, чтобы Дойл опускался до подколок.

Шалфей ткнул пальцем в сидящего на кровати Никку:

– Он о крыльях не знает ничегошеньки! Он никогда не плыл над весенним лугом, не знал, как чист и медвян бывает ветер! – Он стукнул кулаком в голую грудь. – Но я знаю! Знаю!

– Я не понимаю, – сказала я. – Что такого страшного для Шалфея в том, что он стал сидхе?

– Ты украла у меня крылья, Мерри, – ответил он, и на лице появилось выражение такой невыносимой утраты, что я потянулась к нему. Мне надо было его обнять. Прикоснуться к нему. Попытаться стереть это выражение из его глаз.

Он выставил мне навстречу бледную желтую ладонь.

– Нет, довольно, Мерри. С меня на сегодня сидхе довольно.

Рис откашлялся, и Шалфей опять испуганно вскинулся – и обнаружил, что Рис стоит почти вплотную к нему, пройдя к зеркалу через всю комнату. Шалфей загнанно огляделся, словно ища выход из ловушки, в которую мы его поймали. Холод и правда перегораживал единственный выход, но Шалфей не был в ловушке. Во всяком случае, в том, что я называла ловушкой.

Шалфей опять указал на Никку:

– Знаешь, как мы звали бы его, если бы он с такими крыльями родился?

Все вокруг попытались состроить непроницаемые лица, хотя получилось в результате что угодно от сарказма до высокомерия. Рис сказал наконец:

– Я сдаюсь. Как вы звали бы Никку, если бы он родился с крыльями?

– Проклятым! – выплюнул Шалфей, словно слова грязнее в мире не было.

– Почему проклятым? – не могла понять я.

– У него есть крылья, а летать он не может! Он слишком тяжел, чтобы крылья ночного мотылька могли поднять его в воздух. – Шалфей стукнул себя по груди: – Как и я теперь слишком тяжел для моих.

– Что тут у вас?.. – спросил с порога Гален, протирая глаза. Его спальня была отсюда самой дальней.

Никто из нас не успел сказать ни слова, как Шалфей промаршировал к нему, протиснувшись мимо Холода.

– Глянь, глянь, во что меня превратили!

Гален вытаращился на Шалфея:

– Что... Твои глаза!

Шалфей оттолкнул его с пути, прошипев напоследок через крылатое плечо:

– Злые, злые сидхе!

И ушел.

 


Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 59 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Глава 6 | Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12 |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 13| Глава 15

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)