Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ОПРЕДЕЛЕНИЯ. Следовательно, существует три постоянно возникающих вопроса: Чем право отличается от

Читайте также:
  1. Анкета для определения психотипа
  2. АНКЕТА ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ТИПА КОНСТИТУЦИИ
  3. Анкета для определения типа тела по Аюрведе
  4. Анкета для определения типа человека
  5. Аппаратурные способы определения степени подвижности зубов
  6. Астрономические методы определения скорости света.
  7. АЮРВЕДИЧЕСКАЯ АНКЕТА ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ МЕНТАЛЬНО‑ТЕЛЕСНОГО ТИПА

Следовательно, существует три постоянно возникающих вопроса: Чем право отличается от приказов, подкрепленных угрозами, и как оно свя­зано с ними? Чем правовая обязанность отличается от моральной и как связана с ней? Что такое правила и в какой степени право есть дело пра­вил (affair of rules)? Основной целью большинства размышлений о «при­роде» права было — развеять сомнения и затруднения по этим трем во­просам. Ныне можно видеть, почему эти размышления предпринима­лись обычно как поиск определения права, а также почему, по крайней мере известные формы определений, сделали так мало для разрешения насущных трудностей и сомнений. Определение, как предполагает это слово, — это, в первую очередь, вопрос проведения границ или различе­ния между одним типом вещей и другим, что язык фиксирует отдельным словом. Необходимость в таком проведении границ ощущается только теми, кто в совершенстве использует в повседневной речи обсуждаемое

1 J. D. March, "Sociological Jurisprudence Revisited", 8 Stanford Law Review (1956), p. 518.

2 Grag, loc. cit.



Глава первая


НАСУЩНЫЕ ВОПРОСЫ



 


слово, но не может установить или объяснить различия, которые, как они чувствуют, отделяют один тип вещей от другого. Все мы иногда по­падаем в такое положение. В полной мере это относится к человеку, ко­торый говорит: «Я могу опознать слона, когда вижу его, но не могу дать ему определения». Та же самая ситуация была выражена знаменитыми словами св. Августина1 о понятии времени. «Что тогда есть время? Если никто не спрашивает меня, я знаю; если же я пытаюсь объяснить это, когда меня спрашивают, — я не знаю». Таким же образом, даже опытные юристы ощущают, что хотя они знают право, существует масса всего в праве и в его отношениях к другим вещам, чего они не могут объяснить и не вполне понимают. Подобно человеку, который может из одной точ­ки знакомого города попасть в другую, но не может объяснить или пока­зать другим, как сделать это, тем, кто настаивает на определении, нужна карта, ясно показывающая отношения, которые, как они смутно чувст­вуют, существуют между законом, который они знают, и другими веща­ми.

Иногда в таких случаях определение слова может предоставить по­добную карту: в одно и то же время оно может эксплицировать скрытый принцип, который руководит нами в использовании слова, и может об­нажить отношения между тем типом феноменов, к которым мы приме­няем слово, и другими феноменами. Иногда говорится, что определение «просто словесное» или «просто о словах» («merely verbal» or «just about words»); но более всего может вводить в заблуждение, когда определяется выражение, постоянно используемое. Даже определение треугольника как «трехсторонней прямолинейной фигуры» или определение слона как «четвероногого, отличающегося от других тем, что оно имеет толстую кожу, клыки и хобот», скромно указывает нам на стандартное использо­вание слов и на вещи, к которым эти слова применяются. Определение такого известного типа делает сразу две вещи. Оно одновременно пре­доставляет код, или формулу, переводящую слово в другие, хорошо по­нимаемые термины, и выделяет для нас тип вещей, для обозначения ко­торых используется это слово, указывая на те черты, которые оно, в об­щем, разделяет с широким семейством вещей, и на те, которые выделяют его среди других, принадлежащих к тому же семейству. Ища и находя такие определения, мы «смотрим не просто на слова... но также и на те реалии, для разговора о которых мы используем слова. Мы используем обостренное знание слов для того, чтобы заострить наше восприятие явлений».

1 Исповедь, XIV. 17.

2 J.L. Austin, "A Plea for Excuses", Proceedings of Aristotelian Society, vol. 57 (1956-1957),
p. 8.


Эта форма определения (per genus etdifferentiam), которую мы видим в простом случае треугольника или слона, является простейшей и наибо­лее удовлетворительной для некоторых, поскольку дает нам форму слов, которой можно всегда заменить определяемое слово. Но определение не всегда можно дать, а если можно — то оно не всегда проясняет дело. Его успех зависит от условий, которые не всегда выполняются. Главное из них заключается в том, что должно быть более широкое семейство ве­щей, или род, характер которых нам ясен, и внутри которого определение выделяет то, что оно определяет; ибо ясно, что определение, которое го­ворит нам, что нечто является членом семейства, не может помочь нам, если у нас есть лишь смутное ли запутанное представление о характере семейства. Именно это требование в случае права делает эту форму опре­деления бесполезной, ибо здесь нет известной, хорошо понимаемой об­щей категории, членом которой является закон. Наиболее очевидный кандидат, на использование таким образом в определении закона, — это общее семейство правил поведения; но, понятие правила, как мы уже ви­дели, вызывает столько же затруднений, сколько и понятие самого зако­на, так что определения закона, которые начинают с того, что называют законы видами правил, обычно нисколько не продвигают наше понима­ние закона. Для этого требуется нечто более фундаментальное, нежели эта форма определения, которая успешно используется для выделения некоторого особого, подчиненного типа внутри некоторого известного, хорошо понимаемого общего типа вещей [7].

Существуют, однако, и другие существенные препятствия, мешаю­щие эффективно использовать эту простую форму определения в случае права. Предположение, что общее выражение может быть определено этим путем, покоится на негласном допущении, что все примеры того, что надлежит определить как «треугольники» и «слоны», имеют общие характеристики, которые обозначаются определяемым выражением. Ко­нечно, даже на относительно элементарном этапе существование погра­ничных случаев бросается в глаза, и это демонстрирует, что допущение, согласно которому несколько примеров общего термина должны иметь общие характеристики, может быть догматическим. Очень часто обы­денное или даже техническое использование термина совершенно «от­крыто» в том, что оно не запрещает распространения термина на случаи, когда присутствуют лишь некоторые из обычно сопутствующих призна­ков. Это, как мы уже видели, истинно для международного права и опре­деленных форм примитивного права, так что всегда можно правдопо­добно аргументировать за и против такого расширения терминов. Что более важно — это что отдельно от таких пограничных случаев некото­рые примеры общего понятия часто связаны друг с другом путями, со­вершенно отличными от постулируемых простой формой определения.



Глава первая


НАСУЩНЫЕ ВОПРОСЫ



 


Они могут быть связаны по аналогии, когда мы говорим о «ноге» («foot») человека и о «подножии» («foot») горы. Они могут быть связаны различ­ными отношениями с центральным элементом. Такой унифицирующий принцип виден в применении слова «здоровый» не только к человеку, но и к его комплекции и к его утренним упражнениям; при этом второе — это знак, а третье — причина его первой центральной характеристики. Или снова — и здесь, возможно, мы имеем принцип, схожий с тем, кото­рый унифицирует различные типы правил, которые составляют право­вую систему, — несколько примеров могут быть различными состав­ляющими некоторой сложной деятельности. Использование прилага­тельного «железнодорожный» не по отношению к поезду, но также к путям, станции, носильщику и к товариществу с ограниченной ответст­венностью, управляется этим типом унифицирующего принципа [8].

Конечно, существует много других типов определений, помимо очень простой традиционной формы, которую мы обсудили, но, по-видимому, ясно, когда мы вспоминаем характер трех основных проблем, которые мы указали как лежащие в основании постоянно возникающего вопроса «Что есть право?», что ничто, достаточно четкое для того, чтобы быть признанным как определение, не могло бы дать удовлетворитель­ного ответа на него. Лежащие в основании проблемы слишком отличны друг от друга и слишком фундаментальны, чтобы их можно было разре­шить таким образом. История попыток дать четкие определения показа­ла это. Несмотря на это, инстинкт, который часто подводил эти три во­проса вместе под один или искал определение, не был ошибочен; ибо, как мы покажем по ходу книги, имеется возможность изолировать и охарак­теризовать центральный набор элементов, которые формируют общую часть ответа на все три вопроса. Что это за элементы и почему они за­служивают того, чтобы им было отведено важное место в этой книге, лучше всего станет ясно, если мы сначала рассмотрим подробно недос­татки теории, которая так сильно повлияла на английскую юриспруден­цию, с тех пор как Остин изложил ее. Это — утверждение, что ключ к пониманию закона следует искать в простом понятии приказа, подкреп­ленного угрозами, который сам Остин обозначил термином «команда». Исследование недостатков этой теории займет последующие три главы. Давая сначала ее критику и откладывая на дальнейшие главы этой книги рассмотрение ее главного конкурента, мы сознательно оставляем в сто­роне исторический порядок, в котором развивалась современная право­вая теория, ибо соперничающее утверждение, что право лучше всего по­нимается в его «необходимой» связи с нравственностью, — это более старая доктрина, которую Остин, как и Бентам до него, рассматривал в качестве основного объекта критики. Нашим оправданием этого неисто­рического толкования, если оно необходимо, является то, что ошибки


простой императивной теории — лучший указатель истины, нежели ее более сложные соперники [9].

В различных местах этой книги читатель найдет рассмотрение по­граничных случаев, когда теоретики права ощущали сомнения насчет применения выражения «право» или «правовая система», но предложен­ное разрешение этих сомнений, которое он также найдет здесь, — это лишь второстепенная задача этой книги. Ибо ее цель — не представить определение закона в смысле правила, ссылкой на которое корректность использования этого слова может быть проверена, — цель заключается в том, чтобы продвинуть вперед правовую теорию, предложив улучшен­ный анализ отличительной структуры внутригосударственной правовой системы и уяснив сходства и различия между правом, принуждением и нравственностью как типами социальных феноменов. Набор элементов, определяемых в ходе критического обсуждения в трех последующих гла­вах и подробно описанных в главах 5 и 6, служит этой цели способами, указанными в конце книги. Именно по этой причине они трактуются как центральные элементы в понятии права и имеют первостепенное значе­ние в его прояснении.


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 72 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ТРИ ПОСТОЯННО ВОЗНИКАЮЩИЕ ПРОБЛЕМЫ| НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ И РУССКИЙ ЯЗЫК

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)