Илья Курганов Божья Сила

Взвод

Глава 1
Мама
Мое детство состоит из мрака и боли. Были, конечно, радостные моменты, особенно в то время, когда все лето я проводил в деревне… Но они - всего лишь яркие точки на темном фоне, которые не всегда удавалось разглядеть.
Мать воспитывала сына, то есть меня, одна. Практически круглый год мне приходилось видеть её пьяные глаза. Она, словно бездонный сосуд, всасывала в себя тонны пива и превращалась в неконтролируемого зверя, жаждущего приключений. По ночам она будила меня, заставляла бежать в ларек за очередной дозой алкоголя. Сопротивляться было бесполезно. Что мог сделать маленький мальчик против пьяной женщины, против своей мамы? Я шел по холодной улице и думал, где мне найти убежище. Родственников в городе не было, бабушка с дедом жили у черта на куличках. Приходило осознание того, что я никому не нужен. Я плакал.
Как-то раз я пришел домой с очередной баклажкой пива и увидел, как мать уснула, сидя на унитазе (я мирно проследовал в свою постель). Боже, какое же это было свинство. Позже она проснулась и случайно, в пьяном затмении, уронила сливной бачок. С тех пор мы смывали "туалет" ведром.
Маму зовут Света. По специальности она парикмахер, но от этого мало пользы, так как все дни она проводила дома, сидя за маленьким кухонным столом, посасывая пиво из граненого стакана. Кухня - конура, тесный мир, пропитанный табачным дымом и печалью. В этой печали сидела она и пила. Засыпала на стуле и снова пила. Заставляла меня сдавать бутылки, а на вырученные деньги покупать ещё выпивки. И продолжала пить... Приводила в дом мужиков-алкашей и снова пила.
По ночам я не мог уснуть из-за музыки, которая гремела без устали. Утром приходилось идти на уроки в разбитом состоянии. Как следствие, мне не удавалось сосредоточиться, и я получал плохие отметки. Мать дома за них лупила меня ремнем по голове, рукам, телу, не жалея… Синяки, конечно, оставались, но они были слишком малы, чтобы казаться заметными взору посторонних.
Мне всегда было стыдно смотреть в глаза соседям. Они прекрасно знали наше положение. Прекрасно слышали все, что творилось у нас дома... И бездействовали. Наверное, у себя в голове эти люди таили презрение, но в сердцах, всё же, сочувствовали, хотя кто знает?
Когда мне исполнилось восемь, мама отправила сына в музыкальную школу, благо оплата была всего тридцать рублей в месяц. Педагоги определили меня в класс фортепиано-виолончель, хотя, честно сказать, душа лежала к гитаре, но, если быть предельно честным, то я вообще не хотел заниматься музыкой - предпочтение отдавал рисунку. Особенно любил рисовать подземелья, где люди жили практически со всеми земными удобствами, но, при всём этом, чувствовали себя одинокими.
Мама, конечно, замечала неплохое качество рисунка, но ей очень хотелось, чтобы я учился именно в музыкальной школе и получил все, что она не смогла воплотить в своем детстве. Порой, её рвение переходило все мыслимые границы. Она могла долгими вечерами заставлять играть на фортепиано своего нерадивого сына. Если у меня что-то не получалось, то брань вырывалась из её уст, я бы даже сказал - выплескивалась. Света стояла рядом, будто надзиратель, со стеклянными глазами от изобилия выпитого, и наблюдала, как я мучаюсь. В эти моменты в мою голову закрадывались самые мерзкие мысли в её адрес. Но я был слаб, мне приходилось, как собачонке, выполнять все её прихоти. Так продолжалось год за годом…
В одно утро, когда я бродил без дела по двору, ко мне подошла женщина (наша соседка) и предложила попробовать вступить во взвод воспитанников. Она пояснила, что там живут точно такие же дети, как я, то есть, с такой же судьбой. Даже ещё хуже. Хотя, в тот момент мне казалось, что хуже уже не может быть. Рассказала, как живут ребята. Сыны полка. Армейская жизнь. Она предупредила меня о трудностях жизни в казарме, но зато там всегда были чистая постель, крыша над головой и стабильное питание.
Заманчивое предложение, и вроде бы все в нем казалось хорошим, но было одно "но" - я не люблю подчиняться командам. Был ли смысл менять одно командование на другое… В животе ужасно бурчало, терять особенно было нечего, и я сказал "да". Так я попал во взвод воспитанников. К ребятам, с точно такой же судьбой, даже ещё хуже...
Глава 2
Начало
Я пришел в воинскую часть, и меня проводили в четвертую казарму, где находилась комнатка, в которой сидели офицеры и несколько женщин. Позже я узнал, что эти женщины - психологи. Моя соседка, та, что предложила попробовать попасть во взвод, тоже была среди них. Оказывается, она и есть директор школы, в которой учились ребята со взвода воспитанников. Один из офицеров, с большими звездами на погонах (позже мне сказали, что это - командир бригады, проще сказать – «самый главный»), стал задавать вопросы: хочу ли я во взвод, люблю ли Родину? Про родителей спрашивал. На этот вопрос я молчал… Что мне было ответить? Ведь я сгорал от стыда…
В общем, все прошло кое-как. Спустя некоторое время, мне сказали собирать дома вещи и приходить через три дня: как раз подбирался учебный год.
Помню свои первые ощущения. Растерянность. Я бродил по казарме из угла в угол и не знал, что делать. В груди сердце бешено прыгало от предчувствия чего-то нового, чего-то необычного. Николай Дмитриевич, заместитель командира взвода, довольно доброжелательно интересовался нашим самочувствием и суетился по поводу формы, учебных принадлежностей и прочего. Хотя, было видно, что настроение у него довольно паршивое… Позже я узнал причину - его плохо подстригли. Через некоторое время каждому новобранцу он присвоил свою полку в шкафчиках, которые находились в расположении (то место, в котором находились кровати и тренажеры). Кстати, от командиров, окружавших нас, веяло добротой.
Помимо меня, во взвод воспитанников взяли шестеро ребят. Самому младшему едва исполнилось двенадцать. Затем шли мальчики по тринадцать лет, и мы - Серега, Леха и я - четырнадцатилетние богатыри (в сравнении с теми, кто был помладше) и сопляки (в сравнении с ребятами, уже не один год находившимися во взводе). За нас быстро взялись "старые" воспитанники. Мы собирались в классе, там, где раньше сидела комиссия, рассаживались за парты и учили устав дневального (всё, как в армии), затем плавно переходили на строевые песни. Заканчивалась процессия изучением званий.
Утро начиналось в шесть тридцать. Затем десять минут, чтобы надеть штаны, майку, кеды и отправиться на плац, где уже, как обычно, стояли солдаты для утренней зарядки. Через несколько минут после построения взвод убегал на спортивную площадку. Не скажу, чтобы зарядка была особенно тяжелая, но раз на раз не приходилось. Все зависело от "старшего" воспитанника, который её проводил. Случалось даже, что некоторые из новобранцев не выдерживали и начинали плакать.
Минут через пятнадцать мы уже умывались в своей казарме, застилали кровати, по-серьезному, с кантиками, одевались полностью в форму и строились на взлетке для мирного похода в столовую. После завтрака воспитанники направлялись в школу. Самое забавное, что она, школа, была в трех минутах ходьбы от части. Около двух мы возвращались с учебы, клали ранцы в класс и ровно в два тридцать шли на обед. Затем с трех до шести делали уроки. Этим занимались совершенно все воспитанники. За процессом следила психолог Настя. Она тщательно, с усердием, проверяла выученный ребятами материал. Безусловно, некоторые юлили. До конца отведенного времени бездельничали, но получалось, что хуже делали только себе. После того, как Настя уходила по своим делам, за проверку выученных уроков брались командиры. Геннадий Валерьевич, командир взвода, в целом мягкий человек, в отличие от Николая Дмитриевича, который достаточно строго относился к воспитанникам (как теперь я понимаю, это было только во благо), терпеливо выслушивал несвязные рассказы своих подопечных. Так могло продолжаться до тех пор, пока начальство не уходило домой. Глупо: в школе учителя ставили двойки, а за двойки мальчишек не отпускали по выходным в увольнение и ставили в наряд.
После шести вечера у нас была строевая подготовка, различные кроссы, физические упражнения. В семь мы шли на ужин. После него у нас оставалось свободное время, конечно, если воспитанники успевали сделать и сдать уроки. Потратить его старались с умом. Подшивались, стирались, чистились и прочее. В девять тридцать всегда проводилась вечерняя поверка всей части, на которой дежурный офицер сверял наличие солдат со своим списком. Конечно, мы не были исключением. После поверки и строевой песни вокруг штаба, жители маленького городка разбредались по своим казармам. В десять вечера производился отбой. "Старые" воспитанники строго следили, чтобы новобранцы, то есть мы, вечерний туалет успевали сделать до команды "отбой". Конечно, я рассказываю повседневный вариант распорядка, как было обычно, но без казусов и прочего, естественно, не обходилось. Но об этом позже.
Спустя несколько дней меня и Серегу начали ставить в наряды дневальными. Что входило в наши обязанности? Ничего сложного. Делать однотипную работу в виде помывки казармы. Ну и, конечно же, ночные дежурства. Любимой частью всех принимавших и сдающих наряд был туалет и умывальник. Его мыли круглые сутки: днем, вечером, утром…, одним словом - всегда. Даже не в том дело, что их обязаны мыть, а в том, что пачкали эти два помещения с такой частотой, как будто ходили туда не люди, а маленькие свинюшки. Поясню. Воспитанникам, как и всем жителям части, строго-настрого запрещалось разгуливать по казарме в шлепках, поэтому народ ходил исключительно в керзачах, ну или в берцах, как мы. В умывальнике и туалете недавно сделали ремонт и положили новую плитку. После улицы полагалось чистить обувь в специально оборудованном месте. Собственно, оно было в умывальнике. Так вот, вся грязь с улицы растаскивалась по этому умывальнику, и после каждой чистки обуви приходилось намывать до зеркального блеска эту самую плитку.
Ночью должен был кто-то дежурить, кто-нибудь из дневальных или сам дежурный. Менялись по установленному графику. Конечно, нам разрешали проводить время в комнате досуга или в классе, а не на тумбочке, но самым главным правилом было «не спать». Тут приходилось прибегать к самым разным методам: хлопаньем по щекам, умыванием водой и прочему. Дежуря, иногда приходили отрывки из той недалекой, гражданской жизни… Жизни, в которой ты живешь минутами и существуешь годами.
Помню, как в деревне, вместе с местными пацанами мы собирались где-нибудь в роще и нюхали бензин через целлофановый пакет. Не спорю, ощущение приходило довольно забавное, но эффекта, которого достигали мои друзья, я никак не мог достичь. Может быть, они врали о своих видениях, но все это казалось настолько правдоподобным, что трудно было не поверить. Они видели разных тараканов, необычайно красивые краски неба. Один раз даже, друг Леха, не тот с которым мы во взводе, другой, в токсическом опьянении видел себя со стороны. Говорит, «сижу я на высокой часовне, прямо на стрелке, а снизу, на площади, какой-то митинг. Город весь в руинах и огне. Вижу свою жену с ребенком, хотя мне, по сути, ещё рано, у меня даже девушки нет. Они оба смотрят на меня, и вдруг вся толпа поворачивается в мою сторону и начинает петь - "Это все, что останется после меня"».
Я оробел. Но Леха нюхать бензин после этого не перестал. У меня не было ничего подобного, максимум, что я мог получить в конечном итоге, это мерзкий запах изо рта и постоянное выражение, застрявшее у меня в голове и неоднократно повторяющееся каким-то незнакомым женским голосом - "зверзгнуть к звездам".
Глава 3
Фанеру на прочность
Жизнь шла своим чередом. День за днем воспитанники ходили в наряды, в школу, занимались, как обычно, уроками. Разнообразие, если так можно сказать, вносили "старшие" ребята. На вечерней поверке, во время песни (я вам рассказывал, думаю, что не забыли), обязательно кто-нибудь из новобранцев путал слова (вот, собственно, и казусы), или шел не в ногу. В целом, безусловно, "косячили", все помаленьку, но был один, который постоянно делал что-либо не так - Новый Колька. После отбоя "старики" строили нас на взлетке и спрашивали:
- Вы коллектив?
- Да, - отвечали мы.
- Ну, раз вы коллектив, тогда за одного отвечают все.
"Старички" пробегались ударами кулака в грудь, называя это "фанеру на прочность". Затем, мы брали в руки маленькие стеклышки и скоблили деревянный пол от черноты, которая наросла за долгие годы. Конечно, нам приходилось подчиняться, сказать офицерам никто не решался, да и зачем? Что бы они сделали? Поставили всех воспитанников, участвовавших в ночном беспределе, в наряд? В итоге, старшие ребята могли прийти в ещё больший гнев, а наряды пришлось бы отстоять нам. Плюс, слухи о доносе распространились бы с бешеной скоростью, и "стукач", как прозвали бы этого человека, быстро превратился в изгоя, даже среди новобранцев. Так что некоторые ночи проходили в чистке и уборке. Я и Серега дали друг другу обещание - никогда не прибегать к жестокости с новенькими, когда станем "старшими". Воспитательный подход поменяем на корню, поменяем традиции взвода только в хорошую сторону. Но до этого ещё должно было пройти куча времени.
Утром нас мучил недосып. Отсыпаться приходилось на уроках. Некоторые учителя, те, что подобрее, даже не будили никого, за исключением храпунов. Школьная жизнь - это отдельная история…
Воспитанников боялись абсолютно все учащиеся. Они знали, что если обидеть одного из нас, то мы превратимся в большую зеленую машину, которая может смести всё на своем пути. Зная такой расклад, ребят со взвода никто не трогал. Да уж, парни мы были безбашенные, да и терять нам особо нечего.
Глава 4
Выходные
Вот он. Всеми любимый пятничный день. День, когда ребята, вместе с Геннадием Валерьевичем и Николаем Дмитриевичем, ходили в офицерскую сауну, а солдаты, тем временем, в общественный душ.
Для нас, воспитанников, это была какая-то сказка. Четырнадцать человек, учитывая командиров, сидели на деревянных скамейках, в два ряда, и истекали потом. Вся разница в званиях, возрасте, чине испарялась, словно лужа в пекле июльского дня. Жар обдавал нам лица. Тяжелая неделя таяла с каждой минутой, проведенной в парилке. Беседы велись совсем на отрешенные темы. Мир замирал. Хотелось оставаться как можно дольше, носом вдыхать лечебный пар, но я не мог высидеть больше десяти минут, поэтому выскакивал и нырял в миниатюрный бассейн. Холодная вода пробирала до костей, но как-то по-особому, по-доброму. В эти мгновения забывается все плохое в настоящем и прошлом. Тебе кажется, что жизнь стала лучше, что ты приобрел дружную семью. Обещание директора школы потихоньку сбывалось.
После сауны безумно клонило в сон, и нам разрешалось вздремнуть. Честно сказать, не то, чтобы разрешалось, но строго не наказывалось и не отслеживалось. Хотя были случаи, когда командир включал в расположении свет, входил и басом командовал «подъем». Думаю, это делалось для профилактики.
Вечером мы шли на ужин. Еда не отличалась особыми изысками. Чего греха таить, из компота даже можно было вынуть гусеницу, или из хлеба отковырнуть таракана, пюре не спадало с тарелки, а напоминало по цвету и консистенции клейстер…Но все это мелочи.
Вечером, после команды «отбой», если «молодым» удавалось договориться со "старыми", можно было посмотреть фильм. Какой? Не имело значения. Сама суть просмотра уже доставляла удовольствие. Это - своего рода приключение. Воспитанники, живущие во взводе не один год, играли в это время на компьютере. Техника не отличалась особой мощностью, но ретро-игры, все же, радовали нас. Кстати, только во взводе воспитанников мне удалось первый раз воспользоваться компьютером, хотя, у меня во дворе уже каждая семья обзавелась каким-нибудь Пентиумом.
Я вспомнил, как играл в Денди, живя с матерью. Она всегда запрещала в неё играть, говорила, что эта приставка «сажает монитор». Да, да, сажает монитор. Думаю, у многих мальчишек в детстве возникала такая проблема, но это полный бред.
Все же мне удавалось поиграть. Например, в тот момент, когда Света засыпала. Она отключалась от изобилия выпитого. Поскольку телевизор стоял около дивана, где она спала, то я, на свой страх и риск, быстренько подключал Денди и играл. Я понимаю, что если бы она проснулась, то избила бы меня. В тот момент адреналин бил мне в сердце, желание играть подстегивало на действия. Комнату окружала темнота. Где-то сидел маленький мальчик около огонечка света от телевизора, и делал невинные вещи, дрожа в предчувствии, что проснется тиран, вылезет из своей берлоги и отрубит это маленькое счастье, которое с замиранием в сердце, хотелось продлить как можно дольше.
Утро субботнего дня. Ещё более горячо любимый парнями день. После завтрака ребята расходились на свой кусок казармы, который заранее был закреплен за каждым воспитанником. Суть состояла в том, чтобы навести порядок и чистоту: протереть пыль, вымыть полы, расставить все по своим местам, одним словом ПХД (парко-хозяйственная деятельность). Почему так называется? Не знаю, меня это волновало мало. Мне было отведено всегда убираться в классе. Позже, конечно, я уже заправлял комнатой досуга (эта та, в которой находились компьютеры и прочая техника). В общем, уборка занимала несколько часов, здесь нет ничего интересного, так что расскажу, что было дальше.
А дальше мы собирались в классе, рассаживались по своим местам и ждали, пока Николай Дмитриевич или Геннадий Валерьевич проверит чистоту, затем придет к нам и начнет "разбор полетов". Начиналась проверка дневников. Сверяли стоявшие там оценки с оценками, которые Настя заранее списала со школьных журналов. Что только не делали воспитанниками, лишь бы уйти на выходные в увольнение: теряли дневники, исправляли тщательно двойки на тройки, но от умных голов командиров не так-то просто было увильнуть.
- Ну что, Владимиров, - спрашивал Николай Дмитриевич Серегу. - В журнале стоит два по литературе, но в дневнике я её не наблюдаю. В чем проблема?
- Ну, я, это… Забыл, наверно, подать дневник для оценки, - пытался отмазаться Сергей.
- Отличненько. Заступишь на выходные в наряд, глядишь, забывать перестанешь. И литературу как раз выучишь, ты ведь хотя бы помнишь, за что получил два? Да? Хорошо. Что там у нас дальше? – зам. командира вел пальцем по длинному списку. - Культяпов (это я), Соловьев, Смуга – троишники. Ооо, да тут все на этой неделе троишники. Вот, Епиханов сегодня отличился и получил две двойки, а ещё вице-сержант. Алгебра, физика. Ты же сдавал Насте? И в чем проблема? В понедельник материал, за который получил два, расскажешь мне лично. В общем, заступаешь тоже в наряд, дежурным по взводу, Культяпова тебе в придачу, в качестве второго дневального.
- За что?! - возмущаюсь я.
- Для профилактики. Ты можешь учиться лучше, будет время для подготовки, плюс, по графику дежурство как раз попадает на тебя.
Неприятно. Ничего с этим не поделаешь. Домой я бы все равно не пошел, а на выходных во взводе было куда более спокойней, нежели в будни. Ребята отдыхали (все, кроме наряда), хотя и дежурным удавалось немного расслабиться. Смотрели фильмы, играли на компьютере, отсыпались. Конечно же, готовили уроки и старались исправить долги, иначе на следующие выходные история с нарядами могла повториться. Половина счастливчиков уходили в увольнение к своим бабушкам, девушкам, вторая половина оставалась в казарме. Некоторым просто некуда было идти. Либо родственники жили слишком далеко, либо уже умерли, а опекуны видеть своих детей не желали. Парни по этому поводу не горевали. Закалялся наш дух, как закаляется сталь. Мы ни о чем не жалели. Это было ни в наших правилах, это было ни в наших интересах. Скажу даже так, слабые во взводе не выживали. Эти «существа без мозгов» убегали уже через неделю. Они выбирали путь скитаний, наркоты, алкоголизма. Благо, таких трудных мальчишек чаще всего командирам удавалось вернуть и вразумить, но человек сам выбирает свой путь. Как говориться, сколько волка не корми...

Дата добавления: 2015-10-13