Глава тринадцатая. Грязное наблюдал за Натальей Венглинской из машины — серебристого «ауди»

Грязное наблюдал за Натальей Венглинской из машины — серебристого «ауди», припаркованного в трех десятках метров от ее дома таким образом, что когда Венглинская будет возвращаться, то непременно пройдет мимо машины. На голове у Вячеслава Ивановича были наушники, в которых, должны были зазвучать слова, которые она произнесет: на Венглинскую была наведена «звуковая ловушка» — прибор, напоминающий маленький прозрачный зонтик.

Женщина довела мальчика до школьной ограды и сказала ему:

— Митюша, дождись меня после уроков. Я за тобой заеду. Хорошо?

Малыш кивнул и затерялся среди других детей, запрудивших школьный двор.

Слышно было хорошо.

Что тут заезжать, подумал Грязнов, всего же несколько минут ходу. Впрочем, сейчас такие времена, что родительское беспокойство вполне объяснимо. С другой стороны, слова Венглинской могли быть вызваны появлением в их жизни постороннего человека. Он забирал малыша из школы, но еще неизвестно, был ли он действительно другом семьи. В общем, вариантов много.

Вячеслав Иванович вышел из машины, когда женщина проходила мимо.

— Здравствуйте, Наталья Степановна.

В глазах Венглинской мелькнуло что-то кроличье. Чего это она, подумал Грязнов, не слишком-то себя в руках держит. Впрочем, брат погиб совсем недавно, мало ли какие химеры одинокой женщине мерещатся. От соседей и сослуживцев по издательству «Панорама», где она сотрудничала последнее время, о личной жизни Натальи Венглинской было известно, что таковой просто нет. Либо она столь тщательно законспирирована. Впрочем, появление неизвестного мужчины вносило кое-какие коррективы.

— Моя фамилия Грязнов, я работаю в МВД. — Он показал ей «корочку». — Это был ваш мальчик, да?

— Что вам нужно? — Она бросила тревожный взгляд в сторону сына, который уже давно вошел в школу.

— Поговорить. Несколько лет назад я работал вместе с вашим братом. У нас были хорошие отношения.

— Я никогда о вас не слышала.

— Это поправимо. Но сейчас я хочу побеседовать не о вашем брате, а о вашем друге.

— То есть?

— Стасов.

Грязнов внимательно следил за ее реакцией, но зрачки Венглинской, первоначально слегка расширившиеся от испуга, приняли нормальный размер и даже не дрогнули.

— Я вас не понимаю.

Грязнов подумал: не стала говорить — кто это такой, дескать, впервые слышу. Может, они ошиблись? Может, у нее просто банальный хахаль, которого она не афиширует по каким-то своим бабским комплексам?

— Наташа, но вы же не станете уверять, что не знаете его? Мы все потеряем много времени. Может быть, пройдем в дом?

— О чем вы хотите говорить?

— Послушайте, если я вернусь с ордером на обыск, все будет гораздо сложнее. Давайте просто побеседуем, я вам быстро все объясню и вас не задержу. У вас наверняка много работы. Кого вы сейчас переводите? Испанцев? Португальцев? Книжку подарите, когда выйдет?

— Ладно, пойдемте. Вы же, наверно, все равно не отстанете?

— Совершенно справедливо.

Через несколько минут они были в доме. Вместе с Грязновым туда прошел еще один сотрудник, майор Митрофанов — полный добродушный брюнет, который неизменно успокаивающе действовал на женщин любых возрастов. А кроме того, прекрасно стрелял по движущимся целям, что было немаловажно.

В доме Грязное сразу уступил ему роль переговорщика (Митрофанов попросил воды, и они с Венглинской поднялись на второй этаж), а сам тихо двинулся по комнатам. Заглянул в детскую. Там было много небольших шкафов и шкафчиков. Было трудно предположить, что в них может спрятаться взрослый мужчина. В остальном ничего особенного — обычный детский бардак, рисунки, фломастеры, конструкторы…

Грязнов быстро осмотрел первый этаж и убедился — ни в одной из трех комнат Стасова нет. После этого он поднялся по деревянной лестнице. Кухня была на втором этаже, именно там сейчас находились хозяйка и Митрофанов, и оттуда доносился его успокаивающий голос:

— Я понимаю, Наталья Степановна, вы думаете о сыне, вам хочется, чтобы рядом с ним кто-то был. Но Стасов — не лучшая кандидатура.

Грязнов прислушался к диалогу, остановившись на пороге кухни.

— Что сделал Валентин? Почему вы его ловите?

— Мы его не ловим, а ищем. Вопрос в том, что он может сделать. Этот человек опасен.

— Я вам не верю!

Пережимает, подумал Грязнов, и тут же, словно услышав его, Митрофанов сменил тактику.

— Возможно, вы и правы, возможно, вы знаете больше, чем мы, тем более нам лучше это обсудить… — Голос был убаюкивающий.

Вот теперь нормально, решил Грязнов и бесшумно вышел в коридор. Заглянул в ванную — там было пусто. Да и вообще, не было ощущения, что в доме кто-то есть или хотя бы обитает — кроме молодой женщины и ее вихрастого сына. Скорее, можно было рассчитывать обнаружить какие-то следы пребывания Стасова, и оставалось только молиться, чтобы они дали хоть какую-то информацию об этом таинственном человеке.

На стенах коридора висело много фотографий. Возле одной из них — черно-белой, на которой были двое молодых серьезных мужчин, одетых по моде шестидесятых годов, — Грязнов ненадолго задержался. Потом зашел в спальню. Кровать была «королевского» размера, но ничего и тут не указывало на присутствие мужчины.

Грязнов двинулся дальше по коридору — впереди было еще две двери. Но тут же и остановился, поскольку подумал: странно, кухня относительно небольшая, ванная комната — тоже, а между входами в эти помещения неоправданно большое расстояние. Или показалось?

Он сделал несколько внятных шагов вперед по коридору, а потом неслышно вернулся назад и снова заглянул в ванную. Что-то тут не так. Или просто издержки планировки и строительства?

Итак. Широкая ванная, кажется, с гидромассажем, наверно, лежать в такой — одно удовольствие. Унитаз. Унитаз как унитаз, ничего особенного, в него точно не спрячешься, такое только в мультфильмах бывает. Биде. Тоже полезная вещь. Умывальник. Над ним — шкафчик со всякой ерундой, рядом — полотенца, зубные щетки, мыло…

Все вроде бы вполне обычно. Или нет?

Грязнов не двигался, стоя на пороге ванной, и смотрел на умывальник. На краю его был клочок мыльной пены — маленькое белое облачко. Но не просто белой, а с изрядными черными вкраплениями — это были сбритые волоски. Кто-то брился здесь, причем, скорей всего, намыливался дважды, иначе пена была бы без щетины.

Грязнов подошел ближе. Открыл шкафчик. Между двумя полками было зеркальце величиной с ладонь, назначение которого казалось бессмысленным. Гряз-нов прикоснулся к нему рукой. Раздался пневматический звук, и кусок стены — между унитазом и биде — отъехал в сторону, образуя проем и открывая помещение, скрытое между кухней и ванной. Это было нечто вроде кладовой — в полках на стенах хранились консервированные продукты, так что, возможно, скрытый ход со стороны кухни тоже имелся. А посреди комнаты, на табуретке, Широко расставив ноги, сидел Валентин Стасов. Он не смотрел на Грязнова, он смотрел в маленькое открытое окошко. Он был в джинсах и рубашке с короткими рукавами навыпуск. В руке у него было полотенце с остатками мыльной пены — он действительно недавно брился.

Грязнов видел этого человека вживую впервые, но в том, что это Стасов, не сомневался ни секунды.

— Неплохая работа, генерал, — ровным голосом, безо всяких эмоций сказал Стасов. — Входите, не стесняйтесь.

— Глазам не верю, — выдавил Вячеслав Иванович. — Просто сидите и ждете меня?

— Почему нет?

— Действительно, почему нет, бежать-то некуда, — оскалился Грязнов, и в следующее мгновение в его руке появился пистолет. — Руки держать над головой, — ласково попросил он, больше всего опасаясь полотенца: кто знает, что под ним?

Но Стасов просто выронил полотенце на пол, послушно поднял руки, да и сам встал с табуретки.

Сейчас возьму субчика, за которым пол-Москвы бегает, подумал Грязнов. Практически голыми руками возьму. Кстати о руках… — Он невольно обратил внимание на стасовские бугры мышц предплечья. Почему-то Вячеслав Иванович представлял себе Стасова совершенным ботаником-интеллигентом, и никакие рассказы Турецкого, и даже побег из Института Сербского не убеждали его в обратном. Сейчас он понял, что заблуждался.

— Вот что, — Грязнов умел говорить внушительно, — я так понимаю, что эти люди — сестра Венглинского и ее сын — дороги вам?

Стасов едва заметно кивнул, даже не кивнул, махнул ресницами.

— Так подумайте о них, Стасов. Они могут пострадать из-за вас. Сейчас вы наденете наручники, и мы спокойно выйдем из дома, понимаете меня?

— Почему не приехал Александр Борисович? — сказал Стасов, по-прежнему не глядя на Грязнова. — Или вы из конкурирующего ведомства? Я знаю, кто вы такой, но не понимаю, почему они привлекли именно вас? Неужели в ФСБ недостаточно специалистов? Какое отношение ко мне имеет уголовный розыск?

При чем тут ФСБ, подумал Грязнов, но вслух сказал совершенно другое, неожиданно для себя самого:

— Турецкий попросил меня помочь. — И подумал еще: что я делаю? Какого черта я вступаю с ним в полемику?! Турецкий предупреждал, что от него можно ждать сюрпризов… Он что же, заставляет меня говорить?! Грязнов откашлялся, и мысли приняли стройное направление. — Сделайте шаг ко мне, повернитесь спиной.

— Видите ли, генерал, — сказал Стасов. — Это решительно невозможно. Иногда движения, которые мы совершаем, против своей воли приводят нас туда, куда мы бы, может, и хотели попасть, но… не сейчас. Согласитесь, что я прав.

И почему-то Грязнов, услышав эту белиберду, готов был согласиться и кивнуть.

— Вячеслав Иваныч! — раздалось в это время с кухни. — Идите сюда!

Грязнов вздрогнул, пришел в себя, достал из кармана наручники и рявкнул:

— Стасов, спиной ко мне и шаг назад! Молча!

Стасов вздохнул, повернулся спиной, сделал шаг

назад.

Все-таки взял гада, не без самодовольства подумал Грязнов. И в ту же секунду Стасов сделал какое-то малоуловимое движение ногами — по-кошачьи пружинисто оттолкнулся и буквально ввинтился на глазах пораженного Грязнова в открытое окно. Перед глазами Вячеслава Ивановича мелькнули две подошвы с надписью «Рибок». Мелькнули и исчезли. Грязнов еще раз растерянно глянул на окошко, оно было величиной с нормальную форточку — уму непостижимо, — и бросился из этой комнаты.

Бежал по лестнице, стараясь не думать о том, что такой трюк под силу разве что Дэвиду Копперфильду. Выскочил из дома. Завернув за угол, оказался на дорожке из гравия, которая проходила как раз перед злополучным окошком. Со всех сторон было открытое пространство — настолько, что было видно — никуда Стасов не убежал, даже если он преодолевает стометровку за десять секунд, а такое, кажется, вполне вероятно.

Грязнов посмотрел вниз: на гравии следов приземления тоже не было. Что за черт?! Не уполз же он по стене дома, как паук? Впрочем, перед окошком был небольшой выступ — шириной сантиметров в двадцать. Грязнов подпрыгнул и увидел, что по нему можно было действительно проползти к задней части дома. Он побежал туда.

Снова никаких следов — только закрытые двери гаража.

Вячеслав Иванович прислушался. Ни движения, ни звуков. Вроде бы… Впрочем, нет, кажется… Да, он уловил некоторое рычание!

И едва успел отпрыгнуть в сторону: из гаража вылетела машина — красный джип — и, скакнув мимо обалдевшего Грязнова, понеслась по направлению к школе.

Тут же над головой раздались выстрелы — из окна кухни стрелял Митрофанов. Грязнов услышал звон разбитого стекла джипа — это было заднее — и увидел, как Венглинская повисла на руке Митрофанова, не давая ему стрелять прицельно. Впрочем, в том не было нужды — джип по отношению к майору уже был в мертвой зоне.

Грязнов, не размышляя больше о мистической природе происходящего, бежал к служебной машине, которая осталась там, где и была — в тридцати метрах от дома. Красный джип тем временем удалялся. Гряз-нов бежал, проклиная все на свете и думая только об одном: почему они заранее не вылили на этот дом несколько тонн клея и не окружили его сеткой высотой метров в десять?!

Наконец он запрыгнул в «ауди», повернул ключ и нажал сцепление.

Красный джип тем временем скрылся за поворотом. Это было хоть какое-то облегчение, по крайней мере, в школе Стасов прятаться не стал. Значит, сейчас его наконец возьмут — навстречу джипу должны были выкатиться две милицейские машины, одна из которых, по всем правилам, развернется боком. И проезд будет заблокирован. Дальше за ними, по пригородным меркам, был довольно оживленный участок дороги — перекресток, светофоры, развилка и въезд на мост, ведущий в город.

Грязнов услышал сирены и понял, что все так и происходит. Хорошо, что они с Митрофановым догадались организовать хоть какую-то засаду.

Джип стал сбавлять скорость, Грязнов соответственно — его догонять. Он уже приготовился праздновать победу, когда сообразил, что кое-что они все-таки упустили — справа дорога ограничивалась столбиками, но слева был крутой зеленый склон, и, конечно, джип им воспользовался. Милицейские машины остались позади.

Грязнов разогнался до ста километров и тоже проскочил это место — едва ли не под прямым углом к асфальту, а когда вылетел на дорогу, увидел в двух сотнях метров впереди десяток машин, плотно стоящих в ожидании зеленого света. Красный джип уже был там. И что же вытворял Стасов! Он буквально вонзался в эту кратковременную пробку, раскидывая машины, отъезжая назад и повторяя свой маневр. Через полминуты он уже был в самой середине, и вскоре водители передних машин, выйдя на шум из салонов и сообразив, что происходит, живо увели свои автомобили в стороны — от греха подальше. Ничего подобного Грязнов не видел даже в американском кино.

Когда он преодолел этот участок дороги, машина Стасова уже ехала по мосту. А Грязнов застрял на светофоре, и мигалка была бесполезна — перпендикулярно шла колонна грузовиков. Впрочем, теперь он мигалку включать и не хотел — ни к чему показывать Стасову, где он находится.

Ну а когда Грязнов все-таки въехал на мост, красного джипа там уже не было. Вячеслав Иванович был уверен, что больше его не увидит. Но ему повезло. Красное пятно мелькнуло на верхнем ярусе автомобильной развязки в трех сотнях метров от него. Гряз-нову было видно, что движение там довольно плотное, но пробок нет — машины медленно едут, и, значит, повторить свой таранный маневр Стасов не сможет. Да он и не станет это делать, решил Грязнов: теперь, когда считает, что оторвался от преследования, ему тоже незачем привлекать к себе лишнее внимание…

Через четверть часа Грязнов все-таки нагнал джип — в туннеле, проходящем под железнодорожным переездом.

После моста он преодолел около четырех километров пути, и у него был выбор — ехать в туннель или в объезд. По логике вещей Стасов не должен был пользоваться туннелем, в его ситуации было бы разумнее поехать по более оживленному участку дороги. Гряз-нов же просто решил сократить путь и получил неожиданные дивиденды: красный внедорожник — вот он, родимый, — стоял вплотную возле стены.

Второй раз за день Грязнов достал пистолет и, согнувшись, перебежками стал приближаться к машине. Стекла в джипе были тонированные, а разбитое заднее (выстрел Митрофанова) не давало достаточного обзора. Двигатель не был заглушён — машина сдержанно пыхтела. Грязнов приблизился достаточно, чтобы заглянуть через разбитое стекло, но тут заметил, что дверца со стороны водителя закрыта неплотно. Черт возьми, не мог же Стасов этого не замечать? Значит, это сделано специально. Ловушка? Вполне возможно.

Тогда Грязнов обогнул машину справа и резко рванул на себя дверцу, приготовившись немедленно стрелять. Но это не потребовалось — в джипе никого не было. Грязнов был готов к любому сюрпризу. Он быстро осмотрел салон, но ничего примечательного не увидел.

А почему Стасов вообще здесь остановился, в середине туннеля, пришла в голову несколько запоздалая мысль. Ответ мог быть только один: дальше он продолжил движение на другой машине. Водителя, очевидно, взял в заложники. Или избавился от него в подходящем месте — зачем ему балласт?

Грязнов захлопнул дверцу, достал из кармана мобильный телефон и позвонил Митрофанову.

— Ну что у тебя?

— Ничего, сижу с Венглинской.

— Вот и сиди. Если захочет куда-то позвонить — не препятствуй, но зафиксируй номер.

— Понял. Вячеслав Иванович, а может, мне…

— Жди меня.

Шум от проезжавших мимо машин мешал говорить. Грязнов сунул телефон в карман и тут же вступил ногой в лужу. Отряхивая туфлю, он невольно посмотрел под ноги. Прямо под джипом лежала канализационная решетка. Она была сдвинута.

Грязнов бросился к своей машине, взял из бардачка фонарик, вернулся, отодвинул решетку пошире и посветил. Вниз уходила металлическая лестница. Кажется, не слишком глубоко.

Вячеслав Иванович спустился по ней в желоб. Осмотрелся. Тут проходили коммуникации. Стоило бы, конечно, еще раз позвонить Митрофанову и предупредить о том, что происходит, но это надо было делать наверху, теперь шуметь было нельзя. Впрочем, никто не мог поручиться, что, когда Грязнов заглядывал в джип и потом, когда звонил помощнику, Стасов не стоял на этой лестнице у него под ногами и не прислушивался к разговору.

Грязнов осторожно поводил фонариком по сторонам. Да нет, конечно, его тут уже давно нет, а незаглушенный двигатель — это так, для отвода глаз. Грязнов присел на корточки. Со стороны города тянуло свежим воздухом. Он двинулся в этом направлении, «обшаривая» дорогу перед собой фонариком. От труб над головой шел пар, и, даже если бы тут было светло, вряд ли было бы хоть что-то видно. Грязнов насчитал пятьдесят семь шагов, то есть метров сорок пути, когда впереди забрезжил голубой свет.

— Ага, — пробормотал он и выключил фонарик — глаза уже достаточно привыкли к темноте.

Прибавил шагу. Еще метров через пятнадцать пришлось повернуть направо — прямого хода больше не было. Грязнов сделал несколько шагов и остановился. Минуточку! Если он вынужден был повернуть, то откуда же взялся «свет в конце туннеля»? Что это вообще за бред? Может быть, так выглядит мираж для заблудившихся в подземелье? Или все объясняется гораздо проще?

Грязнов вернулся назад, опять оказался в месте поворота. Он хотел включить фонарик, но не успел. Он снова увидел голубой огонек и теперь понял, что это такое. Это была подсветка часов, отраженная в солнцезащитных очках Стасова: Стасов стоял в нескольких шагах от него, повторяя эту процедуру — держал очки возле часов и серьезно, как строгий учитель, смотрел на Грязнова. Грязнов рванулся к нему, одновременно вытаскивая пистолет, и ударился обо что-то головой. Последнее, что он услышал, перед тем как погрузится в полный мрак, был тихий, вкрадчивый голос:

— Не правда ли, презрение к смерти — лучший жест из всех жестов, когда-либо придуманных людьми?

Он пришел в себя, пошарил рукой и сперва нашел рядом пистолет. Проверил — пистолет был разряжен, обойма исчезла. Потом обнаружил и фонарик — он был разбит. Голова раскалывалась. Вячеслав Иванович потрогал затылок, там сильно саднило.

Итак, Стасов был готов к его появлению, ждал его и вырубил. Но не убил, хотя несомненно мог. Что же означает вся эта игра в кошки-мышки? Какая у него цель? Хотя какая может быть цель у психа?

Грязнов попробовал сообразить, сколько же прошло времени. Вряд ли много — он не смотрел на часы последние минут сорок, но с учетом погони… в отключке он пролежал не больше получаса.

Спустя еще пять минут он нашел выход — увидел рассеянный свет, уходящий наверх, там был канализационный люк.

Грязнов выбрался на тротуар и удивился тому, что никто не обращает на него внимания. Люди спешили по своим делам, и им дела не было до грязного генерала МВД. Впрочем, возможно, если бы он вылез из канализации в милицейской форме и при всех регалиях, результат был бы иной. Что же, по крайней мере, он еще способен к самоиронии, это значило, что Стасов вышиб не все мозги.

Грязнов задвинул люк на место. Посмотрел на себя в витрину магазина, пригладил волосы и решил, что теперь имеет смысл вернуться к туннелю, то есть к машине. Он вышел на перекресток. Почему-то в глаза бросились фонтанчики с питьевой водой. Наверно, просто потому, что хотелось пить. Грязнов подошел к ним освежить лицо и в одном из фонтанчиков увидел… свою обойму.

— Да что же он — издевается, что ли?!

Вопрос был риторический. Стасов несомненно издевался. И самое обидное, что у него это получалось.

Стасов вернул обойму только что, иначе она бы уже исчезла — кто-нибудь утащил бы. Это означает, что он рядом. Это означает, что он, скорей всего, следил за Грязновым, не прекращал за ним следить, следит и сейчас. Это означает, что он, Стасов, играет с ним, Грязновым, в кошки-мышки. Так кто же кого ловит, черт побери?!

Грязнов вставил обойму в пистолет и отошел к стене дома. Прижался к ней спиной и осмотрелся. Стасова нигде видно не было. Зато к фонтанчику подходили и пили воду каждые несколько секунд — взрослые, подростки, дети. Солнце пекло прилично, и журчащая влага, конечно, привлекала прохожих.

Ну что же… Вячеслав Иванович сделал несколько глубоких вдохов, задерживая дыхание на пять секунд, как учил племянник, занимавшийся йогой. Потом снова подошел к фонтанчику и еще раз попил: он чувствовал себя, будто с похмелья.

Дата добавления: 2015-10-13