То останешься без каши!

- Не расслабляйся, боец, - подстёгивал, бывало, инструктор-цыган очередного загнанного жеребца, - Тяжело в учении – легко в упряжке! – и хитро подмигивал напарнику-жокею, - Запрягай в телегу зимой, а в сани летом, от этого их ещё сильнее колбасит.

- Да не, у меня система понадёжнее, - ухмылялся в ответ жокей, - Я, чтобы порожняком телегу не гонять, сажаю в неё свою бабу, а она у меня, сам знаешь, женщина дородная, видная – может в один присест фунтов пять ливерки умолоть, да ещё потом отрубями закусит. Такая бомба кого хошь укатает! По правде сказать, меня и самого на ней порядком укачивает, а ежели ей во сне вдруг взбредёт в голову перевернуться на другой бок, то тут уж гляди в оба и держи ухо востро, а не то раздавит как соплю и даже не почувствует. Прям не баба, а крепость! И вот набегается жеребёнок с этим балластом, намается по самое не могу, и к вечеру у него уже морда в пене, вены наружу и ног не чует. Вот это я понимаю – тренировка!

- Да, здорово! Как говорится: баба с возу – кобыла в курсе дела, - хвалит цыган, сверкая золотыми зубами, - А ещё, для пущего эффекта, можно пришпандоривать к подковам гирьки, заплетать в гриву гантельки и вшивать в хомут свинцовую прокладку…

- Ага, и устраивать скачки с учебным плугом по болоту. Тут тебе и острые ощущения, и нагрузка – дай бог каждому и не дай бог нам!

- Точно! Слушай, ну мы с тобой и ловкие, аж самому страшно!..

Так и стояли эти горе-дрессировщики, выпендриваясь друг перед другом и придумывая упражнения одно другого коварнее, а несчастным жеребятам ничего не оставалось, как только воплощать их бредовые идеи в жизнь.

Да уж, не позавидуешь лошадкам, препоганое у них детство, насквозь гнилое. Вместо беззаботного дуракаваляния – сплошные растяжения да ломота в суставах! Хотя, и повзрослев, они, в общем-то, ничего путного не видели, а лишь работали не покладая копыт, пока за ними не являлась старуха с косой. И где былое величие? Куда девалась мощная стать и не менее мощный интеллект? Всё пропало, исчезло, рассосалось. Ушло в небытие как дымок затухающего окурка, и виной тому – человек, задолбавший коников своей идиотской трудотерапией и доведший их до последней черты.

*****

Н у а пересечь эту черту и окончательно деградировать лошадкам помог доктор Зло – так народная молва окрестила Фрица Кундаля, величайшего выродка в истории медицины.

По сути, Кундаль не был врачом, его выперли ещё с первого курса мединститута за антигуманные опыты в области проктологии, но страсть к медицине питал преогромную и при себе всегда имел набор окровавленных хирургических инструментов, за что, собственно, и получил прозвище «доктор Зло». Он никогда не рассказывал о своём детстве, лишь иногда упоминая, что его родители были весьма почтенными и уважаемыми людьми: мать трудилась погонщицей мулов, а отец – олухом царя немецкого.

Сам же Фриц становиться примерным гражданином упорно не желал. Обуреваемый маниакально-садистскими наклонностями, он служил в центральной пытошной города Гейм-Овер в должности старшего ирода, а в свободное время кромсал ржавым скальпелем домашних животных, мечтая вывести какого-нибудь мутанта и прославиться. Лавры профессора фон Шнапса не давали ему покоя. Фон Шнапс - гений, спасший мир от гонорейки, в отличие от Кундаля зверушек жалел и экспериментировал исключительно на собственной шкуре, за что, в общем-то, добрая душа, и поплатился - как-то раз, изрядно заложив за воротник, он пересадил себе жабры и, не добежав до ванной, скончался в коридоре от сушняка.

- Слабак, - промолвил, узнав о трагической гибели профессора, доктор Зло, и задумчиво улыбнулся, - Пора начинать серьёзное дело.

Теперь у него не было конкурентов, и бросив работу, Фриц с головой погрузился в чёрную медицину. Открыл клинику, подыскал на помойке подходящий инструмент, набрал санитаров из числа наиболее перспективных отморозков, и пригласил в качестве личных заместителей двоих оболдуев, как раз накануне уволенных из пытошной за чрезмерную жестокость – Варраву Содомку (изувера-практиканта) и Вавилу Гоморку (помощника изверга).

Последние двое заслуживают отдельного упоминания. Варрава и Вавила хоть и слыли явными дегенератами, но в любознательности не уступали самому Кундалю. Бывало, поймают только что вылупившуюся бабочку, запакуют её обратно в кокон и сидят, вытаращив глазёнки, в ожидании, когда та снова превратится в гусеницу. Или же достанут из норки крота и ну тыкать ему в морду фонариком, твёрдо уверенные, что после такой незамысловатой процедуры крот обязательно прозреет. В общем, те ещё деятели! Они и развлекались не как все люди, в борделе или ресторации, а шляясь по окрестным бойням и живодёрням, так что в клинике доктора Зло им пришлось по душе.

Содомка с Гоморкой лезли из кожи вон, стараясь угодить своему благодетелю Кундалю, работали, не покладая рук, ножей и прочих прибамбасов, и первые результаты не заставили себя долго ждать. Вскоре были получены небывалые гибриды: рыбе привили зонтик, ежу - футболку, негру – загар, а зайцу – стоп-сигнал. Немного погодя, оборотни в белых халатах методом научной пытки выведали у коров секрет повышения надоев.

- Чтобы коровы меньше ели и давали больше молока, надо их меньше кормить и чаще доить, - заявил Фриц Кундаль на собрании фермерского хозяйства «Вымя», и, заметив тень сомнения на недоумённых крестьянских лицах, гордо добавил, - А что вы думали? Всё гениальное – просто!

Однако народ не спешил верить лжемедику, и, оскорбившись, доктор Зло надолго заперся в лаборатории, решив пойти на самый страшный эксперимент в своей жизни – спаивание лошадей.

Для разминки он попытался их раскурить, но кони курили как-то неохотно, без огонька, а некоторые, приняв сигареты за угощение, ели их и, покорчившись в судорогах, почему-то дохли.

- Эвона как, - удивился Фриц неожиданному открытию и, быстренько подсчитав, сколько нужно никотина, чтобы завалить здоровую лошадь, совершенно к этому делу охладел.

- Табак дурак, спирт – молодец! – подвёл он итоги и подключил к эксперименту тяжёлую артиллерию – водку.

Начал с малого (дабы не спугнуть): дрожжевая похлёбка, бражная мачанка, пивное ассорти. Этакий аперитивчик перед едой, так сказать для аппетита. Затем блюда становились крепче, а дозы больше, и окосевшие коняшки, уже почти ничего не соображая, с готовностью лопали всё, что им предлагали.

- А куда ж вы, родимые, денетесь? – злорадствовали Содомка с Гоморкой, наполняя поилки самогоном, - Ведь от повышения градуса даже углы тупеют!

Пьяный конь – зрелище не из приятных. Наблюдая за лошадиными запоями, когда-то ещё Аум Сенрикё лишь гадливо кривился, и его японская физиономия покрывалась морщинами недовольства:

Дата добавления: 2015-10-13