Весна и Аня возвращаются в Зеленые Мезонины

Весенний вечер был прохладен, и на стенах кухни Зеленых Мезонинов танцевали тени и отблески пламени камина. Через открытое восточное окно из сада доносились нежные, сладкие звуки сумерек. Марилла сидела у огня — по меньшей мере, тело ее было там. Но мысленно она брела по старым дорогам ногами, обретшими вдруг силу молодости. В последнее время она проводила так немало часов, когда ей, по ее мнению, следовало бы вязать что-нибудь для близнецов.

— Старею, наверное, — вздохнула она.

Однако за прошедшие девять лет Марилла изменилась очень мало, разве только немного похудела и стала даже более угловатой, а в волосах, свернутых все в тот же твердый узел, проткнутый двумя шпильками — были ли это те же самые шпильки? — прибавилось седины. Но выражение ее лица было теперь совсем иным: нечто в очертаниях ее рта, лишь намекавшее раньше на существование чувства юмора, удивительно развилось, глаза стали нежнее и ласковее, а улыбка более частой и приветливой.

Марилла думала о своей прошедшей жизни: о полном запретов и ограничений, но все же довольно счастливом детстве, о мечтах, которые она ревниво скрывала, и о несбывшихся надеждах своего девичества, о долгих, серых, однообразных годах зрелой жизни. И о приезде Ани — живого, наделенного воображением, пылкого ребенка, который принес с собой яркие краски, тепло, сияние, заставившие расцвести розами унылую пустыню существования. Марилла чувствовала, что из своих шестидесяти лет она по-настоящему жила только те девять, которые последовали за приездом этой девочки в Зеленые Мезонины. И завтра вечером Аня снова будет здесь.

Дверь кухни отворилась. Марилла подняла глаза, ожидая увидеть миссис Линд. Но перед ней стояла Аня, высокая, с сияющими, словно звезды, глазами, с большим букетом перелесок и фиалок в руках.

— Аня! — воскликнула Марилла. Раз в жизни она все-таки была удивлена до того, что лишилась обычной сдержанности. Она схватила свою девочку в объятия и прижала ее к сердцу, смяв цветы и горячо целуя яркие волосы и милое лицо. — Я никак не ждала тебя раньше завтрашнего вечера. Как ты добралась из Кармоди?

— Пешком, дражайшая из Марилл. Разве не делала я это десятки раз, когда приезжала на выходные из учительской семинарии? А почтальон завтра привезет мой чемодан. Мне вдруг так захотелось домой, что я приехала на день раньше. И это была такая чудесная прогулка в майских сумерках! Я задержалась на пустоши и собрала эти перелески, а затем прошла через Долину Фиалок — сейчас она похожа на огромную вазу с этими прелестными, небесного оттенка цветами. Понюхайте, Марилла… Упейтесь их ароматом.

Марилла из вежливости понюхала, но ее больше интересовала Аня, чем аромат фиалок.

— Садись, детка. Ты, должно быть, очень устала. Сейчас я накормлю тебя ужином.

— Как красиво всходила сегодня над холмами луна, Марилла, и каким удивительным пением сопровождали меня лягушки на всем пути из Кармоди! Я люблю их музыку. С ней связаны все мои счастливейшие воспоминания о прежних весенних вечерах. И она всегда напоминает мне о том вечере, когда я впервые приехала сюда. Вы помните его, Марилла?

— О, помню! — выразительно сказала Марилла. — Вряд ли я когда-нибудь его забуду.

— В тот год они так самозабвенно распевали на болотах и возле ручья. Я слушала их, сидя в сумерках у моего окна, и удивлялась, как это их пение может казаться таким радостным и таким грустным в одно и то же время. Но как хорошо снова быть дома! Редмонд замечателен, Болинброк прекрасен, но Зеленые Мезонины — это родной дом.

— Гилберт, как я слышала, не приедет домой на это лето, — сказала Марилла.

— Нет. — Что-то в Анином тоне заставили Мариллу внимательно взглянуть на нее, но та, очевидно, была поглощена фиалками, которые ставила в вазу. — Взгляните, ну не прелесть ли они! — продолжила Аня торопливо. — Год — это книга, правда? Весенние страницы написаны перелесками и фиалками, лето — розами, осень — красными кленовыми листьями, а зима — остролистом и вечной зеленью елей и сосен.

— Хорошо ли Гилберт сдал экзамены? — не отступала Марилла.

— Отлично. Он был первым в своей группе. Но где же близнецы и миссис Линд?

— Рейчел и Дора у мистера Харрисона. Дэви у Бултеров. Да вот, кажется, и он.

Дэви ворвался в кухню, увидел Аню, на миг замер, а затем бросился к ней с восторженным воплем.

— Аня! Как я рад тебя видеть! Слушай, я вырос на два дюйма^[53] с прошлой осени. Миссис Линд сегодня мерила меня своей мерной лентой. И еще, Аня, смотри вот, переднего зуба нет. Миссис Линд привязала к нему один конец нитки, а другой — к двери, а потом закрыла дверь. Я продал его Милти Бултеру за два цента. Он собирает зубы.

— Да зачем, скажи на милость, ему зубы? — удивилась Марилла.

— Он хочет сделать себе ожерелье, чтобы играть в индейского вождя, — объяснил Дэви. — У него уже пятнадцать штук, и все, какие еще выпадут, уже обещаны ему, так что всем нам, остальным, бесполезно и начинать собирать. Бултеры, скажу я вам, люди предприимчивые.

— Ты хорошо вел себя у миссис Бултер? — спросила Марилла строго.

— Да. Но послушайте, Марилла, мне надоело быть хорошим.

— Быть плохим тебе надоело бы гораздо быстрее, — вмешалась Аня.

— Но зато было бы весело, пока я был бы плохим, разве не так? — настаивал Дэви. — А потом я мог бы раскаяться, разве нет?

— Раскаяться не значит избавиться от последствий того, что ты был плохим. Разве ты не помнишь то воскресенье в прошлом году, когда ты не пошел в воскресную школу? Ты сказал мне тогда, что быть плохим невыгодно — радости от этого мало. А что вы с Милти делали сегодня?

— Удили рыбу, гоняли кошку и искали птичьи яйца, и кричали, и слушали эхо. Там возле леса, за амбарами Бултеров, отличное эхо. Слушай, Аня, а что такое эхо? Я хочу знать.

— Эхо, Дэви, — это прекрасная нимфа, которая живет далеко в лесах и смеется над миром, пробегая между холмами.

— А какая она с виду?

— У нее темные глаза и волосы, но шея и руки белы как снег. Но ни одному смертному не дано увидеть, как она прекрасна. Она быстрее лани, и лишь этот передразнивающий нас голос — вот все, что известно нам о ней. Ты можешь услышать ее зов в вечерний час, ты можешь услышать ее смех под звездным небом, но увидеть ее ты никогда не сможешь. Она ускользает от тебя, если ты преследуешь ее, и всегда смеется над тобой где-то возле соседнего холма.

— И все это правда, Аня? Или это вранье? — потребовал ответа Дэви, глядя на нее широко раскрытыми глазами.

— Дэви, — с отчаянием в голосе сказала Аня, — неужели у тебя не хватает здравого смысла, чтобы отличить сказку от лжи?

— Тогда что отвечает мне в лесу за домом Бултеров? Я хочу знать, — настаивал Дэви.

— Когда ты немного подрастешь, Дэви, я тебе все объясню.

Упоминание о возрасте, очевидно, направило мысли Дэви в другое русло, так как после минутного раздумья он с серьезным видом шепнул:

— Аня, я собираюсь жениться.

— Когда? — спросила Аня с равной серьезностью.

— Да не раньше чем вырасту, конечно.

— Ну, значит, можно вздохнуть с облегчением. А кто же избранница?

— Стелла Флетчер, она со мной в одном классе. Знаешь, Аня, она такая хорошенькая, ты таких хорошеньких еще не видала. Если я не успею вырасти и умру, ты пригляди за ней, ладно?

— Дэви, перестань болтать глупости, — строго сказала Марилла.

— Это вовсе не глупости, — обиженно возразил Дэви. — Она моя жена по обещанию, и значит, если я умру, будет моей вдовой по обещанию, разве не так? А приглядеть за ней совсем некому, кроме ее старой бабушки.

— Садись, Аня, поужинай, — сказала Марилла, — и не поощряй этого ребенка в его нелепой болтовне.

Дата добавления: 2015-09-03