XXXVIII 30 страница

Д'Артаньян нарочно не отправился с Коменжем прямо в Пале-Рояль, чтобы

дать ему время сообщить кардиналу о выдающихся услугах, которые он,

д'Артаньян, вместе со своим другом, оказал в это утро партии королевы.

Поэтому оба они были великолепно приняты кардиналом, который нагово-

рил им кучу любезностей и намекнул, между прочим, на то, что оба они на-

ходятся уже на полпути к тому, чего добиваются, то есть д'Артаньян - к

чину капитана, а Портос - к титулу барона.

Д'Артаньян предпочел бы всему этому деньги, так как он знал, что Ма-

зарини щедр на обещания, но тут на их исполнение, и потому считал, что

посулами кардинала не прокормишься; однако, чтобы не разочаровать Порто-

са, он сделал вид, что очень доволен.

В то время как два друга были у кардинала, королева вызвала его к се-

бе. Кардинал решил, что это отличный случай усилить рвение обоих своих

защитников, доставив им возможность услышать изъявление благодарности от

самой королевы. Он знаком предложил им последовать за собой. Д'Артаньян

и Портос указали ему на свои запыленные и изодранные платья, но кардинал

отрицательно покачал головой.

- Ваши платья, - сказал он, - стоят больше, чем платья большинства

придворных, которых вы встретите у королевы, потому что это ваш боевой

наряд.

Д'Артаньян и Портос повиновались.

В многочисленной толпе придворных, окружавших в этот день Анну

Австрийскую, царило шумное оживление, ибо как-никак одержаны были две

победы: одна над испанцами, другая над народом. Бруселя удалось спокойно

вывезти из Парижа, и в эту минуту он находился, вероятно, уже в Сен-Жер-

менской тюрьме, а Бланмениль, которого арестовали одновременно с Брусе-

лем, но без всякого шума и хлопот, был заключен в Венсенский замок.

Коменж стоял перед королевой, расспрашивавшей его о подробностях экс-

педиции. Все присутствующие внимательно слушали, как вдруг отворилась

дверь и следом за кардиналом в залу вошли д'Артаньян и Портос.

- Ваше величество, - сказал Коменж, подбегая к д'Артаньяну, - вот кто

может все рассказать вам лучше, чем я, так как это мой спаситель. Если

бы не он, я бы сейчас болтался в рыбачьих сетях где-нибудь около СенКлу,

ибо меня хотели ни более ни менее, как бросить в реку. Рассказывайте,

д'Артаньян, рассказывайте!

С тех пор как д'Артаньян стал лейтенантом мушкетеров, ему не менее

сотни раз приходилось бывать в одной комнате с королевой, но ни разу еще

она с ним не заговорила.

- Отчего же, сударь, оказав мне такую услугу, вы молчите? - сказала

королева.

- Ваше величество, - отвечал д'Артаньян, - я могу сказать только, что

моя жизнь принадлежит вам и что я буду истинно счастлив в тот день, ког-

да отдам ее за вас.

- Я знаю это, сударь, знаю давно, - сказала Анна Австрийская. - Поэ-

тому я рада, что могу публично выразить вам мое уважение и благодар-

ность.

- Позвольте мне, ваше величество, - сказал д'Артаньян, - часть их ус-

тупить моему другу, как и я, - он сделал ударение на этих словах, - ста-

рому мушкетеру полка Тревиля; он совершил чудеса храбрости.

- Как зовут вашего друга? - спросила королева.

- Как мушкетер, - сказал д'Артаньян, - он носил имя Портоса (королева

вздрогнула), а настоящее его имя - кавалер дю Валлон.

- Де Брасье де Пьерфон, - добавил Портос.

- Этих имен слишком много, чтобы я могла запомнить их все; я буду

помнить только первое, - милостиво сказала королева.

Портос поклонился, а д'Артаньян отступил на два шага назад.

В эту минуту доложили о прибытии коадъютора.

Раздались возгласы удивления. Хотя в это самое утро коадъютор произ-

носил в соборе проповедь, ни для кого не было тайной, что он сильно

склоняется на сторону фрондеров. Поэтому Мазарини, попросив парижского

архиепископа, чтобы его племянник выступил с проповедью, очевидно, имел

намерение сыграть с г-ном де Рецем шуточку на итальянский манер, что

всегда доставляло ему удовольствие.

Действительно, едва выйдя из собора, коадъютор узнал о случившемся.

Он, правда, поддерживал сношения с главарями Фронды, но не настолько,

чтобы ему нельзя было отступить в случае, если бы двор предложил ему то,

чего он добивался и к чему его звание коадъютора было только переходной

ступенью. Г-н де Рец хотел стать архиепископом вместо своего дяди и кар-

диналом, как Мазарини. От народной партии он вряд ли мог ожидать таких

подлинно королевских милостей. Поэтому он отправился во дворец, чтобы

поздравить королеву с победой при Лансе, решив действовать за или против

двора, в зависимости от того, хорошо или плохо будут приняты его позд-

равления.

Итак, доложили о коадъюторе. Он вошел, и веселые придворные с жадным

любопытством уставились на него, ожидая, что он скажет.

У коадъютора одного было не меньше ума, чем у всех собравшихся здесь

с целью посмеяться над ним. Его речь была так искусно составлена, что,

несмотря на все желание присутствующих подтрунить над ней, им решительно

не к чему было придраться. Закончил он выражением готовности, по мере

своих слабых сил, служить ее величеству.

Все время, пока коадъютор говорил, королева, казалось, с большим удо-

вольствием слушала его приветствие, но когда оно закончилось выражением

готовности служить ей, к чему вполне можно было придраться, Анна

Австрийская обернулась, и шутливый взгляд, брошенный ею в сторону любим-

цев, явился для них знаком, что она выдает коадъютора им на посмеяние.

Тотчас же посыпались придворные шуточки. Ножан-Ботен, своего рода домаш-

ний шут, воскликнул, что королева очень счастлива найти в такую минуту

помощь в религии. Все расхохотались.

Граф Вильруа сказал, что не понимает, чего еще можно опасаться, когда

по одному знаку коадъютора на защиту двора против парламента и парижских

горожан явится целая армия священников, церковных швейцаров и сторожей.

Маршал де Ла Мельере выразил сожаление, что в случае, если бы дошло

до рукопашного боя, господина коадъютора нельзя было бы узнать по крас-

ной шляпе, как узнавали по белому перу на шляпе Генриха IV в битве при

Иври.

Гонди с видом спокойным и строгим принял на себя всю бурю смеха, ко-

торую он мог сделать роковой для весельчаков. Затем королева спросила

его, не имеет ли он еще что-нибудь прибавить к своей прекрасной речи.

- Да, ваше величество, - ответил коадъютор, - я хочу попросить вас

хорошенько подумать, прежде чем развязывать гражданскую войну в коро-

левстве.

Королева повернулась к нему спиной, и смех кругом возобновился.

Коадъютор поклонился и вышел, бросив на кардинала, не сводившего с

него глаз, один из тех взглядов, которые так хорошо понимают смертельные

враги. Взгляд этот пронзил насквозь Мазарини; почувствовав, что это

объявление войны, он схватил д'Артаньяна за руку и шепнул ему:

- В случае надобности вы, конечно, узнаете этого человека, который

только что вышел, не правда ли?

- Да, монсеньер, - отвечал тот.

Затем, в свою очередь, д'Артаньян обернулся к Портосу.

- Черт возьми, - сказал он, - дело портится. Не люблю ссор между ду-

ховными лицами.

Гонди между тем шел по залам дворца, раздавая по пути благословения и

чувствуя злую радость от того, что даже слуги его врагов преклоняют пе-

ред ним колени.

- О, - прошептал он, перешагнув порог дворца, - неблагодарный, веро-

ломный и трусливый двор! Завтра ты у меня по-другому засмеешься.

Вернувшись домой, коадъютор узнал от слуг, что его ожидает какой-то

молодой человек. Он спросил, как зовут этого человека, и вздрогнул от

радости, услышав имя Лувьера.

Поспешно пройдя к себе в кабинет, он действительно застал там сына

Бруселя, который после схватки с гренадерами был весь в крови и до сих

пор не мог прийти в себя от ярости. Единственная мера предосторожности,

которую он принял, идя в архиепископский дом, заключалась в том, что он

оставил свое ружье у одного из друзей.

Коадъютор подошел к нему и протянул ему руку. Молодой человек взгля-

нул на него так, словно хотел прочесть в его душе.

- Дорогой господин Лувьер, - сказал коадъютор, - поверьте, что я при-

нимаю действительное участие в постигшей вас беде.

- Это правда? Вы говорите серьезно? - спросил Лувьер.

- От чистого сердца, - отвечал Гонди.

- В таком случае, монсеньер, пора перейти от слов к делу: монсеньер,

если вы пожелаете, через три дня мой отец будет выпущен из тюрьмы, а че-

рез полгода вы будете кардиналом.

Коадъютор вздрогнул.

- Будем говорить прямо, - продолжал Лувьер, - и откроем наши карты.

Из одного лишь христианского милосердия не раздают в течение полугода

тридцать тысяч экю милостыни, как это сделали вы: это было бы уж черес-

чур бескорыстно. Вы честолюбивы, и это понятно: вы человек выдающийся и

знаете себе цену. Что касается меня, то я ненавижу двор и в настоящую

минуту желаю одного - отомстить. Поднимите духовенство и народ, которые

в ваших руках, а я подниму парламент и буржуазию. С этими четырьмя сти-

хиями мы в неделю овладеем Парижем, и тогда, поверьте мне, господин ко-

адъютор, двор из страха сделает то, чего не хочет сделать теперь по доб-

рой воле.

Коадъютор, в свою очередь, пристально посмотрел на Лувьера.

- Но, господин Лувьер, ведь это значит, что вы просто-напросто пред-

лагаете мне затеять гражданскую войну?

- Вы сами подготовляете ее уже давно, монсеньер, и случай для вас

только кстати.

- Хорошо, - сказал коадъютор, - но вы понимаете, что над этим еще на-

до хорошенько подумать?

- Сколько часов требуется вам для этого?

- Двенадцать часов, сударь. Это не слишком много.

- Сейчас полдень; в полночь я буду у вас.

- Если меня еще не будет дома, подождите.

- Отлично. До полуночи, монсеньер.

- До полуночи, дорогой господин Лувьер.

Оставшись один, Гонди вызвал к себе всех приходских священников, с

которыми был знаком лично. Через дна часа у него собралось тридцать свя-

щенников из самых многолюдных, а следовательно, и самых беспокойных при-

ходов Парижа. Гонди рассказал им о нанесенном ему в Пале-Рояле оскорбле-

нии и передал им все шутки, которые позволили себе Ботен, граф де

Вильруа и маршал дела Мельере. Священники спросили его, что им надлежит

делать.

- Это просто, - сказал коадъютор. - Вы, как духовный отец, имеете

влияние на ваших прихожан. Искорените в них этот несчастный предрассудок

- страх и почтение к королевской власти; доказывайте вашей пастве, что

королева - тиран, и повторяйте это до тех пор, пока не убедите их, что

все беды Франции происходят из-за Мазарини, ее соблазнителя и любовника.

Принимайтесь за дело сегодня же, немедленно и через три дня сообщите мне

результаты. Впрочем, если кто-нибудь из вас может дать мне хороший со-

вет, то пусть останется, я с удовольствием послушаю.

Остались три священника: приходов Сен-Мерри, св. Сульпиция и св. Евс-

тафия. Остальные удалились.

- Значит, вы думаете оказать мне более существенную помощь, чем ваши

собратья? - спросил Гонди у оставшихся.

- Мы надеемся, - отвечали те.

- Хорошо, господин кюре Сен-Мерри, начинайте вы.

- Монсеньер, в моем квартале проживает один человек, который может

быть вам весьма полезен.

- Кто такой?

- Торговец с улицы Менял, имеющий огромное влияние на мелких торгов-

цев своего квартала.

- Как его зовут?

- Планше. Недель шесть тому назад он один устроил целый бунт, а затем

исчез, так как его искали, чтобы повесить.

- И вы его отыщете?

- Надеюсь; я не думаю, чтобы его схватили. Я духовник его жены, и ес-

ли она знает, где он, то и я узнаю.

- Хорошо, господин кюре, поищите этого человека, и если найдете, при-

ведите ко мне.

- В котором часу, монсеньер?

- В шесть часов вам удобно?

- Мы будем у вас в шесть часов, монсеньер.

- Идите же, дорогой кюре, идите, и да поможет вам бог.

Кюре вышел.

- А вы что скажете? - обратился Гонди к кюре св. Сульпиция.

- Я, монсеньер, - отвечал тот, - знаю человека, который оказал

большие услуги одному очень популярному вельможе; из него выйдет отлич-

ный предводитель бунтовщиков, и я могу его вам представить.

- Как зовут этого человека?

- Граф Рошфор.

- Я тоже знаю его. К несчастью, его нет в Париже.

- Монсеньер, он живет в Париже, на улице Кассет.

- С каких пор?

- Уже три дня.

- Почему он не явился ко мне?

- Ему сказали... простите, монсеньер...

- Заранее прощаю, говорите.

- Ему сказали, что вы собираетесь принять сторону двора.

Гонди закусил губу.

- Его обманули, - сказал он. - Приведите его ко мне в восемь часов,

господин кюре, и да благословит вас бог, как и я вас благословляю.

Второй кюре вышел.

- Теперь ваша очередь, - сказал коадъютор, обращаясь к последнему ос-

тавшемуся. - Вы также можете мне предложить что-нибудь вроде того, что

предложили только что вышедшие?

- Нечто лучшее, монсеньер.

- Ого! Не слишком ли вы много на себя берете? Один предложил мне куп-

ца, другой графа; уж не предложите ли вы мне принца?

- Я вам предложу нищего, монсеньер.

- А, понимаю, - произнес Гонди, подумав. - Вы правы, господин кюре;

нищего, который поднял бы весь легион бедняков со всех перекрестков Па-

рижа и заставил бы их кричать на всю Францию, что это Мазарини довел их

до сумы.

- Именно такой человек у меня есть,

- Браво. Кто же это такой?

- Простой нищий, как я уже вам сказал, монсеньер, который просит ми-

лостыню и подает святую воду на ступенях церкви святого Евстафия уже лет

шесть.

- И вы говорите, что он пользуется большим влиянием среди своих соб-

ратьев?

- Известно ли монсеньеру, что нищие тоже имеют свою организацию, что

это нечто вроде союза неимущих против имущих, союза, в который каждый

вносит свою долю и который имеет своего главу?

- Да, я уже кое-что слыхал об этом, - сказал коадъютор.

- Так вот, человек, которого я вам предлагаю, - главный старшина ни-

щих.

- А что вызнаете о нем?

- Ничего, монсеньер; мне только кажется, что его терзают угрызения

совести.

- Почему вы так думаете?

- Двадцать восьмого числа каждого месяца он просит меня отслужить

мессу за упокой одной особы, умершей насильственной смертью. Я еще вчера

служил такую обедню.

- Как его зовут?

- Майяр. Но я думаю, что это не настоящее его имя,

- Могли бы мы сейчас застать его на месте?

- Без сомнения.

- Так пойдемте посмотрим на вашего нищего, господин кюре; и если он

таков, как вы говорите, то действительно именно вы нашли для нас настоя-

щее сокровище.

Гонди переоделся в светское платье, надел широкополую мягкую шляпу с

красным пером, опоясался шпагой, прицепил шпоры к сапогам, завернулся в

широкий плащ и последовал за кюре.

Коадъютор и его спутники прошли по улицам, ведущим из архиепископско-

го дворца к церкви св. Евстафия, внимательно изучая настроение народа.

Народ был явно возбужден, но, подобно рою взбудораженных пчел, не знал,

что надо делать. Ясно было, что если у него не окажется главарей, дело

так и закончится одним лишь ропотом.

Когда они пришли на улицу Прувер, кюре указал рукой на церковную па-

перть.

- Вот, - сказал он, - этот человек; он на своем месте,

Гонди посмотрел в указанную сторону и увидел нищего, сидевшего на

стуле; возле него стояло небольшое ведро, а в руках он держал кропило.

- Что, он по особому праву сидит здесь? - спросил Гонди.

- Нет, монсеньер, - отвечал кюре, - он купил у своего предшественника

место подателя святой воды.

- Купил?

- Да, эти места продаются; он, кажется, заплатил за свое сто писто-

лей.

- Значит, этот плут богат?

- Некоторые из них, умирая, оставляют тысяч двадцать или тридцать

ливров, иногда даже больше.

- Гм! - произнес со смехом Гонди. - А я и не знал, что, раздавая ми-

лостыню, так хорошо помещаю свои деньги.

Они подошли к паперти; когда кюре и коадъютор вступили на первую сту-

пень церковной лестницы, нищий встал и протянул свое кропило.

Это был человек лет шестидесяти пяти - семидесяти, небольшого роста,

довольно плотный, с седыми волосами и хищным выражением глаз. На лице

его словно отражалась борьба противоположных начал: дурных устремлений,

сдерживаемых усилием воли или же раскаянием.

Увидев сопровождавшего кюре шевалье, он слегка вздрогнул и посмотрел

на него с удивлением.

Кюре и коадъютор прикоснулись к кропилу концами пальцев и перекрести-

лись; коадъютор бросил серебряную монету в шляпу нищего, лежавшую на

земле.

- Майяр, - сказал кюре, - мы пришли с этим господином, чтобы погово-

рить с вами

- Со мной? - произнес нищий. - Слишком много чести для бедняка, пода-

ющего святую воду.

В голосе нищего слышалась ирония, которой он не мог скрыть и которая

удивила коадъютора.

- Да, - продолжал кюре, видимо привыкший к такому тону, - да, нам хо-

телось узнать, что вы думаете о сегодняшних событиях и что вы слышали о

них от входивших и выходивших из церкви.

Нищий покачал головой.

- События очень печальные, господин кюре, и, как всегда, они падут на

голову бедного народа. Что же касается разговоров, то все выражают неу-

довольствие, все жалуются; но сказать "все" - значит" в сущности, ска-

зать "никто".

- Объяснитесь, мой друг, - сказал Гонди.

- Я хочу сказать, что все эти жалобы, проклятия могут вызвать только

бурю и молнии, но гром не грянет, пока не найдется предводитель, который

бы направил его.

- Друг мой, - сказал Гонди, - вы мне кажетесь человеком очень сметли-

вым; не возьметесь ли вы принять участие в маленькой гражданской войне,

если она вдруг разразится, и не окажете ли вы помощь такому предводите-

лю, если он сыщется, вашей личной властью и влиянием, которые вы приоб-

рели над своими товарищами?

- Да, сударь, но только с тем условием, что эта война будет одобрена

церковью и, следовательно, приведет меня к цели, которой я добиваюсь, то

есть к отпущению грехов.

- Эту войну церковь не только одобряет, но и будет руководить ею. Что

же касается отпущения грехов, то у нас есть парижский архиепископ, имею-

щий большие полномочия от римской курии, есть даже коадъютор, наделенный

правом давать полную индульгенцию; мы вас ему представим.

- Не забудьте, Майяр, - сказал кюре, - что это я рекомендовал вас

господину, который очень могуществен и которому я в некотором роде за

вас поручился.

- Я знаю, господин кюре, - отвечал нищий, - что вы всегда были добры

ко мне; поэтому я приложу все старания, чтобы услужить вам.

- Вы думаете, что ваша власть над товарищами действительно так вели-

ка, как сказал мне господин кюре?

- Я думаю, что они питают ко мне известное уважение, - сказал нищий

не без гордости, - и что они не только сделают все, что я им прикажу, но

и последуют за мной всюду.

- И вы можете поручиться мне за пятьдесят человек, ничем не занятых,

горячих и с такими мощными глотками, что когда они начнут орать: "Долой

Мазарини!", стены Пале-Рояля падут, как пали некогда стены Иерихона?

- Я думаю, - сказал нищий, - что мне можно поручить дело потруднее и

посерьезнее этого.

- А, - произнес Гонди, - значит, вы беретесь устроить за одну ночь

десяток баррикад?

- Я берусь устроить пятьдесят и защищать их, если нужно будет.

- Черт возьми! - воскликнул Гонди. - Вы говорите с уверенностью, ко-

торая меня радует, и так как господин кюре мне ручается за вас...

- Да, ручаюсь, - подтвердил кюре.

- В этом мешке пятьсот пистолей золотом; распоряжайтесь ими по своему

усмотрению, а мне скажите, где вас можно встретить сегодня в десять ча-

сов вечера.

- Для этого надо выбрать какой-нибудь возвышенный пункт, чтобы сиг-

нал, данный с него, увидели бы во всех кварталах Парижа.

- Хотите, я предупрежу викария церкви святого Иакова? Он проведет вас

в одну из комнат башни, - предложил кюре.

- Отлично, - сказал нищий.

- Итак, - произнес коадъютор, - сегодня в десять часов вечера, и, ес-

ли я останусь вами доволен, вы получите второй мешок с пятьюстами писто-

лей.

Глаза нищего засверкали от жадности, которую он постарался скрыть.

- Сегодня вечером, сударь, - отвечал он, - все будет готово.

Он отнес свой стул в церковь, поставил рядом с ним ведро, положил

кропило, окропил себя святой водой из каменной чаши, словно не доверяя

той, что была у него в ведре, и вышел из церкви.

II

БАШНЯ СВ. ИАКОВА

До шести часов коадъютор побывал везде, где ему надо было, и возвра-

тился в архиепископский дворец.

Ровно в шесть ему доложили о кюре прихода СенМерри.

- Просите, - сказал коадъютор.

Вошел кюре в сопровождении Планше.

- Монсеньер, - сказал кюре, - вот тот, о ком я имел честь говорить

вам.

Планше поклонился с видом человека, привыкшего бывать в хороших до-

мах.

- Вы хотите послужить делу народа? - спросил его Гоцли.

- О, конечно, - отвечал Планше, - я фрондер в душе. Монсеньер не зна-

ет, что я уже приговорен к повешению.

- За что?

- Я отбил у слуг Мазарини одного знатного господина, которого они

везли обратно в Бастилию, где он просидел уже пять лет.

- Как его зовут?

- Монсеньер хорошо знает его: это граф Рошфор.

- Ах, в самом деле, - сказал коадъютор, - я слышал об этой истории.

Мне говорили, что вы взбунтовали целый квартал.

- Да, почти что так, - самодовольно произнес Планше.

- Ваше занятие?

- Кондитер с улицы Менял.

- Объясните мне, как, при таком мирном занятии, у вас возникли такие

воинственные наклонности?

- А почему вы, монсеньер, будучи духовным лицом, принимаете меня со

шпагой на бедре и шпорами на сапогах?

- Недурной ответ, - произнес Гонди со смехом. - Но знаете ли, у меня,

несмотря на мою рясу, всегда были воинственные наклонности.

- А я, монсеньер, прежде чем стать кондитером, прослужил три года

сержантом в Пьемонтском полку, а прежде чем прослужить три года в

Пьемонтском полку, был полтора года слугой у господина д'Артаньяна.

- У лейтенанта мушкетеров? - спросил Гонди.

- У него самого, монсеньер.

- Но, говорят, он ярый мазаринист?

- Гм, - промычал Планше.

- Что вы хотите сказать?

- Ничего, монсеньер. Господин д'Артаньян состоит на службе, и его де-

ло защищать Мазарини, который ему платит, а наше дело, дело горожан, на-

падать на Мазарини, который нас грабит.

- Вы сметливый малый, мой друг. Могу ли я на вас рассчитывать?

- Кажется, - отвечал Планше, - господин кюре уже поручился вам за ме-

ня.

- Это верно, но я предпочитаю, чтобы вы сами подтвердили это.

- Вы можете рассчитывать на меня, монсеньер, если только речь идет о

том, чтобы произвести смуту в городе.

- Именно о том. Сколько человек можете вы набрать за ночь?

- Двести мушкетов и пятьсот алебард.

- Если в каждом квартале найдется человек, который сделает то же са-

мое, завтра у нас будет настоящее войско.

- Без сомнения.

- Согласны вы повиноваться графу Рошфору?

- Я пойду за ним хоть в ад, - говорю без шуток, так как считаю его

способным туда отправиться.

- Браво!

- По какому признаку можно будет отличить друзей от врагов?

- Каждый фрондер прикрепит к шляпе соломенный жгут.

- Отлично. Приказывайте.

- Нужны вам деньги?

- Деньги никогда не мешают, монсеньер. Если их нет, то можно обой-

тись, а если они есть, то дело пойдет от этого быстрее и лучше.

Гонди подошел к сундуку и достал из него мешок.

- Вот пятьсот пистолей - сказал он. - Если дело пойдет хорошо, завтра

можете получить такую же сумму?

- Я дам вам, монсеньер, подробный отчет в расходах, - сказал Планше,

взвесив мешок на руке.

- Хорошо. Поручаю вам кардинала.

- Будьте покойны, он в надежных руках.

Планше вышел. Кюре с минуту задержался,

- Вы довольны, монсеньер? - спросил он.

- Да, этот человек показался мне дельным малым.

- Он сделает больше, чем обещал.

- Тем лучше.

Кюре догнал Планше, который ждал его на лестнице. Через десять минут

доложили о кюре св. Сульпиция.

Едва дверь отворилась, как в кабинет Гонди вбежал граф Рошфор.

- Вот и вы, дорогой граф! - воскликнул коадъютор, протягивая руку.

- Итак, вы решились наконец, монсеньер? - спросил Рошфор.

- Я решился давно, - отвечал Гонди.

- Хорошо. Не будем тратить слов. Вы сказали, и я вам верю Итак, мы

устроим Мазарини бал.

- Да... я надеюсь.

- А когда начнутся танцы?

- Приглашения разосланы на эту ночь, - сказал коадъютор, - но скрипки

заиграют только завтра утром.

- Вы можете рассчитывать на меня и на пятьдесят солдат, которых мне

обещал шевалье д'Юмьер на случай, если они понадобятся.

- Пятьдесят солдат!

- Да. Он набирает рекрутов и одолжил мне их; на тот случай, если по

окончании праздника среди них окажется нехватка, я обязался поставить

недостающее количество.

- Отлично, дорогой Рошфор; но это еще не все.

- Что же еще? - спросил Рошфор, улыбаясь.

- Куда вы дели герцога Бофора?

- Он в Вандоме и ждет от меня письма, чтобы возвратиться в Париж.

- Напишите ему, что уже можно.

- Значит, вы уверены, что все пойдет хорошо?

- Да, но пусть он спешит, ибо, как только парижане взбунтуются, у нас

явятся, вместо одного, десять принцев, которые пожелают стать во главе

движения. Если он опоздает, место может оказаться занятым.

- Могу я говорить от вашего имени?

- Да. Конечно.

- Могу я ему сказать, чтобы он на вас рассчитывал?

- Несомненно.

- И вы передадите ему полную власть?

- Да, в делах военных, что же касается политики...

- Все знают, что он в ней не силен.

- Пусть он предоставит мне самому добиваться кардинальской шляпы.

- Вам ее хочется иметь?

- Раз я уже вынужден носить шляпу, фасон которой мне не к лицу, -

сказал Гонди, - то я желаю, по крайней мере, чтобы она была красная.

- О вкусах и цветах не спорят, - произнес Рошфор со смехом. - Ручаюсь

вам за его согласие.

- Вы напишете ему сегодня вечером?

- Да, но я лучше пошлю гонца.

- Через сколько дней он может явиться?

- Через пять.

- Пусть явится. Он найдет большие перемены.

- Желал бы я этого.

- Ручаюсь вам!

- Итак?

- Идите соберите ваших пятьдесят человек и будьте готовы.

- К чему?

- Ко всему.

- Какой у нас условный знак?

- Соломенный жгут на шляпе.

- Хорошо. До свиданья, монсеньер.

- До свиданья, дорогой граф.

- А, Мазарини, Мазарини, - повторял Рошфор, уводя с собой кюре, кото-

рому не удалось вставить в разговор ни одного слова, - ты увидишь те-

перь, так ли я стар, чтобы не годиться для дела!

Было половина десятого, и коадъютору требовалось не меньше получаса,

чтобы дойти от архиепископского дома до башни св. Иакова.

Подходя к ней, коадъютор заметил в одном из самых верхних окон свет.

- Хорошо, - сказал он, - наш старшина нищих на своем месте,

Коадъютор постучал в дверь. Ему отворил сам викарий; со свечой в руке

он проводил его на верх башни. Здесь викарий указал ему на маленькую

дверь, поставил свечу в угол и спустился вниз.

Хотя в двери торчал ключ, тем не менее Гонди постучал.

- Войдите, - послышался из-за двери голос нищего.

Гонди вошел. Податель святой воды из церкви св. Евстафия ожидал его,

лежа на каком-то убогом одре.

При виде коадъютора он встал.

Пробило десять часов.

- Ну что, - спросил Гонди, - ты сдержал слово?

Дата добавления: 2015-09-03