Блондинка в чёрных кружевах

http://ficbook.net/readfic/1993347

Автор: Dita von Lanz (http://ficbook.net/authors/Dita+von+Lanz)
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Повседневность, PWP, ER (Established Relationship)

Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Любому творческому человеку нужна муза, которая будет вдохновлять его на... А на что? У некоторых странные способы самовыражения.
Поиграем в марионеток, Бэнкс?
Поиграем, Кроули.

Посвящение:
criminal hamster

Примечания автора:
Просто ПВП-шка, родившаяся из общения в комментариях.
Основная история - http://ficbook.net/readfic/1936950

Шёлковая лента мягко касается запястий, сначала одного, потом второго, обвиваясь вокруг них змеёй, соприкасаясь с кожей. Это приятно, хотя и немного напрягает знание о том, что последует за обманчиво ласковыми действиями, когда ленты превратятся в способ контроля. А это обязательно произойдёт. Знания не успокаивают совершенно, они, скорее, заставляют нервничать сильнее.
– Поиграем в марионеток, Бэнкс?
– Поиграем, Кроули.
Сеймур улыбается, стягивая чужие запястья широкими чёрными лентами. Две ленты, похожие на нити, что держат марионетку, и концы её находятся в руках у кукловода. Он волен делать всё, что только в голову взбредёт. Вряд ли его мысли заняты исключительно театральными эффектами. Сеймур не большой любитель театра, хотя и отвращения к нему не испытывает, просто в жизни игру не признаёт, потому и действия, подобные сегодняшним, в его исполнении смотрятся... Не нелепо, но довольно странно. Во всяком случае, он воспринимает их именно, как странность, ему не свойственную.
Бэнкс никогда не принадлежал к числу фетишистов, да и каких-то предпосылок к появлению у себя подобной любви к шмоткам не замечал. Его гардероб никогда не блистал особыми изысками, если не считать таковыми концертные фраки, рубашки со стоящими от крахмала воротничками и бабочки, что легко ложились поверх ткани, придавая облику солидности. В повседневности, перестав заниматься музыкой, он стал уделять внешнему виду ещё меньше внимания, в школьные годы – точно.
Тяги к вещам других людей тоже не наблюдалось. Он не воровал чужие рубашки, чтобы после, оставшись наедине с собой, подносить их к лицу, вдыхая запах владельца вещи, наслаждаться этим моментом, представляя, что всё происходит наяву. Он и сейчас подобным не страдает, но один фетиш у него всё же имеется. У фетиша длинные светлые волосы, полные губы, голубые глаза и звучное имя. Натаниэль Кроули...
В том, что Натаниэлю очень подходит кружево, Сеймур убедился ещё несколько лет назад, когда впервые увидел Кроули на вечеринке. Половину его лица скрывала маска, кружево прилегало к коже, образуя на ней причудливый рисунок, и в целом эта картина производила на тогда ещё школьного старосту убийственный эффект. Он никогда не был фанатом переодеваний, по-прежнему придерживаясь мнения, что парень в женской одежде смотрится довольно жалко, потому и сейчас не ставил перед собой задачу – устроить шоу трансвеститов, а после смотреть на творение рук своих, неизменно приходя к выводу, что получилось всё просто отвратительно. Тем не менее... Кружево и чёрные ленты. Чёрные ленты, контрастирующие по цвету с кожей и волосами, и кружево, которое будет прилегать к ней же... Когда Бэнкс думает об этом, кажется, его обжигает, он мотает головой из стороны в сторону, стараясь избавиться от наваждения, но мысли слишком настойчивы, чтобы вот так, запросто, оставить в покое и отправиться в архив нереализованных желаний. Есть в этой мечте что-то неправильное и извращённое. Или же нет, а он себя просто накручивает?
При необходимости Кроули способен вживаться в роль и играть её на сто, а то и все двести процентов, если, конечно, такое процентное соизмерение существует. Вроде бы сто – это предел? Когда Сеймур смотрит на Натаниэля, знания, что школьные, что университетские, благополучно из головы выветриваются, ничего не оставляя. Кроули, видимо, в роль свою отлично вжился, поскольку его не угнетает некая зависимость от чужой воли, ограничение собственной свободы и необходимость подчиняться.
Если Бэнкс поделится своими мыслями с Натаниэлем, тот может отреагировать по-разному. Разозлиться, сказав, что это глупость, пропустить мимо ушей или же согласиться. Третий вариант вызывает сомнения, потому что это просто глупо, это просто нереально.
– Поиграем, Кроули?
Шёпот доносится до уха, а губы почти касаются мочки.
Ладонь неуверенно ложится на плечо, чтобы, скользнув по воротнику рубашки, перебраться на шею, представляя... Нет, вряд ли. Или же есть вариант, что всё будет именно так, как в мечтах? У него уже есть опыт исполнения определённых мечтаний. Мысли на уроке, перешедшие в реальность. Возможно, простое совпадение. А, возможно, та самая визуализация, о которой так часто принято говорить. Работает она далеко не всегда, но иногда всё же бывают счастливые случаи.
Кроули откладывает в сторону книгу, к которой всё это время было приковано его внимание. Ощущает прикосновение пальцев к шее, попутно пытаясь понять, что такого задумал Сеймур. Судя по его голосу, чуть хрипловатому, немного нервному, в голову Бэнкса пришла какая-то идея, о реализации которой он мечтает, но пока не решается произнести вслух, опасаясь, что ему не ответят взаимностью. Иногда он действительно удивляет Натаниэля своими размышлениями. Они живут вместе чуть больше трёх лет. Сеймур уже не такой, каким был в школе. Во всяком случае, у него нет тех комплексов и жутких приступов самобичевания, что занимали мысли в былое время. Неизменной остаётся расстановка сил. Муза и созидатель. Бэнкс всё ещё держит в руках скрипку. Профессионально не играет, поскольку изначально, пытаясь вернуться к инструменту, не ставил перед собой такой задачи. Но для себя – вполне. Ему это нравится, моментами даже доставляет удовольствие.
Вторая ладонь в кармане, сжимает несколько небольших клочков ткани. Кружевной. Рядом, в том же самом кармане, лежат две длинные ленты. Они заставляют Сеймура нервничать, но он более или менее удачно давит в себе нервозность, стараясь казаться невозмутимым и спокойным.
– Во что?
Голос Натаниэля немного встревоженный, но вместе с тем заинтересованный, а на губах появляется улыбка. Как «Рафаэлло», больше тысячи слов. Такая же многообещающая и красноречивая. Судя по всему, он, даже не зная, что именно ему предложат, заранее на всё согласен.
Его улыбка не менее сладкая. Не слащавая, а именно сладкая, потому что таит в себе множество приятных обещаний.
Он запрокидывает голову, упираясь затылком в плечо Сеймура, внимательно смотрит в лицо, считывая эмоции. Несколько секунд немой игры в гляделки, когда все мысли чувства передаются лишь с помощью визуального мостика, появившегося в момент пересечения взглядов.
Бэнкс продолжает хранить молчание, он всё так же касается шеи Натаниэля, представляя, как широкая полоса бархотки окажется под пальцами, сменив ощущение голой кожи на нечто иное. Кроули перехватывает его ладонь своей, фиксирует на месте и тянется за поцелуем, чтобы немного ускорить процесс, перевести Сеймура от размышлений к реальным действиям, когда он сможет решиться и заявить, чего же он на самом деле так страстно желает. Отпуская ладонь, Натаниэль меняет положение, оказываясь лицом к лицу с Бэнксом, прижимается к его губам в поцелуе.
Сеймур вновь скользит ладонью по его плечу, чуть тянет воротник в сторону, искренне радуясь тому, что Кроули продолжает отдавать предпочтение рубашкам на кнопках, а не на пуговицах. Если бы он каждый раз рвал вещи, на одних только рубашках можно было разориться, а так – чистая экономия.
Он достаёт из кармана свои приобретения, точнее, одно из них выпадает прямо на постель. Разумеется, Натаниэль их замечает и внимательно смотрит на Бэнкса, предлагая огласить весь список, то есть продемонстрировать все приобретения. Там нет ничего особо провокационного. Только кружевные перчатки и бархотка, украшенная всё теми же кружевами. Ничего такого, что могло бы привести в замешательство и заставить вместо согласия отделаться словами о необходимости подумать ещё немного. Шёлковые ленты тоже не похожи на один из экспонатов камеры пыток. Эстетично, эротично. И Кроули они нравятся.
Он окидывает заинтересованным взглядом собственные запястья, представляя, как на них ложится широкая скользкая полоса. Совсем не страшно, даже, напротив, ему такие перспективы приходятся по вкусу. Небольшая игра в доминирование, ответная толика игры в подчинение.
– Что-то ещё? – спрашивает тихо.
– Нет, только это.
– Отлично.
Он снова улыбается и тянется к предложенным вещам, первой в руку ложится бархотка, украшенная кружевами, лёгкая, почти невесомая. На ней нет никаких подвесок, только материал, который, соприкасаясь с кожей, вызывает странные ощущения. Видимо, от предвкушения. Кроули отточенным движением отводит волосы от шеи, застёгивая аксессуар, тянется к перчаткам. Они соприкасаются с ладонями; значительно отличаются от тех, что сделаны из кожи. В кожаных как-то больше прагматизма, здесь преобладает некая воздушность, само собой получается настроиться на романтический лад.
– Красиво? – интересуется, рассматривая собственные ладони.
Эта небольшая игра его нисколько не отталкивает, с каждой минутой становится всё интереснее, как далеко она зайдёт, какой итог получится. В вопросе с переодеванием Натаниэль с Сеймуром согласен полностью, он тоже не любит разного рода фетиши. Чулки с кружевными резинками, каблуки и корсеты смотрелись бы на нём убого, он сам это знает. Слишком много мужского во внешности, смотреться будет грубо, неотёсанно и самому себе – противно. В перчатках и бархотке нет ничего отталкивающего, они лишь напоминают приправу к основному блюду, но не заглушают его вкус.
Бэнкс касается его ладони, чувствуя шероховатую поверхность кружева, осторожно обводит пальцами рисунок, словно пытается заново его нарисовать, только вместо кистей и красок – пальцы и прикосновения. Кроули внимательно наблюдает за чужими действиями, вздрагивает, когда ладони касаются запястий, будто примеряясь, планируя, что делать с лентами. Сеймур осторожно поглаживает чувствительную кожу. Выдыхает:
– Очень.
Лента оказывается в его руках. Он пропускает её сквозь пальцы, чувствуя гладкость поверхности, представляя, как ленты обовьются вокруг запястий. Кроули чуть подаётся вперёд, касается чужой одежды. Пиджак благополучно оказывается на полу, дело теперь исключительно за рубашкой. На ней пуговицы. Натаниэль терпеть их не может, слишком много времени уходит на то, чтобы расстегнуть все до единой.
Сеймур захватывает ленту обеими руками, она скользит по лицу Кроули, ложится на глаза, закрывая обзор, но буквально через пару мгновений возможность видеть окружающий мир вновь возвращается. Всего лишь обманный манёвр, никакой серьёзности. Впрочем, этого никто и не обещал.
Поиграем, Кроули?
Разумеется.
Совсем не обязательно высказывать это вслух, чтобы понять, какой ответ последует за вопросом.
Ленты оказываются ровно там, где им и положено. Бэнкс обматывает запястье, но не стягивает. Вещица свободно соскальзывает вниз. Сеймур забавляется, ни грамма серьёзности, которой от него, впрочем, никто и не требует. Он вновь цепляет ленту, тянет рубашку за край воротника, расстёгивая. Придвигается ближе.
Фиксирует ленту на месте, завязывая. Теперь уже действительно примеряя на себя образ хозяина марионетки, которая ему подчинится, сделает всё, что ему захочется. Кроули чуть опускает голову, волосы занавешивают лицо, не позволяя узнать его выражение, чтобы считать эмоции или хотя бы минимально прочувствовать настроение.
Бэнкс выпрямляется в полный рост, прихватывая концы лент, чуть потянув за них. Натаниэлю приходится подчиниться, поднять руки вверх, но глаза по-прежнему устремлены вниз, он не смеет посмотреть на Сеймура, пока тот сам чего-то подобного не попросит. Игра есть игра, стоит подчиняться правилам, а не нарушать их. Единственная сфера жизни, где честность ценится превыше всего, риск же грозит неприятными последствиями.
– Кроули...
– Да?
Натаниэль смотрит вверх, улыбка всё такая же дерзкая, слишком живая для зависимой марионетки, слишком хитрая, чтобы можно было поверить в истинность его подчинения. Скорее всего, очередная игра, которая обернётся... Чем? Сеймур пока не знает, даже не догадывается, но всё равно чувствует, что даже в игре его могут удивить, а не покорно исполнять навязанную роль.
Он тянет сильнее. Улыбка на губах Кроули медленно тухнет, превращаясь из насмешливой в куда более подобострастную. К счастью, он не заигрывается, глаза не становятся равнодушными, в них, по-прежнему, блестит азарт, заметно, что ему это нравится, хотя и непривычно.
Выпуская ленты из рук, Бэнкс упирается коленом в матрас, заставляя Натаниэля слегка сменить положение, расставив ноги шире. Кроули опирается на оба колена. Несмотря на то, что ему подарена свобода действий, он всё равно не пускает в ход ладони, предпочитая ждать первого шага от Сеймура. Тот медленно расстёгивает пуговицы на своей рубашке, при этом выглядит так, словно совсем не нервничает. Разумеется, очередная маскировка. Взгляд выдаёт...
Губы у Натаниэля мягкие, чуть влажные, поскольку он позволил себе облизнуться, податливые. Он чувствует хватку на плече, пытается от этого прикосновения уйти, грациозно скользнуть в сторону не получается. Оказывается на спине и хохочет ровно до тех пор, пока Бэнкс не накрывает его губы своими, заставляя таким нехитрым, но неоднократно проверенным способом заткнуться. На самом деле, ему самому тоже весело, хоть он старается истинных настроений не демонстрировать, слишком серьёзно относится даже к игре, но его вряд ли можно исправить. Да и стоит ли?
Одна рука так и продолжает фиксировать плечо, прижимая к кровати, не позволяя сдвинуться с места, прихватывает вместе с тканью рубашки ещё и одеяло, вторая забирается под ткань, касаясь обнажённой кожи. Рубашка полностью расстёгнута, потому можно не тратить время на то, чтобы с ней разделаться. Ладонь скользит по рёбрам, прикосновения лёгкие, едва ощутимые. Пальцы касаются кожи, поднимаются от пояса брюк всё выше, очерчивая контуры мышц, обрисовывая их, касаются рёбер. Губы соскальзывают с губ, лишь немного прихватывая их поцелуем, не втягивая в глубокий поцелуй, поддразнивают, но установленную негласно границу никто не переходит.
Касаются шеи, за ухом, снова и снова. Натаниэль запрокидывает голову, чуть приоткрывая рот, выдыхает шумно, трудно сдержаться от того, чтобы не застонать. Сеймур знает, как ему нравится, что ему нравится и в каких пропорциях, он никогда не переигрывает, делая всё так, что после остаётся только удовольствие, а минусов никаких не обнаруживается. Кончик языка скользит по шее, чуть влажно, дыхание обжигающее.
Бэнкс выпускает из пальцев одеяло, перемещает ладонь выше, от плеча к шее, проводит по волосам, касается кружева бархотки, обводит самый её край языком, попутно отмечая, что Кроули пытается стянуть с него рубашку. Ладони, затянутые в кружевные перчатки, свободно скользят по торсу, ощущения противоречивые. С одной стороны – это интересно, с другой – непривычно. Чувствовать прикосновение кожи к коже интереснее по тактильной шкале, но если смотреть на ситуацию с позиции эстетики, то и так всё просто отлично. Шёлковая лента, которой обвязано запястье, случайно проходит по его коже, когда Натаниэль, не рассчитав, слишком сильно машет рукой. Сеймур прижимается губами к шее, чуть прихватывая кожу зубами, не настолько сильно, чтобы остался след, скорее, чтобы слегка поддразнить, спускается ниже. Губы скользят по бархатке, кружево принимает основную долю внимания на себя. Бэнкс тянется к застёжке, лёгким движением руки избавляя Натаниэля от этого аксессуара и вновь целуя шею. На сей раз, у него на пути нет никаких преград, прикосновение непосредственно к коже заставляет Кроули выгнуться ещё сильнее, шумно выдохнуть. Его ладони перемещаются Сеймуру на плечи, надавливая и направляя. Тихий смешок со стороны Бэнкса нисколько не портит общей картины и не заставляет Натаниэля отказаться от своих желаний.
Сеймур вновь прижимается к его губам, позволяя себе действовать гораздо увереннее, нежели в самом начале. Он не просто скользит губами по губам, он целует страстно, увлекающе, навязывая свои настроения, заставляя подчиняться. На так ли сложно подчинить того, кто хочет это сделать? Кроули приобнимает его за шею, притягивая к себе, прижимаясь сильнее, окончательно сдирая противную рубашку, которая мешает прикоснуться напрямую к Бэнксу, проводит кончиками пальцев по плечу, слегка надавливает ногтями, но не царапает, не желает оставлять на нём красные полосы. Сегодня он всего лишь марионетка, которой, правда, позволено чуть больше, чем обычной кукле. Ему можно почти всё, вот только своевольничать не стоит. Проявлять инициативу – не в его компетенции, ему стоит только покорно принимать ласку, отзываясь на неё, поскольку не отозваться просто нереально. Сеймур перехватывает ладонь, вновь цепляется за ленту, тянет, отстраняя. Вторая рука ложится на застёжку чужих брюк, расстёгивает пуговицу – всего одна, но как же бесит – тянет молнию вниз. Ленты приходится из рук выпустить, чтобы потянуть вниз джинсы. В отличие от кружевных деталей гардероба и рубашки, они не чёрные, а белые, игра на контрасте. Брюки легко поддаются, наверное, понимают, что в противном случае Бэнкс схватит ножницы и разрежет материю, вот и не мешают, стараются поддаться ему, чтобы совсем скоро отправиться в полёт. Свои брюки он давно расстегнул, но стаскивать с себя не торопится. Почему? Да просто нравится вот так забавляться. Медленно, с расстановкой.
Касается губами ключицы, вновь возвращаясь к прерванному занятию. Теперь ему ничто не мешает. Кружево нравилось ему в эстетическом плане, но значительно снижало чувствительность, теперь этот недостаток исправлен, и можно насладиться в полной мере. Кроули пахнет чем-то таким странным, нежным и одновременно воинственным. Кажется, жасминовая нотка? Или какой-то другой компонент аромата? В любом случае, это не так уж важно, потому что основное внимание сейчас сконцентрировано вовсе не на аромате, а на реакции самого Натаниэля, на то, как он рвано и прерывисто дышит, на то, как пытается управлять чужими действиями, но раз за разом терпит фиаско, потому что Бэнксу нравится делать вид, будто он является хозяином положения. У него слишком хорошо развито чувство самоконтроля, чтобы он запросто сдавался.
Он прижимается губами к животу, оставляя влажный след, лижет это же место, услышав ещё один томный выдох, сорвавшийся с губ Кроули. Ладони касаются волос, чуть потянув рыжие пряди. Кажется, Натаниэль начинает забываться, но это было уже не столь важно, чтобы уделять данному факту повышенное внимание.
Рот мокрый и горячий. Кроули выгибается сильнее, стискивая волосы Сеймура на затылке, чуть толкнувшись вперёд, чтобы уже через мгновение почувствовать, как Бэнкс ловит ленту и дёргает её, без слов приказывая не своевольничать. Ладонь раскрывается, отпуская чужие волосы, соскальзывая на простыню, цепляя уже её.
Время ожидания того стоит, потому что минет Сеймур делает если не виртуозно, то очень близко к этому, его язык гибкий, горячий ласкает медленно, размеренно, ровно так, как того Натаниэлю хочется. Бэнкс обхватывает член губами, помогает себе рукой, время от времени отвлекаясь для того, чтобы приласкать чувствительную внутреннюю часть бедра, наслаждаясь попутно реакцией Кроули, который дышит немного сорвано, облизывает пересохшие губы, глаза он давно закрыл, только ресницы подрагивают. Он мёртвой хваткой цепляется за простыню, словно собирается оторвать от неё кусок, бесстыдно раздвигает ноги, предлагая себя. И уже не имеют значения те штучки, с которых, собственно, всё началось. Бархотка валяется на кровати, затерявшись среди подушек, забытая и брошенная. Разве что ленты и перчатки всё ещё в игре, но и они уже не играют решающей роли, просто красивая декорация. Ладонь, скрытая тканью, созданной стараниями мастеров, касается щеки Сеймура, словно без слов даёт ему выбор. Прекратить всё так или же...
Блестящий квадратик, который он пытается разорвать, прикусив, отчаянно не желает поддаваться, заставляя Бэнкса вспомнить все самые отвратительные непечатные слова, которые только можно придумать. Кроули вновь улыбается, но не насмешливо и снисходительно, а больше всё-таки подбадривающее, после чего вновь – взмах ресницами, закрытые глаза. Разрывая зрительный контакт, что возник минутой ранее. Сеймур опирается ладонью на кровать, второй скользит по обнажённому бедру, не сжимая и стискивая его, а лишь слегка поглаживая, но и этого вполне хватает для того, чтобы Натаниэль задышал чаще, потянулся, чтобы обнять. Он обнимает Бэнкса за шею, прижимается к чуть припухшим и покрасневшим губам в поцелуе, проталкиваясь языком внутрь. Касается языка Сеймура и тут же от инициативы отказывается, позволив Бэнксу верховодить, поступая в соответствии со своими желаниями.
Обхватив его ноги своими, Кроули удаётся провернуть задуманное заранее, уложив Сеймура на спину, оказавшись сверху. Он торжествующе улыбается. Бэнкс вновь перехватывает обе ленты, дёргает их на себя, Натаниэль тоже подаётся вперёд вслед за шёлковыми вещицами.
– Контроль в моих руках, – выдаёт Бэнкс.
Почти уверенно. Почти правдиво. Контроля в его руках давно нет, поскольку он его потерял, зато есть иллюзия, эти самые ленты, что он старательно натягивает, заводя руку за голову, заставляя Натаниэля практически лечь сверху, прикоснувшись кожа к коже.
– Думаешь?
Кроули не смеётся, но его голос звучит немного торжествующе, словно он знает больше самого Сеймура. Понимает, что эти ленты – не более чем иллюзия для самого себя. Бэнкс ослабляет хватку, Натаниэль делает резкое движение, лента скользит по лицу, мимолётно, практически не цепляя. Подносит ладонь к лицу, облизывая пальцы по одному. Прихватывает зубами кружевной край, тянет вверх, освобождая ладонь от митенки. Вторую снимает, прихватив уже снизу, а не сверху. Ленты остаются на месте. По сути, они – единственное, что есть сейчас на Натаниэле, как подарок, только бантика не хватает, упаковка уже валяется на полу, а ленты ещё есть.
Их цвет красиво контрастирует с кожей и волосами, этого не отнять. Ладонь, а вместе с рукой и эти самые путы своеобразные скользят по коже, перемещаются на шею, пальцы зарываются в волосы, вновь прихватывая их, горячее дыхание касается губ. Кроули слегка дует на них, выглядит при этом предельно серьёзным. Проводит языком, облизывая, и прижимается ко рту, вторая ладонь его скользит по животу, слегка пробегаясь кончиками пальцев.
Он медленно опускается сверху, чуть слышно стонет, но не разрывает поцелуй, чтобы стон стал более звучным. Чувствует крепкую хватку на бедре, когда Бэнкс проводит ладонью по коже, не царапая, не оставляя красных полос, не садируя откровенно, лишь слегка надавливая. Натаниэль отстраняется медленно, словно нехотя, да и, в принципе, действительно нехотя.
Короткий вскрик разрывает тишину, и всё вновь стихает, когда Кроули оказывается на спине, прижатый сверху горячим телом. Он хрипло стонет, запрокидывая голову, вновь цепляясь пальцами за всё, что под руку попадётся. Чаще всего попадает простыня. Бэнкс вновь наклоняется, прикасаясь губами к его горлу, облизывает, целует, но не кусает.
– Уверен, – произносит едва различимо.
– В чём?
Натаниэль уже успевает позабыть о своих недавних рассуждениях, поскольку мыслей в голове у него вообще не осталось, только какие-то ничего не значащие обрывки, которые невозможно склеить воедино, создав единую картину. Сеймур тянется к его руке, перехватывает запястье, скрытое лентой, проводит языком по кромке, прижимается губами, облизывает ладонь, прихватывая пальцы губами. Движение его бёдер размеренное, но вместе с тем, не мучительное и медленное. Но и не рваные толчки. Кроули мог бы сказать, что это идеально, если бы у него сейчас получалось говорить, но он не открывает рта, думая только о том, что, скорее всего, ляпнет какую-то несвязную глупость.
– Что контроль в моих руках, – замечает Бэнкс, прижимаясь ко рту собеседника, не позволяя больше ни слова произнести.
Натаниэль осторожно кладёт ладонь Сеймуру на лопатку, чуть надавливая ногтями, лижет язык, проскользнувший ему в рот, позволят доминировать во всём, подчиняется без лишних разговоров, которые, в общем-то, действительно лишние...
– Могу поздравить тебя с очередным закрытием сессии? – интересуется Кроули, отдышавшись и соизволив посмотреть в сторону Бэнкса.
– Можешь, – усмехается тот.
– Поздравляю.
Натаниэль вновь улыбается, не так, как прежде, когда больше поддразнивал, нежели был серьёзным, и тянется за поцелуем, касается попутно кончиком пальца уголка рта Сеймура, чуть поглаживает и всё-таки целует.
Любому творческому человеку нужна муза. Это давно известный факт. Кроули гордо носит это звание уже несколько лет, иногда задаваясь вопросом, на что же именно он вдохновляет Бэнкса. И время от времени приходит к выводу, что его призвание – муза порока. Впрочем, почему бы и нет? Он вовсе не возражает.

Дата добавления: 2015-09-02