Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ОЖИДАНИЕ 3 страница

Читайте также:
  1. Contents 1 страница
  2. Contents 10 страница
  3. Contents 11 страница
  4. Contents 12 страница
  5. Contents 13 страница
  6. Contents 14 страница
  7. Contents 15 страница

—Панове, надо ясно сказать себе, что мы проиграли. — Соболь сделал глубокую затяжку и продолжал говорить так, словно бы наше фиаско не вызывало у него сомнений.

—Еще есть время, — пытаюсь прервать его.

—Меньше месяца... Это слишком короткий срок. Нет, старик, чего ради я буду с тобой спорить! Ты только выгляни из кухни: можно ли одолеть такой пик за четыре недели? Я решил возвращаться в Польшу не позже 25 мая. Тогда уже придет муссон, иты хоть стань на голову — ничего не
сделаешь. А ведь предстоит еще обратный путь, и он займет не меньше месяца. Мне необходимо вернуться на службу 22 июня, как раз в тот день, когда заканчивается наш отпуск. Я однажды уже принял решение, что не откажусь от нормальной жизни, а в ней помимо семьи главное — моя работа.

—Отпуск наш клуб наверняка продлит,— вставил Рогаль.

—Ты веришь в добрых духов? Если сам не позаботишься о себе, никто этого не сделает! Впрочем, у меня на работе такие отношения, что я больше уже не могу продлевать отпуск.

—Не волнуйся, Петр все устроит.

—Устроит?! Он уже устроил — с нашей экспедицией! Устроил — лучше не надо! Чего ради он связался с этим самолетом?! Теперь мы отсиживаемся здесь без снаряжения, мерзнем по ночам. Через два дня кончится барашек, есть будет нечего. И всем нам придется спуститься вниз.

—Соболь, отведешь душу на обратном пути в машине. Вот увидишь, в Кабуле мы отправимся есть настоящий шашлык.

Мы начали болтать о Дели, Лагоре, Кабуле, Тегеране и заметно повеселели. Меня радовало возвращение на маши­нах, хотя сейчас я с нетерпением ждал прибытия каравана и Весека. Мысль о том, что он скоро здесь появится, поддер­живала меня. Мы очень близко с ним сошлись, и оба хорошо знали, что в горах во многом недурно дополняем друг друга, а самое главное, в связке из нас получается выносливая двойка.

Юзек сидел грустный, не проявляя никакого энтузиазма по поводу увлекательных вещей, о которых мы говорили. Вероятно, наш разговор он считал свидетельством «разложе­ния».

Вальдек тоже весь съеживался, как только начинались рассказы о жарких странах.

—Вы должны думать только о вершине. Все свои мысли сосредоточивайте на одной цели! Ведь это единственный шанс в нашей жизни!

Напрасно я возражал, что одно не исключает другого. Он отводил меня в сторону и, возбужденный, растолковывал:

—Марек, даже если у тебя такая психическая структура, что подобные разговоры тебя не задевают, подумай о других. Здесь собачий холод, никаких успехов и тревога за судьбу каравана, а ты болтаешь о вкусной еде, о теплом душе, а когда жарко, вспоминаешь о кока-коле! Думаешь, это не разлагает людей? А теперь, когда прибудет караван, доста­вив самое необходимое, мы должны выжать из себя все возможное. Просто обязаны! Времени в обрез!

И так мы проболтали до обеда. Были и шутки, и веселые анекдоты, но за всем этим скрывалась тревожная неуверен­ность и напряженность.

Вечером я собрал свою одежду, развешенную на оттяжках палатки, и забрался внутрь. Холодно, сыро. Юзек зажег свечу, и мы оба, не раздеваясь, нырнули в спальные мешки.

— Ты можешь положить их так, чтобы они не разби­лись? — Юзек протянул мне свои очки.

Без очков его лицо, озаренное огоньком свечи, казалось таким детским, беззащитным, что я ощутил к нему прилив симпатии.

—Юзек, пойдем утром вниз, о'кей? — прошептал я.

—Хорошо, может, они уже на подходе. — Он, как и я, думал о караване. Я уже засыпал, когда после длительной паузы он тихо спросил:

—А сколько человек должно возвращаться на машинах? Места хватит?

Я усмехнулся и погрузился в сон.

 

24 апреля

Утро приветствовало нас хорошей погодой. Но высоко в небе еще до завтрака появились тучи: неужели это предве­стник перемен? Мы слонялись по лагерю, высматривая внизу темные точки — караван. Но вокруг — ни души.

Так как заняться больше было нечем, мы о Юзеком все-таки решили спуститься вниз. Вдруг да встретим их? Мы отправились в путь после одиннадцати. Уже на подходе к японскому лагерю мы услышали голоса. Еще минута — и за огромным валуном мы увидели сидящих на камнях Весека и Мацека Пентковского. Они поглядели на нас, не выразив удивления, словно это в порядке вещей. А ведь мы целый месяц не виделись!

Я бросился к ним, чтобы расцеловать. Я был взволнован и чрезвычайно рад встрече.


НЕУДАЧИ

 

24 апреля

После полудня на базе стало крайне тесно. Снизу, из долины, пришли все наши и большая часть каравана. Мы обнимались с коллегами самым сердеч­ным образом, но на продолжительные разговоры времени не оставалось, была уйма работы. Все выглядели загорелы­ми, радостными. Для них переход до базового лагеря тоже оказался нелегким; большое физическое напряжение усугублялось беспокойством о нас и о том, не явятся ли они слишком поздно, чтобы наше предприятие в горах еще могло иметь успех. Ведь начинать вос­хождение в конце апреля — это в исто­рии гималайских экспедиций (без преуве­личения) исключительный случай.

По отрывистым предварительным реп­ликам я понял только, что прибывших удивляет наш выбор дороги на плато — прямо через ледник. Особенно изумлял­ся Войтек Бранский, который был в великолепной физической форме. Он никак не хотел поверить, что мы избра­ли этот путь сознательно, а не потому, что у нас не было необходимых карт.

Близились сумерки, а лагерь, словно рынок, все не мог угомониться. Группы носильщиков, сидя на камнях, ожидали расчета, оживленно переговариваясь на своем гортанном языке. Среди носиль­щиков сновали веселые, сопливые ребя­тишки, которые сопровождали своих от­цов, а подчас и сами несли небольшой багаж. Они подходили к нам и без тени смущения жестами просили конфет.

Женщины стояли рядом с виду молча­ливые или занятые своими делами. Можно было заметить, однако, с каким вниманием они приглядываются к нам, европейцам, критически оценивая наш наряд и поведение. Сбоку деликатно пристроился. Шимек Вдовяк, экспромтом фотографируя их. Несколько носильщи­ков рылись среди камней ниже кухни, и надо признать, им повезло: они обнаружили немного конфет, суповые концентраты и аптечки с набором лекарств, оставшиеся после японцев. И все это там, где мы ходили десятки раз на дню!

Барабаны — круглые контейнеры-коробки для переноски грузов — сосредоточили в двух пунктах. Желтые, с продо­вольствием, укладывали возле самого высокого холма на территории лагеря, множество красных, со снаряжением, окружало кухню и осыпь под нею.

На леднике виднелись непрерывно передвигавшиеся точ­ки. Караван, разбившись на группки, продолжал подтягивать­ся.

— Еще несколько десятков человек прибудут завтра. — Весек стоял рядом со мной, поглядывая на подходивших.

Носильщики выглядели страшно усталыми. Тридцать, а подчас и больше килограммов на человека — это для них колоссальное напряжение. Впрочем, не все походили на профессионалов-носильщиков. Помимо женщин была боль­шая группа мужчин, настолько изможденных и бледных, что я действительно ощутил неловкость при виде того, как они валятся с ног под тяжестью нашего багажа.

На барабанах возле кухни сидели Петр, Вальдек, Войтек и сардар Дорджи. Петр и Войтек с головой ушли в свитки бумаги, на которых без особой старательности зарегистриро­ваны были номера транспортируемых грузов и соответству­ющие им имена носильщиков. Возле них стояли занятые делом наики и хозяин яков. Наики выполняли роль европей­ских десятников. Каждый из них посредничал при найме носильщиков, отвечал за определенную группу и доверенные ей грузы. А так как в Гхунзе найти необходимое число носильщиков не удалось, наняли десятка полтора яков, каждый из которых нес на спине два-три контейнера. Яки, могучие черные чудовища, уже спустились вниз, подгоня­емые загонщиками. Их хозяин и наики ждали, когда получат плату для себя и для других носильщиков. Но предстояло еще сверить номер, полученный носильщиком в Тапледжунге, с номером доставленного им груза, сделав отметку в списке. И эта операция затягивалась.

В огромной груде беспорядочно сваленной поклажи нелег­ко было обнаружить требуемый номер. Этим занимались наши шерпы. Рядом с ними Соболь с другим списком в руке, разыскивал контейнеры со снаряжением, которое потребует­ся для завтрашнего похода. Ведавший оснащением экспеди­ции, он отвечал за экипировку уходившей группы. Правда, каждый из нас уже отыскал свой «личный» барабан с вещами, закрепленными за нами в Тапледжунге, но недоста­вало еще веревок, кошек, ледорубов и вешек.

Из кухни доносился веселый голос Збышека Сташишина, который на ломаном английском языке пытался вдохновить нашего кока на более активные действия. Теперь у нас уже был настоящий повар — Анг Тсеринг. Этот бывший лама с плутоватыми глазками делал вид, будто не понимает дава­емых ему указаний.

Ang, what do you make? (Анг, что ты наделал?) Тебе было сказано: фасоль подогреть отдельно, а ты валишь ее в кастрюлю с мясом! — гремел Сташишин.

—Петр, ему следует уплатить! — наслаивался на эту тира­ду настойчивый голос Вальдека. Один из наиков жаждал получить деньги за носильщика, который не явился за платой в Гхунзе во время стоянки нашего маленького каравана. У наика имелся даже металлический жетон с номером багажа, который доставил носильщик.

Все мы встретились за обедом, который запоздал. Шел уже седьмой час вечера, когда зычный голос Збышека Сташишина призвал нас к импровизированному столу Петр и Войтек спешно подбивали свои расчеты. Завтра им опять предстоит принимать караван.

Базовый лагерь постепенно пустел. Большинство носиль­щиков спустились вниз, десятка полтора из них вместе с наиками устраивались на ночлег в двух «рондо», отведенных для шерпов. Шел мелкий мокрый снег, но в кухне весело гудел огонь, было тепло и уютно. Мы с трудом разместились под кухонным кровом. Теперь стало видно, как нас много. Кроме группы разведки, как мы называли себя, сидели наш руководитель Петр, секретарь и главный дипломат экспеди­ции Войтек, врач Анджей Петрашек, Шимек — кинематографист, двое Збышеков — Сташишин, или Большой, и Рубинек (Рубиновский), а также Мацек Пентковский и Весек, самые молодые (не считая меня) участники экспеди­ции. Был и Анджей Струмилло, художник, который неожидан­но для нас добрался до базового лагеря. Зная о его намерении вернуться домой в середине мая, мы полагали, что он распрощается с караваном еще в Тапледжунге. Каково же было наше удивление, когда он, в отличной форме, одним из первых появился в лагере!

—Пан Марек, я всего лишь на денек-два, и так домой опаздываю, но, надеюсь, за это мне не оторвут голову, — пояснил он во время первого же нашего разговора.

Итак, тесно прижавшись друг к другу на каменной скамье, задыхаясь от едкого дыма, мы ели поздний обед, а Вальдек кратко излагал коллегам итоги наших достижений и усилий.

—Мы поставили палатку в лагере номер один, но до­рога через ледопад для транспортировки грузов еще не готова. Атмосферные условия непрерывно меняются, снегу все прибывает, конфигурация трещин на леднике выше сераков также меняется. Завтра вместе с Юзеком и Мареком мы продолжим маркировку.

Петр слушал без особого интереса. Он был молчалив, непроницаем, и у меня сложилось впечатление, что он не совсем хорошо ориентируется в создавшейся обстановке. Петр не вдавался также в оценку наших возможностей. Вместо него внезапно выступил Войтек.

—Вальдек, чего ради продолжать форсировать ледопад, когда югославы выходили на плато боковой мореной, и, как ты можешь узнать из их отчета, никаких трудностей или опасностей на их пути не было?

—С отчетом югославов я знаком, — коротко отрезал Валь­дек. — Но на морене можно попасть под камнепад. Завтра отправишься выше, сам убедишься. Мы были на волосок от несчастья, камни едва не задели носильщиков из нашего каравана, а днем позже — Джепу.

—Да, да, я слышал об этом. Но оба случая произошли ниже базового лагеря, а выше вы ведь не пытались проло­жить дорогу по морене.

Он был уже неплохо информирован!

—Послушай, старик, — слегка заикнулся Вальдек, как с ним случалось обычно в минуты волнения, — мы просидели здесь, в лагере, больше недели и наблюдали за мореной выше. Там тоже валятся камни.

Войтек больше не настаивал, но по его мине я видел, что эти доводы его не убедили. Мы молчали. Нельзя отказать ему в известной правоте: выше на морене мы не были. Молчание нарушил Петр:

—Панове, я купил яка, который погиб при восхождении. Это обошлось недорого, а мы будем обеспечены мясом на много дней...

— А кроме того, шкура, — добавил он через минуту.— Если удастся довезти ее до Польши, она станет любопытным экспонатом нашего клуба...

Обед, он же ужин, подходил к концу. Первым вышел Вальдек, потом новоприбывшие, чтобы позаботиться о ноч­леге. Остались только мы с Весеком. В кухню нерешительно заглянули шерпы. Анг Тсеринг накладывал им огромные порции.

Весек жаждал услышать мое собственное мнение по поводу избранного нами маршрута. Я объяснил ему, что мы без возражений приняли намеченную Вальдеком трассу, так как сверху действительно сыпались камни (это слышно было каждое утро), дорога же через ледник представлялась относительно безопасной и легкой. Путь этот, возможно, был избран неверно, и жаль, что мы не попытались пройти через морену. Но теперь, когда разбита палатка лагеря I и снаряжение находится на середине ледопада, следует про­должить попытки пройти избранным маршрутом. Если прой­дем, окажемся в явном выигрыше: это кратчайший путь на нижнюю террасу, или, как ныне предпочитают ее называть, плато, Кангбахена.

Мы направились в палатку. Лагерь уже покрылся белым снежным саваном. Вероятно, завтра мы вновь будем увязать, проваливаться в трещины. Возле своего контейнера суетился Вальдек.

—Завтра подъем в шесть утра, — шепотом бросил он. В его приглушенном голосе я уловил грусть, а может, беспокой­ство.

—О'кей, Вальдек, — приветливо ответил я. Он, вероятно, чувствовал себя сейчас одиноким, заново размышляя над своим выбором или (кто знает?) просчетом.

Весек рассказывал о своем путешествии с караваном:

«Вначале все складывалось наилучшим образом. На аэро­дроме в Биратнагаре мы чувствовали себя как у Христа за пазухой. Сразу после вашего ухода нам пришлось рассорти­ровывать и расставлять барабаны, зато потом наступило томительное ожидание.

Самолет по договоренности прилетел 2 апреля, и наше настроение сразу улучшилось. Мы бегали радостные, рас­средоточивая груз на отдельные партии, по пятьсот килог­раммов в каждой. В том возбужденном состоянии, в каком мы находились, никому и в голову не пришло, что первый рейс может оказаться и последним.

Я яростно торговался с Соболем, чего дать больше: снаряжения или продуктов. В конце концов мы решили, что первым рейсом отправим 250 килограммов еды и столько же снаряжения.

Мы моментально загрузили «Пилатус», впихнули в машину Соболя, и через минуту самолет скрылся из виду. Мы были все время в курсе дела, так как Войтек поддерживал связь с пилотом с вышки управления полетами. «Пилатус» прибыл через неполных два часа, и все повторилось: двенадцать контейнеров, потом пассажир, на этот раз Дорджи, наконец, взлет. Через полчаса Войтек сообщил удручающую весть. «Пилатус», не сумев приземлиться, возвращается. Аэродром в Тапледжунге расположен примерно на высоте двух тысяч метров — это всего-навсего пятачок на месте недавно сре­занной верхушки холма. В этот день его закрыла густая облачность.

Вторично «Пилатус» прилетел 4 апреля. Но уже с рассве­та мы догадывались, что нечего рассчитывать на успех. Даже предгорья Гималаев утопали в тумане. Так оно и случилось: через четверть часа летчик вынужден был вернуться.

Я думал, что тут и конец всему. Уже 4 апреля, а мы с этой грудой вещей все еще околачиваемся в пяти километрах от индийской границы, в то время как другие экспедиции давно в горах. Эх, да что там говорить: у всех было похоронное настроение!

Однако мы быстро оправились. Войтек полетел в Катман­ду, чтобы получить обратно деньги за несостоявшиеся рейсы, а офицер связи попытался на завтрашний день нанять машину в Дхаранбазар. Мы также отправили телег­раммы вам в Тапледжунг и шерпам в Дханкуту, чтобы те сосредоточивали носильщиков в Дхаране.

Мы перестали думать о перспективах на будущее и взялись за дело. Утром доставили барабаны в Дхаранбазар, разбив там на скорую руку лагерь. К вечеру 6 апреля группками стали подтягиваться первые носильщики. Утром 7 апреля, в воскресенье, они были почти в полном составе, и около полудня мы наконец могли двинуться в путь.

Так завершился самый трудный период для нашей остав­шейся в Дхаранбазаре группы.

Наступила волшебная перемена: после удручающе одно­образных, испепеленных солнцем равнин Индии и заболочен­ных, перенаселенных пограничных районов мы вступили в настоящие леса. Исчезли орды бедняков, вся эта бездна человеческой нищеты...

Вскоре караван стал функционировать как хорошо смазан­ный механизм, свободно, без встрясок и задержек, но, на наш взгляд, несколько медленно. Мы неоднократно говорили с сардаром и наиками, но ни просьбы, ни угрозы не помогали. Пришлось примириться с этим, как позже выясни­лось, семейным кланом.

Наконец 13 апреля я увидел Гималаи. Мы шли по длинному горному хребту, покрытому густой растительно­стью, и вдруг в какой-то момент перед нами открылся вид на север. Я знал, что мне предстояло увидеть, и все-таки у меня перехватило горло, когда я глядел на выступавшую из утренней дымки стену Гималаев — сияющий белый призрак над морем зелени.

Не знаю, как сложится дальше судьба экспедиции, но даже успех не затмит моего тогдашнего волнения...

В Добане к нам присоединились Шаман, Большой и Доктор. От них мы наконец узнали о планах Вальдека и вашей группы. Впрочем, Анджей передал мне твою открыт­ку.

Я понял, какую злую шутку сыграл с вами случай. И ваше настроение, когда, промерзшие, голодные, вы обнаружили в Тапледжунге Соболя с барабанами, в которых вместо консер­вов и спальных мешков оказалась парусиновая обувь. Знаешь, мне теперь кажется, что в суматохе после прибытия самолета мы просто перепутали грузы. В Гхунзе мы были 20-го и, увы, на день задержались. Большинство носильщиков, нанятых в Дханкуте и Хиле, возвращались домой, пришлось подряжать новых.

Впрочем, не все были недовольны. День 21 апреля — очередной ламаистский праздник. Кульминация этого торже­ства — шествие жителей вокруг деревни со священными книгами на голове и питье местного пива, чанга, — была для наших фотографов целым событием.

По выходе из Гхунзы, у подножия морены ледника Жанну, на биваке, мы встретили Вальдека и Анджея Гардаса, вышедших нам навстречу.

Два дня спустя мы оказались все вместе».

25 апреля

Вышли мы довольно поздно, но и слишком рано для того, чтобы продолжить с кем-нибудь вчерашний спор о выборе дороги. С первых же минут стало немилосердно жечь солнце. Мы передвигались медленно, словно бы за время отдыха потеряли форму. Вальдек поставил перед нами цель: на этот раз полностью закончить разметку дороги через верхнюю часть ледника. Поэтому, миновав осыпи на ледниковой поверхности, мы сразу же начали трудоемкое и тяжелое зондирование снега. В качестве зондов вполне годились пластмассовые вешки, которых у нас теперь оказалось достаточно. Вязкий и мокрый снег на обледенелых буграх еще не представлял трудности, но во впадинах начиналась тяжкая работа. Справа и слева за нами оставались широкие желтоватые трещины. Проложить среди них надежную, без­опасную дорогу — сложная задача. Образовав одну связку с Вальдеком и Юзеком, мы шли цепью, но так, чтобы один из нас был несколько впереди.

— Справа — по пояс, слева, кажется, трещина, посреди­не — только по бедра, — бросали мы друг другу. Каждый зондировал избранное направление, а потом шли там, где путь представлялся менее опасным. Размеченная нами доро­га тянулась зигзагами к котловине, по которой мы всходили на ледопад.

База лежала перед нами как на ладони. Там все было в движении: люди — темные точечки — передвигались по окре­стным склонам, ставились новые палатки. Ох, не завидовал я их работе!

Соболю с Мацеком предстояло сосредоточить все горное снаряжение, одежду и распределить их среди участников экспедиции. Они должны были также провести отбор так называемого общего инвентаря — штурмовых палаток, кошек, ледорубов, веревок — и сложить его в палатке-складе. Весе-ку, который с нынешнего дня становился ответственным за снабжение, предстояло вместе с Большим и Рогалем установить большую палатку-ангар, предназначавшуюся для хране­ния продуктов, и заняться их отбором.

Войтек и Петр продолжали принимать и рассчитывать носильщиков, а также занимались некоторыми делами чисто формального порядка. Например, известно было, что расхо­ды на караван превзошли наши ожидания. И Петр намере­вался воспользоваться отъездом Анджея Струмилло в Поль­шу, чтобы с его помощью привести в движение деньги, хранящиеся в «Рэстра Бэнк» в Биратнагаре. Кроме того, он заготавливал «дипломатические» письма руководству клуба с просьбой раздобыть дополнительную валюту. Стало ясно: без этого нам просто не добраться до Польши.

Но честно говоря, финансовые проблемы нас занимали мало. Апрель подходил к концу, а мы после десятидневного пребывания в горах по-прежнему не в состоянии пройти ледопад и выбраться на плато.

А сейчас, взмокшие от страшной жары, мы размеренно передвигались по губчатой, пропитанной влагой белизне, следуя к котловине. Мы оставляли за собой вешки — разноцветные лоскутки на пластмассовых стержнях, укреп­ленных на ледяных буграх или в тех местах, где приходилось пересекать трещины. Мы оказались далеко вправо, возле заслоняющего небо откоса Белой Волны, когда Вальдек обнаружил следы японского лагеря. Во впадине, на посерев­шем от пыли снегу, валялись остатки продуктов, бутановые баллоны, горелки и пять пар карплей — овальных решеток, прикрепляемых к подошве и облегчающих передвижение по снегу (их именуют также снежными ракетами). Они наверня­ка могли пригодиться, особенно при снегопадах: своих у нас не было.

Это, пожалуй, главная удача сегодняшней вылазки. Хотя мы работали в поте лица, нам удалось маркировать путь только в верхнем участке ледника. До ледопада мы даже не дошли.

В шесть часов в скверном настроении мы возвратились в лагерь. Надрывались целый день, а похвалиться нечем. Снова кто-нибудь с виду беззлобно спросит: и чего ради вы все лезете через ледопад? Но в лагере было тихо, наши коллеги, намучившиеся за день, еще не привыкшие к подобной высоте, улеглись в палатках. Петр забился в заново поставленную «Балтику», возле которой сушилась на камнях шкура яка.

На кухне нас поджидал Рогаль.

— Марек, желаю тебе всяческих успехов в день твоих именин,— с порога приветствовал он меня. Для меня это явилось полной неожиданностью, я и сам забыл, что сегодня мои именины, но молниеносно сориентировался: именины ведь у нас общие.

—И тебе, Марек, мои самые лучшие пожелания в день твоих именин и... твоего рождения.

Его удивление было не меньшим. Рогаль никак не предпо­лагал, что я тоже помню о дне его рождения.

Мы обедали молча, когда в кухню вошел Мацек. Хотя он и храбрился, было заметно, что самочувствие у него неважное. Это действие высоты, которое особенно ощущают в лагере те, кто еще не поднимался так высоко.

—Хорошо, что носильщики наконец ушли. — Он недоволь­но махнул рукой. — Завтра недурно было бы двинуть по­выше в горы, трудно усидеть среди этих отвратительных камней!

—Рванул бы куда-нибудь? — пошутил я.

—Охотно, да куда тут порванешь?! Лед да снег вокруг, с морен камни валятся, а этот Кангбахен — чертов нахал, — пренебрежительно бросил он.

—Этот нахал еще даст ему пинка, — спокойно произнес Вальдек, когда Мацек удалился. Развязность и пренебрежи­тельный тон, с каким он говорил о горах, словно они не представляли для него никаких трудностей, будили в нас чувство протеста. В его высказываниях слишком часто
проскальзывало презрение к «старикам», по его мнению слишком осторожным, мелочно-предусмотрительным, лишен­ным воображения.

Не прошло и четверти часа, как с очередным визитом явился Рубикек. И он не находил себе места.

—Привет, ребята. Как дела? — весело приветствовал он нас. Потом спросил, точно так же как Войтек:

—Почему не пошли мореной?

Мы понимающе переглянулись. Приходится это растолко­вывать каждому. Вальдек спокойно объяснил, но Рубинек не казался убежденным.

После общего ужина мы рано укрылись в палатке. Медлен­но подступавшая усталость сморила нас окончательно. Завт­ра мы никуда не идем, однако нам предстоит снова заняться укладкой снаряжения и продуктов, горы которых, прикры­тые брезентом, возвышались на территории базового лагеря.

Мы лежали в спальных мешках. Вальдек что-то скрупулез­но подсчитывал при свете налобного фонаря, когда стали вспыхивать зарницы и начало погромыхивать. Явно надвига­лась буря.

Палатки залило белым, холодным светом, громовые раска­ты грохотали прямо над нами. Сквозь палаточное оконце видно было, как покрытые снегом склоны долины озаряются резкими вспышками молний. Темные контуры гор, омытые огнем, казались еще могущественнее и грознее, а потом растворялись во тьме. Далеко на горизонте через каждые десять — пятнадцать секунд светлело как днем. Мы лежали молча, а рядом с нами прокатывались целые каскады низких, мрачных звуков. Потом все начало затихать, а когда гроза отдалилась, мы постепенно уловили усиливающийся шелест падающего снега.

26 апреля

Утром, когда я проснулся, Юзек и Весек спали как убитые, но Вальдека в палатке уже не было. Из соседней «турни» доносилось певучее бормотание молящегося Джепы. Лагерь был окутан легкой, освежающей утренней дымкой, палатки покрывала белая корка льда. Пожалуй, вчера шел дождь? На стенке крохотной палатки, где обитал Анджей Струмилло, кто-то успел крупно выцарапать на ледяной глазури: «Струмилло». Пан Анджей в своей тирольской шапочке шнуровал ботинки.

—Пан Марек, уходим, — весело сообщил мне он.

—Вы сегодня спускаетесь в Гхунзу?

—Нет, отправляемся вверх.

Сегодня впервые из базового лагеря уходили в поход новички: Анджей Петрашек, Мацей Пентковский, Анджей Струмилло, а с ними скорее всего Вальдек.

—Мокрые вещи лучше всего сушить на себе! — пояснил мне Вальдек, когда я выразил удивление, что он отправляет­ся в путь, не успев обсохнуть после вчерашнего.

Часом позже с двумя длинными еловыми мачтами отправи­лись Вангчу и Джепа. Следовательно, мы все-таки будем наводить мосты!

Весь день мы провели в лагере. Соболь сортировал снаряжение, мы укладывали продукты в палатке-складе. Поставленные горизонтально бочки мы заполняли продукта­ми, и к тому же в большом количестве. Их было столько, что я не представлял себе, когда мы успеем с ними покончить. Но зрелище это ласкало взгляд, оно наполняло меня, хотя я вовсе не обжора, блаженным чувством безопасности: с барашком и яком покончено, покончено с желудочными заболеваниями!

Рубинек суетился около кухни. Он поставил себе целью сделать приличную топку с трубой, так, чтобы сидевшие на кухне не задыхались от дыма.

После обеда всех охватила лихорадка писания писем. Завтра утром Струмилло спускается в Гхунзу: он возвраща­ется на родину. У нас редкая возможность послать с ним весточку домой.

Парни вернулись вечером. Запорошенные снегом, они отогревались чаем. Вальдек был лаконичен, но чувствова­лось, что дела у них пошли не лучше, чем вчера. Только когда мы сидели в палатке, он коротко рассказал нам о минувшем дне.

—Скверно! Глубокий снег, множество трещин, но даже там, где их нет, шерпы с багажом увязнут в снегу. Завтра необходимо перекопать самые тяжелые участки, а выше вырубить надежные ступени на обрывистых снежных склонах и на обледенелых мерах.

—Как?! Большие снежные пространства, а ты спокойно говоришь — перекопать!

—Ничего не поделаешь, — повторил он. — Возьмите сапер­ные лопатки. Где копать, об этом мне вам говорить не нужно. Сами увидите, где нам пришлось повозиться.

27 апреля

Из базового лагеря мы вышли втроем: Юзек, Весек и я.

Распрощавшись с Анджеем Струмилло, двинулись через ледник. Свежий снег на камнях сверкал на солнце. Было безоблачно. На небе постепенно истаивал светлый рожок месяца. От ледника еще тянуло холодом. Мы бодро, без задержек продвигались к снежным ловушкам, в которых вчера увязла группа Вальдека. Перед нами белела устраша­юще могучая стена Кангбахена. Царила тишина, нарушаемая только скрипом ботинок и хрустом лопающихся под ногами скользких ледяных пластинок в крохотных лужицах. Мы постепенно согревались и от быстрого марша, и от солнца, которое повисло над долиной. На душе было легко и радостно. Но время шло, и постепенно становилось нестерпи­мо жарко.

Перед нами желтела широкая впадина, засыпанная гряз­ным снегом. Рядом лежали принесенные шерпами шесты с привязанной к ним веревкой. Несколько выше, уже в кулуаре, сильно разрыхленный снег — глубокие следы справа и слева. Еще выше — опять вырыты в снегу ямы, словно из них пытались выкарабкаться. Мы взялись за саперные лопатки. Все это выглядело смешным: огромная белая гора, необъятные массы снега — и мы, крохотные муравьи с сапер­ными лопатками. Чего мы хотели добиться?

Через два часа мы мало-мальски расчистили самый тяже­лый стометровый участок кулуара. Нет, при таких темпах нам никогда не одолеть вершину! Выше нам предстояло пробивать дорогу в глубоком снегу и подправлять ступени на покрытых льдом местах. В ход пошли ледорубы.


Дата добавления: 2015-08-21; просмотров: 62 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: У ПОДНОЖИЯ ГОР | ОЖИДАНИЕ 1 страница | ОЖИДАНИЕ 5 страница | ОЖИДАНИЕ 6 страница | ОЖИДАНИЕ 7 страница | НАДЕЖДЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ 1 страница | НАДЕЖДЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ 2 страница | НАДЕЖДЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ 3 страница | НАДЕЖДЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ 4 страница | НАДЕЖДЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ 5 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ОЖИДАНИЕ 2 страница| ОЖИДАНИЕ 4 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.03 сек.)